Знаменитый монолог Гамлета из одноименной трагедии Уильяма (Вильяма) Шекспира (1564-1616) на английском языке и в пяти переводах на русский язык. Полностью «Гамлет» переведен на русский язык более двадцати раз, в том числе несколько раз прозой в стремлении к максимальной точности. Однако нельзя быть точным вне поэзии. Лучше всего, если поэт и филолог сойдутся в одном лице. На рубеже нашего века появилось трехтомное издание трагедии — с текстом оригинала, комментарием, многочисленными материалами. Это был первый русский перевод, выполненный известным поэтом, великим князем Константином Романовым, подписывавшимся инициалами К.Р.Спустя тридцать лет, почти одновременно, А. Радлова, Б. Пастернак и М. Лозинский делают три новые попытки соединить точность перевода с современной поэзией. Современностью интонации и лексики более всего поразил тогда перевод Анны Радловой; однажды изданный, он более не публиковался. Шекспир У. «Гамлет» в русских переводах XIX – XX вв. М.: «Интербук», 1994 To be, or not to be, that is the question:Whether ’tis nobler in the mind to sufferThe slings and arrows of outrageous fortune,Or to take arms against a sea of troublesAnd by opposing end them. To die—to sleep,No more; and by a sleep to say we endThe heart-ache and the thousand natural shocksThat flesh is heir to: ’tis a consummationDevoutly to be wish’d. To die, to sleep;To sleep, perchance to dream—ay, there’s the rub:For in that sleep of death what dreams may come,When we have shuffled off this mortal coil,Must give us pause—there’s the respectThat makes calamity of so long life.For who would bear the whips and scorns of time,Th’oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,The pangs of dispriz’d love, the law’s delay,The insolence of office, and the spurnsThat patient merit of th’unworthy takes,When he himself might his quietus makeWith a bare bodkin? Who would fardels bear,To grunt and sweat under a weary life,But that the dread of something after death,The undiscovere’d country, from whose bournNo traveller returns, puzzles the will,And makes us rather bear those ills we haveThan fly to others that we know not of?Thus conscience does make cowards of us all,And thus the native hue of resolutionIs sicklied o’er with the pale cast of thought,And enterprises of great pitch and momentWith this regard their currents turn awryAnd lose the name of action.-Soft you now!The fair Ophelia! Nymph, in thy orisonsBe all my sins remember’d. William Shakespeare (1564-1616)from Hamlet, spoken by Hamlet Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно льСмиряться под ударами судьбы,Иль надо оказать сопротивленьеИ в смертной схватке с целым морем бедПокончить с ними? Умереть. Забыться.И знать, что этим обрываешь цепьСердечных мук и тысячи лишений,Присущих телу. Это ли не цельЖеланная? Скончаться. Сном забыться.Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.Какие сны в том смертном сне приснятся,Когда покров земного чувства снят?Вот в чем разгадка. Вот что удлиняетНесчастьям нашим жизнь на столько лет.А то кто снес бы униженья века,Неправду угнетателей, вельможЗаносчивость, отринутое чувство,Нескорый суд и более всегоНасмешки недостойных над достойным,Когда так просто сводит все концыУдар кинжала! Кто бы согласился,Кряхтя, под ношей жизненной плестись,Когда бы неизвестность после смерти,Боязнь страны, откуда ни одинНе возвращался, не склоняла волиМириться лучше со знакомым злом,Чем бегством к незнакомому стремиться!Так всех нас в трусов превращает мысль,И вянет, как цветок, решимость нашаВ бесплодье умственного тупика,Так погибают замыслы с размахом,В начале обещавшие успех,От долгих отлагательств. Но довольно!Офелия! О радость! ПомяниМои грехи в своих молитвах, нимфа. Уильям ШекспирПеревод Бориса Пастернака Быть или не быть, — таков вопрос;Что благородней духом — покорятьсяПращам и стрелам яростной судьбыИль, ополчась на море смут, сразить ихПротивоборством? Умереть, уснуть, —И только; и сказать, что сном кончаешьТоску и тысячу природных мук,Наследье плоти, — как такой развязкиНе жаждать? Умереть, уснуть. — Уснуть!И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;Какие сны приснятся в смертном сне,Когда мы сбросим этот бренный шум,Вот что сбивает нас; вот где причинаТого, что бедствия так долговечны;Кто снес бы плети и глумленье века,Гнет сильного, насмешку гордеца,Боль презренной любви, судей неправду,Заносчивость властей и оскорбленья,Чинимые безропотной заслуге,Когда б он сам мог дать себе расчетПростым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,Когда бы страх чего-то после смерти, —Безвестный край, откуда нет возвратаЗемным скитальцам, — волю не смущал,Внушая нам терпеть невзгоды нашиИ не спешить к другим, от нас сокрытым?Так трусами нас делает раздумье,И так решимости природный цветХиреет под налетом мысли бледным,И начинанья, взнесшиеся мощно,Сворачивая в сторону свой ход,Теряют имя действия. Но тише!Офелия? — В твоих молитвах, нимфа,Да вспомнятся мои грехи. Уильям ШекспирПеревод Михаила Лозинского Быть иль не быть — вот в этомВопрос; что лучше для души — терпетьПращи и стрелы яростного рокаИли, на море бедствий ополчившисьПокончить с ними? Умереть: уснутьНе более, и если сон кончаетТоску души и тысячу тревог,Нам свойственных, — такого завершеньяНельзя не жаждать. Умереть, уснуть;Уснуть: быть может, сны увидеть; да,Вот где затор, какие сновиденьяНас посетят, когда освободимсяОт шелухи сует? Вот остановка.Вот почему напасти так живучи;Ведь кто бы снес бичи и глум времен,Презренье гордых, притесненье сильных,Любви напрасной боль, закона леность,И спесь властителей, и все, что терпитДостойный человек от недостойных,Когда б он мог кинжалом тонким самПокой добыть? Кто б стал под грузом жизниКряхтеть, потеть, — но страх, внушенный чем-тоЗа смертью — неоткрытою страной,Из чьих пределов путник ни одинНе возвращался, — он смущает волюИ заставляет нас земные мукиПредпочитать другим, безвестным. ТакВсех трусами нас делает сознанье,На яркий цвет решимости природнойЛожится бледность немощная мысли,И важные, глубокие затеиМеняют направленье и теряютНазванье действий. Но теперь — молчанье…Офелия…В твоих молитвах, нимфа,Ты помяни мои грехи. Уильям ШекспирПеревод Владимира Набокова Быть иль не быть? — вот в чем вопрос!Что благородней для души — терпетьСудьбы-обидчицы удары, стрелыИль, против моря бед вооружась,Покончить с ними? Умереть, уснуть,И все… И говорить, что сном покончилС сердечной болью, с тысячью страданий,Наследьем тела. Ведь конца такогоКак не желать нам? Умереть, уснуть,Уснуть… И, может быть, увидеть сны…Ах, в этом-то и дело все. КакиеПрисниться сны нам могут в смертном сне,Когда мы сбросим этот шум земной?Вот здесь подумать надо… ОттогоУ наших горестей так жизнь длинна.Кто снес бы времени удары, глум?И гнет господ? Насмешки наглецов?Страдания отвергнутой любви?Медлительность судов? И спесь властей?Пинки, что терпеливый и достойныйОт недостойных получает, — еслиПокоя мог бы он достичь ножомПростым? Кто стал бы этот груз тащить,Потея и ворча под тяжкой жизнью?Нет, ужас перед чем-то после смерти,Та неоткрытая страна, откудаК нам путешественник не возвращался,Сбивает нашу волю, заставляетЗнакомые нам горести сноситьИ не бежать от них к тем, что не знаем.Так в трусов нас сознанье превращает,И так природный цвет решенья меркнет,Чуть ляжет на него тень бледной мысли,И так дела высокой, смелой силы,Остановившись на пути, теряютНазванье «действия». Но тише! ЗдесьПрекрасная Офелия. Входит Офелия. ПомяниМои грехи в своих молитвах, нимфа! Уильям ШекспирПеревод Анны Радловой Быть иль не быть — вот в чем вопрос.Что благороднее: сносить ударыНеистовой судьбы — иль против моряНевзгод вооружиться, в бой вступитьИ все покончить разом… Умереть…Уснуть — не больше, — и сознать — что сномМы заглушим все эти муки сердца,Которые в наследье бедной плотиДостались: о, да это столь желанныйКонец… Да, умереть — уснуть… Уснуть.Жить в мире грез, быть может, вот преграда. —Какие грезы в этом мертвом снеПред духом бестелесным реять будут…Вот в чем препятствие — и вот причина,Что скорби долговечны на земле…А то кому снести бы поношенье,Насмешки ближних, дерзкие обидыТиранов, наглость пошлых гордецов,Мучения отвергнутой любви,Медлительность законов, своевольствоВластей… пинки, которые даютСтрадальцам заслуженным негодяи, —Когда бы можно было вековечныйПокой и мир найти — одним ударомПростого шила. Кто бы на землеНес этот жизни груз, изнемогаяПод тяжким гнетом, — если б страх невольныйЧего-то после смерти, та странаБезвестная, откуда никогдаНикто не возвращался, не смущалиРешенья нашего… О, мы скорееПеренесем все скорби тех мучений,Что возле нас, чем, бросив все, навстречуПойдем другим, неведомым бедам…И эта мысль нас в трусов обращает…Могучая решимость остываетПри размышленье, и деянья нашиСтановятся ничтожеством… Но тише, тише.Прелестная Офелия, о нимфа —В своих святых молитвах помяниМои грехи… Уильям ШекспирПеревод П.Гнедича Tania-Soleil Journal. Что благородней духом покоряться пращам и стрелам яростной судьбы
“To be, or not to be, that is the question...” by William Shakespeare
To be, or not to be…
Быть или не быть, вот в чем вопрос…
Быть или не быть, — таков вопрос…
Быть иль не быть — вот в этом вопрос
Быть иль не быть? — вот в чем вопрос!
Быть иль не быть — вот в чем вопрос…
Похожие публикации:
www.tania-soleil.com
Монолог «Быть или не быть?»
Трагедия Шекспира, и особенно образ Гамлета, всегда вызывали разноречивые отклики. Немецкий поэт В. Гёте объяснял трагедию героя непосильностью задач, которые он поставил перед собой и не смог их решить. Русский критик XIX века В. Белинский писал, что слабость воли — преодолеваемое состояние, а Гамлет — борец против нравов развратного и деспотичного королевского двора. И. Тургенев же свел содержание шекспировского образа к черствому эгоизму, равнодушию, презрению к толпе. А современные литературоведы считают, что Гамлета заботит судьба страны и шире — всего человечества, для которого добро и справедливость должны стать главными нравственными критериями.
Я согласен с теми, кто утверждает, что в образе Гамлета отразился конфликт между личностью и обществом, между добром и злом. Между последними двумя понятиями существует постоянное противоборство. Во все времена и в любом обществе человек вынужден был выбирать между добром и злом, выбирать собственный путь в жизни, искать ответы на вопросы: как жить? Во имя чего жить? Где тот путь, который позволяет уважать в себе человека? Что есть добро, а что — зло?
Поведение, поступки Гамлета, его размышления — поиск ответов на эти вопросы. Его раздумья о смысле жизни и сомнения в правильности выбранных действий отразились прежде всего в монологах, особенно в монологе третьего акта «Быть или не быть?» В ответе на этот вопрос проявилась сущность трагедии Гамлета — трагедии личности, которая пришла в этот мир слишком рано и увидела все его несовершенство. Это — трагедия ума. Ума, который решает для себя главную проблему: сражаться ли с морем зла или уйти от борьбы? Восстать «на море смут» и сразить их или покориться «пращам и стрелам яростной судьбы»? Гамлет должен выбрать одну из двух возможностей. И в этот момент герой, как и ранее, сомневается: стоит ли бороться за жизнь, которая «плодит одно лишь зло»? Или отказаться от борьбы?
Гамлет понимает, что судьба предназначила его для восстановления справедливости в Датском королевстве, но он долго не решается вступить в борьбу. Он понимает, что есть единственный способ победить зло — использовать то же зло. Но этот путь может исказить самую благородную цель. Он не хочет жить по принципу, который сейчас часто проповедуют мои современники, — «для достижения цели все средства хороши». Поэтому возникает мысль о третьем пути: «заснуть и умереть — и все...» Смерть — одно из возможных последствий внутренней борьбы. Она оборвет «цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу». И в этом случае смерть есть избавление от земных бед и несчастий, смерть подобна сну при полном отсутствии сознания. Но Гамлета беспокоит «неизвестность после смерти, боязнь страны, откуда ни один не возвращался». И поэтому, вероятно, он не может «дать себе расчет простым кинжалом», то есть покончить с собой. Гамлет осознает свое бессилие, но не может расстаться с жизнью, ибо на нем лежит задача отомстить за отца, восстановить правду, наказать зло.
Решение почти принято: «расчет кинжалом» он должен произвести, но не над собой. Однако такое решение требует от Гамлета действия. Но раздумье и сомнение парализуют его волю. Герой осознает, что избыток мысли ослабляет его способность к действию: «Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет! как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы... от долгих отлагательств». Гамлет долго размышляет, прежде чем начать действовать. Его одолевают сомнения, душевные противоречия, он чувствует большую ответственность за свои поступки. Гамлету трудно смириться с тем, что реальная жизнь оказалась намного сложнее его представлений о ней.
И все же Гамлет принимает решение идти до конца. Выбор сделан — «быть!» Быть борьбе со злом, с лицемерием, с обманом, с предательством. Гамлет погибает, но перед смертью думает о жизни, о будущем своего королевства.
Монолог «Быть или не быть?» приоткрывает нам душу героя, которому непомерно тяжело в мире лжи, зла, обмана, злодейства, но который, тем не менее, не утратил способности к действию. Поэтому этот монолог есть действительно высшая точка раздумий и сомнений Гамлета.
В жизни каждого человека бывают моменты, когда приходится принимать решение, делать выбор. И в этом случае важно понять собственную ответственность за ход событий, занять активную позицию и действовать. И при этом нужно помнить, что не «любые средства хороши», а значит, ты должен оставаться достойным человеком в самых трудных жизненных ситуациях. Именно так я понимаю смысл монолога Гамлета для современного человека.
www.allsoch.ru
Шекспир Уильям. Монолог "быть или не быть..." в русских переводах XIX-XX веков
To be, or not to be: that is the question:Whether 'tis nobler in the mind to sufferThe slings and arrows of outrageous fortune,Or to take arms against a sea of troubles,And by opposing end them? To die: to sleep;No more; and by a sleep to say we endThe heart-ache and the thousand natural shocksThat flesh is heir to, 'tis a consummationDevoutly to be wish'd. To die, to sleep;To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;For in that sleep of death what dreams may comeWhen we have shuffled off this mortal coil,Must give us pause: there's the respectThat makes calamity of so long life;For who would bear the whips and scorns of time,The oppressor's wrong, the proud man's contumely,The pangs of despised love, the law's delay,The insolence of office and the spurnsThat patient merit of the unworthy takes,When he himself might his quietus makeWith a bare bodkin? who would fardels bear,To grunt and sweat under a weary life,But that the dread of something after death,The undiscover'd country from whose bournNo traveller returns, puzzles the willAnd makes us rather bear those ills we haveThan fly to others that we know not of?Thus conscience does make cowards of us all;And thus the native hue of resolutionIs sicklied o'er with the pale cast of thought,And enterprises of great pith and momentWith this regard their currents turn awry,And lose the name of action.-Soft you now!The fair Ophelia! Nymph, in thy orisonsBe all my sins remember'd.
Быть иль не быть - таков вопрос; что лучше,Что благородней для души: сносить лиУдары стрел враждующей фортуны,Или восстать противу моря бедствийИ их окончить. Умереть - уснуть -Не боле, сном всегдашним прекратитьВсе скорби сердца, тысячи мучений,Наследье праха - вот конец, достойныйЖеланий жарких. Умереть - уснуть.Уснуть. Но сновиденья... Вот препона:Какие будут в смертном сне мечты,Когда мятежную мы свергнем бренность,О том помыслить должно. Вот источникСтоль долгой жизни бедствий и печалей.И кто б снес бич и поношенье света,Обиды гордых, притесненье сильных,Законов слабость, знатных своевольство,Осмеянной любови муки, злоеПрезренных душ презрение к заслугам,Когда кинжала лишь один удар -И он свободен. Кто в ярме ходил бы,Стенал под игом жизни и томился,Когда бы страх грядущего по смертиНеведомой страны, из коей нетСюда возврата, - не тревожил воли,Не заставлял скорей сносить зло жизни,Чем убегать от ней к бедам безвестным.Так робкими творит всегда нас совесть,Так яркий в нас решимости румянецПод тению пускает размышленья,И замыслов отважные порывы,От сей препоны уклоняя бег свой,Имен деяний не стяжают. Ах,Офелия. О нимфа, помяниГрехи мои в своей молитве.
Быть иль не быть - вот он, вопрос. Должна лиВеликая душа сносить удары рокаИли, вооружаясь против потока бедствий,Вступить с ним в бой и положить конецСтраданью...Умереть - заснуть... и только.И этим сном покончить навсегдаС страданьями души и с тысячью болезней,Природой привитых к немощной плоти нашей...Конец прекрасный и вполне достойныйЖеланий жарких...Умереть - заснуть...Заснуть... быть может, видеть сны... какие?Да, вот помеха... Разве можно знать,Какие сны нам возмутят сон смертный...Тут есть о чем подумать.Эта мысльИ делает столь долгой жизнь несчастных.И кто бы в самом деле захотелСносить со стоном иго тяжкой жизни,Когда б не страх того, что будет там, за гробом.Кто б захотел сносить судьбы все бичеваньяИ все обиды света, поруганьеТирана, оскорбленья гордеца,Отверженной любви безмолвное страданье,Законов медленность и дерзость наглеца,Который облечен судьбой всесильной властью,Презрение невежд к познаньям и уму,Когда довольно острого кинжала,Чтоб успокоиться навек... Кто б захотелНести спокойно груз несчастной жизни,Когда б не страх чего-то после смерти,Неведомой страны, откуда ни одинЕще доселе путник не вернулся...Вот что колеблет и смущает волю,Что заставляет нас скорей сносить страданья,Чем убегать к иным, неведомым бедам,Да, малодушными нас делает сомненье...Так бледный свой оттенок размышленьеКладет на яркий цвет уж твердого решенья,И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдругОстановить важнейших дел теченье.О если б... Ах, Офелия... О Ангел,В своей молитве чистой помяниМои грехи.
Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи истрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и,сопротивляясь, покончить их. Умереть - заснуть, не больше, и, зная, что сномэтим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных теломпротивностей, - конец желаннейший. Умереть - заснуть, заснуть, но, можетбыть, и сны видеть - вот препона; какие могут быть сновиденья в этомсмертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот чтоостанавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто жестал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обидыгорделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство,ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда самодним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея,нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестнаястрана, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, несмущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чембежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнетестественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслывеликой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. - А,Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.
Быть иль не быть, - вопрос весь в том:Что благороднее. Переносить лиНам стрелы и удары злополучья -Или восстать против пучины бедствийИ с ними, в час борьбы, покончить разом.Ведь умереть - уснуть, никак не больше;Уснуть в сознании, что настал конецСтенаньям сердца, сотням тысяч зол,Наследованных телом. Как, в душе,Не пожелать такого окончанья?Да. Умереть - уснуть. Но ведь уснуть,Быть может, грезить. Вот, и вечно то жеТут затрудненье: в этой смертной спячке,Как с нас спадет ярмо земных сует,Какого рода сны нам сниться могут.Вот отчего мы медлим, вот причина,Что наши бедствия столь долговечны.И кто бы согласился здесь терпетьНасилье грубое, издевки века,Неправды деспотов, презренье гордых,Тоску отвергнутой любви, законовБездействие, судов самоуправствоИ скромного достоинства награду -Ляганье подлецов, когда возможноКупить себе покой одним ударом.И кто бы захотел здесь ношу жизни,Потея и кряхтя, таскать по свету,Когда б не страх чего-то после смерти,Страх стороны неведомой, откудаИз странников никто не возвращался,Не связывал нам волю, заставляяОхотнее страдать от злоключенийУже известных нам, чем устремлятьсяНавстречу тем, которых мы не знаем.Так совесть превращает нас в трусишек,Решимости естественный румянец,При бледноликом размышленье, блекнет;Стремления высокого значенья,При встрече с ним, сбиваются с дороги,И мысли не становятся делами, -А, это вы, Офелия. О нимфа.Воспомяни грехи мои в молитвах.
А. Соколовский
Жить иль не жить - вот в чем вопрос.Честнее льБезропотно сносить удары стрелВраждебной нам судьбы, иль кончить разомС безбрежным морем горестей и бед,Восстав на все. Окончить жизнь - уснуть,Не более, - когда при этом вспомнить,Что с этим сном навеки отлетятИ сердца боль, и горькие обиды -Наследье нашей плоти, - то не вправе льМы все желать подобного конца.Окончить жизнь - уснуть... уснуть, а еслиПри этом видеть сны... Вот остановка.Какого рода сны тревожить будутНас в смертном сне, когда мы совлечемС себя покрышку плоти. Вот что можетСвязать решимость в нас, заставя вечноТерпеть и зло, и бедственную жизнь...Кто стал бы, в самом деле, выноситьБезропотно обиды, притесненья,Ряд горьких мук обманутой любви,Стыд бедности, неправду власти, чванствоИ гордость знатных родом - словом, все,Что суждено достоинству терпетьОт низости, - когда бы каждый могНайти покой при помощи удараКороткого ножа. Кто стал влачить быВ поту лица томительную жизнь,Когда бы страх пред тою непонятной,Неведомой страной, откуда нетИ не было возврата, не держалВ оковах нашей воли и не делалТого, что мы скорей сносить готовыПозор и зло, в которых родились,Чем ринуться в погоню за безвестным...Всех трусами нас сделала боязнь.Решимости роскошный цвет бледнеетПод гнетом размышленья. Наши всеПрекраснейшие замыслы, встречаясьС ужасной этой мыслью, отступают,Теряя имя дел. - Но тише, вотОфелия. О нимфа, помяниМеня, прошу, в святых своих молитвах.
Жизнь или смерть, вот дело в чем:Достойней ли претерпеватьМятежного удары рокаИль отразить их и покончитьСо всею бездною терзаний.Ведь смерть есть только сон - не боле,И если знать, что с этим сномПридет конец врожденным мукам,Как не стремиться нам к нему,Покончить с жизнью... и заснуть...Заснуть и сны, быть может, видеть,Вот преткновенье... Сны какиеНас в вечном сне тревожить будут,Когда с себя мы свергнем этоЯрмо житейской суеты.Да, вот что понуждает насТерпеть до старости невзгоды.Иначе кто переноситьРешился бы все то, что сталоПосмешищем, бичом веков:Тиранов дерзкий произвол,Людей заносчивых нахальство,Отвергнутой любви мученья,Судилищ наших проволочки,Надменность властью облеченных,Пренебрежение к заслугам, -Когда один укол иглыНас в состоянье успокоить.Кто помирился бы иначеСо всеми тягостями жизни -Лишь страх пред чем-то после смертиПред той неведомой страной,Отколь никто не возвращался,Смущает нас, и мы скорееИз двух зол выбираем то,Что нам известно. Совесть нашаБыть трусами нас побуждает,Под гнетом мысли блекнет смелость,И замыслы с огнем и силой,Невольно сбившись с колеи,Делами названы не будут.(Замечает Офелию.)Прелестная Офелия, тише...Ах, нимфа, помяни моиВ своих молитвах прегрешенья...
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.Что выше:Сносить в душе с терпением ударыПращей и стрел судьбы жестокой или,Вооружившись против моря бедствий,Борьбой покончить с ним? Умереть, уснуть -Не более; и знать, что этим сном покончишьС сердечной мукою и с тысячью терзаний,Которым плоть обречена, - о, вот исходМногожеланный! Умереть, уснуть;Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот оно!Какие сны в дремоте смертной снятся,Лишь тленную стряхнем мы оболочку, - вот чтоУдерживает нас. И этот довод -Причина долговечности страданья.Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды,Гнет притеснителей, кичливость гордецов,Любви отвергнутой терзание, законовМедлительность, властей бесстыдство и презреньеНичтожества к заслуге терпеливой,Когда бы сам все счеты мог покончитьКаким-нибудь ножом? Кто б нес такое бремя,Стеная, весь в поту под тяготою жизни,Когда бы страх чего-то после смерти,В неведомой стране, откуда ни единыйНе возвращался путник, воли не смущал,Внушая нам скорей испытанные бедыСносить, чем к неизведанным бежать? И вотКак совесть делает из всех нас трусов;Вот как решимости природный цветПод краской мысли чахнет и бледнеет,И предприятья важности великой,От этих дум теченье изменив,Теряют и названье дел. - Но тише!Прелестная Офелия! - О нимфа!Грехи мои в молитвах помяни!
Быть иль не быть - вот в чем вопрос.Что благороднее: сносить ударыНеистовой судьбы - иль против моряНевзгод вооружиться, в бой вступитьИ все покончить разом... Умереть...Уснуть - не больше, - и сознать - что сномМы заглушим все эти муки сердца,Которые в наследье бедной плотиДостались: о, да это столь желанныйКонец... Да, умереть - уснуть... Уснуть.Жить в мире грез, быть может, вот преграда. -Какие грезы в этом мертвом снеПред духом бестелесным реять будут...Вот в чем препятствие - и вот причина,Что скорби долговечны на земле...А то кому снести бы поношенье,Насмешки ближних, дерзкие обидыТиранов, наглость пошлых гордецов,Мучения отвергнутой любви,Медлительность законов, своевольствоВластей... пинки, которые даютСтрадальцам заслуженным негодяи, -Когда бы можно было вековечныйПокой и мир найти - одним ударомПростого шила. Кто бы на землеНес этот жизни груз, изнемогаяПод тяжким гнетом, - если б страх невольныйЧего-то после смерти, та странаБезвестная, откуда никогдаНикто не возвращался, не смущалиРешенья нашего... О, мы скорееПеренесем все скорби тех мучений,Что возле нас, чем, бросив все, навстречуПойдем другим, неведомым бедам...И эта мысль нас в трусов обращает...Могучая решимость остываетПри размышленье, и деянья нашиСтановятся ничтожеством... Но тише, тише.Прелестная Офелия, о нимфа -В своих святых молитвах помяниМои грехи...
Жить иль не жить - вот в чем вопрос. Что честнее, что благороднее:сносить ли злобные удары обидчицы-судьбы или вооружиться против моря бед,восстать против них и тем покончить с ними... Умереть - уснуть - и только...Между тем, таким сном мы можем положить конец и болям сердца, и тысячаммучительных недугов, составляющих наследие нашей плоти, - такой конец, ккоторому невольно порывается душа... Умереть, уснуть. Быть может, видетьсны. - Вот в чем затруднение. Ибо какие же сны могут нам грезиться во времяэтого мертвого сна, когда мы уже сбросили с себя все земные тревоги? Тутесть перед чем остановиться, над чем задуматься. Из-за такого вопроса мыобрекаем себя на долгие-долгие годы земного существования... Кто, в самомделе, захотел бы переносить бичевания и презрение времени, гнетпритеснителей, оскорбления гордецов, страдания отвергнутой любви,медленность в исполнении законов, наглость власти и все пинки, получаемыетерпеливым достоинством от недостойных, когда он сам мог бы избавиться отвсего этого одним ударом короткого кинжала. Кто согласился бы добровольнонести такое бремя, стонать и обливаться потом под невыносимою тяжестьюжизни, если бы боязнь чего-то после смерти, страх перед неизвестноюстраною, из которой не возвращался ни один путник, не смущали нашей воли,заставляя нас покорно переносить испытанные уже боли и в трепетеостанавливаться перед неведомым... Итак, совесть превращает всех нас втрусов. Так природный румянец решимости сменяется бледным отливомразмышления; так размышление останавливает на полпути исполнение смелых имогучих начинаний, и они теряют название "действия"... Но тише. Вотхорошенькая Офелия. О нимфа, в своих святых молитвах помяни и меня, и всемои грехи.
Жизнь или смерть - таков вопрос;Что благородней для души; сносить лиИ пращу, и стрелу судьбы свирепой,Иль, встав с оружьем против моря зол,Борьбой покончить с ними. Умереть -Уснуть, - не больше. И подумать только,Что сном окончатся и скорби сердца,И тысячи страданий прирожденных,Наследье плоти... Вот исход, достойныйБлагоговейного желанья... Умереть -Уснуть... Уснуть... Быть может, видеть сны..Вот в чем препятствие. Что мы, избавясьОт этих преходящих бед, увидимВ том мертвом сне, - не может не заставитьОстановиться нас. По этой-то причинеМы терпим бедствие столь долгой жизни, -Кто снес бы бичеванье и насмешкиЛюдской толпы, презренье к бедняку,Неправду притеснителя, томленьеОтверженной любви, бессилье права,Нахальство власть имущих и пинки,Что терпеливая заслуга сноситОт недостойного, - когда он можетПокончить с жизнью счетыПростым стилетом. Кто бы стал таскатьВсе эти ноши, и потеть, и охатьПод тягостною жизнью, если б страхЧего-то после смерти, той страныНеведомой, из-за границ которойНе возвращаются, - не путал воли,Уча, что лучше нам сносить земные беды,Чем броситься к другим, нам неизвестным.Так в трусов превращает нас сознанье;Так и решимости природный цветОт бледного оттенка мысли тускнет.И оттого-то также предприятия,Великие по силе и значенью,Сбиваясь в сторону в своем теченье,Не переходят в дело, - Успокойся...Прекрасная Офелия... О нимфа,В своих святых молитвах помяниМои грехи.
Быть иль не быть? Вот в чем вопрос. Что глубже:Сносить безропотно удары стрелБезжалостной судьбы иль стать лицомПред морем бедствий и окончить ихБорьбою? Умереть - уснуть, не больше,И знать, что с этим сном исчезнут всеВолненья сердца, тысячи страданий -Наследье праха. О, такой конецЖеланный! Умереть - уснуть. Уснуть?А сновиденья? Вот она - преграда:Какие грезы скрыты в смертном сне,Когда освободимся мы от плоти?Вот почему так долговечно горе.Иначе кто б переносил насмешкиИ кровожадность века, гнет тиранов,Высокомерье гордецов, тоскуОтвергнутой любви, судей бесстыдство,Законов медленность, презренье тлиК заслуге скромной, ежели одинУдар кинжала успокоить может?Кто б, обливаясь потом и стеная,Бродил под бременем земных невзгод,Когда б не страх чего-то после смерти,Перед таинственной страной, откудаНе возвращался ни единый путник?Вот отчего слабеет наша воляИ заставляет нас скорей терпетьЗло жизни, чем бежать к безвестным бедам.Так всех нас трусостью объемлет совесть,Так вянет в нас решимости румянец,Сменяясь бледным цветом размышленья,И замыслов великих начертаньяЧрез то не облекаются в деянья.Прелестная Офелия! О нимфа,Меня в своих молитвах не забудь.
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Благороднее ли молча терпеть пращии стрелы яростной судьбы, или поднять оружие против моря бедствий и в борьбепокончить с ними? Умереть - уснуть - не более того. И подумать только, чтоэтим сном закончится боль сердца и тысяча жизненных ударов, являющихсяуделом плоти, - ведь это конец, которого можно от всей души пожелать!Умереть. Уснуть. Уснуть, может быть, видеть сны; да, вот в чем препятствие.Ибо в этом смертном сне какие нам могут присниться сны, когда мы сбросиммертвый узел суеты земной? Мысль об этом заставляет нас остановиться. Вотпричина, которая вынуждает нас переносить бедствия столь долгой жизни,несправедливости угнетателя, презрение гордеца, боль отвергнутой любви,проволочку в судах, наглость чиновников и удары, которые терпеливоедостоинство получает от недостойных, если бы можно было самому произвестирасчет простым кинжалом? Кто бы стал тащить на себе бремя, кряхтя и потеяпод тяжестью изнурительной жизни, если бы не страх чего-то после смерти -неоткрытая страна, из пределов которой не возвращается ни одинпутешественник, не смущал бы нашу волю и не заставлял бы скорее соглашатьсяпереносить те бедствия, которые мы испытываем, чем спешить к другим, окоторых мы ничего не знаем? Так сознание делает нас всех трусами; и такврожденный цвет решимости покрывается болезненно- бледным оттенком мысли, ипредприятия большого размаха и значительности в силу этого поворачивают всторону свое течение и теряют имя действия. Но тише! Прекрасная Офелия!Нимфа, в твоих молитвах да будут помянуты все мои грехи!
Владимир Набоков
Быть иль не быть - вот в этомВопрос; что лучше для души - терпетьПращи и стрелы яростного рокаИли, на море бедствий ополчившисьПокончить с ними? Умереть: уснутьНе более, и если сон кончаетТоску души и тысячу тревог,Нам свойственных, - такого завершеньяНельзя не жаждать. Умереть, уснуть;Уснуть: быть может, сны увидеть; да,Вот где затор, какие сновиденьяНас посетят, когда освободимсяОт шелухи сует? Вот остановка.Вот почему напасти так живучи;Ведь кто бы снес бичи и глум времен,Презренье гордых, притесненье сильных,Любви напрасной боль, закона леность,И спесь властителей, и все, что терпитДостойный человек от недостойных,Когда б он мог кинжалом тонким самПокой добыть? Кто б стал под грузом жизниКряхтеть, потеть, - но страх, внушенный чем-тоЗа смертью - неоткрытою страной,Из чьих пределов путник ни одинНе возвращался, - он смущает волюИ заставляет нас земные мукиПредпочитать другим, безвестным. ТакВсех трусами нас делает сознанье,На яркий цвет решимости природнойЛожится бледность немощная мысли,И важные, глубокие затеиМеняют направленье и теряютНазванье действий. Но теперь - молчанье...Офелия...В твоих молитвах, нимфа,Ты помяни мои грехи.
Быть или не быть, - таков вопрос;Что благородней духом - покорятьсяПращам и стрелам яростной судьбыИль, ополчась на море смут, сразить ихПротивоборством? Умереть, уснуть, -И только; и сказать, что сном кончаешьТоску и тысячу природных мук,Наследье плоти, - как такой развязкиНе жаждать? Умереть, уснуть. - Уснуть!И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;Какие сны приснятся в смертном сне,Когда мы сбросим этот бренный шум,Вот что сбивает нас; вот где причинаТого, что бедствия так долговечны;Кто снес бы плети и глумленье века,Гнет сильного, насмешку гордеца,Боль презренной любви, судей неправду,Заносчивость властей и оскорбленья,Чинимые безропотной заслуге,Когда б он сам мог дать себе расчетПростым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,Когда бы страх чего-то после смерти, -Безвестный край, откуда нет возвратаЗемным скитальцам, - волю не смущал,Внушая нам терпеть невзгоды нашиИ не спешить к другим, от нас сокрытым?Так трусами нас делает раздумье,И так решимости природный цветХиреет под налетом мысли бледным,И начинанья, взнесшиеся мощно,Сворачивая в сторону свой ход,Теряют имя действия. Но тише!Офелия? - В твоих молитвах, нимфа,Да вспомнятся мои грехи.
Борис Пастернак
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно льСмиряться под ударами судьбы,Иль надо оказать сопротивленьеИ в смертной схватке с целым морем бедПокончить с ними? Умереть. Забыться.И знать, что этим обрываешь цепьСердечных мук и тысячи лишений,Присущих телу. Это ли не цельЖеланная? Скончаться. Сном забыться.Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.Какие сны в том смертном сне приснятся,Когда покров земного чувства снят?Вот в чем разгадка. Вот что удлиняетНесчастьям нашим жизнь на столько лет.А то кто снес бы униженья века,Неправду угнетателей, вельможЗаносчивость, отринутое чувство,Нескорый суд и более всегоНасмешки недостойных над достойным,Когда так просто сводит все концыУдар кинжала! Кто бы согласился,Кряхтя, под ношей жизненной плестись,Когда бы неизвестность после смерти,Боязнь страны, откуда ни одинНе возвращался, не склоняла волиМириться лучше со знакомым злом,Чем бегством к незнакомому стремиться!Так всех нас в трусов превращает мысль,И вянет, как цветок, решимость нашаВ бесплодье умственного тупика,Так погибают замыслы с размахом,В начале обещавшие успех,От долгих отлагательств. Но довольно!Офелия! О радость! ПомяниМои грехи в своих молитвах, нимфа.
thelib.ru