О совершенствовании духа- воин и путь воина. Дух воина

Цитаты из Кастанеды о силе духа и принципах пути воина.

Дон Хуан определял воина прежде всего как бойца.

***

Быть воином — это самый эффективный способ жить. Воин сомневается и размышляет до того, как принимает решение. Но когда оно принято, он действует, не отвлекаясь на сомнения, опасения и колебания. Впереди — еще миллионы решений, каждое из которых ждет своего часа. Это — путь воина.

***

Если воин что-то решил, он идет до конца, но при этом он непременно принимает на себя ответственность за то, что он делает. Что именно воин делает — значения не имеет, но он должен знать, зачем он это делает, и действовать без сомнений и сожалений.

***

Воин принимает ответственность за все свои действия, даже за самые пустяковые. Обычный человек занят своими мыслями и никогда не принимает ответственности за то, что он делает.

***

Принять на себя ответственность за свои решения — это значит быть готовым умереть за них.

***

Воин — это безупречный охотник, который охотится на силу; он не опьянен и не безумен, у него нет ни времени, ни желания добиваться чего-то обманом, лгать самому себе или совершать неверные действия — ставки слишком высоки. Ставками являются его безупречная и избавленная от излишеств жизнь, которую он так долго укреплял и совершенствовал.

***

Безупречность начинается с какого-нибудь простого действия, которое должно быть целенаправленным, точным и осуществляемым с непреклонностью. Повторяя такое действие достаточно долго, человек обретает несгибаемое намерение. А несгибаемое намерение может быть приложено к чему угодно. И как только оно достигнуто — путь свободен. Каждый шаг повлечет за собой следующий, и так будет до тех пор, пока весь потенциал воина не будет полностью реализован.

***

Поступки обладают силой. Особенно когда тот, кто их совершает, знает, что это — его последняя битва. В действии с полным осознанием того, что это действие может стать для тебя последней битвой на земле, есть особое всепоглощающее счастье.

***

То, что воин называет волей, есть сила внутри нас самих. Это не мысль, не предмет, не желание. Воля — это то, что заставляет воина побеждать, когда его рассудок говорит ему, что он повержен. Воля — это то, что делает его неуязвимым. Воля — это то, что позволяет шаману пройти сквозь стену, сквозь пространство, в бесконечность.

Тщательно следи за всем, что делаешь. В ежедневных мелочах, которыми ты занимаешься, кроется то, что поможет тебе развить волю.

***

Быть воином — это не значит просто желать им быть. Это, скорее, бесконечная битва, которая будет длиться до последнего момента. Никто не рождается воином, точно так же, как никто не рождается обычным человеком. Мы сами себя делаем тем или другим.

***

Любой путь — лишь один из миллиона возможных путей. Все пути одинаковы: они ведут в никуда. Есть ли у этого пути сердце? Если есть, то это хороший путь; если нет, то от него никакого толку. Оба пути ведут в никуда, но у одного есть сердце, а у другого — нет. Один путь делает путешествие по нему радостным: сколько ни странствуешь — ты и твой путь нераздельны. Другой путь заставит тебя проклинать свою жизнь. Один путь дает тебе силы, другой — уничтожает тебя.

***

Если воин хочет есть, то справится с этим, потому что не страдает от голода. Если он ранен, то справится с этим, потому что не страдает от боли. Быть голодным или страдать от боли означает, что человек — не воин, и сила голода или боли может разрушить его.

***

Когда воина начинают одолевать сомнения и страхи, он думает о своей смерти. Мысль о смерти — единственное, что способно закалить наш дух.

***

Воин живет действием, а не думанием о действии или думанием о том, что он будет думать, когда закончит действовать.

***

Дух воина не привязан ни к индульгированию, ни к жалобам, как не привязан он ни к победам, ни к поражениям. Единственная привязанность воина — битва, и каждая битва, которую он ведет, — его последняя битва на этой земле. Поэтому исход ее для него практически не имеет значения. В этой последней битве воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он ведет эту битву, он знает, что воля его безупречна. И поэтому он смеется и смеется.

***

Люди, как правило, не отдают себе отчета в том, что в любой момент могут выбросить из своей жизни все что угодно. В любое время. Мгновенно.

***

Беспокойство неизбежно делает человека доступным, он непроизвольно раскрывается. Тревога заставляет его в отчаянии цепляться за что попало, а зацепившись, он уже обязан истощить либо себя, либо то, за что зацепился. Охотник-воин, с другой стороны, знает, что в его ловушки еще не раз попадет дичь, поэтому он не беспокоится. Беспокоиться — это значит становиться доступным, неосознанно доступным.

***

Воин должен научиться отдавать себе отчет в каждом действии, сделать каждое действие осознанным. Ведь мы пришли сюда ненадолго, и времени, которое нам отпущено, слишком мало, действительно слишком мало для того, чтобы прикоснуться ко всем чудесам этого странного мира.

***

«Смерть ожидает нас, и то, что мы делаем в этот самый миг, вполне может стать нашей последней битвой на этой земле. Я называю это битвой, потому что это — борьба. Подавляющее большинство людей переходит от действия к действию без борьбы и без мыслей. Воин-охотник же, наоборот, тщательно взвешивает каждый свой поступок. И поскольку он очень близко знаком со своей смертью, он действует рассудительно, так, словно каждое его действие — последняя битва. Только дурак может не заметить, насколько воин-охотник превосходит своих ближних — обычных людей. Воин-охотник с должным уважением относится к своей последней битве. И вполне естественно, что последний поступок должен быть самым лучшим. Это доставляет ему удовольствие. И притупляет страх».

***

Если дух человека разрушен, ему нужно просто укрепить его — очистить и сделать совершенным. Укрепление духа — единственное, ради чего действительно стоит жить. Не действовать ради укрепления духа — значит стремиться к смерти, а стремиться к смерти — значит не стремиться ни к чему вообще, потому что к ней в лапы каждый из нас попадает независимо ни от чего. Стремление к совершенствованию духа воина — единственная задача, достойная нашего времени, достойная нас как человеческих существ.

***

Воин — прежде всего охотник. Он учитывает все. Это называется контролем. Но, закончив свои расчеты, он действует. Он отпускает поводья рассчитанного действия, и оно совершается как бы само собой. Это — отрешенность. Воин никогда не уподобляется листу, отданному на волю ветра. Никто не может сбить его с пути. Намерение воина непоколебимо, его суждения — окончательны, и никому не под силу заставить его поступать вопреки самому себе. Воин настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия.

***

Воспитание не имеет никакого значения. То, что определяет наш путь, называется личной силой. Личность человека — это суммарный объем его личной силы. И только этим суммарным объемом определяется то, как он живет и как умирает.

***

Личная сила — это чувство. Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать ее настроением. Воин — это охотник за силой. На нее необходимо охотиться и накапливать ее в течение целой жизни борьбы.

***

Что бы мы ни делали и кем бы ни являлись — все это основывается на нашей личной силе. Если ее достаточно, то всего одно сказанное нам слово может изменить нашу жизнь. А если ее мало, то пусть даже будут раскрыты все сокровища мудрости — это ничего нам не даст.

***

В мире воина все зависит от личной силы, а личная сила зависит от безупречности.

***

Безупречность — это делать лучшее, что можешь, во всем, во что ты вовлечен.

***

Уверенность в себе воина и самоуверенность обычного человека — это разные вещи. Обычный человек ищет признания в глазах окружающих, называя это уверенностью в себе. Воин ищет безупречности в собственных глазах и называет это смирением. Обычный человек цепляется за окружающих, а воин рассчитывает только на себя. Смирение воина — это безупречность в поступках и чувствах.

***

Есть множество вещей, которые воин может делать в определенное время, из тех, которые несколько лет назад показались бы ему безумием. Сами по себе эти вещи не изменились, изменилось его представление о себе. Невозможное тогда стало вполне возможным сейчас.

***

Единственно возможный для воина курс — это действовать неуклонно, не оставляя места для отступления. Он достаточно знает о пути воина, чтобы поступать должным образом, но его старые привычки и повседневная рутина жизни могут препятствовать ему на его пути.

***

Если воин в чем-то добивается успеха, то этот успех должен приходить мягко, пусть даже с огромными усилиями, но без потрясений и навязчивых идей.

***

Воин берет свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он в смирении принимает себя таким, каков он есть, но не как повод для сожаления, а как живой вызов.

***

Воин рассматривает себя как бы уже мертвым, поэтому ему нечего терять. Самое худшее с ним уже случилось, поэтому он ясен и спокоен.

***

Только воин может выстоять на пути знания. Воин не жалуется и ни о чем не сожалеет. Его жизнь — бесконечный вызов, а вызовы не могут быть плохими или хорошими. Вызовы — это просто вызовы.

***

Основное различие между воином и обычным человеком заключается в том, что воин все принимает как вызов, тогда как обычный человек принимает все как благословение или проклятие.

***

Для воина главнейшим правилом в жизни является выполнять свои решения столь тщательно, что ничто, случившееся в результате его действий, не может его удивить и уж тем более — истощить его силы.

***

Воин, как учитель, прежде всего, должен обучить своего ученика одной возможности — способности действовать, не веря, не ожидая наград. Действовать только ради самого действия.

***

Человек становится мужественным, когда ему нечего терять. Мы малодушны только тогда, когда есть еще что-то, за что мы можем цепляться.

***

У воина нет возможности отдавать что бы то ни было на волю случая. Воин реально влияет на результаты событий силой своего осознания и своего несгибаемого намерения.

***

Мы делаем выбор только один раз. Мы выбираем быть воином или быть обычным человеком. Другого выбора просто не существует. Не на этой земле.

***

Путь воина приводит человека в новую жизнь, и эта новая жизнь должна быть полностью новой. Он не может вносить в эту новую жизнь свои уродливые старые пути.

***

Каждый имеет достаточно личной силы для чего угодно. В случае воина фокус состоит в том, чтобы отвернуть свою личную силу от своих слабостей и направить ее к своей цели воина.

***

Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых концентрировалась бы их сила, фокусироваться на духе, на действительном полете в неведомое, а не на тривиальных вещах.

Каждый, кто хочет следовать пути воина, должен освободиться от страсти владеть и цепляться за вещи.

***

Ход жизни воина неизменен. Вызов в том, насколько далеко уйдет он по узкой дороге, насколько безупречным он будет в пределах этих нерушимых границ…

***

Действия людей не влияют на воина, потому что у него больше нет никаких ожиданий. Странный покой становится руководящей силой его жизни. Он воспринял одну из концепций жизни воина — отрешенность.

***

Намного легче двигаться в условиях максимального стресса, чем быть безупречным в обычных обстоятельствах.

***

Воин никогда не бывает осажденным. Находиться в осаде означает, что имеешь какую-то личную собственность, которую могут подвергнуть осаде. У воина же ничего в мире нет, кроме его безупречности, а безупречности ничто угрожать не может. Однако в битве за собственную жизнь воин должен стратегически использовать все допустимые средства.

***

Всю имеющуюся в его распоряжении сосредоточенность он применяет к решению вопроса о том, вступать или не вступать в битву, так как каждая битва является для него сражением за свою жизнь. Воин должен быть готовым и испытывать желание провести свою последнюю схватку здесь и сейчас. Однако он не делает это беспорядочно.

***

Воин сжимает время, даже мгновения идут в счет. В битве за собственную жизнь секунда — это вечность, которая может решить исход сражения. Воин нацелен на успех, поэтому он экономит время, не теряя ни мгновения.

***

Воин имеет бесконечное терпение. Он никогда не спешит и никогда не волнуется.

***

Чувство собственной важности — главнейший и самый могущественный из врагов человека. Его уязвляют и обижают действия либо посягательства со стороны ближних, и это делает его слабым. Чувство собственной важности заставляет человека всю его жизнь чувствовать себя кем-то или чем-то оскорбленным.

***

Ничто так не закаляет дух воина, как необходимость иметь дело с невыносимыми людьми, обладающими реальной властью и силой. Это — совершенный вызов. Только в таких условиях воин обретает уравновешенность и ясность, без которых невозможно выдержать натиск непознаваемого.

***

Страх — одна из величайших сил в жизни воинов, потому что он заставляет их учиться.

***

Смерть — худшее из всего, что может с нами случиться. Но поскольку смерть — наша судьба и она неизбежна, мы — свободны. Тому, кто все потерял, нечего бояться.

***

Хотя действия воинов и преследуют скрытую цель, но она не имеет ничего общего с личной выгодой. Обычный человек действует только тогда, когда есть возможность извлечь для себя какую-то пользу. Воины говорят, что они действуют не ради выгоды, но ради духа.

***

В мире повседневной жизни человек может очень легко изменить слово или решение. Единственная неотменяемая вещь в обычном мире — это смерть. С другой стороны, в мире шаманов можно отменить обычную смерть, но не слово воинов. В мире шаманов нельзя изменить или пересмотреть решения. Однажды принятые, они остаются в силе навсегда.

***

Все трудности для человека состоят в том, что интуитивно он осознает свои скрытые ресурсы, но не отваживается воспользоваться ими.

***

Воин не испытывает разочарование, когда, пытаясь измениться, терпит неудачу. Мы все проходим через одну и ту же ерунду. Единственный способ преодолеть ее — это продолжать действовать как воин. Остальное придет само собой и через себя самого.

***

Бесполезно сердиться или разочаровываться в самом себе. Все, что в данном случае происходит, — это то, что твой тональ ушел в свою внутреннюю битву. Битва внутри собственного тоналя — это одно из самых нежелательных состояний, какие только можно представить.

***

Один из принципов воина заключается в том, чтобы никому и ничему не давать воздействовать на себя, и поэтому воин может видеть хоть самого дьявола, но по нему этого никогда не скажешь. Контроль воина должен быть безупречным.

***

Не имеет значения, что именно кто-то говорит или делает. Ты сам должен быть безупречным человеком. Битва происходит в этой груди, прямо здесь.

***

В зачет идет только одно — действие. Действие, а не разговоры.

***

Битва происходит именно здесь, на этой земле. Мы — человеческие существа. Кто знает, что ожидает нас и какого рода силу мы можем иметь?

 

Другие интересные материалы:

successlib.ru

«Дух воина» – читать

Юрий Холин, Сергей Коваль

Авторы книги Сергей Коваль и Юрий Холин – давние поклонники Востока, его культурного, философского, религиозного наследия. До определенного момента каждый из них шел по-своему к древним и вечно молодым знаниям йоги, тантры, буддизма, ведущих при правильном обращении с ними к раскрытию в человеке его светлого, изначального состояния Просветления...

Еще во времена учебы в университете они осознавали, что кроме чисто интеллектуального подхода к идеям, скажем, того же буддизма, необходима и физическая практика определенного рода, ведущая к необычному для европейца состоянию «думания телом». Мысль особого комплексного подхода к проблеме совершенствования личности бередила их души. Но дуализм материалистического воспитания: дух и материя; плохо и хорошо; черное и белое; наше и не наше – с постоянным выбором и противопоставлением одного другому – исключал возможность цельного, непредвзятого, недифференцированного восприятия действительности.

Как уберечься от однобокости развития? Как не дать превратить себя только в атлета или аскета тела, или мудрствующего духобора? Но как сделаться личностью, несущей в себе единство трех начал: тела, духа и ума? В этом авторам помогли философия, учение и боевая техника медитации восточных единоборств, и йоги.

С 1979 года, сразу после окончания факультета иностранных языков университета, они еще больше внимания уделяют как практике, так и теории кэмпо, занимаясь как самостоятельно, так и в секциях.

Специфика времени 70-х – начала 80-х годов создала уникальное положение контрадикции и озлобленного неприятия всего светлого и чистого, идущего с Востока.

82–83-е годы были отмечены повсеместным запрещением занятий любыми видами восточных единоборств; за пропаганду и занятия йогой и экстрасенсорной практикой можно было получить прекрасную возможность долго и безрезультатно лечиться в психиатрических больницах. И это тогда, когда в Европе и Америке люди поражаются сверхестественным возможностям таких авторитетов, как Тхирендра Брахмачари, Щри Раджниш, Свами Прабхупада, Ури Геллер, Элдон Берд и др.

Теперь, вступив в XXI век, можно лишь вспомнить с улыбкой те скрупулезные переписывания, перепечатывания и заучивания материала по индуизму, буддизму, йоге, боевым искусствам; те подвально-чердачные тренировки в небольших группах энтузиастов. Да, эти знания, доставшиеся столь тяжко, вошли в плоть и кровь навечно, и, что самое отрадное, при дальнейшем их развитии, они дают вполне реальные плоды. Авторы ни в коем случае не жалеют об этом уникальном, неповторимом десятилетии их жизни, сделавшим из них поистине атлетов духа, давшим им бесценное знание не только истин различных философских и религиозно-этических направлений, но и сдружившим их со многими чудесными людьми как в нашем, отечестве, так и в Индии, Корее, Непале Шри-Ланке, Японии.

Все мы, проживая отпущенное нам время, занимаемся кто полезными, кто бесполезными или вовсе вредными для нашего здоровья, общественного положения, карьеры и т.д. занятиями. Так можно заниматься науками, альпинизмом, шахматами, пьянством, религиями, греблей на байдарках и каноэ, велоспортом, каратэ, плаванием, наркоманией, йогой, аквариумными рыбками, собаководством, семьей и т.д. и т.п. до бесконечности. И лишь одним нельзя заниматься, т. е. отвлекать энергию своего внимания от таковости бытия или жизни – это дзэном. Дзэном мы просто живем, или сложно проживаем, подменяя этим понятие «жить». Дзэн – это и есть быть или жить! Другого просто не дано! Дзэном нельзя заниматься так же, как и нельзя сидеть и заниматься наблюдением и регулировкой химических, биологических, биохимических процессов в нашем организме. Мы просто не проникаем туда сознанием. Всё это или есть в целом, и мы живы, или его нет, и мы, как животная особь уже мертвы или еще не рождены.

Людям, достигшим или случайно обретшим так называемое дзэнское сознание, т. е. простое состояние бытия или жизни, открываются великие позитивные перспективы охвата всего во всем, а следовательно, и в любой позитивной частности материального мира, что в свою очередь ведет к разрушению понятия сложности жизни. Вне нас сложностей и проблем не существует; все это находится в наших умах и проектируется во вне, материализуя эти сложности и проблемы.

Рождаясь, мы просыпаемся к жизни со всеохватывающим космическим сознанием, но, обретая частные знания, со временем и возрастом теряем божественный изначальный дар. И так получается, что действительно, все мы в этой жизни дремлем. А просыпаемся лишь с ее концом, к сожалению...

Эта книга о дзэне, о дзэнской традиции самосознания через медитацию, простоте и чистоте жизненного уклада человека дзэн, его пренебрежении к обрядовой мишурности и его стремлении к неустанной самодисциплине.

Конечно же, прочитав нашу работу и еще много умных книг о дзэне нельзя открыть врата интуиции, избавиться от бесполезных, а иногда и губительных страстных стремлений и эгоистических поступков. Но и вместо того, чтобы быть последователями дзэн, следует сблизиться с ним активной практикой самореализации, и таким образом сродниться со всей Вселенной, так как дзэн – это не религия, не секта, не некий моральный кодекс, а осознаваемый опыт, в котором присутствует всегда все позитивное, а в частности и от всех религий, сект, моральных кодексов и т.п...

Ю.Е. Холин и С.Н. Коваль, являясь авторами многочисленных книг и публикаций по проблемам дзэна, йоги, боевых искусств, в свои 50 с лишним лет продолжают так же активно практиковать различные медитативные и оздоровительные техники. Будучи не только специалистами, в вышеуказанных областях, но и преподавателями, они ведут большую работу со всеми, ставшими на нелегкий Путь самосовершенствования во имя идеалов добра, мира, гармонии.

В ночь полной луны, в год 623-й до нашей эры в одном из районов нынешнего Непала в семье кшатриев родился принц по имени Сиддхартха Гаутама, которому суждено было стать величайшим учителем мира. Взрощенный, как и подобает его положению, в роскоши, получивший соответствующее принцу образование и воспитание, он так же, как и все принцы до него, женился, имел семью.

Он вошел в глубокое состояние созерцания, не теряя однако присутствия всеохватывающего сознания, утверждающего реальность настоящего момента и свободного от памяти прошлого и иллюзии будущего.

Преподобный Л. Арияванса Наяка Махатхеро

Но его созерцательная натура, полная безграничного сострадания, не находила удовлетворения в материальном благополучии царского дома. Не познав еще в своей жизни горя, он чувствовал однако глубокое сожаление по поводу человеческих страданий. Окруженный комфортом и богатством, он все же осознал идею универсальности этих страданий. Дворец с его многочисленными увеселениями перестает быть подходящим местом для сострадательного принца, и он покидает его. Поняв тщетную суетность в удовлетворении сенсорных наслаждений, в свои двадцать девять лет он отказывается от всех земных радостей и, облачась в желтое одеяние аскета, один, без единой монеты в кармане, отправляется в скитание в поисках Истины и покоя.

Это был акт беспрецедентного отказа в истории человечества, ибо совершил Гаутама его не в пожилом возрасте, что вполне было допустимо, а в расцвете молодых сил; не от бедности, но оставив богатства. А так как в те далекие времена не было другого знания для достижения освобождения от уз плоти, кроме строгого аскетизма, то и принц Гаутама, не имея ничего другого, страстно обрек себя на прохождение через все формы аскетической практики. Накладывая на себя одну епитимью за другой, проходя через многочисленные, все более искушенные посты, доведя себя до состояния скелета, обтянутого кожей, он преодолевал поистине сверхчеловеческие испытания в течение долгих шести лет. Жизнь принца Гаутамы, а теперь, как его звали, Сакьямуни или отшельника из племени Сакья, в эти годы была обычной для одержимого поисками освобождения от земных желаний аскета:

Сердце свое обратил он На умерщвление плоти, На воздержанье от страсти, Мысли о пище отверг. Пост соблюдал он, какого Не соблюсти человеку, Был в безглагольной он мысли, Шесть продолжал так годов. По конопляному только Зернышку ел каждодневно, Тело его исхудало, Тонкий и бледный он стал. Все он искал пресеченья Необозримого моря, Думал все глубже, как можно Смерть и рожденье стереть... ...Он был иссохший и тонкий, Словно увядшая ветка, Круг шестилетья свершился, Точка замкнула тот круг.

Что за смех, что за радость, когда мир постоянно горит?

Покрытые тьмой, почему вы не ищете света?

Будда

Но к величайшему удивлению отшельника, чем больше истязал он свою плоть, тем цель, ради которой он это делал, становилась все более далекой. Весь его неистовый аскетизм оборачивался бесполезной практикой. И к истечению шестого года он уже был твердо убежден в бессмысленности подобного рода «самосовершенствования», которое лишь изнурило его тело, что явилось результатом и ослабления духа.

Будда. Шри-Ланка. 14 век

* * *

Благодаря глубокому анализу своего личного опыта, Сакьямуни решил двигаться к намеченной цели освобождения от жизненных страданий абсолютно оригинальным, не существовавшим до него путем, отвергающим две крайности, которыми жили люди: постоянное стремление к удовлетворению желаний и аскетический уход от мира вообще. Первая тормозила прогресс человеческого духа, вторая же изнуряла интеллект. Древнеиндийский поэт Ашвагхоши (I – II в.в.) в своей поэме «Жизнь Будды» устами принца Сиддхартхи Гаутамы высказывает мысль о бесполезности полной аскезы, уводящей человека от мира. Будда с такими словами обращается к истязающим себя отшельникам:

«Поистине, подобные страданья Прискорбно видеть, – и, притом, их цель — Людская иль небесная награда. В возвратности рождений и смертей. Как много вы выносите мучений, Как скудно награждение у вас!.. ...Кто делом восстает на здравый разум, Тот в сердце как бы корчами стеснен, Телесное есть лишь причина смерти. Исходит сила только из ума. Коль ум из поведенья удалим мы, Телесное деянье есть лишь гниль, Так должно упорядочить нам разум, И тело будет правильно идти. Есть чистое, то в набожном заслуга. Вы говорите: если это так, И звери, что питаются травою, Знать, в набожном заслугу совершат. Страдать, вы говорите, есть заслуга Дальнейшая, когда ты сердцем добр; Так почему же те, кто не страдает, Не могут сердца доброго иметь? И если исступленные все эти, Живя в воде, лишь чисты потому, – И тот, кто духом зол, вступая в воду, Он тоже, значит, будет чист и свят? Коль праведность – основа чистой жизни. Такое обиталище есть зло: Что праведно, должно быть очевидно. Его не прятать нужно, а являть».

Новый путь совершенствования личности, открытый Сакья-муни, получил название Срединного Пути (Маджджхима Пати-пада), который стал одним из основных составляющих его учения. Все ступени этого Срединного Пути (или «восьмеричного пути») ведут к прекращению страданий, но в своей сути они являются обычной формой жизни нормального человека, не погрязшего в пороках, умеющего разумно удовлетворять свои потребности, не изощряясь в них. Вот требования «восьмеричного пути»:

«Праведная вера, праведная решимость, праведные слова, праведные дела, праведный образ жизни, праведные стремления, праведные помыслы, праведная медитация».

Вполне доступные для любого человека условия для того, чтобы сделать свою жизнь чистой, свободной от предрассудков и безнравственности. Да, все пункты легко доступны, кроме последнего, который, в конечном итоге, и ведет к венцу стремлений мудрецов – нирване, дающей возможность вырваться из оков роковой сансары – мучительной цепи, неотвратимо влекущей все живое от перерождения к перерождению по стезе страданий. Условия Срединного Пути устремлены, как указывал Будда, не к достижению освобождения после смерти, или где-либо вдали от жизни, но способствуют обретению качественно нового состояния сознания, не фиксированного на каком-либо узком интересе, не закрепощенного предрассудками религии, отживших традиций, дающего человеку возможность уже при жизни сотворить чудо обретения себя, создав в непосредственном и беспристрастном видении мира рай в своей душе и вокруг себя. Медитация, открывшаяся принцу Гаутаме и сделавшая его Буддой, не была тем убежищем, куда он прятался от житейских проблем, но являла собой то особое состояние, поглощавшее эти проблемы. Именно эта форма медитативного состояния сознания и стала основой для дзэн медитации и всего учения дзэн...

Расскажи мне о Будде, Учитель.

А, Будда тот, кто Абсолют почуял в самом себе.

Исток и человек соединились.

Так явился Будда.

В. Сидоров

Одним прекрасным утром, погруженный в медитацию, лишенную какой-либо напряженной устремленности или ведомой какой-либо сверхъестественной силой, Сакьямуни в единственной своей опоре на собственные усилия и мудрость, поборов все негативные силы, очистившись физически и духовно, и укрепившись в этом состоянии, в возрасте 35 лет постиг внутреннюю сущность всех предметов и явлений, достиг состояния просветления или боддхи. Он не был рожден Буддой, Буддой он стал, приложив все свои силы – физические, духовные, ментальные – и всегда заботясь о том, чтобы эти «три кита» были одинакового размера. И, действительно, будучи представителем варны кшатриев, принц Гаутама был искушен в боевом искусстве. Он прекрасно, как утверждают легенды, владел всеми основными видами холодного оружия, умело управлял боевой колесницей, был непобедим в кулачном бою. Но, развиваясь физически, он не забывал о духовном совершенствовании, так же как и о развитии чисто умственных способностей. Принц Гаутама еще до своего вступления на Путь исканий чувствовал, что однобокое развитие не способствует формированию целостности ощущений мира, его познанию. Даже премудрость ученых брахманов, знавших все веды наизусть и постоянно находившихся в стадии «научного» поиска и споров, не вызывала в нем глубокой симпатии. Он всегда чувствовал, что даже эта книжная премудрость есть хоть и благородная и достойная уважения, но все же внешняя часть жизни, не дающая способности мгновенного видения сути окружающего мира, то есть качества, достигаемого в медитативном состоянии сознания.

Эту мысль можно проиллюстрировать строфой из «Шатакатраи» замечательного поэта индийской древности (III – IV в.в.) Бхартрихари, который был религиозным проповедником, ведущим бродячий образ жизни:

Что толку в ведах, в чтении пуран? Что толку в смрити и в пространных шастрах? Что толку хлопотать о списке добрых карм, Дающих право приютиться в сварге? Все это мелкий торг. И лишь одно Блаженство самопогружения Дотла сжигает тяжесть бытия И боль всех горестей и всех лишений.

И хотя эти строки были написаны, когда идеи Будды облеклись в своеобразную философско-религиозную форму, а сам Будда из простого смертного был возведен в предмет поклонения, чего, кстати, он всегда боялся, несмотря на это мысль о естественной медитации «самопогруженья» и того «блаженства», которое наступает, когда все окружающие предметы начинают как бы светиться изнутри, то есть являть свою сущность, эта мысль выведена поэтом четко. В то же самое время это состояние глубокого самопогруженья явилось как бы естественным результатом развитой по трем направлениям личности. Эти три столпа возвели простого человека, но с непростой силой воли до состояния полного просветления сознания (маха пари нирваны) и позволили ему обрести инструмент, дающий возможность проникать в суть всего сущего – медитацию.

Бог, которого я знаю, – не спаситель. Скорее он вопит о спасении, ибо он – мои собратья в совокупности и нечеловеческие формы жизни. Это Бог, которому я служу, который моим служением будет наделен силой спасать.

К. Хемфрейс

45 лет Будда проповедовал собственным примером истину своего учения, и, как всякий человек, подчинившись непреложному закону видоизменения, почил в возрасте 80 лет, завещав своим ученикам нести в мир идею освобожденного, уравновешенного сознания, учить практике медитации.

Те, кто знает причину вещей, не станут ни слепо верить, ни напрочь отрицать.

Судзуки Тантаро

Да, Будда был смертным человеком. Как обычный человек, он был рожден, жил и умер. Будучи обычным человеком по форме, он стал необычным по содержанию (Аччария Мануша), но он никогда не претендовал, лишенный порока тщеславия, на обожествление себя. Будда всегда утверждал, что не следует впадать в блажь и думать о нем как о бессмертной божественной сущности. К счастью, в случае с Буддой и нет столь прямой деификации, как с другими Учителями. Однако следует отметить, что на свете не было Учителя столь безбожного, как Будда, и столь богоподобного, как Он.

Будда не является инкарнацией индуистского бога Вишну, как считают некоторые, он и не спаситель, уберегающий других фактом своего собственного спасения. Будда убеждает своих учеников полагаться на самих себя на пути избавления, ибо как состояние чистоты, так и загрязненности зависит от тех, кто находится в этих состояниях. Будда указывает путь, дает нам этот бесценный дар для достижения чистоты сознания. Он учит, что полагаться на кого-либо в деле своего спасения – не спасать себя, а лишь становиться безвольным, зависимым элементом, перестающим прилагать усилия. Уча своих последователей быть зависимыми лишь от самих себя, Будда говорил в Паринирвана Сутре:

«Будьте для самих себя спасительным островом, не ищите убежища в других».

Эти слова определяют значимость самозависимости. Они открывают жизненно необходимый смысл волевых усилий личности, направленных на ее же формирование, и тщетность искусственных потуг и поисков избавления посредством милостивых спасителей, иллюзорного счастья загробной жизни, замаливания надуманных богов безответными молитвами или бессмысленными жертвоприношениями.

Бог – это как бы горючее нашей души, горючее, которое, воспламеняясь, помогает нам устремляться ввысь. И именно это заставляет нас продолжать искать и двигаться вперед.

У. Геллер

Далее, Будда никогда не пропагандировал монополию своих идей, то есть буддизма, который фактически не является какой-то прерогативой особо почитаемого субъекта. Он достиг по возможности высочайшего состояния совершенства, но всегда утверждал, что подобной кондиции может достичь всякий; и, не становясь в позу строгого учителя, он открывал единственно прямой и правильный путь, ведущий к этому совершенству. Будда никогда не осуждал людей, называя их жалкими грешниками, но, наоборот, одобрял, указывая на то, что в сердце каждого из них изначально теплится чистая искра просветления. По его мнению, мир не безнравственен и грешен, а лишь погружен в иллюзию невежества. Вместо укоров в адрес своих последователей из-за имеющихся у них несовершенств и выделения самого себя в качестве безукоризненной личности, он постоянно одобрял идущих за ним, предлагая превзойти себя в том или ином отношении, указывая всегда на возможности каждого достичь состояния будды.

Вместо установки идеи некоего невидимого могущественного божества над человеком, который управляет судьбой его от рождения до смерти, делая тем самым его подчиненным высшей силе, он уповал на волю человека, направленную на его независимое и гармоничное с миром развитие. Именно Он первый учил тому, что человек может достичь освобождения и просветления посредством собственных усилий и без зависимости от внешнего бога или посредничества служителей религиозных культов. Он провозгласил, что ворота успеха и процветания распахнуты для всех в любых условиях жизни – богачу и бедняку, праведнику и грешнику, если они уверовали в божественное начало своей самости и открыли неведомую досель страницу, несущую информацию совершенства. Он никогда не заставлял своих учеников быть рабами его учения и его самого, но поощрял всегда свободу мысли. Его железная воля, глубокая мудрость, вселенская любовь, беспредельное сострадание, бескорыстная деятельность, историческое самоотречение, совершенная чистота, магнетизм его личности, достойные поступки – все это было естественной пропагандой его учения, результатом которой явилось то, что одна пятая населения планеты сегодня считает Будду своим высшим духовным учителем.

Самая прекрасная и самая глубокая эмоция, которую мы можем испытывать, есть мистическое чувство. Это источник всей истинной науки. Тот, кому чужда эта эмоция, кто более не способен изумляться и застывать в благоговейном трепете, ничем не лучше мертвеца.

А. Эйнштейн

Истинные последователи Будды обычно говорят: «Чем больше мы познаем Его, тем больше любим Его; чем больше мы любим Его, тем больше познаем! »

Но, в конечном итоге, истинное познание Будды есть познание его медитации. Только познав медитацию Будды, можно познать Будду. Дзэн как раз и дает такую возможность современному человеку – достичь именно того медитативного состояния сознания, которое постиг искавший откровения принц Гаутама. Дзэн как бы ведет нить медитации от самого Будды к сердцу человека, минуя религиозные предрассудки, мишурность церкви, бесконечные философствования и словоблудия, вселяя покой, уверенность и радость гармонии с окружающим человека миром.

Глава 2. Путь к реальности

Сознание дзэн – одна из тех загадочных фраз, которые используют учителя дзэн для того, чтобы «повернуть» человека к его уникальной и неповторимой самости, реализовать ее за пределами избитых и порой потерявших смысл слов и понятий и начать поражаться открытиям истины себя и окружающего мира, не отделяя уже одно от другого.

Дзэн – это буддийский путь достижения прямой реализации трансцендентной природы жизни, ведущий к непосредственному восприятию действительности.

То, что для нас является сегодня парадоксом, будет для потомства очевидной истиной.

Д. Дидро

Основанный на высших принципах учения Будды, он был внесен в VI веке н. э. на территорию Китая из Индии, где получил понятие «прямого пути к сердцу человека». Этот путь всегда указывал и вел к обретению живого опыта реальности, к тому, что есть жизнь в своей сути за посредственностью слов и понятий. Дзэн ведет к особому состоянию беспристрастности, в котором тайна и прелесть жизни воспринимаются в полной мере и непосредственно каждым моментом существования.

Да, нелегко истине проникнуть в сопротивляющийся ум.

Х. Л. Борхес

Дзэн не является каким-то религиозным путем, он выражает действительность не теологическими объяснениями, но обычными повседневными понятиями. Вот как, например, советует поступать в соответствии с действительностью один из учителей дзэна Уммон: «Когда идете – идите, когда сидите – сидите. И не сомневайтесь в том, что это именно так».

Извечная проблема, как жить в мире и находить освобождение, разрешается чистотой объективного восприятия этого же мира. Ученик однажды спросил мастера Бокаджу: «Мы вынуждены одеваться и принимать пищу каждый день, а как избежать всего этого?» Мастер ответил: «Мы одеваемся, мы принимаем пищу». «Я не понимаю», – сказал ученик. «Если ты не понимаешь, одевайся и принимай пищу.»

Обычная концептуальная модель мышления разрушена, по всей видимости, неудовлетворяющим советом последнего заявления – в нем нет опоры для логического сознания. Интеллект и воображение выключаются, и таким образом акты приема пищи и одевания могут восприниматься так, как они есть на самом деле, то есть без намысленных сознанием тревог по этому поводу.

Именно из-за того, что дзэн стремится высвободить нас из концептуальных тисков, разрушить строго зафиксированные мысли-формы, в которые мы впихиваем свою жизнь, он обычно пользуется разительными контрадикциями и парадоксами. Чаще всего они представляют собой конкретные представления, нежели абстракции. Вот пример из высказываний мастера Фудаиши:

Иду я с пустыми руками, Однако в руках моих меч; Пешком я иду по дороге, но еду верхом на быке; Когда же иду через мост я, О, чудо! Не движется речка, но движется мост.

Ни с чем не сравнимо также дзэнское отрицание противоположностей, способ проникновения к рациональной истине, заключающейся в отказе от крайностей полного восприятия и полного отрицания.

Уммон сказал как-то: «В дзэне существует абсолютная свобода: иногда он принимает что-либо, иногда – нет; он создает из любого подхода блаженство восприятия».

Дзэн отрицает все попытки рационализировать действительность, извлечь смысл из нее, облечь в философскую форму; а человеческое желание охватить ее интеллектуально сравнивает с восприятием отражения луны на поверхности реки, которое постоянно движется, хотя сама луна всегда спокойна. Дзэн выражает поразительное безразличие к извечным стремлениям и амбициям человека.

Это осознание жизни, действующей внутри нас, принципиально отличается от наблюдения, фиксирования и постижения извне. При таком наблюдении и постижении тот, кто постигает, стоит в стороне от того, что постигается и наблюдается. При осознании же опыт остается единым с испытывающим, охватывает его и таким путем преображает его.

К. фон Дюрк Хейм

Дзэнский взгляд на вещи таков: все в мире в равной степени свято, даже подстилка у порога или конский навоз, и выделять тот или иной аспект жизни, представляя его более важным, нежели другой, означает впадать в ошибку дуалистического представления, уводящую от реальности. Знаменитая дзэнская поэма гласит:

Совершенный путь не ведает трудностей Кроме трудности неотдавания предпочтения. Лишь освобожденный от ненависти и любви Он являет себя во всей его истинности.

По преданию, подобное отношение к действительности принес в Китай Бодхидхарма, прославленный индийский буддист шестого века, пришедший туда для того, чтобы учить дзэну, и оставшийся там навсегда, став первым китайским патриархом дзэн. Его принял император By – адепт буддизма, прославившийся строительством монастырей, переводами буддийских писаний и обращением множества мужчин и женщин в монахи. Он спросил у Бодхидхармы, какие заслуги принесут ему его деяния, но был поражен ответом монаха: «Никаких. Истинные заслуги исходят прямо из сердца и не связаны с деяниями в миру, которые есть само собой разумеющиеся вещи каждого нормального человека».

После того, как все рухнет, может быть, найдем ключ к совершенству, который таится внутри.

Шри Ауробиндо

– Тогда что же есть священная религия? – спросил император.

– Великая пустота, и ничего священного в ней.

Ответ подобного рода был дан однажды и некоему послушнику, чересчур уважительно высказавшемуся в адрес Будды. Ему посоветовали прополоскать рот и никогда более не повторять таких грязных слов.

Для того, кто практикует дзэн, слова типа «священный» или «Будда» не более чем ловушка, куда попадает реальность вещей, тогда как фактически они существуют только в виде идей сознания. Мастера дзэн, встречаясь друг с другом, обычно покатываются от хохота при мысли о том, что их определяют как святых или людей, достойных поклонения, и передразнивают друг друга, умышленно гиперболизируя недостатки внешности и поведения, подбирая словечки и определения в адрес один другого, от которых у обычного человека, не лишенного комплекса собственной важности и значимости, от гнева и обиды потемнело бы в глазах. В общении они незаметно «ставят капканы», стараясь заманить друг друга в концептуальные заявления о просветлении или буддизме, или нирване, и смеются, когда словесный капкан тонко распознается или обходится.

Дзэнский метод обучения заключается в демонстрации реальности, но не в говорении по ее поводу; эта демонстрация всегда воспринимается серьезно и без лишней торжественности или помпезности.

Воспринимать ее полный обучающий объем – означает отказываться от нашей привычной тенденции облекать все в слова. Слова, конечно, важны, но вся штука заключается в том, что мы, слишком полагаясь на слова, начинаем уходить сознанием в мир непрямых знаний или знаний о чем-либо вместо восприятия непосредственного сиюминутного импульса того, что существует в действительности до мыслей и слов. Используя «верные» слова для каждой ситуации, мы часто проживаем жизнь без прямого опыта реальности. Основные методы дзэна направлены на то, чтобы помочь ученику увидеть обусловленность, в которую концептуализирован мир, и что это полезно лишь для определенных целей, но лишено субстанции. Когда же мир концепций разрушается, ученик подходит к опыту неопосредованной реальности – к открытию невыразимого удивления, которое и есть собственно существование.

Троичен жизни ритм – принятие, отдача, забвение себя, Вдыхая, я вбираю мир в себя, опустошенный, я живу в самом себе – живу без эго в высшей пустоте. Вдыхая, я вбираю мир в себя, а, выдыхая, отдаю ему себя. Опустошаясь, испытываю изобилье, бесформенный, я форму наполняю.

Лама А. Говинда

Основателем учения дзэн стал, как гласит поверие, сам Будда в то самое время, когда читал проповеди своим последователям в Оленьем парке. Однажды утром Он пришел туда и обнаружил более тысячи людей, дожидавшихся его. В молчании Он сел к ним лицом. Время шло, но Учитель оставался безмолвным. Наконец, опять-таки в полном молчании, Он поднял цветок. Никто не понял этого жеста, кроме одного человека, улыбнувшегося мысли о том, что никакие слова не заменят живого цветка. Будда молвил: «Это есть истинный путь, и я передаю его вам».

Таким образом Он указал неопосредованный опыт сущего – сиюминутный опыт понятия, «сейчас и здесь» – всеобъемлющее таинственное понятие. Феноменальный мир выглядит так, как он есть в его самости, вне проекции «Я».

Ранний индийский буддизм, так же как индуистские верования, из которых он сформировался, устремлен был в поиски единосущей реальности, но подход его к этой проблеме был более психологичным, нежели религиозным. Будда чувствовал, что философствования по поводу реальности стали барьером на пути к непосредственному и внутреннему восприятию ее, не говоря уже о желаниях и страстях, привязывающих человека к суете мира. Дзэн представляет собой в истоке, как философская мысль, один из продуктов Махаяны («большой колесницы» ), которая утверждала, что концепция «все сущее есть реальность» безоговорочно противопоставляет «все сущее» реальности, таким образом творя единство мира. Реальность и все вещи уже объединены, и создавать единство их, будь то в мыслях или чувствах, означает творить идею того, что все это уже не существует. В мыслях все может представляться разобщенно, но в действительности нет никакого разобщения. Нирвана (состояние реальности) есть сансара (состояние обычной жизни), а использование терминов наподобие «Единство» или «Брахман» или «Бог» неудачно.

Эту мысль выводит достаточно ясно в книге «Христианский дзэн» отец Вильям Джонстон – иезуит, приехавший в один из дзэнских монастырей в Японии для медитации. Он повествует, что после сидения в медитации его ноги некоторое время сильно болели. Наставник посоветовал ему, как избежать неприятных ощущений, и спросил, какую практику применял он в своей медитации. Джонстон ответил, что он сидел в полном безмолвии в присутствии Бога без всяких мыслей, образов, идей. Наставник монастыря спросил далее, был ли его Бог везде, а когда получил положительный ответ, спросил, был ли сам Джонстон «окутан Богом». Ответ также был положительным.

Вы помните яблоко из библии, которое Адам съел в раю? – А знаете, что было в том яблоке? Логика... главное – это чтобы человека стошнило тем яблоком, если, конечно, хочешь увидеть вещи, как они есть.

Д. Селинджер

– И вы переживали это? – спросил наставник.

– Да.

– Очень хорошо, – сказал наставник, – продолжайте в том же духе. Именно так. И со временем вы обнаружите, что Бог исчезнет, а останется только Джонстон.

Джонстон был шокирован заявлением мастера, так как оно звучало отрицанием всего, что он свято чтил. Он решил воспротивиться этому и сказал, улыбаясь:

– Бог не исчезнет! Но Джонстон может исчезнуть, тогда как Бог останется вечно.

– Конечно, конечно, – отвечал монах, также улыбаясь, – это ведь одно и то же. Именно это я имел в виду.

Таким образом, буддизм Махаяны утверждает, что человека нельзя отделить от Бога, как нельзя отделить творца от акта его творения, энергию от массы или жизнь от ее проявлений. Когда же мы отделяем одно от другого в мыслях, а затем еще и представляем эти мысли верными, мы страдаем интеллектуально, морально и духовно, порою даже не замечая этого.

Главной целью дзэнской практики является достижение состояния сознания, когда индивидуальное «Я» полностью «опустошает» само себя, идентифицируясь с вечной реальностью всего сущего. Эта «пустота» (Шуньята) не означает просто отсутствие чего-либо, но представляет собой динамически существующий вакуум, неуловимый и вневременный, истинная природа которого остается неопознанной. Этот опыт, получаемый индивидуальным сознанием, известен под своим японским термином сатори – «состояние сознания, в котором Благородная Мудрость реализует свою собственную внутреннюю природу», как гласит Ланюгватара сутра. Это сиюминутное восприятие природы вещей вместо обычного понимания посредством анализа и логики. На практике это означает открытие нового неизменного мира, мира до этого скрытого за многими путаницами и смятениями дуалистически сориентированного сознания. Все противоречия гармонизируются чудом сатори, а опыт ее вовлекает всю личность, не ограничиваясь психологическим проникновением или переживанием высокого экстаза. Сатори ведет к полному обновлению личности, и, что более важно, оно открывает сознание для широкого и глубокого восприятия жизни, при котором самые тривиальные проблемы ее приобретают новую значимость. Исходя из развития своего сознания, человек зависим от внутренних и внешних условий в концептуальном плане. Опыт же сатори разбивает рамки этих условностей раз и навсегда.

Этот опыт, в котором мир проявляется как никогда до того, трансформирует обычную субъектно-объектную дуальность в новое измерение бытия, где исчезает индивидуальное «Я» на время существования сего опыта сознания. Достижение этого состояния бытия есть раскрытие значения личностного существования, нахождение своего истинного места в потоке жизни, идентификация своей самости со всем сущим.

Сатори – центральная идея в дзэнском образе жизни. В одно и то же мгновение это последний и первый шаг, цель и начало стремления к цели, потому что достичь сатори означает пережить естественное состояние сознания, из которого проистекают все добрые действия и в чем заключено озаренное распознание гармонии жизни. В результате проявляются все лучшие человеческие качества личности, так как нет сдерживающих их отрицательных начал. Для того, кто испытал этот переворот в своей натуре, жизнь становится удивительным чудом.

Во всей Вселенной – как во сне, так и внутри нет ничего, чем можно было бы овладеть, и нет никого, кто мог бы чем-нибудь овладеть.

Аллан Б.Уоттс

Существует множество описаний состояния сатори в литературе о дзэн. Мастер дзэн шестнадцатого века Хан Шан говорил о просветленном человеке, что его тело и сознание полностью отсутствуют: они все одно с абсолютным вакуумом. Свой собственный опыт сатори он описывает следующими словами: «Я прогуливался. Вдруг я стал как вкопанный, переполненный чувством отсутствия моего тела и сознания. Все, что я мог видеть, было одним великим сияющим Целым – вездесущим, совершенным, ясным, безмятежным. Это было подобно огромному, безграничному зеркалу, в котором отражались все горы и реки на земле... Я чувствовал себя таким чистым и прозрачным, как будто мое тело и разум вовсе не существовали».

Когда присутствуют возмущающие чувства, вредные мысли, слова и действия приводят к неизбежным результатам, страданию и неудовлетворенности. Это тот хаос, те процессы, которые никто не может контролировать или игнорировать, который переживается «как эта жазнь», на каком бы уровне существования она не происходила.

Калу Ринпоче

«Привязанность к своему эго, и власть чувств и идей над нами – вот главная причина наших страхов, беспокойств и страданий» – учил Будда.

Дзэнский метод освобождения направлен на прорыв сквозь душные путы страстей, беспочвенных мечтаний, желаний, страхов и гнева.

Более всего дзэн пытается уничтожить нашу надежду на привычные принципы и идеи. Снова и снова мастер дзэн кричит «Хо!» на своего ученика, спрашивающего его об учении, ибо мастер видит, что ученик исходит из концепций, а не из реальности.

Дзэн далек как от религии, так и от теологии. В нем отсутствуют вероучение или догматизм. Он опирается на многие писания: не только на основные буддийские сутры, но и на свои собственные трактаты и мондо – диалоги между мастерами и учениками, иллюстрирующие методы наставничества. Дзэн также берет на вооружение образы и символы, и структуру буддийской религии. Но реальность при этом никогда не замыкается в определениях и ни в коем случае не приравнивается к ним. Поэтому идея о том, что писания ничего не способны дать, лишь указать путь, твердо поддерживается. Иногда ученикам рекомендуется разорвать свои письменные труды или сходить с ними в отхожее место.

Дзэн не нуждается в высокопарном слоге, он желает от своих учеников, чтобы те правильно съели яблоко, а не красиво продискутировали по этому поводу.

Тренировка ученика для приобретения им способности влияния на концептуальный мир проходит обычно по четырем направлениям: дзадзэн (сидячая медитация), коаны (алогичные диалоги и высказывания), сандзэн (приватные беседы с учителем) и физическая подготовка, выражаемая в работе по монастырю и в овладении различного рода боевыми искусствами. Кстати, в дзэнских монастырях работой в поле, в саду и на любых других участках занимаются все в равной мере от неофита до мастера, что явно не идет в сравнение с внутренней жизнью других буддийских монастырей или, скажем, монастырей христианских, где вся работа и, в первую очередь, тяжелая и грязная, выполняется послушниками-новичками.

Вообще, строго говоря, дзэн не верит ни в какой метод, способный пробудить сознание к восприятию реальности, потому что это влечет стремление сознания личности ухватиться за что-то уже существующее, и методы посему считаются уводящими в заблуждение, не дающие сознанию, ограниченному рамками метода, выйти к причине сущего. С другой стороны, техника дзадзэна, проверенная веками именно в Японии, способна укрепить сознание в самом себе, которое становится полностью раскрепощенным, однако внимательным, свободным от рабства концепций, но способным концентрироваться в полной мере.

Ратнакутапарипарчасутра. Китай. 8 век

* * *

В дзадзэне ученик сидит скрестив ноги, как в йоговской асане «лотос» или уложив согнутую в колене левую ногу на правую, также согнутую в колене. Ритмично дыша и обратив внимание на процесс дыхания или производя счет особым образом про себя, как более простое средство для достижения нужного состояния уравновешенности психики, ученик доводит сознание до состояния успокоенности и освобождения от идей, образов, мыслей. На более продвинутых стадиях медитации ученик, не употребляя методы контроля концентрации сознания, просто и беспристрастно позволяет мыслям входить и выходить из его сознания, подобно проплывающим по небу облакам, не обращая на них внимания, но и не гоняя их. Другая форма медитации заключается в том, чтобы взять какой-либо коан или мондо и как бы кинуть его в сознание, подобно тому, как мы кидаем камень в спокойную гладь озера.

Вот некоторые древние, однако хорошо применимые коаны: «Что такое хлопок одной руки?» Уммон сказал: «Взгляни! Этот мир безграничен! Почему ты одеваешь рясу при звуке колокола?» Мастер Геттан сказал монаху: «Кейчу сделал телегу, в колесах которой сто спиц. Убери передние и задние колеса и оставь оси, что получится?»

Своеобразно и отношение, требуемое от ученика к учителю. Дзэн утверждает, что учитель не учит, а лишь указывает на Путь, который каждый должен открыть по-своему, именно своим уникальным и неповторимым образом. И если ученик лишь усердно повторяет мастера, но не выходит на свою самость, он не развивается, а значит и не реализуется как личность. Такие ученики не в почете в дзэнских общинах, хотя и не отвергаемы. Мастер Куэй-шан сказал как-то: «Тот, чей внутренний мир такой же, как у его учителя, теряет в половину силу своего учителя. И лишь тот, кто превосходит своего учителя, достоин стать его преемником». Это железный закон дзэн.

Вот высказывание по этому же поводу современного мастера Сокеи-ан: «Если бы учитель передавал Дхарму (учение) ученику, подчиненному ему, Дхарма исчезла бы через пять сотен лет. Если бы учитель выбирал ученика, чьи взгляды и образ мысли были бы такими же, как у него, буддизм деградировал бы полностью как образ жизни и восприятие мира. В школе дзэн нам необходимо постоянно демонстрировать прогресс нашему учителю. Мы должны показывать ему, что мы обладаем чем-то таким, чего у него нет и чем мы можем сразить его. И только тогда учитель с радостью передает нам Дхарму. И это не из-за какой-то особой любви к нам или из-за нашего прилежания. Нет! Когда учитель дзэн передает свою Дхарму, это своего рода соревновательная схватка: ученик должен «свалить» его, показать ему свои достижения, знания, дать новую информацию. Дзэн существует до сих пор с незапамятных времен именно благодаря этому железному закону.

Куда стремишься ты, слепое существо? К какому темному морю текут реки твоих желаний? У тебя нет глаз, они слепы к чудесам, что окружают тебя. У тебя нет слуха, ты не слышишь глас истины...

П. Веженов

До того, как соколиха соединится с соколом, она три дня летает в небесах, а сокол преследует ее. И только тот сокол, который преодолеет ее в выносливости и в мастерстве, сможет овладеть ею. Мастер дзэн подобен соколихе, а ученик соколу. И вам не следует этого забывать».

От Китая до Кореи, Вьетнама и Японии – таков был путь передачи «просветленного понимания» от учителя к ученику.

Мало известно об обучении дзэну женщин в Китае, но в Японии женщины постигали его истины в монастыре Токейджи, первой настоятельницей которого была монашенка Шидо (13 век). Женщины принимались также и в монастырь Энкакуджи, но на очень строгих условиях, включавших помимо прочих ограничений и безбрачие. Монашенки дзэнских монастырей создавали и толковали свои собственные коаны.

Давным давно дзэн вышел из монастырей, став мировоззрением многих и многих людей как на востоке, так и на западе из-за своей особой черты раскрывать для каждого человека его собственный уникальный путь жизни и в полной мере проявляться в нем. Современный дзэн – это не путь монаха, но и не путь обычного мирянина. Кто-то способен достичь просветления, кто-то нет. Не в этом смысл. Главное – быть в Пути преодоления самого себя, устремляясь к своей самости, через которую мы и способны воспринимать мир целостно и таким, каким он есть на самом деле.

Дзэн открыт не только для того, кто правильно сидит со скрещенными ногами или для того, кто обладает незаурядными духовными возможностями. В каждом заложена природа будды. И каждый должен найти свой способ реализовать эту природу. Что бы вы не делали, все это должно стать прямым опытом природы будды. Природа будды – это осознание природы будды.

Глава 3. Мастера дзэн

ХУЭЙ НЭНГ (637—714 г.г.): «Не завися  ни от чего, ты должен найти свое соб–  ственное сознание». Хуэй Нэнг, неграмотный крестьянский парень, ставший впоследствии шестым патриархом дзэн, как бы подслушал у природы слова, приведенные выше и ставшие для него великим откровением во время абсолютно прозаичного занятия – собирания хвороста. Вмиг его сознание стало светлым и чистым, наполненным пониманием того, что истина не в изменчивых мнениях и взглядах мира, но в единственно реализуемой вещи – нашем собственном существовании. Позже он узнал строки из Алмазной Сутры буддизма – «Все бодхисаттвы (сострадательные существа), великие и менее великие, должны развивать чистое, ясное сознание, не зависящее от звука, вкуса, запаха и других качеств. Бодхисаттва должен развивать сознание, не цепляющееся ни за что вообще».

Ваджра. Алмаз, символизирующий важнейшее положение буддизма, его вечность

* * *

Далее ему посоветовали идти в храм пятого патриарха дзэн, которым был знаменитый мастер по имени Хунг-джэн, советовавший всегда, будь то монах или мирянин, читать только Алмазную Сутру. Итак, Хуэй Нэнг отправился в путь и после тридцатидневного путешествия пришел в храм на горе Желтой сливы (Алычевой горе), где со многими другими учениками выразил свое почтение мастеру Хунг-джэну.

Патриарх спросил его: «Откуда ты пришел, и что тебе нужной» На что Хуэй Нэнг ответил: «Я простой человек из южного кантона. А проделал я этот некороткий путь, чтобы выразить тебе, мастер, свое уважение. И еще мне бы хотелось стать буддой, увидеть будду в себе».

Пятый патриарх был изрядно поражен заявлением и решил проверить Хуэй Нэнга: «Ты говоришь, что пришел с юга? А это означает, что ты еще дикий! Как же ты сможешь стать буддой?» Хуэй Нэнг ответил так: «Человек может прийти с севера или с юга, но для состояния просветленного не существует ни севера, ни юга. Плоть дикаря не та, что у аббата, но как отличить мое просветление от твоего?»

Зеркало (санскр, адарка). Символизирует чистую мудрость Дхармы.

* * *

С этого момента мастер Хунг-джэн принял к себе учеником Хуэй Нэнга, хотя перед ним встала дилемма. В те времена дзэн был еще под влиянием индийского буддизма, не лишенного схоластических метафизических умствований, затуманивающих идею прямого просветления. Хунг-джэн знал, что начитанные, вышколенные монахи с севера сделают фарш из маленького крестьянина. Таким образом, чтобы спасти Хуэй Нэнга, он отправил его на кухню рабочим, и восемь месяцев Хуэй Нэнг колол дрова и молол рис.

Как-то однажды патриарх собрал всех монахов и сказал: «Вопрос рождения и смерти – один из важнейших вопросов для каждого. Вы ищите награду более чем просветления по поводу рождения и смерти. В то время, как ваши умы введены в заблуждение, награда не способна дать вам спасения. Идите в свои кельи и зрите вашу собственную природу. Каждый, полагаясь на свою изначальную мудрость, составьте по короткой оде и приходите ко мне для прочтения ее. Если кому удастся отыскать великий принцип буддизма, я передам тому свое одеяние и свое управление и посвящу в Шестые Патриархи. Это все срочно. Идите сейчас же, не откладывая. Если вы доверите это мудрости ума, вы не сумеете использовать ее, как надо. Тот, кто способен понять свою собственную природу, видит ее мудрость в момент, когда я говорю о ней. И тот, кто сможет проделать это, реализует ее (природу) даже под звон мечей в великой битве».

Даже, когда зеркало отражает кого-либо, с зеркалом ничего не случается. Зеркало не изменяется никак; зеркало остается прежним. Это и есть отсечение причины.

Тилопа

Шэн Хсиу, старший монах, слыл наиболее образованным из всех и поэтому был первым претендентом на почетное назначение. Сам он понимал, что равных ему не было, хотя и не совсем доходил до понятия своей самости (природы). Итак, он сочинил оду и в полночь написал ее на стене, мимо которой проходил мастер. Она гласила:

Тело подобно дереву мудрости, Сознание – сияющему зеркалу; Не переставай вытирать его начисто. Чтоб ни одна пылинка не села.

Мастер благодушно похвалил ученика, но сказал Шэну, что его ода не выражает спонтанности, и, более того, – он не нашел до сих пор свою собственную природу, и ему следует пытаться снова и снова. Хуэй Нэнг в то же время сочинил свою оду, но ему надо было повременить с тем, чтобы кто-нибудь написал ее за него, так как он был неграмотен. Она появилась на утро следующего дня, написанная на той же стене:

По существу, нет мудрости дерев, Как нет зеркал, чтобы сиять; И коль все изначально есть великое Ничто, К чему тогда пылинке той пристать?

Хотя написанное восхитило мастера, но, опять-таки, опасаясь за Хуэй Нэнга, он стер все со словами: «Сие также написано человеком, не нашедшим свою изначальную природу». Но в полночь патриарх призвал к себе Хуэй Нэнга и передал ему знаки отличия, патриаршьи одежды и чашу, определяя его тем самым как преемника. Далее он сказал: «Если ты не проник в свое собственное сознание, изучение буддизма окажется для тебя пустым занятием. Если же ты овладел собственным сознанием и узрел свою изначальную природу, ты именно тот, кого почтенно нарекают мастером, учителем, буддой. Но ты должен скрывать свет своего понимания до лучших времен». Затем, взяв весла, он посадил Хуэй Нэнга в маленькую лодку и переправил его через реку. Хуэй Нэнг двинулся к югу.

Но когда дело касается личного опыта, собственных переживаний, тогда все, что может сделать учитель, – это дать ученикам понять, что они во тьме лабиринта, и единственное, на что они могут уповать, это то, что лежит гораздо глубже интеллекта и у других не занять.

Дзягю Тадзима

Мастер не появлялся к ученикам пять дней, но потом был вынужден признаться в том, что Хуэй Нэнг исчез с патриаршьими одеждами и чашей. Он надеялся, что Хуэй Нэнг уже добрался до своих мест, но ревнивые монахи его монастыря твердо намерились вернуть одежды и чашу. Они рыскали в поисках Хуэй Нэнга два месяца и, наконец, обнаружили его на вершине одной горы. Заправилой у них был ученый монах Минг, который практиковал медитацию и читал сутры в течение двадцати лет, но так ничего и не понял. Для него это было слишком – обладание кухонным рабочим после восьми месяцев пребывания в монастыре всеми отличительными знаками патриарха. Он направился к Хуэй Нэнгу с одним желанием – убить его. Когда Хуэй Нэнг увидел это, он расстелил одежды на плоском камне и поставил рядом чашу. Затем он обратился к Мингу: «Эти одежды есть свидетельство веры. Никто не может взять их силой».

* * *

Рисунок пустоты

* * *

Рисунок пустоты, заполненой всеми вещами

* * *

Минг рванулся было к камню, думая, что сможет взять то, что было на нем. Но стоило ему протянуть руки к рясе, которую носил, как утверждали, сам Будда, его сознание (ведь он все же был по природе добрым и честным человеком, как и все монахи его времени) проснулось и пробудило в нем ощущение низкого, плохого и злого деяния, творимого им. И он сказал: «Истины желаю, а не рясы. Пожалуйста, брат, помоги мне избавиться от невежества». «Коль хочешь ты истины, – отвечал Хуэй Нэнг, – перестань гнаться за вещами. Прекрати думать о том, что правильно, а что неправильно, но в сей момент постарайся увидеть свое изначальное лицо до рождения твоих отца и матери».

Внезапно Мингу открылась истинная суть вещей, которая существовала до того лишь в его воображении. Он почувствовал себя так, как будто отпил прохладной воды и утолил жажду. Ответ Хуэй Нэнга воспринялся им прямо и непосредственно, он не имел ни философского, ни интеллектуального, ни образного применения. Интеллект Минга, теперь открытый его сознанием, дозрел, как готовая упасть от спелости слива, и учение в течении долгих лет увенчалось успехом в один миг.

Там, где вечное пребывает в состоянии небытия, мы видим тайну бытия; там, где вечное в состоянии бытия, мы можем видеть пределы небытия.

Лао-Цзы

С тех пор это заявление Хуэй Нэнг используется как вопрос – коан, задаваемый начинающим – «как выглядело твое изначальное лицо до рождения твоих отца и матери?» В китайских судах коаны представляли собой «ортодоксальные писания мудрецами и почтенными людьми, воспринимаемые за принцип». Коаны никогда не представляли собой чье-либо приватное мнение, но довольно высокий принцип, который почитался и принимался как простыми смертными, так и бодхисаттвами «в трех мирах и десяти измерениях». Этот принцип соответствует духовному истоку, совпадает с таинственным значением, разрушает рождение и смерть и уводит от страсти. Его нельзя понять логически или передать словами; его нельзя объяснить в письме или причинно обосновать. Он подобен оглушительному барабану или великому огню, пожирающему всех, кто к нему приблизится.

Бесконечный узел  (санскр, криватса). Геометрическая фигура, символизирующая благополучие, единство всех вещей и переменчивый характер времени

* * *

Коан Хуэй Нэнга служит как бы указателем на собственную природу человека, он прекращает всякие блуждания и рассуждения ума о реальности сущего. Когда ученик настраивается на концептуальный ответ, наступает своеобразный шок оттого, что нельзя найти концепцию, подходящую к вопросу подобного рода. И вот как раз этот шок создает причину для сомнения в сознании ученика по поводу его восприятия, а это и есть момент начала «пробуждения».

Каково изначальное лицо самого Хуэй Нэнга – пустота, лишенная признаков? Его ода также пустота. Что есть пустота Хуэй Нэнга? Он говорил так:

«Когда вы слушаете меня, говорящего о пустоте, не привязывайтесь сознанием к этому, в особенности – к какой-либо идее об этом. Просто, сидя спокойно с пустым рассудком, вы впадаете в воображаемую пустоту.

Безграничная пустота неба охватывает десять тысяч сущностей всех форм и размеров – солнце, луну и звезды; горы и реки, кусты и деревья; плохих людей и хороших; умные и глупые учения; рай и ад. Все это составные пустоты».

Пустота вашей изначальной природы такая же, как и любая пустота. Она также охватывает все, потому что она «великая» пустота. Все и вся заключены в вашу собственную изначальную природу. Ничто нельзя удержать или уничтожить: «Вечная земля ни на секунду не отделима от обычного мира феноменов, – говорил Хуэй Нэнг. – Если же смотреть на нее иначе, вы отсекаете себя от родственного вам мира, который также является вашей собственной реальностью, как и все другое».

После пятнадцати лет жизни инкогнито, Хуэй Нэнг объявил себя законным преемником пятого патриарха, доказав это всеми имеющимися у него атрибутами патриаршего статуса. Он стал известен как величайший мастер дзэн, и после смерти его труды были собраны воедино и классифицированы, как еще одна буддийская сутра. Именно он установил традиционную практику дзадзэн и определил ее следующим образом:

«В центре всего доброго и дурного ни единой мысли не возникает в сознании – это мы называем дза. Видение вашей самостной природы вне всякого состояния движения – это мы называем дзэном».

Он утверждал, что такая форма медитации должна практиковаться всегда, а не только во время формального сидения. Таким образом, он был глубоко убежден в том, что именно такое состояние сознания является важным для человека, меньше уделяя внимания физическому положению (позе). Он вообще считал, что продолжительное сидение не лучше состояния умершего, именно потому, что, по его мнению, истина не является результатом стояния, хождения и лежания. Он говорил: «Живой, который сидит и не лежит; мертвый, который лежит и не сидит! И тот и другой – лишь тлеющие трупы».

Когда ему исполнилось семьдесят семь лет, он сказал своим ученикам: «Соберитесь возле меня. Я решил покинуть сей мир». Когда монахи услышали эти слова, они рыдали, не скрывая слез. «По ком плачете? – спросил их мастер, – вы беспокоитесь обо мне, думая, что я не знаю, куда я иду? Если бы я не знал, я не был бы просто в состоянии оставить вас подобным образом. О чем вы плачете в действительности, так это о том, что вы не знаете, куда я иду. Если бы вы знали, вы бы не плакали, ибо не плачет знающий, что Истинная Природа вне рождения и смерти, что она не уходит и не приходит».

Лин Чи (Риндзаи)

ЛИН ЧИ (Риндзаи) (? – 866 г.г.) по праву считается одним из самых сильных мастеров во всей истории развития дзэн, а направление в учении, основанное им, стало наиболее влиятельным среди последователей философии и практики дзэн после Хуэй Нэнга. Умер он в IX веке, но вплоть до самой середины двадцатого столетия, поколения за поколениями, его последователи были ведущими дзэнскими мастерами. В XII веке его учение было принесено в Японию, где оно получило название школы Риндзаи, одной из двух главных школ дзэн, процветающих и поныне.

В то время, когда жил Лин Чи, Китай постоянно воевал с сильными и жестокими врагами. Национальный дух отличался воинственностью, а дзэн того времени характеризовался резкой прямотой и силой. Метод Лин Чи также был прям и динамичен. Он не мучился угрызениями совести по поводу тумаков, которыми он щедро осыпал зашедших в словесные или умственные дебри учеников, что сделало его известным как мастера с довольно грубым обращением. В обычных условиях подобное поведение могло вызвать обиду со стороны учеников, но в преподавании дзэн это стало способом «открывания» сознания за интеллектом.

Лин Чи (Риндзаи). С рисунка Сенгая. Япония, XVIII век.

* * *

Когда Лин Чи задавали вопрос философского или метафизического свойства, ответом была затрещина. Как можно было реагировать на подобное? Ученик не мог использовать термины логики, как и не мог обращаться за помощью к каким-либо традиционным учениям; у него не было ничего, на что бы можно было опереться. Он как бы сразу попадал в мир без причины, без обычной последовательности мыслей, к которым он привык быть привязанным. Но когда он становился откровенным в своем вопросе, все его естество уже склонялось к знанию ответа. Он отбрасывал все привычные формы думания, и это служило тому, что сознание его открывалось для прямого восприятия собственной природы.

Лин Чи также был великим ниспровергателем религиозных условностей. Он питал нескрываемое отвращение ко всякого рода окольным путям, по которым чистая, ясная истина интерпретировалась философами и книжниками. Его собственный метод выделял спонтанность и абсолютную свободу. Oн говорил: «Много учеников приходят ко мне из разных мест. Многие ил них не свободны от заблуждений объективной реальности. Я учу их прямо без подготовки. Если их проблема заключена в их неспокойных руках, я бью их по ним. А если она спрятана между глаз, я бью именно туда. Таким образом, я не нашел никого, кто бы держал себя свободно. Это все из-за того, что все они связаны бесполезными учениями их прежних мастеров. Что касается меня, то я не использую лишь один метод для всех, а разбираюсь, в чем заключена проблема, и освобождаю от нее человека.

Учение и знание должны быть в конце концом «забыты», и, когда вы сознаете это, вот тогда можете заниматься любым делом без всяких помех.

Судзуки Тантаро

Друзья, я говорю вам: «Нет Будды, нет духовного пути для следования. К чему вы так лихорадочно стремитесь? К тому, чтобы положить голову на макушку вашей собственной головы, слепые идиоты? Ваша голова есть там, где ей следует быть. Беда заключается в вашей невере в вас самих. Именно из-за того, что вы не верите в самих себя, вы то и дело бьетесь о ситуации, в которые попадаете. Будучи рабами объективных ситуаций, вы не имеете никакой свободы, вы не хозяева самих себя. Прекратите устремляться наружу и даже не привязывайтесь к тому, что я говорю. Лишь перестаньте липнуть к прошлому и страстно желать будущего. И это станет более полезным делом, чем десятилетнее паломничество».

Впервые о Лин Чи услышали еще когда он был молодым монахом и учился у мастера Хуанг По. В храме Хуанг По, где занимались пять сотен монахов, Лин Чи первые три года вел ничем не отличаюшуяся жизнь. По утрам он работал в поле наравне с другими, днем занимался медитацией, а вечером помогал по кухне или готовил баню для престарелых монахов.

Но однажды старший монах My Чоу наблюдал за ним и заметил его необычайно чистый и целеустремленный образ поведения. Так, когда он ел, он ел; а когда медитировал, то медитировал.Все его естество пребывало в созвучии с тем действием, в которое он вовлекал себя, без мысли о собственной выгоде, корысти или гордости. Таким образом его действия были подобны чистому золоту, а не сплаву. И именно из-за того, что он был честен и прямолинеен, ему не о чем было спрашивать мастера, и без причины он не ломился вперед.

Корыстолюбие отнимает у людей самые заветные чувства – любовь к отечеству, любовь семейную, любовь к добродетели и чистоте.

Саллюстий

Как-то раз My Чоу, желая сильно, чтобы мастер заметил Лин Чи, велел тому задать мастеру вопрос. А так как Лин Чи не знал, что нужно спрашивать, My Чоу посоветовал ему спросить, что такое основной принцип буддизма. Когда Лин Чи предстал перед Хуанг По и задал ему свой вопрос, Хуанг По ударил его посохом. Снова Лин Чи спросил о том же и снова получил удар. Третий раз было все так же.

После этого случая Лин Чи решил, что существует некий барьер в его сознании, мешающий ему видеть истину, и он задумал покинуть монастырь и стать нищим с целью узнать в обычной жизни то, что было для него неясным. Он рассказал о своих планах My Чоу, а тот передал все Хуанг По, добавив: «Будь снисходителен к этому молодому человеку. Могучее дерево может вырасти из него, которое однажды укроет многих людей».

Когда Лин Чи отправился за отпускным разрешением к мастеру, Хуанг По сказал: «Нет нужды тебе уходить слишком далеко. Иди к мастеру Та Ю. Он научит тебя всему».

Итак, Лин Чи ушел в монастырь Та Ю и рассказал мастеру все, что случилось. Та Ю сказал ему: «Ну и ну, ведь Хуанг По был так же добр к тебе, как твоя бабушка. Что же ты являешься ко мне и просишь указать на твои ошибки?»

С этими словами на Лин Чи как бы прорвалось озарение, и внезапно он почувствовал себя так, как будто ему широко открыли глаза. До этого момента он думал о буддизме как о могучем учении, но отделенном от него самого. Сейчас же он понимал, что это была лишь идея в его сознании. Раз и навсегда он стал человеком. Но до сих пор он был подобен животному, имеющему глаза и уши, но не пользующемуся ими как своими собственными. Он был полностью идентифицирован с внешним миром, миром людей, объектов и случаев. Этому же миру и принадлежали его глаза и уши, ему они и служили. Теперь, в вспышке просветления, он вышел из мира и в тот же момент познал сущность таковой, какая она есть на самом деле, и нереальность слов о ней. Удар Хуанг По указал на истину его собственного бытия, тогда как его вопрос о буддизме возникал из иллюзии.

Он воскликнул: «О, я вижу теперь то, чего не видел никогда». Затем добавил: «С самого начала не было чего-то такого в буддизме Хуанг По».

Подумать только: открыть для себя такую истину после трех лет скромного труда в монастыре Хуанг По!

Но теперь он познал настоящую и освобождающую доброту Хуанг По. Та Ю догадался, что случилось, и решил проверить Лин Чи. Он схватил его и сказал: «Ты, ссыкун! Всего лишь момент тому назад ты спрашивал меня, прав ли ты был или нет, а теперь утверждаешь, что нет ничего в буддизме Хуанг Но. Что же ты увидел? Говори! Ну, выдай!»

В ответ на это Лин Чи три раза ударил Та Ю под ребра. Оттолкнув Лин Чи от себя, Та Ю сказал: «Возвращайся к Хуанг По. Он твой учитель. Все это его заботы, и никак меня не касаются».

Когда Лин Чи возвращался в монастырь Хуанг По, тот, завидев его еще издали, сказал: «Похождения этого парня не закончатся никогда». Лин Чи он встретил следующим: «Что ты опять здесь делаешь, ты, дурачок? Никогда тебе не найти истины в подобных похождениях».

Лин Чи ему ответил: «Вы такой добрый, прямо как моя бабушка. Вот почему я вернулся». И он стал подле Хуанг По в позе монаха, намеревшегося остаться с мастером, сложив руки на груди.

«Где ты был?» – спросил Хуанг По. В те дни иные монахи ответили бы в поэтической форме: «Я приехал верхом на ветре». Но Лин Чи был незнаком с подобными эффектами и отвечал прямо, что с ним происходило.

«Ну, я дождусь, когда придет Та Ю, – сказал Хуанг По в некотором раздражении. – Я задам хорошую трепку этому болтуну».

«Зачем ждать? – ответил Лин Чи. – Вся реальность перед тобой сейчас», – и ударил Хуанг По.

Про себя Хуанг По был сильно обескуражен, но смог сохранить достойную мастера позицию и закричал: «Сумасшедший! Ты вернулся, чтобы таскать тигра за усы».

Лин Чи, в свою очередь, громогласно выкрикнул: «Хо!»

Хуанг По позвал прислугу и велел им «тащить этого безумцa и запереть в медитационном зале». Он не велел выбросить его из храма, но запереть в зале, тем самым выражая желание оставить Лин Чи в монастыре.

Этот выкрик «Хо!» стал знаменит среди мастеров Риндзаи и до сих пор употребим ими. По-японски он стал звучать как «Квац» и, хотя он не имеет какого-то определенного значения, но он выражает многое. Он употребляется для «очистки» сознания ученика и освобождения его от дуалистических, эгоцентристских мыслей. Лин Чи определил четыре разновидности «Хо!»: «Иногда он подобен грому средь ясного неба, иногда – золотогривому льву, готовящемуся к прыжку, иногда он подобен искусно поставленной в траве ловушке, а иногда он вообще не «Хо!»

После десятилетней практики у Хуанг По Лин Чи обосновал свою собственную резиденцию на севере, и много учеников приходило к нему. Его учение было абсолютно приземленным и, по существу дела, вызывающим уверенность в учениках в том, что их естественные и спонтанные действия есть не что иное как сознание будды. Находиться в этом чистом состоянии бытия означало прекратить всякого рода загромождения и блокирования (сознания). Но быть свободным от привязанностей не означало не иметь чувств вообще или, скажем, не ощущать голода, боли и так далее. Это означало вхождение во все всей своей самостью, ничего не оставляя, свободным, чтобы быть всецело единым со всеми обстоятельствами. А это для Лин Чи был высший путь обычного нормального образа жизни, и он нередко раздражался, когда его ученики пытались искать в этом что-то еще. Они приходили отовсюду в поисках избавления от мира, но избавившись от мира, куда же им было идти? Лин Чи советовал им жить как всякий человек, но без слепого, порабощающего желания.

«Когда приходит время одеваться, надевай свои одежды. Когда надо гулять, тогда гуляй. Когда ты должен сидеть, сиди. Всего лишь будь обычным собой в обычной жизни, не обеспокоенной поисками состояния будды. Когда устал, ляг отдохни. Дурак посмеется над тобой, мудрый поймет тебя».

По-моему, важно понять, что буддизм – не игра притч, но правила поведения; правила поведения, к которым мы можем прибегнуть и которые не требуют от нас аскезы.

Х.Л. Борхес

Дзэн не связан с идеей Будды или Бога, но со всей реальностью человеческого бытия. Правильное человеческое существо не ломится в стремлении заполучить от жизни, но устремлено к тому, что есть жизнь в своей сути, и живет в соответствии с этими знаниями. Тогда оно свободно от идей о вещах и способно действовать в гармонии с универсумом во всякое время.

Лин Чи сказал: «Самость далеко превосходит все вещи. Если даже небеса и земля рухнут, я не впаду в отчаяние. Если даже все Будды в десяти измерениях предстанут предо мной, я не возликую от счастья. Если даже три ада возникнут на моем пути, я не устрашусь. Почему так? Потому, что нет ничего, что мне не нравится».

Дзэн Риндзаи стал довольно популярным в Японии в XII веке, но он не мог удовлетворить всех. Основатель огромной секты Сото, до сих пор процветающей в Японии. Доген (1200 – 1253 г.г.) отличался менее радикальной направленностью. Происходил он из благородной семьи, но в детстве не был счастлив, так как его отец умер, когда ему минуло три года, а в семь лет от роду он потерял мать. Конечно же, смерть родителей произвела глубокое впечатление на Догена, но в ней, несмотря на юный возраст, он видел проявление проходящей природы жизни. В возрасте тринадцати лет сбылась его величайшая мечта – ему дозволено было стать буддийским монахом. Но уже к четырнадцати годам его стали одолевать сомнения по поводу учения буддизма. Если, как указывалось в писаниях, все люди рождаются с природой будды, почему же ее так трудно понять?

Доген (с автопортрета). Япония, XIII век

* * *

Доген не был тогда еще знаком с истинной дзэн, которая заключается не столько в определенного рода учениях, сколько в отказе от предубеждений, что только практика пробуждения сознания приведет к реализации собственной самости, сознания, вырванного из рабства определений в сферу, в которой ты не указываешь на себя как на «Я». До тех пор, пока ты видишь себя как предмет, это не твоя истинная самость. Реальность жизни лежит за всеми определениями.

Слово «огонь» не способно передать действительное прикосновение пламени, и таким же образом никакая классификация себя не способна достичь живой реальности.

Буддисты верят в то, что субъективная реальность есть неотъемлемая природа всего, и таким образом ее нельзя утерять, а лишь лишиться видимости ее. Она именуется по-разному – самость, природа будды, сущность, нирвана. В христианстве – присущность бога, его имманентность.

Молодой Доген не понимал, что «Я», составленное из таких условностей как раса, класс или секс – это «Я», как бы горизонтально относящееся к миру и имеющее лишь собственную внешность и эволюцию, зависимую от мира, – это не целостное «Я». Долгие годы потребовались, чтобы он понял, что лишь немногие живут действительной жизнью своей самости, а остальные нуждаются в долгой практике, ведущей к распознанию их собственной реальности, так как «горизонтальное Я» сковано множеством страстей и желаний.

После многих неудач Доген однажды повстречал мастера Риндзаи-дзэн Эисаи, который просветлил его сознание, находившееся в великом сомнении. «Только заблуждающийся думает в таких дуалистических манерах, как природа будды и человеческая природа», – говорил он Догену. Когда наступает просветление, нет разделения сознания на себя и природу будды. Прямое восприятие этого высказывания дало Догену сатори, и он несколько месяцев находился при мастере Эисаи, пока тот не скончался. После его смерти Доген остался учеником у приемника Эисаи Мьезена на восемь лет.

Неощутимый, неслышный, незримый. Призываю: сердце, мудрость и труд. Кто узнал то, что не знает ни формы, не имеет конца и начала.

Н.К. Рерих

Но, даже получив печать мастера (инка), Доген чувствовал, что он не улавливает нечто очень значительное. В возрасте двадцати четырех лет он отправляется с наставником Мьезеном в Китай для дальнейшего постижения дззна, лишенного налета японской школы Риндзаи. Там все время он занимался практикой дзадзэн под руководством мастера Джу-чинга. Но его раздражало сидение в неподвижности, что вело к «безучастной», «отвлеченной» пустоте, осуждаемой Хуэй Нэнгом, до тех пор, пока однажды он не услышал, как мастер отчитывал дремлющего монаха по время утреннего обхода. Мастер говорил: Практика дзадзэна усыпляет тело и сознание. Ты думаешь дремота завершит дело?»

Услышав эти слова, Доген вдруг увидел истину: дзадзэн заключался не только в сидении, в безмолвной неподвижности, он представлял собой динамическое открытие самости человека, его же собственной реальности, прямо давая возможность проходить всем идеям жизни. Когда жизнь воспринимается без вмешательства эго, приходит истинный опыт сущего. После этого прозрения он сказал: «Сознание и тело усыплены; усыплены сознание и тело! Это состояние следует пережить каждому, это подобно складыванию фруктов в корзину без дна или наливанию воды в дырявую миску: сколько ни накладывай или ни наливай, не заполнишь корзину, не наполнишь миску. Когда понимаешь это, дно отваливается. Но до тех пор, пока еще есть хоть намек на концептуализм, заставляющий говорить: «Я имею понятие об этом или том» – это значит игра в нереальность продолжается».

Дзен начинается с сатори и кончается им. Когда нет сатори, нет и дзен. Сатори – это полный переворот в структуре сознания.

Д. Судзуки

Позже он пришел к мастеру и перед тем как, занять перед ним подобающую позу, зажег ароматную палочку. Мастер спросил: «Зачем ты воскурил фимиам?» Ему вовсе не хотелось спрашивать, потому что вся внешность Догена говорила о его сатори, но задавая этот простой вопрос, мастер мог судить об уровне саторического состояния.

– Я прочувствовал усыпление тела и сознания, – отвечал Доген. Джу-чинг понял, что просветление Догена было действительным.

– Ты в действительности усыпил тело и сознание, – сказал он.

Привыкший к резким словесным выпадам, Доген был поражен столь быстрому признанию мастером его состояния.

– Не утверждай это с такой легкостью, – запротестовал было он.

– А мне и нелегко утверждать это. Более удивленный Доген спросил:

– Что заставляет тебя говорить то, что ты не утверждаешь это легко?

– Тело и сознание, что усыплены! – ответил Джу-чинг. Когда он вернувшись в Японию после четырех лет пребывания в Китае, Догена спросили о том, какого качества понимания обрел он за границей. Он ответил: «Я вернулся с пустыми руками. Я понял лишь то, что глаза расположены по горизонтали, а нос – по вертикали». Он вернулся ни с чем, что можно было продемонстрировать, без всяких свитков или священных учений, даже без «волоска Будды». Но из этой пустоты в руках вышло великое учение японской секты Сото.

Так называемая истинная природа сознания никогда не рождается и не исчезает. И только из-за ложных мыслей возникает различие всех вещей и явлений.

Махаяна-Шраддхотпада-Шастра

Доген обосновал свою собственную школу медитации в Киото. Многих монахов, приходивших к нему, он учил способу сидения – шикантаза, который стал основой для всего дзэна Сото. Это уникальное сращение способов, при которых ученик сидит в твердой уверенности в то, что его сидение является актуализацией его бесконечной природы будды или бытия, а в то же время он сидит в абсолютной убежденности, что момент реализации наступит, когда он безошибочно определит это чистое бытие. Таким образом, для него отпадает надобность в осознанном стремлении достичь сатори; оно наступает как естественный результат подобной практики. С другой стороны, ученик не должен впадать в простое сидение, но постоянно поддерживать определенное понимание шикантазы, означающей: шикан – «ничто, но нечто», та – «ударять», за – «сидеть».

Доген дал детальное наставление по правильному положению тела и откорректированному состоянию сознания во время медитации:

«Для практики дзадзэна желательно иметь тихое помещение. Следует быть умеренным в пище и питье, оставляя все иллюзорные желания. Оставляя все в стороне, не думайте ни о хорошем, ни о плохом, ни о правильном, ни о ложном. Таким образом остановив все возможные функции сознания, отбросьте идею стать буддой. Это также истинно для дзадзэна, как и для вашей повседневной деятельности.

Обычно на пол укладывается плотный квадратный коврик, на который вы садитесь, и круглая подушечка. Можно сидеть, как в положении полного «лотоса», так и в «полулотосе». В первом – уложите правую стопу на левое бедро, затем левую стопу на правое бедро. В положении «полулотоса» уложите лишь левую стопу на правое бедро. Одежды должны быть свободны и чисты. Затем, положите правую руку на подошву левой ноги, а левую кисть – на правую ладонь, кончики больших пальцев рук слегка касаются. Сидите прямо, не наклоняясь ни влево, ни вправо, ни назад, ни вперед. Уши должны находиться на одной вертикальной линии с плечами, а нос – на линии пупка. Язык следует держать против верхнего неба, зубы и губы сомкнуты. Глаза постоянно открыты, дыхание спокойное, через нос. Наконец, отрегулировав тело и сознание таким образом, глубоко вдохните, качнитесь всем телом из стороны в сторону и зафиксируйтесь твердо, как скала. Думайте о недумании. Как это делать? Думанием за пределами недумания и думания. Это основа дзадзэна.

Дзадзэн – это не есть медитация, которую осваивают шаг за шагом. Это просто свободная и приятная практика будды, реализация буддийской мудрости. Истина проявляется, и нет иллюзии. Если вы понимаете это, вы полностью свободны, подобно дракону, отыскавшему воду, или тигру, стоящему на горе. Высший закон тогда явится сам собой, а вы освободитесь от беспокойств и смущения.

В завершении дзадзэна плавно и медленно подвигайте телом и спокойно поднимитесь. Избегайте резких движений».

Цель этих точно выполняемых поз, описанных Догеном, имеет двойной характер. Первое, полный лотос дает широкую, солидную, физическую основу. И когда оба колена касаются земли, происходит абсолютная стабильность тела. Второе, неподвижная, подобная скале, позиция тела способствует успокоению сознания, принося покой и уравновешенность.

Все функции тела в ежедневном опыте должны быть ясно охвачены простой регистрацией по мере того, как они происходят: цель действия не следует принимать во внимание, – фокус наладится на самом телесном акте.

Даниэль Големан

В школах Сото-дзэн сегодня ученику преподают дыхательную практику с тем, чтобы он научился концентрировать свое сознание. Для начинающих существуют самые простые упражнения; такие, как счет вдохов и выдохов до десяти, а затем возврат счета до одного, с последующим повтором всего упражнения. Польза такой практики заключается в том, что дифференцированное сознание не имеет пищу для мыслей, так же как причин для отвлечения. Однако блуждающие мысли приходят и уходят в их естественном порядке, и Доген по этому поводу советовал брать каждую из них, коль она пришла, и класть ее на ладонь. Когда ученик созрел для более сложной шикан-тазы или практики просветленного дзадзэна, дыхательные упражнения для поддержки сознания опускаются. Сознание должно также твердо, как и тело, пребывать в состоянии несуетливой умиротворенности, но в то же время в полном внимании ко всему сразу – алертность и напряжение подобно натянутой тетиве без усилий в сконцентрированном внимании. Доген подчеркивал важность этого свободного напряжения, находящегося в полном и постоянном внимании сознания бойца. Такое расположение сознания не тревожится окружающим миром: оно само как бы недвижный центр всякого движения. «Беспристрастное думание и делание, – говорил Доген, – не что иное, как истинная форма любого думания и делания».

Для попавших на середину наводящего ужас потока, для объятых смертью и страстью укажи остров, почтенный, и мне расскажи про остров, где бы это не повторилось.

Суттанипата

Доген был, пожалуй, первым мастером дзэна, учившим, что жизнь едина во всех своих частностях, и что, когда мы раскалываем ее на кусочки, одни из которых привлекательны и важны для нас, другие менее или вовсе не удосуживаются нашего внимания, мы фактически теряем весь поток жизни. Пытаясь доминировать над происходящим, мы находим себя выброшенными на ложные островки перманентности, определяя себя в статике незыблемости, тогда как жизнь мчится мимо. Доген учил, что каждый момент и каждое действие, пусть даже незначительное, должны восприниматься как действительная реализация природы будды.

Понять сей момент теперь стало величайшей целью школы Сото. Сидение в дзадзэне было путем достижения сатори или чего-нибудь другого, это стало способом вхождения в поток каждого момента при помощи разблокировки сознания от концепции прошлого, настоящего и будущего. В своей значительной работе «Шобогендзо» Доген выводит ясно мысль, что фиксировать все свои надежды на какие-либо цели напрасно. Он говорит: «Когда рыба плывет, она плывет и плывет, так как воде нет конца. Когда птица летит, она летит и летит, так как нет конца неба. Не было рыбы, выплывшей из воды, или птицы, вылетевшей из неба. Когда им необходимо малое пространство воды или неба, они используют его, когда большое, пользуются большим. Таким образом, они используют всю воду и все небо сразу, каждый момент, и в каждом месте имеют совершенную свободу.

Но если бы нашлась птица, пожелавшая измерить небо, или рыбе захотелось бы проверить протяженность воды, они бы не нашлись, что делать. Когда мы определяем, где мы в данный момент, тогда следует практика, и это есть реализация истины. Так как место есть ни огромного размера, ни малого, это ни вы, ни другие. Это не существовало до того и не приходит в реальность теперь. Оно просто есть, как оно есть».

Семь принципов дзэн Догена

Мастер Доген определил семь принципов, следуя которым идущий по Пути дзэн-буддизма познает истинную медитацию. Если вы ищете чего-то, вы на верном пути. Когда вы практикуете дзадзэн, вы становитесь святым, самим буддой.

Чтобы учить других, вам необходимо сконцентрировать на практике (шу) и не ждать сатори (шо).

1. ШУ ШО ИЧИ НЬЁ

Шу шо ичи ньё

* * *

Практика и сатори не одно и другое.

Многие религии утверждают, что сначала вам необходимы практика, усердие, вера, а затем наступает милость божья или спасение. В дзэне Догена практика и есть сатори.

2. ШО БУЦУ ИЧИ НЬЁ

Шо буцу ичи ньё

* * *

Шо– все сущее.

Буцу– будда.

Ичи ньё– не одно и другое (не два).

Чувствующие существа и будда суть идентичны; и мы, и будда – одно и то же.

На уровне сатори нет различия. В сатори нет субстанции, только ку.

Ку соку зэ шики. Из ничто, из купоявляется феномен или ишки. Куозначает без субстанции (материи). Будда не имеет субстанцию. Чувствующие существа не имеют субстанции. Таким образом, не одно и то же.

Шо буцу ичи ньё. Все чувствующие существа, все живое и будда суть одно. Мы и будда, мы и Бог одно и то же, не отделены друг от друга, а суть одно целое. Нет дуальности, есть единое.

3. ШОДЭН НО БУППО

Шодэн но буппо

* * *

Истинно переданный буддизм.

Все формы буддизма не есть истинный буддизм. Без практики дзадзэна нет истинного буддизма, есть лишь воображение.

4. ДЖИДЖУЮ ЗАНМАИ

Джиджую занмаи.

* * *

Джиджую– воспринимать.

Занмаи– самадхи, сатори, внимание и концентрация в дзадзэне.

Самадхивоспринимается, переживается самостоятельно. Сам индивидуум лишь способен прочувствовать радость ее. Другим этот опыт не доступен.

Сознание и тело одно целое. Наши тела и сознание находятся за пределами наших личностных эго. Они субстанция величайшей природы, самого космоса. Космос есть единство наших тел и сознания. Когда мы это понимаем, мы начинаем правильно понимать буддизм, достигая его сердца.

Для попавших на середину наводящего ужас потока, для объятых смертью и страстью укажи остров, почтенный, и мне расскажи про остров. Где бы это не повторилось.

Суттанипата

Никто не в состоянии понять радость, наполняющую познавших истинную близость себя.

Это такая форма концентрации, которая не только не творит смятения в сознании, но должным образом организует его, что создает гармонию в нас.

Дзадзэн – это близость с самим собой. Во время дзадзэна мы следуем космическим порядком, естественно, автоматически, бессознательно, но средством хиширьё– думая без мыслей, за пределами мыслей.

Результатом движения от мысли к мысли часто бывает нервное расстройство, от не-мысли к не-мысли – ступор. Бегство вообще от всего нехорошо. Естественное состояние есть хишир, движение от не-мысли к не-мысли приводит ко сну. Не спите.

Если сконцентрироваться на позе, мы забываем думать, и неосознанное выказывает себя. Лучший способ – движение от мысли к не-мысли, от не-мысли к мысли.

В мире дзадзэна, в мире кунет больше глаз, носа, языка, ушей, чувств или сознания. Все существует бессознательно, естественно, автоматически, но нет тут и личной мысли об этом существовании, ничего осознанного. Все естественно следует космическим порядком. То, что относится к осознающему уму, не имеет ничего общего с сатори. Истинное сатори приходит не чувственно, вне ощущений. Но мастер скажет, явилось ли оно.

Затем никакие преграды не могут вас остановить. Хиширьё. самадхи. Рот закрыт, тело неподвижно, поза сильна и наполнена энергией, дыхание глубоко, большие пальцы рук горизонтальны. «Подоприте» небо макушкой головы, упритесь коленями в землю.

Изначально сознание хиширьё– это то, что мыслимо космосом, находясь в гармонии с космическим порядком.

Хиширьё– не особое состояние сознания, напротив, это естественная, изначальная мысль. Оно ничего не отвергает, все включает в себя.

Когда мозг спокоен и находится в состоянии полной уравновешенности, тогда человеческий микрокосм есть совершенный и гармонический образ микрокосма. Но стоит нашему сознанию создать хоть малейшую концепцию, хоть небольшое дискриминаторное понятие, как гармония исчезает.

Во время дзадзэна, собирая наше сознание в фокусе, двигаясь вглубь своей позы и успокаивая ритм нашего дыхания, мы создаем условия для появления праведной гармонии, создающей состояние сознания хиширьё.

5. КЬЁ ГЬЁ ШО ИТТО

Кьё гьё шо итто

* * *

Кье– учение.

Гьё– практика.

Шо– сатори, мудрость, понимание.

Итто– единство.

Учение, практика и сатори не существуют отдельно.

6. БУЦУ КОДЖО НО ХОМОН

Буцу коджо но хомон

* * *

Будда – идеал устремлений нашей повседневной жизни, но не следует слишком привязываться к нему. Мы должны быть за пределами будды. Если мы слишком привязываемся, мы отделяем будду от нас, превращая его в некий транцендентальный внешний обьект.

Мы должны стать буддой, который существует в наших телах и сознании. Во многих религиях Бог является объектом веры, к которому люди полностью привязаны. Это ошибка; это создает дуальность в сознании между своей самостью и объектом веры. Единство рушится.

Сие ни в коем случае не означает, что мы не должны уважать будду, но мы и не должны зависеть от него.

Действовать с сознанием миштоку – без устремленности к цели – лучший курс.

7. ШИН ДЖИН ИЧИ НЬЁ

Шин джин ичи ньё

* * *

Тело и сознание не два (не одно и другое).

Это секрет дзэн.

В то время, как Хуэй Нэнг дал дзэну его китайскую особенность, Хакуин (1686 – 1769 г.г.) создал японский Риндзаи-дзэн. Его незаурядная энергия и многосторонность его учения способствовали созданию новой структуры дзэна. Однако, несмотря на всю энергию, вливаемую им в окружавшую его жизнь, он не был лишь знаменитым мастером дзэн, но также и известным художником, скульптором, и из всех мастеров он прослыл как наиболее привлекательный, чувствительный и гуманный человек. Будучи уже стариком, он обычно сидел на поле, где работали крестьяне, и, взгромоздясь на борозду, говорил с ними о дзэне.

Хакуин. С карикатуры мастера на самого себя. Япония, XVIII век

* * *

Он вырос в глубоко религиозной семье в деревушке у подножия горы Фудзи. Его отец был самураем, а мать принадлежала к экстатической секте буддизма Нитиреэна. Хакуин, будучи очень чувствительным мальчиком, одаренным такой замечательной памятью, что в возрасте четырех лет мог пересказать триста песен, страстно желал стать монахом, и в пятнадцать лет ему разрешили вступить в дзэнский храм его родной деревни. Вскоре после этого его пригласили продолжить обучение в большом монастыре, где он пробыл до девятнадцати лет. Именно тогда в его сознание вошло великое сомнение. Это было связано со смертью китайского мастера дзэн по имени Ганто Этот мастер вступил в схватку с грабителями, а когда все монахи под натиском банды убежали из храма, он продолжал сражаться. Один из разбойников пронзил его копьем, и, хотя выражение лица Ганто не изменилось, он испустил ужасный предсмертный крик, который был далеко слышен.

Хакуина глубоко потрясла по этому случаю человеческая бренность. Если даже такой одухотворенный человек как Ганто был повержен страхом и болью, что же оставалось ему – обычному послушнику? Он решил оставить дзэн и заняться поэзией. Но однажды он увидел, как раскладывали книги храмовой библиотеки на солнце для просушки, и, закрыв глаза, взял наобум книгу. Это была книга «Учение дзэн», а открыта она оказалась на главе, повествующей о том, как аббат Джимье медитировал тогда, когда другие спали, и сам еле сдерживался, чтобы не уснуть. Для этого он проткнул себе бедро металлическим сверлом. История эта вдохновила Хакуина продолжить медитацию. После четырех лет интенсивного и самоотверженного дзадзэна, медитируя на коане о том, имеет ли собака природу будды, он вошел в состояние, которое он сам сравнивал с ледяным полем, простирающимся на тысячи миль, в то время как внутри его было чувство полной прозрачности. «Ничто не шло вперед, ничто не двигалось назад, я был подобен идиоту, имбецилу, и не было ничего, только коан. Хотя я посещал лекции, они звучали каким-то отдаленным гулом в каком-то далеком зале за много ярдов от меня. Иногда мне казалось, что я летаю в воздухе. Несколько дней продолжалось это состояние, когда однажды вечером пробил храмовый колокол и разрушил все. Это было подобно тому, как разбивается ледяной бассейн или валится дом, сделанный из изумруда. Когда я вдруг проснулся снова, я понял, что я сам был Ганто, старым мастером, и что все, даже самые мелкие черты моей личности были утеряны. Все сомнения, которые меня мучили до сих пор, полностью исчезли как кусок талого льда. Я крикнул громко: «Как чудесно! Как чудесно! Нет ни рождения, ни смерти, которых надо избегать, нет и высшего знания, к которому необходимо стремиться».

От рождения и смерти свободна —

исчезло ведущее к жизни.

Тхеригатха

Хакуин понимал, что его прежние идеи относительно крика Ганто не основывались на действительной личности, но только на концепциях о том, как следует вести себя мастеру дзэн. Его восторг по поводу этого открытия, как и его саториподобный опыт заставили уверовать его в то, что он достиг просветления – фактически он был глубоко убежден, что в течение сотен лет никто ничего подобного не переживал. Но настоятель монастыря оставался равнодушным по поводу всего этого. Разочарованный Хакуин ходил к другим мастерам в надежде получить их признание, но никто не желал принять его опыт сатори. В конце концов он был направлен к довольно строгому мастеру Шоджу.

Это мудрое безумье!

Обезумевшая мудрость!

Вздох предсмертный, так внезапно

Превращающийся в хохот.

Г. Гейне

Придя и рассказав историю своего просветления, он услышал вопрос от Шоджу: «Скажи, чем ты дополнил свой коан?» Хакуин восторженно ответил, что целый космос исчез, и не было ничего, за что можно было бы уцепиться. Как только он произнес свой ответ, Шоджу схватил его за нос и крепко сжал. «Как же я могу уцепиться за что-то, если космос исчез?» – спросил он, смеясь. Затем он отпустил Хакуина и сказал: «Ты просто мертвый монах в пещере! Какая самоуверенность!»

Хакуин знал, что мастер не станет просто так издеваться, и поэтому депрессии его не было предела. Но, несмотря ни на что, глубокая убежденность в своем сатори не оставила его. Однажды вечером он представил свои последние понятия обычным откровеннымм образом старому Шоджу, прохлаждавшемуся на веранде «Чушь и ерунда!» – сказал мастер. Хакуин тут же быстро передразнил мастера, гримасничая: «Чушь и ерунда!» После чего Шоджу схватил его и вытолкнул с веранды. В ту пору был дождливый сезон, и бедный Хакуин шлепнулся прямо в грязную лужу. Но он поднялся, отряхнулся и отвесил поклон мастеру, который, вперившись в него, произнес: «Ну ты и впрямь житель темной пещеры!»

Хакуин теперь был в полном отчаянии и хотел уже покинуть Шоджу, когда однажды его озарило действительное просветление. Он пришел в деревню за обычным подаянием и, подойдя к одному дому, где была старая хозяйка, не получил от нее риса. Он так упорно концентрировал сознание на ситуации происходящего, что не заметил, что ему отказали, и продолжал стоять у дома так, как будто ничего не произошло. Это взбесило женщину, которая подумала, что ее слова просто игнорируются наглым попрошайкой, и она ударила его метлой, находившейся в ее руках. Удар был достаточно силен и пришелся прямо по голове. Хакуин упал на землю, потеряв сознание. Когда же он пришел в себя, он почувствовал, что всякая одержимость, навязчивая идея исчезла, и все было светло и ясно для него. Ощущая безграничную радость, он пришел в монастырь, где мастер тут же распознал его состояние и сказал: «Быстро скажи, что с тобой». Хакуин объяснил все, и Шоджу ласково потрепав его за плечо, молвил: «Вот теперь у тебя есть Это, вот теперь Оно есть».

Самадхи – это простое удержание внимания на одном объекте. Но характер объекта внимания имеет определенные последствия для результатов медитации.

Висудхимагга

Обращение Шоджу с Хакуином хорошо известно из литературы. Его жесткость была необходима для корректировки упорства Хакуина в своем собственном понимании. Исходя из своих мыслей, Хакуин как бы влез в глубокую колею определенной направленности. А в таком положении никакие аргументы интеллекта не смогли бы вызволить его. Одно лишь, что могло вызволить его из этих тисков, это сильное внутреннее движение, выметающее все уютно умостившиеся в сознании идеи и мысли прочь. Когда Хакуина довольно грубо ударила старуха палкой, в тот самый момент он находился в интенсивной ментальной концентрации, и удар пробудил и вызволил его из одержимости навязчивой идеи, дав ему понимание за логическим восприятием.

Позже Хакуин отмечал, что коан способен вывести к просветлению, но когда это происходит с приложением значительного усилия воли, возникает «великое сомнение». Он говорил: «Когда вы берете коан и исследуете его до бесконечности, мысли ваши умирают и исчезают требования эго. Как будто бездонная пропасть разверзается перед вами. Лицо обдает холодком смерти, а сердце чувствует жар огня. Затем вдруг вы – одно целое с коаном, а тело и разум уходят. Это известно, как заглядывание в вашу собственную природу. Непреклонно следует вам устремляться вперед, и с помощью этой великой концентрации вы проникните без всякого сомнения в вечный исток собственной природы».

Должна быть уничтожена и привязанность к признакам просветленного сознания, которые являются такой же иллюзией, как и все другие признаки и привязанности ко всем другим признакам.

Махаяна-Шраддхотпада-Шастра

Теперь, когда он заслужил признание мастера, Хакуин решил отправиться в Шоин-джи, маленький храм в его родной деревушке. Но из-за чересчур великих напряжений, пережитых им, он оказался в состоянии сильного нервного расстройства: «Мужество мне изменило, и я пребывал в постоянном страхе. Я чувствовал, что духовно изнурен – дни и ночи проходили как во сне, ладони постоянно потели, а глаза не просыхали от слез. Я метался от одного великого учителя к другому, но все их советы не помогали».

Меч (санскр. кхадга). Символ просвещения мира, специальный атрибут Манжушри

* * *

Ему посоветовали, наконец, отправиться к старому отшельнику, мастеру Хакую, жившему высоко в горах. После долгого пути Хакуин нашел пещеру мастера, где он сидел в глубокой медитации. Мастер тут же определил его состояние, как дзэн-скую болезнь, которая наступает при переусердствовании в концентрации сознания на истине и последующей утере жизненных ритмов истинного духовного роста. Он посоветовал Хакуину отбросить все свои сомнения и медитировать на энергетических каналах тела, а, в частности, на тандэне, чувствительном центре, находящемся чуть ниже пупка. Хакуин прочувствовал утонченный поток энергии, омывшей его от макушки до пяток, и наполнившей нижнюю часть тела величайшим теплом. Эта психофизическая практика, которую он проделывал со свойственным ему усердием, помогла избавиться ему от стрессов, и он полностью выздоровел.

С тех пор Хакуин никогда не оглядывался назад. Опыт его сатори углублялся, и он сам начал учить людей в старом храме Шоин-джи, отстроенном заново его собственными руками. Он учил своих последователей углублять их понимание посредством градуированной системы коанов. Сам он также создал множество коанов, наиболее известным из которых является: «Что есть звук хлопка ладони одной руки?»

Когда его ученики достигали просветления, они определяли это состояние как начало и продолжали поиски реальности жизни через все более глубокое проникновение в медитацию. Хакуин говорил: «Теперь, когда меня спрашивают, что такое дух медитации, я отвечаю, что это обладание откровенно благожелательным и сострадательным сердцем во всякое время, несмотря на то, что кто-то болтает или толкает вас во время письма под локоть, движется или находится в безмолвии, удачлив или нет, в славе или позоре, с добычей или потерей, или просто хороший или плохой – связывая все это в один стих, ведя концентрацию энергии с силой железной скалы к пупку и нижнюю часть живота – вот что есть дух медитации. Если дух есть у вас, ваш обоюдоострый меч станет для вас медитационной доской, находящейся всегда перед вами. Седло станет для вас мягкой подушкой для медитации. Холмы, ручьи, поляны – полом для вашего медитационного зала. Четыре стороны земли и десять сторон света1На востоке кроме определения севера, юга, востока, запада и сторон между ними, существует понятие высоты света – зенит и глубины: – надир.станут для вас великой пещерой для медитации – и все это действительно станет вашей медитацией, субс

Данная книга охраняется авторским правом. Отрывок представлен для ознакомления. Если Вам понравилось начало книги, то ее можно приобрести у нашего партнера.

Поделиться впечатлениями

knigosite.org

» О совершенствовании духа- воин и путь воина

Мы любим Ваши ЛАЙКИ!

Страницы: 1 2 3

03.05.2013 автор: администратор 3799 Просмотров

О совершенствовании духа- воин и путь воина

Кроткие достойны восхваления. Знания — это песок. Вода — это источник жизни. Пойми! Стань рядом с Истиной и пойми, как ты мал и как велика Она. Страх и ненависть — это то, что под твоими ногами. Ноги — это вера, они несут. Твоя Душа — это знания, они мчат. Каждый, кто знает тайны Земли, все, должны облачиться в свет. Где знания живут долго, там рождается Истина. Законы Неба постигает сильнейший. Разум — слуга Духа. Законы Истины вечны, законы Истины вездесущи. Тот, кто придет — узнает все. Где свет, там и тьма.

* * *Когда человек полон знаниями, поражаются центры стимуляции чувств. Что-бы это предотвратить, нужно поместить тело в Жизнь Космоса и Он даст знания, которые возвысят ваши чувства. Прежде любовь была дана, как материя, сейчас она дается, как Истина. Волшебный свет мелких частиц блеснет перед светом зари. Можно обрести Дух, когда каждый атом тела наполнен светом. Нужно идти, когда зовут, но нужно знать, где свет. Всплески Света не Истина, а Истина — в постоянстве. Помни законы Неба, они приведут тебя к Истине. Знания не возникают из ничего. Они придут, когда ты будешь достоин Истины.

О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ДУХАСтепень самоотвержения зависит от того, насколько человек понял и проникся сущностью вещей. Важность поиска зависит от того, что человек хочет найти. Принятие правды зависит от отвержения лжи. Камень преткновения — это предел, дойдя до которого нужно начать мыслить.Никогда не желай того, чего не сможешь претворить в жизнь. Смена образа жизни (мысли) — признак поиска. Ваша задача — найти ту единственную точку, которая является началом пути, ведущего к вершине знаний — пониманию. Врожденность некоторых принципов поможет обрести уверенность в направлении поиска. Фиксация понятий, приобретенных в процессе поиска, поможет утвердиться у подножия лестницы, ведущей к вершине. Вариантность и многообразие факторов, влияющих на процесс поиска, препятствует нахождению цели. Важность составляет память о главном и удержание в сознании цели. Степень успешности поиска зависит от осознания цели и наполненности целью сознания. О снижении эффективности поиска свидетельствует потеря цели.

ВОИН И ПУТЬ ВОИНА

Знак воина вечен. Воином не становятся, им рождаются. Каждый, кто хочет стать воином, не станет им, но им станет лишь тот, кто должен им стать. Пускай ищущие ищут свой путь, воин же знает свой путь изначально. Память об этом пути проходит сквозь века и с того момента, когда человек, которому суждено стать воином, осознает свое предназначение, ему открывается для осознания его путь. Но, несмотря на то, что воину известен его путь, в каждом новом воплощении он проходит его заново. При этом путь не однообразен и несет в себе что-то новое — новые препятствия и новые постижения. Хотя все это и имеет место,путь воина несет в себе и неизменную черту, которая характеризует этот путь.Воля и любовь — основные черты пути. Воля порождает стойкость, любовь — добродетель. Знания, таящиеся в эти двух началах (воля и любовь), неизменно приведут к пониманию Истины. Источником этих начал является Мудрость свыше, которая дается при постижении пути.

Воля — это не иллюзия, это обязательный элемент силы (могущества). Обладание волей дает человеку право распоряжаться собой и другими. Но только при наличии разума вместе с волей человек может достичь величия. Воля без разума — это зло. http://myheavengate.com/Познание Истины несет в себе тайну продвижения человеческого существа к вершинам Славы. Воля — это двигатель познания. Знак воина — это знак воли. Это знак мудрости и силы.

Загрузка...

Загрузка...

myheavengate.com

---

Смотрите также

• 
  Анаис духи
• 
  Духи мандарин
• 
  Парфюмерные духи
• 
  Духи тайна
• 
  Духи специи
• 
  Дух ратный
• 
  Легкие духи
• 
  Возбуждающие духи
• 
  Музей духов
• 
  Духи боди
• 
  Лесной дух