Понятие культуры: сущность, специфика, функции. Культура и цивилизация. Инобытие человеческого духа представленное в символах


сущность, специфика, функции. Культура и цивилизация.

Поиск Лекций

В теории культуры существует целый ряд ее определений как особого феномена (явления) общественной жизни, от описательных до символических. В самом общем виде культурой называется система положительных (возвышающих человека над природой) материальных и духовных ценностей, вовлеченных в социальную действительность человечества во всех сферах его бытия. В соответствии с таким определением следует различать культуру материальную и культуру духовную, в основе которых лежат соответственно материальные и духовные потребности человека. Основными социальными функциями культуры являются приспособительная, познавательная, информационная, коммуникативная, нормативная и гуманистическая функции. Начиная с античности, в философии сложилось четкое представление о трех ликах культуры: Истине, Добре и Красоте. Культура – это инобытие человеческого духа, представленное в знаках (символах). Человек может сформулировать самому себе, выразить и передать другим людям ценности культуры только в той или иной знаковой, символической системе естественного или искусственных языков, в символах искусства и технических артефактов. Важнейшей проблемой является проблема перевода одной системы символов в другую, без чего невозможно взаимодействие различных культур. Цивилизация – это совокупность материальных и духовных достижений общества, это все человечество во всем его богатстве. Одна из глобальных проблем современности – отрыв культуры от широких народных масс, уделом которых остается массовая культура, т.е. ее нижние этажи.

 

61. Взаимодействие цивилизаций и стратегия будущего.

В истории человечества взаимодействие цивилизаций представлено в широком диапазоне – от мирного взаимовлияния до самоизоляции и открытого противостояния. Проблема столкновения цивилизаций как общесоциологическая проблема была поставлена английским ученым А. Тойнби. Он пришел к выводу о существовании общей психологии межцивилизационных конфликтов. Основным межцивилизационным конфликтом современности является конфликт между исламской и христианской цивилизациями, линия которого проходит между бедным, слабым, отсталым, мусульманским Югом и богатым, сильным, передовым, христианским Севером. Ведущую роль в этом конфликте играют не народные массы мусульманских и христианских стран, а их правящие элиты. В мусульманском мире возникло движение исламского фашизма как ответная реакция на открытое стремление США к мировому господству. Преодоление и предупреждение межцивилизационных конфликтов лежит на пути нового устройства мира, основанного на многополярности и многоцивилизационности при безусловном отказе современной техногенной христианской цивилизации от признания себя единственной достойной человека.

Под стратегией будущего понимается характер совокупных действий различных цивилизаций, способных обеспечить совместную эволюцию человека и окружающей среды, высшее искусство управления развитием ноосферы, предупреждение катастроф.

 

62. Глобальные проблемы человечества, их типология.

Под глобальными проблемами понимаются общечеловеческие проблемы современности, затрагивающие как мир в целом, так и отдельные регионы и страны. Среди наиболее существенных проблем такого рода можно выделить следующие: экологическую проблему сохранения естественной среды обитания; демографическую проблему, связанную с быстрым приростом населения Земли; проблему обеспечения мира между народами и борьбы с международным терроризмом; проблему вандализации (бессмысленного уничтожения) культурных ценностей и др. Экологическая проблема – это проблема сохранения благоприятной для человека естественной среды обитания. Под влиянием деятельности человека происходит нарушение естественных процессов в природных сферах, создающее опасность физического самоуничтожения человечества. Эта ситуация характеризуется как экологический кризис. Пути выхода из него: выработка экологического сознания, направленного на гармонию и сотрудничество человека с природой; совместные действия всех стран планеты по предотвращению необратимых изменений в природе. Современные философы сходятся во мнении о том, что научное предвидение и социальное прогнозирование должны содержать в себе ответ не только на вопрос о том, что реально совершится в будущем, но и какие формы обретает оно, и какова вероятность данного предположения. Наиболее распространенным представлениям об уровнях прогнозирования будущего следует отнести следующее (см. схема № 1): - непосредственное; - обозримое; - отдаленное.

 

 



poisk-ru.ru

Глава 2.3 Философия символического мира человека. Человек в мире культуры

Глава 2.3 Философия символического мира человека. Человек в мире культуры

Философия языка

В предыдущей главе рассматривался внутренний мир человека. Целостное отношение человека к миру выступало некоторой тенденцией выхода человека за свои собственные границы. Но такой выход не осуществлялся. Внутренний мир человека оставался его сугубо личным делом, таинственным и неизвестным для других. Однако человек не существует изолированно от других людей, мира. Поэтому он проявляет свою внутреннюю личную жизнь, символизирует ее в подходящих для этого феноменах. Язык, труд, культура — все это формы символического бытия человека; они доступны не только своим творцам, но и всем тем, кто понимает их смысл. По мере исторического развития человек существенно наращивал масштабы своей символической деятельности, так что ныне впору говорить о символическом мире человека, его второй, неприродной родине (первая — это психика человека). В нашу ближайшую задачу входит философский анализ символического мира человека. И начнем мы этот анализ с языка, одной из важнейших составляющих символического мира человека. Философия символического мира человека является естественным продолжением философской антропологии человека.

Энциклопедии дают самые различные определения языка, их даже не сотни, а тысячи. Язык рассматривается как выражение внутреннего духовного мира человека, как средство общения и сохранения информации, как система знаков, как устная и письменная речевая деятельность. Структурными единицами языка являются слова и предложения, составленные из них тексты. Логику языка образует его синтаксис (грамматика), смысл языка есть его семантика, а практическое значение языка выступает как прагматика. Отметим еще раз, что язык есть символическое выражение в звуке и письме психической жизни человека. Краткая историческая справка позволит нам глубже понять феномен языка.

Мифологическое сознание не разделяет слова и именуемую ими реальность. Здесь, конечно же, большой простор для магии слова.

Для философов античности одной из важнейших проблем был вопрос о соотношении имени и именуемой реальности. Сократ и Платон считали, что имя установлено не произвольно, "не так, как нам заблагорассудится", а по природе. Но что значит "по природе"? Для Платона имя прежде всего подражает сущности. Стоики полагали, что в языке человек подражает окружающему миру. Эпикурейцы предположили, что язык возник на основе непроизвольного выражения эмоций в звуке. Демокрит считал язык формой общественного договора. Античные философы прекрасно понимали, что есть связь между словом, образом, которое оно выражает, и объектом.

Христианские богословы, считали, что способность языка дарована человеку Богом. В Ветхом Завете сказано, что Адам дал название всем живым существам. Язык включается в достаточно жесткие формы божественного мироздания.

В Новое время, в соответствии с общей установкой на мышление как сущность человеческого бытия, язык подвергают проясняющему его содержание логическому анализу. Язык выражает понятия, и он сам является средством мышления. Делаются попытки построить универсальный язык, к которому можно было бы свести другие языки. Усилия Лейбница в этом направлении позволили наметить пути выработки математической логики. Теперь уже весьма редко считают, что звучание слова должно иметь что-то общее с его предметным значением. Слова рассматриваются как знаки предметов или их психических образов.

В начале XIX в. философия языка продуктивно разрабатывается немецким философом и лингвистом В. Гумбольдтом. Язык понимается им как непрерывное духовное творчество."…Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык". Язык — "живой организм", источник и почва духовной деятельности. По отношению к субъекту язык обладает самостоятельностью. Значительно позднее, в середине XX в., мысль о самостоятельности языка получит парадоксальную формулировку у М. Хайдегтера: не человек говорит, а язык говорит человеку.

Для Э. Кассирера язык есть символическая форма саморазвертывания духа, но в качестве таковой он отличается от духа и выступает как самостоятельное бытие. Идея о различии языка и психики получит впоследствии многочисленные подтверждения. На интуитивном уровне она фиксируется выражениями типа: "Знаю, но не могу выразить". Хорошо известно, что самым красноречивым ораторам не удается в слове выразить все богатство своей духовной жизни.

В неопозитивизме язык подвергается тщательно подготовленной яростной логической атаке. По Расселу, подобно тому как планеты не знают, что они движутся по законам Кеплера, так и многие люди, употребляя слова, не знают их значений. Точность в слове — это практически недостижимый идеал, но к нему нужно стремиться неуклонно. В неопозитивизме язык стал наиболее важным предметом философского исследования, которое призвано устранить несовершенство естественного языка. С этой целью используется логика. Считается, что применение логики и других формализованных средств к анализу естественного языка не нарушает его жизненность. Но выяснилось, что этот путь далеко не так безобиден, как кажется.

В программе верификационизма (проверки истинности предположений) все казалось достаточно ясным. Истинность предположений можно проверить. Естественный язык можно представить как совокупность предложений. Бессмысленные предложения элиминируются из контекста языка. Есть предметы и процессы, им соответствуют слова, связанные в предложения.

Но когерентная концепция истины вносит существенные коррективы в обрисованную картину. Слова обладают смыслом в контексте системы слов, т. е. в контексте языка как целого. Мы не поймем смысл слова "необходимость" без понимания смысла слов "причина" и "следствие", но значения слов "причина" и "следствие" также ориентируется на смысл некоторых других слов.

Прагматическая концепция истины вносит в картину языка дополнительные черты. Истина выясняется в процессе практики; соответственно смысл слова выясняется в процессе его применения. Витгенштейн, глубоко продумавший это обстоятельство, считает, что философия должна предохранять от неправильного употребления слов. Говорение, по позднему Витгенштейну, есть форма жизни, деятельности. "Значение слова — это его употребление в языке". Но употребление может быть самым различным, а значит, слово "должно иметь целую семью значений". Всякий раз говорение выступает как новая игра по выяснению новых значений слов. Что слово обладает не одним, а многими значениями, хорошо известно из словарей. Русский философ и математик В.В. Налимов предложил объяснять значения языковых конструкций некоторыми функциями вероятности, которые описывают, с какой долей вероятности используется то или иное значение слова. Такое вроде бы простое предложение позволяет объяснить многие лингвистические факты. Известно, что, обучаясь иностранному языку, легче заговорить на нем, чем научиться понимать других, а среди последних — легче понимать тех, которые знают не больше тебя. Ясно, почему так происходит. Чтобы говорить на языке, достаточно знать главные, часто используемые значения слов. Для понимания других надо уже знать все те значения слов, которые использует собеседник, но это чаще всего имеет место тогда, когда собеседник ориентируется в языке не лучше тебя. Поэтому отнюдь не случайно студент, изучающий, к примеру, английский язык, понимает студентов группы, в которой он обучается, лучше, чем педагога, преподающего в группе английский язык; соответственно часто студент понимает своего педагога лучше, чем коренного жителя Англии. Синонимичность слов объясняет многие шутки, основанные на неоднозначном употреблении одного и того же слова.

Пишущему эти строки в далеком детстве не без труда объясняли, что "великий большой Сталин" ростом невелик. Забавно, но даже взрослые люди удивляются, узнав, что рост каждого из четырех вождей — Наполеона, Ленина, Сталина и Гитлера — не превышал 163 см.

Приведенный исторический обзор позволил нам ознакомиться с различными путями понимания языка. Он позволяет перейти к обобщениям.

Прежде всего отметим, что язык обладает обозначающей функцией, его слова и предложения часто обозначают определенный предмет или процесс. Но реализацию этой функции не стоит упрощать. Поэт Мандельштам очень точно характеризует слово: "Живое слово не означает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи слово блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела". Человек не способен напрямую, простым кавалерийским наскоком обозначать предметы. Слово — это результат сложной внутренней жизни человека; что именно оно обозначает, выясняется лишь постепенно. Но в предметно-процессуальном мире все переплетено, поэтому то, что обозначается словом, оказывается многозначным, а само слово соответственно полиморфным.

Язык есть выражение, символизация внутренней, духовной жизни человека. Это опять же верно, но и эту черту языка не следует понимать упрощенно. Дело в том, что для каждого человека язык уже предзадан обществом, и оно диктует условия реализации акта говорения (или написания). Говорение есть превращение возможности в деятельность, но при условиях, которые задаются определенностью используемого языка. Говорение есть обращение субъекта к другим субъектам, они-то и определяют условия говорения и писания в форме принятого. данным сообществом языка. Для субъекта язык задан как априорная структура, которой он волен распорядиться, но отменить ее он не может. Таким образом, язык есть символизация внутреннего духовного мира людей в особой форме — индивидуально-общественной. Благодаря этой форме осуществляется коммуникация между субъектами.

Язык обладает общественной природой. Это, строго говоря, означает одно: каждый субъект должен выражаться в общезначимой форме, которая, естественно, диктует некоторые ограничения. Каковы эти ограничения, зависит от особенностей используемого языка. Чтобы эти ограничения не были чрезмерными, принятые в естественных языках нормы являются достаточно "мягкими", мобильными. Уже отсюда ясно, что представляющаяся столь уместной борьба с неопределенностью языковых выражений не должна доводиться до превращения языка в излишне жесткую структуру.

Еще одна тема философии языка — это его живость, жизненность. Не случайно Мандельштам употреблял выражение "живое слово". Естественный язык символизирует все стороны духовной жизни человека, от чувственно-познавательных до чувственно-эмоциональных, от мыслительных до эйдетических. Богатство, разнообразие языка есть прямое продолжение богатства психологической жизни человека. Пушкин по праву утверждал: "И чувства добрые я лирой пробуждал". Вот именно, язык пробуждает не только мысли, но и чувства, и эйдосы. Кстати, обратите внимание на очень точное выражение Пушкина "пробуждал" (возбуждал). Посредством языка один субъект возбуждает в другом импульсы его духовной жизни. Желание говорящего очевидно — имеющий уши да услышит. Но услышит ли? Например, не любящий любящего?

Одна из важнейших функций естественного языка — коммуникативная. Языковая коммуникация предполагает: установление контакта между лицами, побуждение говорящим своего партнера к слушанию, способность взаимопонимания. Как известно, процесс языковой коммуникации весьма сложен. Известное стихотворение Ф.И. Тютчева знаменито не случайно — оно указывает на трудности языковой коммуникации:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая возмутишь ключи,

Питайся ими — и молчи.

Языковая конструкция предполагает наряду с переводом духовной жизни говорящего (или пишущего) в сферу языка также восприятие высказанного слушателем, читателем, поступление повествования в психику последнего. Говорящий "целит" в слушателя, а тот в свою очередь желает (или не желает) "поймать" мысль, чувство, эйдос своего собеседника. В одних случаях люди понимают друг друга с полуслова, в других понимание наступает после диалога, дискуссии, взаимной "притирки". Языковое понимание требует согласованности языка говорящего и языка слушающего.

Единство и многообразие языков. Метаязык. Формализованный язык. Машинные языки. Знаковая форма языка. Философия как язык

Из Библии известно, что разгневанный дерзостью людей, вознамерившихся после всемирного потопа построить в Вавилоне башню до небес, Бог "смешал их языки" так, что люди перестали понимать друг друга. Действительно, многообразие языков осложняет взаимопонимание людей. Однако, и это отчасти даже удивительно, многообразие языков — обязательная черта жизни людей. Если бы даже все люди согласились говорить на международных языках воляпук (создан немцем Шлейером) и эсперанто (создан поляком Заменгофом), то тем не менее многообразие языков не было бы ликвидировано. Осталось бы различие между естественными и искусственными, формализованными и машинными языками.

Метаязык — это язык, на основе которого производится исследование другого языка, последний при этом называется объектным языком. С точки зрения человека, говорящего на русском языке и изучающего английский язык, русский язык является метаязыком, а английский язык выступает в качестве объектного языка. В нашем изложении мы постоянно пользуемся метафилософским языком, то есть категориями метафилософии. Так, в предыдущем параграфе природа естественного языка рассматривалась на базе таких категорий, как возможность, символ. Раздел математической логики, посвященный основаниям математики, называется метаматематикой, она функционирует как метаматематический язык. Соотношение между метаязыком и объектным языком реализуется в процессе перевода. Перевод представляет собой своеобразную интерпретацию. Он, конечно же, не сводится к простой замене каждого отдельного слова его коррелятом из соответствующего словаря. Это очень наглядно выясняется при переводе стихов. Сначала получают подстрочник. Но это еще не поэтический перевод, ибо подстрочник не воспроизводит поэтический образ. Потребуются дополнительные усилия, но уже не просто переводчика, а поэта-переводчика, прежде чем будет достигнут адекватный перевод. Замечено, что адекватный перевод, как правило, объемнее оригинала. В языке исследователя зачастую требуется несколько слов, дабы перевести одно иностранное слово. Метаязыки широко используются в науке, здесь они выражают, фиксируют знание наиболее общего характера. Язык философии — это метаязык максимальной общности, его вынуждены использовать все образованные люди.

Наряду с естественными есть искусственные языки, созданные людьми для решения определенных задач. К ним относятся языки науки, машинные языки, жаргоны, эсперанто. Особо значительную роль в условиях научно-технической революции стали играть формализованные и машинные языки.

Формализованные языки — это логические или математические исчисления. В отличие от естественного языка в формализованном языке используются логические и математические знаки; всякого рода многозначности и нелепости по возможности исключаются, широко используются формулы. Известный специалист в области математической логики А.Черч подчеркивал, что формализованный язык нужен для отслеживания логической формы. Великий логик Г.Фреге, сопоставляя созданное им исчисление с естественным языком, сравнивал микроскоп с человеческим глазом. В решении одних задач преимуществом обладает глаз, в решении других — микроскоп. Подобно микроскопу, логическое исчисление пригодно лишь в некоторых случаях, там, где человек имеет дело с логической формой.

При оценке значимости формализованных языков часто имеют место крайности: их значение либо недооценивается, либо переоценивается. Ныне все большее число ученых считает, что даже мышление представлено в формализованных языках не во всем своем богатстве. Очевидно, что для логического воспроизведения мышления требуется много формализованных языков. Столь же очевидно, что формализованные языки мало пригодны для выражения чувственно-эмоциональной и эйдетической сторон духовного мира человека. То же относится к творчеству человека. Но, с другой стороны, успешное использование формализованных языков показывает, что деятельность человека, психологическая и предметная, имеет намного более логическо-математический характер, чем это казалось ранее. Поэтому использование формализованных языков приносит человеку все новые выгоды, особенно если это использование машинизируется. Машинный язык позволяет записать программы алгоритмов и содержание информации, хранящейся в огромных объемах в запоминающих устройствах вычислительных машин. Если велосипед, мотоцикл, ракета позволяют человеку наращивать скорость своего перемещения, то ЭВМ соответственно позволяет человеку увеличивать объем его памяти и усиливать его вычислительные способности. ЭВМ не обладает психикой, она лишь моделирует ее структуру, характерные для нее связи. Подведем итоги. Духовная, психическая жизнь человека символизируется во многих языках, каждый из которых выражает определенную сторону, закономерность, черту этой жизни. Языки проецируются друг на друга — возникают языковые интерпретации, взаимопонимание людей, ликвидируется вавилонское столпотворение языков.

Язык в своей звуковой и графической формах представлен в основном условными знаками психической деятельности человека. Бели субъект говорит или пишет, то он переводит в знаки, "означивает" свой душевный мир и тем самым делает его доступным для других людей. Тот, кто воспринимает речь и письмо, переводит смысл знаков в состояние своей психики. Таким образом, язык как процесс на каждой своей стадии есть символизация. С этой точки зрения язык людей не исчерпывается системой знаков. Система знаков — это лишь промежуточная стадия процесса функционирования языка, его временная обитель, которую собеседники посещают по необходимости и склонны как можно быстрее покинуть.

Естественный язык явился гениальным изобретением человечества: оказывается, можно извлекать и перерабатывать информацию о предметах, оперируя непосредственно не с ними, а с их знаками. Так началась грандиозная революция, которая приобретает все больший размах. Знаки оказались весьма удобны для их использования в общении, в познавательной деятельности, в науке. Знаки обладают обобщенным характером, они могут использоваться различными людьми в различных ситуациях. Использование формализованных языков позволяет получать информацию в компактной форме и, самое главное, эффективно экономить время. Знаки в силу их материального характера удобны для машинной обработки, для развития технических систем связи. Наиболее развитые современные страны, такие, как Япония, США, ФРГ, часто называют информационным обществом. Здесь использование знаковых систем производится более эффективно, чем в других странах. Одно из главных направлений развития современного человека связано с его знаково-символической деятельностью. Это обстоятельство во многом объясняет, почему современная философия по необходимости является лингвистической (языковой) философией.

Философию часто характеризуют в качестве формы сознания. Но философия — это еще и язык, форма языковой деятельности. Философ занимается знаково-символической деятельностью не меньше, чем представители других наук. Язык философии по отношению к любым языкам часто используется как метаязык. Причина ясна. Язык философии имеет дело с наиболее общими чертами мироздания; особенное и единичное удобно рассматривать с позиций общего. Философия есть метаязык по отношению как к физике и математике, так к логике и математике. Но, с другой стороны, язык философии тоже может быть подвергнут исследованию, например, с позиций языка логики. В таком случае логика играет роль метаязыка, а философия имеет значение исследуемого (объектного) языка. В науке существует что-то вроде закона оборачивания языков: каждый язык смотрится в зеркало другого. В оборачивании языков активное участие принимают естественные языки.

Когда неопозитивисты применили к анализу естественного языка логику, то они обнаружили там… логику. Естественный язык остался естественным языком, но ему был придан более ясный логический вид. Не без изумления логики и математики обнаружили, что создаваемые ими в муках и тревогах творчества "точные" языки всегда окружены неустранимым "шумом" естественного языка. Естественный язык гонят в дверь, а он заглядывает в окно. Нечто аналогичное происходит и с философским языком — он неустраним.

Философия культуры. Что есть культура? Культура и цивилизация

Чрезвычайно сложный процесс символизации человеком своих исконно человеческих возможностей и сил характеризуется различными категориями, среди них такие наиважнейшие, как культура, цивилизация, практика. Термины "культура", "цивилизация" часто используются как синонимы. В таком случае обычно подчеркивают, что культура как специфический человеческий способ бытия отличается от бытия животных. Культура наследуется не биологически, а посредством социализации, например через обучение. Обозначение одной и той же категории двумя различными терминами малоуместно. Мы считаем, что между категориями культуры и цивилизации есть существенная разница.

Цивилизация и культура — слова латинского происхождения. Цивилизованный — гражданский, государственный. Культурный — воспитанный, образованный, развитой, почитаемый, возделанный. Уже в происхождении слов "культура" и "цивилизация" видно определенное различие, которое и получило свое оформление в категориях культуры и цивилизации, введенных в обиход философской мысли во второй половине XVIII в. Цивилизация — это все человечество во всем его богатстве, в том числе и символических проявлений. Культура — это достижение цивилизации, самое совершенное в ней, триумф человеческого.

Что касается языка, то он является составляющей цивилизации. Лишь своими достижениями, совершенством он достигает области культуры. Анализ природы языка, выявивший многие специфические и характерные черты символического, существенно облегчает нам анализ природы цивилизации и культуры. Такой анализ необходим. События в XX в. зачастую развиваются совсем не так, как бы хотелось, восходы сменяются закатами, взлеты — падениями, и всякий раз в этих метаморфозах едва ли не решающую роль играет культура и внутреннее содержание цивилизации. Стремление человека к совершенству требует знания феноменов культуры и цивилизации. Когда обществу плохо, то его надежды связаны с культурой (а на что еще можно надеяться?).

Исходное определение культуры выражает ее символический характер. Культура — это инобытие человеческого духа, представленное в звуке, электромагнитных и других волнах, в ядерных реакторах, одним словом, в знаках. Уже здесь возникают первые коллизии, истоки взлетов и падений, различного рода кризисов. Культура не только соединяет, но и разъединяет внутренний и внешний мир человека. Русский философ и литературовед М.М. Бахтин подчеркивал, что культура не имеет своей территории. В нашем контексте это означает, что она постоянно мечется между духом человека и его знаками, находя лишь временное пристанище в каком-то из этих двух регионов. Если Э.Кассирер оценивал символический характер культуры как обязательное ее свойство и, следовательно, не подлежащее критическому восприятию, то интуитивист А. Бергсон резко критиковал такую позицию. Он настаивал на том, что философский акт состоит в преодолении символических форм, после чего только и возможны чисто интуитивное постижение предмета и вообще действительная жизнь. Символическую природу культуры, однако, никому не дано отменить. Критики Бергсона указывают на возможность забвения человека в символических продуктах культуры и цивилизации. Этого не будет в случае, если, культура реализуется как полноценный диалог. М.М. Бахтин не уставал подчеркивать диалоговый характер культуры.

На стадии своего перехода от внутреннего мира человека во внешний мир цивилизация выступает как совокупность знаков, культура — как особый знак, произведение, совершенство. Шум оркестра — это еще не культура, хотя уже Цивилизация. С культурой мы встречаемся тогда, когда слушаем Чайковского или Бетховена, читаем Пушкина, созерцаем иконы Рублева, смотрим игру лучших артистов мира, пользуемся современной техникой. Культура — это мастерство, высочайшая квалификация, в ней показывает себя автор-мастер. А перед ним находится зритель, слушатель, который может и не понять смысл произведения культуры. Культура вне общения умирает, она, кроме всего прочего, есть общение.

Культура как общение реализуется только в том случае, если она общезначима, т. е. не остается сугубо личным делом своего творца. В общезначимости культуры скрыты новые коллизии. Как наиболее совершенное достижение цивилизации культура доступна в равной степени далеко не всем. Культура обладает общезначимостью лишь для того круга людей, которые понимают ее, она не универсальна и не всеобщна. Чем выше уровень культуры, тем меньше удельный вес членов общества, понимающих ее. Всякая цивилизация гордится своей культурой, но она не в силах сделать ее своим подлинным основанием, фундаментом. Общественная пирамида в своей опоре на культуру крайне неустойчива, ибо ее основание малочисленно по сравнению с верхней частью. Это весьма напоминает ситуацию с геометрическим телом, поставленным на свое острие: балансирование если и возможно, то лишь в течение короткого промежутка времени.

Фактически, само создание культуры является источником одной из глобальных проблем современности: отрыва культуры от широких народных масс. Последним доступна массовая культура, значение которой огромно как в положительном, так и в отрицательном смысле. По отношению к настоящей культуре массовая культура есть маргинальное явление, то есть она находится на краю культуры.

Культура как диалог состоится только тогда, когда имеет место триумф человеческого не только на стороне автора, но и воспринимающих его творения. Хорошо известно, что этого триумфа может и не быть. Культура — это торжество не просто человека, а человечности, но именно этого иногда лишен просвещенный, образованный — и только — субъект.

Культура — это всегда творчество, деятельность, ценностное отношение человека к себе и другим по законам истины, красоты и добра. Истина выше уже была предметом философского анализа, теперь очередь красоты.

Эстетика. Красота и прекрасное

Мир человека включает красоту, интуитивно это ясно каждому. Всякий человек способен на любовь, а любят по большей части красивое, прекрасное, возвышенное. И соответственно многим, мягко говоря, не нравится безобразное и низменное. Однако наивно-интуитивное понимание мира красоты недостаточно для уверенного ориентирования в нем. Здесь, как обычно в проблемных ситуациях, ощущается потребность в хорошей философии. Интересно, что вплоть до середины XVIII в. философы не придавали должного значения сфере красоты. Философы античности, средневековья, Возрождения считали самостоятельными разделами философии, например, логику и этику, но не эстетику. Почему?

Греческое "эстетикос" означает "относящееся к чувству". Но чувство считали всего лишь моментом познавательной или же практической деятельности. Когда же было выяснено, что мир чувственно-эмоционального имеет не только подчиненное, но и самостоятельное значение, то и наступило время эстетики, в рамках которой получают свое осмысление такие ценности, как красота и прекрасное. Основатель эстетики Баумгартен определял красоту как совершенство чувственного, а искусство — как воплощение красоты. Категория прекрасного конкретизирует категорию красоты, ибо она более конкретна, включает в явном виде элементы сопоставления: нечто не просто красиво, а очень красиво, прекрасно и максимально далеко отстоит от безобразного, антипода прекрасного. Подчеркивая своеобразие эстетического восприятия, Кант характеризовал его как "целесообразность без цели". Эстетическое суждение не заинтересовано в чем-то другом, оно обладает самостоятельной ценностью. В жизни человека эстетическое начало имеет свою особую нишу.

Где и как существует эстетическое? Самый простой ответ на этот вопрос таков: эстетическое, а сюда входит и красота, это свойство предмета. Такой ответ с позиций понимания знакового, символического характера эстетического является довольно наивным. Будучи включенным в процесс символизации, эстетическое объединяет, связывает субъект с объектом, духовное с телесным. Ошибаются как "природники", считающие эстетические свойства принадлежащими объектам, так и те, кто сводит эстетическое к восприятиям индивида. Тайна эстетического состоит в удивительной согласованности "лица" предмета с внутренней эмоционально-образной жизнью человека. В своем эстетическом отношении к природе, к другим и к себе человек постоянно проверяет все на человечность, ищет пропорции, которые бы органично связывали его с внешним окружением.

Если мы обратимся к субъективной стороне эстетического начала, то первое, что хочется сделать, это отнести его к одному из ведомств психической жизни человека. Что есть эстетическое? Чувство, эмоция, наслаждение, мысль, эйдос, ценность? Оказывается, ничто из перечисленного нельзя исключить из феномена эстетического, можно лишь выделить доминирующие моменты. В субъективно-эстетическом доминирует чувственно-эмоциональное, а не мыслительное, которое в данном случае имеет подчиненное значение. Вместе с тем эстетическое не имеет места вне целостного и живого единства, полноты переживания, а это означает, что оно есть эйдос. Эстетическое в форме красоты, прекрасного есть обещание счастья.

Ценностный характер эстетического особенно ярко проявляется в соотношении в нем прекрасного с безобразным, причем они далеко не разнозначны. Человек стремится не к безобразному и низменному, а к прекрасному и возвышенному. Лишите мир эстетически положительного, и вы потеряете значительно больше, чем половину чувственного восприятия.

В стремлении преумножить и развить мир прежде всего прекрасного, красивого человек обращается к искусству. Искусство, как уже отмечалось, есть воплощение красоты, что, разумеется, предполагает сотворение последней.

Выражением красоты могут быть звук, свет, вещество, движение, ритм, тело человека, слово, мысль, чувство. Видов искусства, как известно, много: архитектура, скульптура, литература, театр, музыка, хореография, кино, цирк, прикладное и декоративное искусство. Всякий раз носителем красоты является нечто, например, в случае музыки — звуки, которые извлекаются музыкантами посредством музыкальных инструментов. Известная строка русского романса гласит: "О если б мог выразить в звуке всю силу страданий моих…" Искусство есть умение выразить себя по признакам красоты. Датский философ XIX в. С.Кьеркегор дал образную характеристику поэту: его губы устроены так, что даже стон превращается в прекрасную музыку. Красоту, прекрасное можно выразить не только в чем-то сугубо материальном, но и, например, в мысли. Так, в науке высоко ценят доказательства, т. е. красоту мышления, мыслей. Красивыми являются и чувства, если они ведут к положительно ценностным переживаниям. Примеров тому не счесть, от любви Ромео и Джульетты до мужества воина, защищающего Родину.

Для конструктора, инженера, техника весьма существенно видеть сходство и различие между, с одной стороны, произведением искусства и, с другой стороны, техническим артефактом, т. е. техническим изделием или устройством. Греческое "технэ" означает искусство, мастерство. Как художник, так и техник являются искусными мастерами, хотя цели их работы и творчества не совпадают. Предназначение произведения искусства состоит в функционировании в качестве символа красоты, прекрасного; предназначение технического артефакта состоит в его полезности для человека. Нельзя исключить того, что в некоторых случаях техническое изделие является и произведением искусства, но это имеет место далеко не всегда. Вместе с тем всякий технических артефакт не выпадает из мира эстетического. Более того, как выяснилось, полезность технического изделия не противостоит его эстетическим достоинствам, а образует с ним своеобразное, но желательное для человека единство. Осознание этого факта привело к развитию дизайна, художественного конструирования предметов, в том числе техники. Слово "дизайн" английского происхождения и весьма удачно отражает суть технической эстетики. Оно состоит из корневой основы "зайн" (= знак, символ) и префикса "ди" (= отделение). Дизайнер осуществляет разнообразную символическую деятельность. Он переводит свой духовный мир в технические знаки, актуальные для пользователей техникой. Для дизайнера техника — это не просто железки, а символ красоты, прекрасного. Он, надо полагать, глубоко понимает, что, хотя выразительные возможности техники не всегда позволяют достичь совершенства произведений искусства, в эстетическом смысле именно последние являются идеалом техники. Философия открывает доступ к пониманию эстетических достоинств мира, техники в том числе.

Философия практики. Что есть практика?

Символизируя себя, человек действует, он есть деятельное существо. Греческое слово "практикос" означает деятельный, активный. Соответственно практика есть деятельность человека.

Все, что выступает как деятельность человека, есть практика. Язык, культура и многочисленные ее составляющие — это разновидности практики. Мышление, переживание, эйдетирование тоже относятся к практике. Но например, эйдетирование представляет собой весьма вырожденный случай практики, когда средство и результат сводятся к использованию возможностей самого субъекта. Часто под практикой понимают материальную практику, то есть такую деятельность, где средством и результатом является материальный предметный мир. Но материальная практика — это также всего лишь одна из разновидностей практики.

В античном обществе тяжесть физического труда была уделом рабов. Даже к искусству культивировалось пренебрежительное отношение. Наиболее высокой формой деятельности считалось созерцание мудреца. Созерцательное отношение к действительности перемещает проблематику практики в разум человека. Учение о практике (праксиология) выступает как этика, учение о добродетели. Этика — характерная черта как античной, так и древнеиндийской философии. Через всю мировую философию проходит традиция этического понимания практики.

Христианство первоначально рассматривало труд как проклятие, наложенное Богом на человека. Главная форма деятельности связывается со служением Богу, а это прежде всего молитва и все, что с ней связано.

В Новое время в борьбе против схоластики практическая направленность философии подчеркивалась английскими философами (Бэконом, Гоббсом, Локком). Стремление создать философию, имеющую применение в жизни, основывается на могуществе разума. Во всей философии Нового времени в качестве подлинной формы деятельности рассматривается мыслительная деятельность.

Кант вводит градации разума: теоретический разум созерцает мир вещей; только практический разум преодолевает границы созерцательного отношения к объектам, и поэтому он имеет приоритет над теоретическим разумом. Практический разум выступает как воля, а практика — как нравственно-справедливое деяние. Практика характеризуется Кантом в категориях цели, свободы, воли, нравственности. Гегель делает решительный шаг по освобождению практики от субъективной установки. Он обращает свое внимание на категорию средства. Средство, по Гегелю, обладает преимуществом перед целью, а именно "всеобщностью наличного бытия". Субъективное единично, а средство всеобще. Для Гегеля труд есть самопорождение человека, но реализует он логику не человека, не средств производства, а абсолютного духа. Абсолютный дух как целое реализуется в своих абстрактных моментах в теории и практике. Практика выше теоретического познания, ибо она обладает достоинством не только всеобщности, но и действительности. К гегелевским приоритетам объективного над субъективным, практического над теоретическим, средств над целью самым теснейшим образом примыкает марксизм, который Грамши, итальянский философ и политический деятель, называл философией практики.

Для многих направлений западной философии XX в. практика есть деятельность индивида, понимаемого как волевое (прагматизм), рациональное (неопозитивизм) существо, реализующее свою бвободу в проекте и выборе (Сартр). В философии Гуссерля практика содержит все формы активности человека, из которых, однако, философский анализ вычленяет чистое знание, теорию. Именно это знание становится предметом анализа. Для Хайдеггера "бытие-в-мире" человека есть обхождение с вещами. Сфера общественно-практического обладает неподлинным бытием, в ней источники кризиса человечества.

Итак, подведем итоги рассмотрения практики в различных философских направлениях. (Категория практики понимается в широком и узком смысле, либо как любая деятельность человека, либо как его исключительно предметная деятельность. Автор надеется, что известная неоднозначность терминов стала для читателя чем-то само собой разумеющимся. Такова специфика языка философии.

Практика обладает структурой; структурными элементами практики являются: 1) цель; 2) целесообразная деятельность; 3) средства практики; 4) объект практического действия; 5) результат действия.

Цель присуща субъекту или же группе людей. Цель — это субъективный образ желаемого будущего. Это то, ради чего предпринимаются определенные действия. Не надо думать, что конечная цель непременно сводится к каким-то конкретным предметам. Целью может быть и идеал, стремление к которому не ограничено каким-либо пределом. Философское учение о цели называется телеологией. Практика является деятельностью преследующего свои цели человека. Поэтому она есть целесообразная деятельность.

Сама эта деятельность выступает символизацией цели. Здесь субъект неминуемо встречается с природой, которая признает не благие пожелания, а силу. Природе человек противостоит как сила природы. В природе человек осуществляет свою цель. Все, что используется ради достижения цели, называется средством практики. Это не только машины, орудия труда, но и знания и жизненный опыт людей.

Деятельность, как выражался Маркс, угасает в продукте. Цель осуществляется. Реализованная цель уже не есть цель. Возможность превратилась в действительность; практическое действие исчерпало себя. Эстафета практических действий образует практику человека, его деятельную жизнь.

На стадии достижения результата практики субъект имеет возможность оценить эффективность своих действий, все те эмоциональные и рациональные моменты, которые их сопровождали. Практика становится критерием истинности, не всегда окончательным и исчерпывающим, но тем не менее всегда позволяющим сделать оценку истинности обстоятельной и содержательной. Практика не единственный критерий истинности, но один из главных. В "Тезисах о Фейербахе" молодой Маркс писал: "В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления".

В структуре практики много относительно самостоятельных моментов, значение которых неодинаково. Это находит свое отражение в специфике философских учений. Когда кантианцы анализируют практику, то они исходят из активности субъекта. Марксисты переносят акцент на средства практики, придавая им особое значение. Между тем практика есть единое целое, здесь все взаимосвязано. Не всегда вообще уместно "разбивать" практику на ее определенные моменты и устанавливать между ними субординацию.

Практика, как и все в мире, существует в более или менее развитых формах. Практикой является не только общественное производство, но и всякая человеческая деятельность. Например, процесс индивидуального мышления — это тоже практика. В практике принимают участие не только рабочий и инженер, но и политик, и ученый, короче, каждый человек. Непрактикой является не умственная или какая-либо другая интеллектуальная деятельность, а отсутствие деятельности в ее специфических человеческих качествах. Если природные процессы не вовлечены в сферу деятельности человека, то они не относятся к сфере практики. Часто говорят о необходимости преодоления разрыва между теорией и практикой, получается, что практике противоречит теория. Другая же точка зрения состоит в том, что нет ничего практичнее, чем хорошая теория. Актуальной задачей является не преодоление мнимого разрыва между теорией и практикой, а развитие практики, наращивание ее эффективности. Хороший практик — это тот субъект, то общество, которое действует эффективно.

Что касается форм практики, то их в соответствии со структурой человеческой деятельности достаточно много. Есть практика экономической, политической, социальной, духовной жизни, практика искусства и науки, языковая практика и т. д. Философия рассматривает практику в категориальном плане, с позиций того общего, что присуще всем формам практики.

Тема практики весьма тесно и органически смыкается с проблемами нравственности. Если человек действует, то ради чего? Знаменитый вопрос Канта гласит: "Что есть цель человека?".

Для Платона практика есть нравственно благая и к тому же прекрасная деятельность. Свободная воля человека, считали стоики античности, воплощается в добродетели.

Согласно христианству у деятельность человека положена Богом и пронизана его благостью. Бог воплощает в себе высшее добро. Бог ведет человека к добру, но, чтобы успешно двигаться по этому пути, надо преодолеть разного рода искушения.

Согласно Бэкону и философии Нового времени, практическая деятельность должна быть направлена на облегчение бедствий человеческого существования и достижение благих целей, в особенности согласия между людьми (Локк).

Кант идет дальше: он считает высшим достижением практического действия отнюдь не стремление к благим целям, а реализацию основного нравственного закона. Проблема цели решается в сфере не того, что есть, а в сфере того, что должно быть. В этой связи возникают многочисленные аксиологические (ценностные) проблемы.

В марксизме историческая поступь практики понимается как реализация диалектики добра и зла. Марксистская программа переустройства мира направлена на достижение коммунистических идеалов, а они, мол, имеют общественно-этический характер.

Гуссерль обеспокоен тем, что практика ведет к забвению исходных жизненных реалий, к которым надо постоянно возвращаться, чтобы избежать всеобъемлющего кризиса. Лишь в этом случае практика достигает своих подлинных целей.

Как видим, в философии есть влиятельные традиции рассмотрения практики как достижения благих целей. Чаще всего философы не склонны понимать практику в русле узкого практицизма, стремления из всего извлечь непосредственную материальную выгоду. Интерес философов явно направлен на реализацию ценностей всеобщего характера, а это и есть добро:. Тезис "цели оправдывают средства" критиковали и Кант, и Гегель, и Маркс. Использование неблагих средств неминуемо ведет к достижению неблагих целей.

Добро. Три этики. Личность, проблемы свободы и ответственности

Существует специальный раздел философии, этика, в рамках которого проблема добра и зла рассматривается в деталях. Термин "этика" Аристотель образовал от греческого слова "этос", которое переводится на русский язык как обычай, характер. Современная этика знает много концепций, главными из них являются этика добродетели, этика долга и этика ценностей.

Основные идеи этики добродетелей разработал Аристотель. Под добродетелями понимаются такие качества личности, реализуя которые человек осуществляет добро. Считается, что, действуя в соответствии со своими добродетелями, человек неминуемо оказывается нравственным. Зло связано со скудостью добродетелей. Согласно Аристотелю, главные добродетели следующие: мудрость, рассудительность, мужество, справедливость. Знаменитый английский математик и философ Б.Рассел предлагал свой список добродетелей: оптимизм, храбрость (умение отстаивать свои убеждения), интеллигентность. Новейшие авторы (они не без гордости величают себя неоаристотелианцами) особенно часто указывают на такие добродетели, как разумность, толерантность (терпимость к чужому мнению), коммуникабельность, справедливость, свободолюбие.

В противовес этике добродетелей Кант развил этику долга. По Канту, идеал добродетели, безусловно, может вести к добру, но он, случается, приводит и к злу, а именно, когда им распоряжается тот, в венах которого течет "холодная кровь злодея". Почему это происходит именно так? Потому, что в добродетелях добро нашло свое частичное и относительное, не полное выражение. Решающим, основополагающим критерием добра может быть лишь то, что является добром без каких-либо оговорок и ограничений. Критериями добра оказываются моральные законы, максимы типа "Не убей", "Не лги", "Не используй человека как средство", "Не воруй". Вернейшей гарантией от злого поступка являются не добродетели, а имеющие всеобщий, универсальный, обязательный, формальный, априорный и трансцендентальный характер моральные максимы.

Этика долга имеет и в наши дни многочисленных сторонников, тем не менее многие критикуют ее за известную отстраненность от жизни и склонность к догмам. В этой связи была развита этика ценностей, согласно которой существуют только относительные ценности, относительное добро. И к тому же ценности надо сосчитывать, калькулировать, только так можно избежать этических химер. Наиболее значительными представителями этики ценностей являются английский утилитаризм и американский прагматизм.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

fil.wikireading.ru

2 Некоторые точки зрения ученых по данному вопросу

Рассмотрим некоторые точки зрения ученых по данному вопросу. В свое время В. Гумбольдт пытался решить проблему взаимоотношения языка и культуры, высказывая мысли о том, что материальная и духовная культура воплощаются в языке; всякая культура национальна, ее национальный характер выражен в языке посредством особого видения мира; языку присуща специфическая для каждого народа внутренняя форма, которая является выражением "народного духа", его культуры; язык есть опосредующее звено между человеком и окружающим его миром.

Следует особо отметить характер взаимообусловливающей билатеральности между языком и культурой. Язык как лингвокультурологический феномен впитывает в себя все богатство культуры, в то же время как любая национальная культура в немалой степени связана с характером и спецификой конкретного языка. Язык играет важнейшую роль в плане интернационализации культур, глобализации межкультурной коммуникации, диалога культур на основе лексико-семантического взаимоперевода. Соприкосновение разных культур находит отражение в языке в виде лексических заимствований. Процессы взаимодействия и интернационализации культур получают свое выражение в формировании интернациональной лексики. Язык, по словам Д.С. Лихачева, «выступает неким концентратом культуры нации, воплощенной в различных группах данного культурно-языкового сообщества».

Вместе с тем язык представляет собой целый мир, способный лексически и семантически охватить всю многогранную культуру, все многосложное общество. Поэтому, как отмечает американский специалист в области социологии культуры Н. Смелзер, «все элементы культуры... могут быть выражены в языке». Рассматривая язык как социокультурный фактор, который в значительной мере способствует формированию и организации опыта людей, он объясняет это тем, что, «как и вся культура в целом, он вырабатывает лишь общепринятые значения. Коммуникация возможна только лишь при наличии значений, которые принимаются, используются ее участниками и понятны им». Но такое «наличие общепринятых значений» допустимо, как правило, в пределах одного языка. Здесь в философско-социологическом плане рельефно очерчивается еще одна очень важная функция языка - функция идентификации людей в рамках той иной социальной группы, этнической общности. «С одной стороны, возможность общения способствует сплочению членов социальной группы. Общий язык объединяет людей. С другой - общий язык исключает тех, кто не говорит на этом языке ...».

На наш взгляд, культура не существует вне деятельности человека и социальных общностей, так как именно человеческая деятельность породила новую «сверхприродную» среду обитания - четвертую форму бытия - культуру (М.С. Каган). Отсюда следует, что культура - мир человеческой деятельности, преображение человеком природы по законам общества. В связи с этим М. Хайдеггер подчеркивает: «... человеческая деятельность понимается и организуется как культура. Культура теперь - реализация верховных ценностей путем культивирования высших человеческих достоинств. Из сущности культуры вытекает, что в качестве такого культивирования она начинает в свою очередь культивировать и себя, становясь, таким образом, культурной политикой».

По мнению В.И. Карасика, «язык и культура - важнейшие понятия гуманитарного знания. Социальная сущность языка заключается в том, что он существует, прежде всего, в языковом сознании - коллективном и индивидуальном. Соответственно языковой коллектив, с одной стороны, и индивидуум, с другой стороны, являются носителями культуры в языке».

Нельзя забывать о том, что в исходном определении культуры выражается ее символический характер. Культура - это инобытие человеческого духа, представленное в знаках. Она не только соединяет, но и разъединяет внутренний и внешний мир человека. М.М. Бахтин отмечал, что культура не имеет своей территории. Это означает, что она постоянно мечется между духом человека и его знаками, находя лишь временное пристанище в каком-то из этих двух регионов. Если Э. Кассирер оценивал символический характер культуры как обязательное ее свойство, а, следовательно, не подлежащее критическому восприятию, то интуитивист А. Бергсон резко критиковал такую позицию. Он настаивал на том, что философский акт состоит в преодолении символических форм, после чего только и возможны чисто интуитивное постижение предмета и вообще действительная жизнь. Символическую природу культуры, однако, никому не дано отменить. Критики Бергсона указывают на возможность забвения человека в символических продуктах культуры и цивилизации. Этого не будет в том случае, если культура реализуется как полноценный диалог. М.М. Бахтин всегда подчеркивал диалоговый характер культуры.

По поводу того, что национальная культура вступает в диалог с другими национальными культурами, раскрывая при этом такие стороны, на которых не акцентировалось внимание в родной культуре, М.М. Бахтин писал: «Мы ставим чужой культуре новые вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами свои стороны, новые смысловые глубины».

Примером того, что культурный диалог осуществляется внутри единого целого, может служить высказывание Г.С. Кнабе: «Диалог воплощает диалектику развития, диалектику, раскрытую в будущее и в этом смысле исторически положительную, - положительную как в объективном, философском и историческом смысле, так и в смысле субъективно-человеческом, нравственном».

Если рассматривать язык в качестве системообразующего элемента культуры, то последнюю можно интерпретировать как семиотическую систему. В связи с этим классическая культура была относительно замкнутой семиотической системой, и, чтобы осуществить общение с другой культурой, необходимо было расшифровать коды ее закодированной системы. По словам Ю.М. Лотмана, другая культура - это память, закодированная реальным языком: «Язык - это код плюс его история». Хотя язык и культура являются разными семиотическими системами, они имеют некоторые общие черты, например, это формы сознания, отражающие мировоззрение человека, они существуют в диалоге между собой; и культуре, и языку присущи нормативность и историзм, их субъект - это всегда индивид или социум, личность или общество.

Взаимосвязь языка и культуры движется в одну сторону; так как язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык - простое отражение культуры.

studfiles.net

Наука и техника – инобытие духа

Начало 2014 года в России отмечено беспрецедентной акцией – расформированием Российской академии наук. В то время когда страны западного мира и мировое научное сообщество говорят о важнейшей миссии естественных и гуманитарных наук в развитии человечества в XXI веке, российской фундаментальной науке наносится непоправимый удар.

Елена Эберле – историк науки, эссеист. Старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники РАН.

Михаил Эпштейн – философ, филолог. Профессор теории культуры и русской словесности Университета Эмори (Атланта, США) и Даремского университета (Великобритания). Директор Центра обновления гуманитарных наук (Даремский университет).

 

Наука и техника — инобытие духаЕлена Эберле:  Мне представляется, что в российском обществе недопонимается значение науки. Поэтому мой первый вопрос о том, какова, по вашему мнению, роль науки в истории человечества?

Михаил Эпштейн: Познание входит в самые базовые способности человека и определяет его как род, как Homo Sapiens. Наука – то, что делает человека человеком, а человечество человечеством. Роль науки все более возрастает в истории, поскольку каждый акт познания открывает новую неизвестность. Именно в этом смысл сократовского «я знаю, что ничего не знаю»: чем больше я знаю, тем лучше понимаю, как мало я знаю. К тому же наука не ограничивается познанием мира, но создает средства для его преобразования, чтобы человек мог успешно адаптироваться к нему, но в еще большей степени адаптировать его к себе, творчески конструировать. В этом состоит миссия человека.

Е.Э.: А какой вы видите роль гуманитарных наук на фоне сегодняшнего стремительного развития естествознания и техники?

М.Э.: Физические, химические, биологические науки не в состоянии создать теорию всего, выстроить последовательную картину мира, если они не учтут той воронки, которая находится в центре мироздания: это саморефлексия, опасное место, трещина в объективной картине мира, которая образуется нашей общечеловеческой субъективностью и которая уходит в область трансцендентную, соединяющую нас с перволичностью, с Создателем. Этот опыт может переживаться как пустота, бездонность, бездна, провал, беспочвенность – или как опыт встречи с Личностью, соразмерной всему мирозданию, по образу и подобию которой создан человек.

Поэтому, с одной стороны, мы видим антропный принцип в космологии: Вселенная устроена так, чтобы в ней мог обитать человек. С другой стороны, в основу гуманитарных наук следует положить универсный принцип: человек постигает в себе всю Вселенную, обнимает ее сознанием, чувствами, действиями. Об этом в самом начале Библии: Бог сотворил человека по своему образу и поручил ему наполнять землю, обладать ею и владычествовать над всеми тварями. Через гуманитарные науки и культурные практики (языковые, художественные, философские, психологические) человек раскрывает в себе целый мир, его прошлое, настоящее и будущее, многообразие индивидов и народов, эпох, культур. Человек призван соответствовать своему месту во Вселенной, быть универсальным существом, соединять в одно целое интеллектуальную, эмоциональную и практическую сферы. Это и есть миссия гуманитарных наук – развивать самосознание каждого человека до уровня самосознания всего человечества, чтобы он был достоин того мира, который ему доверен как существу разумному и созидательному, способному владычествовать над Вселенной для ее же блага.

Е.Э.: Я помню, когда в середине 1980-х годов стало ослабевать давление советской идеологии, тут же началось спонтанное возрождение гуманитарных наук. Однако на государственном уровне очень скоро наметилась и продолжает набирать силу иная тенденция – не поддерживающая научное знание, а объединяющая власть государства и Церкви и даже поощряющая в людях слепую веру. Почему так происходит?

М.Э.: В Университете Эмори (США) у меня есть коллега, философ Robert N. McCauley, он написал книгу о том, почему религиозная картина мира более естественна, чем научная (Why Religion Is Natural and Science Is Not, 2011).

Тысячелетия человечество жило под воздействием мифов, религиозных представлений, которые складывались как бы естественно. И крайне медленно и лишь на маленьком участке мировой цивилизации, а именно, сначала в Греции, потом в Европе, наука стала постепенно завоевывать себе самостоятельное место среди приоритетных видов деятельности и к XXI веку достигла высокого уровня – но ее статус остается хрупким. Та или другая цивилизация все время находится под грузом мифологической инерции, которая может обрушить научную картину мира и вернуть ее опять в Средневековье и дальше, во времена глубочайшей архаики.

Такое схлопывание науки, увы, происходит и в России, где она продержалась как государственно значимая институция всего два с половиной века, условно говоря, от Ломоносова до Сахарова. Этот процесс распада стремителен – в России все происходит быстро, потому что движется не поступательно, а колебательно, по отработанной модели: стремительный скачок от феодализма к коммунизму, потом, после падения коммунизма, бросок к капитализму, а дальше – в племенную архаику, с ритуализмом, национализмом, культом силы и вождей. Религиозное, даже можно сказать теократическое и магическое мировоззрение вытесняет науку. В общем, это «естественно», потому что беспристрастному, пытливому рефлексивному подходу к миру гораздо труднее утвердиться в обществе, чем мифам и фетишам, диктующим нам то или иное ритуально «правильное» поведение. Расформирование науки и формирование нового клерикализма, резкое перераспределение влияния между научной и религиозной составляющими – два дополнительных фактора в современном российском обществе. Это не просто уничтожение Академии наук, это новая роль Церкви, это представление о том, что жить правильно и православно можно вполне без науки, без познания мира.

Е.Э.: Но ведь с точки зрения христианской теологии, религиозная ценность науки очевидна, не так ли?

М.Э.: Наука – необходимое условие для собственно религиозного самоопределения человечества. В каком-то смысле наука даже более религиозна, чем храм и его атрибуты, потому что она выполняет тот завет, который был дан человеку при его сотворении: «плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю и владычествуйте над…» – и дальше описано все, что Господь сотворил, все пространство мироздания: небо, море, земля и их обитатели. Человек – не просто частица Вселенной, он мастер, он хозяин, и он должен быть в этом смысле беспристрастным, бескорыстным свидетелем мироздания. Именно эту роль и позволяет играть ему наука. В этом ее религиозное предназначение.

Не случайно наука возникла на почве определенных религий. Сначала это было греческое язычество, там наука носила созерцательный, отвлеченный характер, а практическое использование науки, ее соединение с технологиями – это уже обретение Нового времени. Конечно, только на почве монотеизма и, более конкретно, христианства такая деятельность стала возможна. Та демифологизация картины мира, которая свершилась на протяжении Средних веков и позволила человеку утвердить секулярность, независимость своей познавательной деятельности от Церкви, – это следствие христианского представления о самоценности человека. Поскольку Бог стал человеком, то все человеческое освятилось, в том числе, и познавательная и творческая деятельность. Так что секуляризация коренится в опыте христианского Богочеловечества, с ударением на человеческом. И наука, при всей своей подчас воинственной настроенности против всякой религии, тоже черпает в христианском мировоззрении свое право на существование, свою уверенность в том, что мы должны познавать мир как он есть. Потому что мы не просто особый вид, часть этого мира, но мы заботимся о нем как целом, мы призваны вести за собой мироздание.

Кроме того, сама трудность научного исследования сообщает ему религиозную значимость как пути инициации, постепенного приобщения к тайнам мира. Наука – ритуал перехода: от невежества к посвященности. Без этого труднейшего перехода подвергались бы опасности и сам незнающий, которому даром достается знание, и те тайны, которые ему передаются без надлежащей подготовки. Если бы дикарь мгновенно, путем откровения, овладел секретом ядерного оружия, наша планета уже давно исчезла бы с лица Вселенной. Понадобилось пошаговое развитие науки вместе с моральным, религиозным, культурным развитием человечества, чтобы создание ядерного оружия не привело к планетарной катастрофе. Где трудность, препятствие, замедление – там и надежда на выживание. Видимо, Творец хочет, чтобы мы своими усилиями, трудом и познанием, сами доходили до тайн мироздания, совершенствуясь изнутри. Наука требует упражнения в моральных добродетелях не меньше, чем религиозная аскеза: воздержания, сосредоточения, внимания, честности, терпения, страдания… Не случайно наука процветала в монастырях, прежде чем стала самостоятельным поприщем.

Е.Э.: Известно, что у великих ученых прошлого занятия наукой были неотделимы от их религиозных взглядов. Галилей, Декарт, Лейбниц, Ньютон не были, что называется, профессиональными теологами, но все они обстоятельно интересовались теологией. Тем не менее, в современном обществе сложилось мнение, что наука естественно противостоит религии. Однако вы в своей недавно вышедшей книге «Религия после атеизма» и в манифесте созданной по вашей инициативе проблемной группы ученых «Симпосион» говорите об актуальности синтеза религиозного и научного взгляда на мир. Какие вы видите предпосылки к этому, какие пути?

М.Э.: Я не призываю к созданию какой-то особой науки, которая отвечала бы истине Откровения, – христианской науки, православной науки, исламской науки… Нет. Наука одна и та же в США, Германии, Китае, в России. Именно этот универсализм выражает, на мой взгляд, подлинно религиозное ее призвание, помогая самой религии вырваться за рамки исторических и этнических конфессий. Наука, соединяясь с религией, не только углубляет свое понимание осмысленности и разумности Вселенной. Наука, в свою очередь, универсализирует религию, позволяет ей освободиться от фетишизма, магизма, ритуализма и других элементов архаики. Протестантизм и католицизм сейчас активно пытаются переориентировать свою теологию на язык современной науки. Наука, если понять ее духовную миссию, помогает найти общий язык разным цивилизациям, в том числе находящимся в конфронтации, таким как иудеохристианство и ислам.

Когда же наука противопоставляет себя религии, а религия – науке, тогда образуются два фундаментализма – научно-атеистический и религиозно-клерикальный, для которых трудно найти точку соприкосновения. Но такому интернационалу фундаменталистов можно противопоставить интернационал секуляристов, как верующих, так и неверующих, но заинтересованных в том, чтобы и наука, и религия в равной степени были представлены в общественном сознании. Если говорить о недавнем российском опыте, то мы знаем людей, веривших в Бога, но в то же время занимавших секулярные позиции, то есть признававших самоценность науки, искусства, творчества и познания, таких как филолог и теолог Сергей Аверинцев или священник Александр Мень, а раньше того – Владимир Соловьев и Николай Бердяев. А с другой стороны, были неверующие люди, которые признавали авторитет и духовную значимость религии, такие как Андрей Сахаров и Юрий Лотман. Так что настоящая разграничительная линия проходит не между атеизмом и религией, а между секуляризмом и фундаментализмом.

Причем и религия, и атеизм могут быть фундаменталистскими; например, советский атеизм был фундаменталистским движением, непримиримым к вере и Церкви. А с другой стороны, и верующие, и неверующие могут объединяться своим секулярным отношением к предмету разногласий, то есть признавать ценность того, во что они не верят. Вот эта секулярная составляющая наиболее слабо представлена в российской культуре, и поэтому в ней чередуются периоды религиозного фундаментализма, один из которых мы сейчас переживаем, и атеистического фундаментализма, который на протяжении 70 лет продолжался в СССР. Понятно, что Ленин или Сталин были атеистами, а не секуляристами, они попытались Богово подчинить кесарю, как клерикалы пытаются кесарево подчинить Богу, – и то и другое противоречит смыслу проповеди Евангелия, где сказано, что «кесарю кесарево, а Богу Богово». В этом религиозный исток секуляризма: священное не насильственно, оно предполагает свободу от самого себя, то есть секулярность.

Е.Э.: Мне бы хотелось задать вам вопрос не только о науке, но и о технике. Традиционно в России считается, что техника – это бездушное, уводящее человека от естественной природной и духовной жизни порождение человеческого разума. Вы же в вашей книге «Религия после атеизма» и в ваших выступлениях говорите об ангеличности современной техники.

М.Э.: Суть в том, что техника, какой мы видим ее сейчас, – это, прежде всего, информационные и коммуникативные, а также биологические, генетические технологии. Это не то, что понималось под техникой в индустриальную и, тем более, в доиндустриальную эпоху, – это не мотыги, не молоты, не серпы, не чугун, не сталь – это, прежде всего, средства интеллектуального творчества, способы трансформации нас самих. Значит, они прямо связаны с гуманитарными науками как сферой самосознания человечества. Умная техника – посредник в диалоге человечества с самим собой. Это инобытие духа. Именно так традиционно представляют ангелов: это духовные существа, способные являться в материальной плоти, видимые, слышимые, но при этом освобожденные от бремени вещества, физических законов нашего мира.

Техника как раз и преодолевает эти законы, под проклятием которых мы были обречены жить. Есть законы гравитации, тяготения, а самолеты летают, ракеты устремляются в небеса. Наука исследует законы этого мира, а техника, исходя из науки, учится их преодолевать и тем самым воплощает собой духовное измерение в его независимости, свободе от материального. Техника – это трансценденция, это полет, свобода, духовность там, где ее, кажется, быть не может. Какая там духовность, если мой друг расположен на другой стороне земного шара и между нами непроницаемая толща Земли? Но оказывается, что мы можем общаться с ним, видеть и слышать друг друга, передавать свои мысли, чувства, настроения. Благодаря компьютеру и телефону, скайпу и электронной почте. Таким образом, косная, инерционная материя благодаря технике просвещается, просветляется. Техника – это материя, торжествующая над законами материального благодаря тому, что она вбирает в себя силу человеческого воображения.

Е.Э.: Если говорить о повседневной жизни, то человек посредством компьютерной и телекоммуникационной техники приобрел в XXI веке невиданные ранее возможности. Неся с собой мобильный телефон, человек ощущает ежесекундную возможность связаться с другими людьми, с социальными сетями, с Интернетом. А как, на ваш взгляд, при этом меняется сам человек?

М.Э.: Надеюсь, что меняется в лучшую сторону. Человек становится более универсальным, всеотзывчивым существом, всечеловеком, для него рушатся коммуникационные барьеры. Мир распредмечивается, одухотворяется благодаря новой технике и становится менее буржуазным (как и менее пролетарским). Перестает быть актуальной категория «отчуждения», «овеществления», против которых боролись, начиная с Маркса, все критики капитализма.

Для России это непривычно, поэтому за последние двадцать лет все жадно набросились на капиталистическую, рыночную систему, стали ее осваивать. Но Запад, уже идущий по пути капитализма не 20 лет, а 200–300 лет, в постиндустриальную эпоху перерастает свою капиталистичность, и каждый человек теперь может обнаружить в себе способности творца, писателя, мыслителя. Благодаря социальным сетям те голоса, которые раньше не могли быть услышаны, становятся слышны. Каждый человек, не будучи профессиональным писателем, может приобрести такую аудиторию, о которой раньше он не мог и мечтать. Это расширение коммуникативного пространства воздействует на каждого из нас.

Более того, возникает новая этика творчества, торжествующая над традиционным представлением об авторском праве, копирайте. Люди, интегрированные в новые технологии, понимают, что самая главная ценность – это не брать, а давать, делиться своими идеями, душевными состояниями. В этом смысле коммунизм был очень искаженной, извращенной попыткой создать общество взаимопроницаемых духов, а порочность его состояла в том, что он это распространял, прежде всего, на материальную жизнь, которая подчиняется другим законам и должна уважаться в своей материальности. Право личности на частную собственность – такое же неотъемлемое право, как и право каждой души на свое собственное тело, которое оберегает ее от насильственных проникновений. И частная собственность – это особый защитный слой, окружающий телесность человека и оберегающий его суверенность.

В области материальной царит такой закон, что если ты делишь яблоко на две доли, то тебе достается только половина яблока, и другому тоже только половина. А если я делюсь своей идеей с другим человеком, то идея от этого не убывает, она остается во мне и передается другому. Более того, это уже две идеи: переходя из ума в ум, идея обогащается, стимулирует дальнейший ход мысли. В области духовной действуют совершенно другие законы, и такое сетевое пространство, создаваемое новейшими технологиями, порождает – не хочется прибегать к слову «коммунистический» – коммунитарную, соборную этику и онтологию. Просыпаешься – и знаешь, что весь мир рядом, до него можно дотянуться ладонью. Компьютер – праздник, который всегда с тобой. Так современные технологии выполняют религиозную миссию. Техника «опраздничивает», облегчает наше бытие в этом материальном мире и уводит нас за пределы своего «я», в то «мы», которое возникает благодаря социальным сетям.

Но социальные сети слишком еще социальны. Я мечтаю об экзистенциальных сетях, где было бы меньше товарно-рекламных элементов и где избранные друг другом могли бы действительно общаться так, как общаются души, без обезличивающих гламурных составляющих. Само развитие техники ставит перед нами такую задачу и предоставляет такую возможность.

Е.Э.: Спасибо вам за ваши ответы, Михаил Наумович. После беседы с вами у меня осталось радостное чувство, что те точки в культуре, которые казались наиболее напряженными, а в перспективе пугающими, могут быть осмыслены позитивно. Вы преподнесли прекрасный урок того, как духовно положительно заряженный ум помогает развернуть спектр возможной эволюции культуры в жизнеутверждающую сторону. Еще раз спасибо.

М.Э.: Спасибо вам, Елена Леонидовна. Я ведь историей науки никогда специально не занимался, и для меня очень важны и ваши мысленаполненные вопросы, и ваше понимание и поддержка.

Источник: Журнал «Гефтер»

 

novznania.ru

Блок V. Установите соответствие между представленными позициями — МегаЛекции

Тестовые задания и материалы

К Всероссийской олимпиаде по обществознанию

Муниципальный этап

I тур олимпиады

Класс

Блок I. Восстановите текст, предложив правильный(е) ответ(ы)

(по 1 баллу за каждый полный правильный ответ. Максимально - 12 баллов)

 

1. «Философия», в переводе с греческого, означает любовь к мудрости. И суть её, с точки зрения русского философа ________________________________, заключается в своеобразном положительном всеединстве, в «софии».

 

2. Умозаключение, используемое для перехода впознанияот общего к частному и единичному, обозначают понятием ________________________________. Ему противостоит понятие «__________________________________________».

3.Систему методов осуществления государственной власти, степень реализации демократических прав и свобод личности, отношение власти к правовым основам собственной деятельности, соотношение конституционных и правовых форм с реальной политической жизнью обозначают понятием __________________ _______________.

 

4. Концепция «жизненного пространства», предполагающая, что благодаря расширению жизненного пространства, в процессе поглощения более мелких государств, государство обретает экономическую независимость от соседей и превращается в великую державу, была сформулирована __________________________________.

 

5. Совокупность правовых норм, регулирующих отношения между суверенными государствами, называют ____________________________ _______________________ ________________________.

 

6.Концепция юридического равенства как равенства возможностей разных личностей была впервые сформулирована философами: _______________ и ____________.

7. Центральными категориями морального сознания являются _____________ и __________________.

 

8. Концепция социальной солидарности как основы создания и воссоздания, сохранения и развития общества в контексте реализации принципа общественного разделения труда была сформулирована ______________________________.

 

9. Совокупность отраслей народного хозяйства, создающих условия жизнедеятельности общества, – это ________________________________.

 

10. Согласно закону спроса при прочих равных условиях величина спроса на товар находится в обратной зависимости от цены этого товара. Однако бывают исключения, когда повышение цены ведет к повышению величины спроса. Эта ситуация называется эффектом ____________________________.

11. Инобытие человеческого духа, представленное в символах, - это ______________.

12.Красота – это совершенство чувственного, а искусство – воплощение красоты, говорил А.Г. Баумгартен, основатель ___________________________.

Блок II. Назовите понятие, общее для приведенных ниже слов, объединяющее их:

(1 балл за каждый правильный ответ. Максимально – 6 баллов)

 

1.Ф. де Соссюр, К. Леви-Строс, Ж. Лакан.

__________________________________________________________________________________

2.Страх, убеждение, сила, интерес, информация, собственность.

_______________________________________________________________________

 

3.Обычай, прецедент, закон.

_______________________________________________________________________

 

4.Аккредитив, коносамент, акция, облигация, вексель, депозит, чек.

_______________________________________________________________________

 

5.Целерациональное, ценностно-рациональное, аффективное, традиционное.

_______________________________________________________________________

 

6.П.Верлен, А. Белый, Д. Мережковский, К. Бальмонт, М. Метерлинк, А. Скрябин.

_______________________________________________________________________

Блок III. Найдите лишнее понятие (слово, имя) в перечне. Подчеркните его, обоснуйте свой выбор

(1 балл за каждый верный ответ. Максимально – 6 баллов)

1.М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.П. Сартр, Э. Мах, С. де Бовуар, А. Камю, Н. Бердяев.

Обоснование: ___________________________________________________________

2.Рынок земли, рынок ценных бумаг, рынок труда, рынок средств производства.

Обоснование: ___________________________________________________________

3.Мудрость, рассудительность, полезность, мужество, справедливость.

Обоснование: ___________________________________________________________

4.Верховенство власти народа, выборность основных органов власти, всеобщее избирательное право, равенство прав граждан, свобода предпринимательства, подотчетность выборных органов своим избирателям.

Обоснование: ___________________________________________________________

5.Л. Витгенштейн, Г. Маркузе, М. Вебер, О. Конт, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер.

Обоснование: ___________________________________________________________

6.Опера, элегия, симфония, романс, сюита, кантата.

Обоснование: ___________________________________________________________

Блок IV. Решите задачу

(1 балл за ответ, до 2-х баллов за дополнение к ответу. Итого возможно до 3-х баллов в зависимости от полноты ответа).

 

Несовершеннолетний Николай был принят на работу на предприятие «Астра». В ходе его трудовой деятельности выяснилось, что из-за низкой квалификации он не справляется с порученной работой.

Администрация приняла единоличное решение о его увольнении, сославшись на п. 3, ч. 1, ст. 81 ТК РФ.

 

Определите - Правомерно ли решение администрации?

________________________________________________________________________

Обоснуйте свой ответ: _______________________________________________

__________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Блок V. Установите соответствие между представленными позициями

(1 задание 1 балл за каждый верно заполненный столбец. Максимально – 9 баллов)

1. Соотнесите философские направления, имена философов, их портреты и произведения, ответ впишите в таблицу:

Направления Философы Портреты Произведения
Гуманизм I. И. Фихте А. «Семь избранных диспутов»
Утопизм II. Л. Вала Б. «Об истинном и ложном благе»
Материализм III. Т. Кампанелла В. «Метафизические начала учения о праве»
Идеализм IV. П. Гольбах Г. «Галерея святых»
Схоластика V. У. Оккам Д. «Город Солнца»

 

1 2 3 4 5

 

Гуманизм Утопизм Материализм Идеализм Схоластика
         
         
         

2. Соотнесите сферы культуры и их представителей в России и за рубежом:

1. И. Фёдоров, 2. И. Шувалов, 3. Р. Де Сорбон, 4. Г. фон Караян, 5. Ф. Шаляпин, 6. С. Полоцкий, 7. И. де Баллиол, 8. А. Дикий, 9. Р. Штраус, 10. Л. Магницкий, 11. С. Бернар, 12. Д. Гарвард, 13. И. Гуттенберг, 14. Э. Карузо, 15. Ф Скорина, 16. Ж.-Б. Мольер, 17. И. Сытин, 18. У. Шекспир, 19. Ф. Шиллер, 20. О. Ефремов, 21. М. Горький, 22. С. Дягилев, 23. Н. Гоголь, 24. А. Чехов.

 

megalektsii.ru

Дух и духовность — смысл жизни человека

Современная социальная философия рассматривает духовность как в личностном, так и в надличностном ракурсе. В первом случае духовность представляется именно как человеческая, личностная характеристика, а во втором — как культурное, социальное явление, которое выражает различные типы духовной ориентации общества и отдельных социальных групп. По определениюМ. Кагана, человеческая духовность — это «проявление качества личности», а по мнению других философов — это «рост человека в каждомиз людей» или «ценностное содержание сознания».

Слово «дух» вызывает много споров и интерпретируетсяпо-разномув современной философии. Вот, например, как дается понятие «духа» в Философском энциклопедическом словаре. Под словом дух в античной философии использовали латинское слово «spiritus» и греческое «pneuma», что означает «движущийся воздух, дуновение», «дыхание» (как носитель жизни). Также даются другие значения: душа — как сущность, которая может временно или навсегда покинуть тело; сама жизнь, «ибо жизнь,— как сказал Гёте,— это любовь, а жизньжизни — дух»; сущность Бога: «Бог есть дух» и другие понятия.

Дух — это смысл всей нашей жизни. В метафорическом смысле можно говорить об объективном духе и дажеоб абсолютном духе. Первый, отождествленный с культурой, представляет собой сумму вкладов, внесенных различными личностями или субъективными душами. Абсолютный дух включает в себя как культуру, так и ее производителей,и все взаимосвязи, существующие между обоими. Название «абсолютный дух» дается также наивысшему существу, способному воплотить в себе всю объективированную культуру нашей индивидуальной души, но уважающему подчиненные ему индивидуальности. Дух выступаетв трех формах бытия: как дух отдельного индивида, т. е. личный дух, как общий дух (объективный дух) и как объективированный дух, что значит совокупность завершенных творений духа.

Христианам первым открылось пространство веры. Человек предстает перед нами не в двух измерениях, как тело и душа,а ужев трех:тело —душа — дух. Дух означает причастность к божественному посредством веры, открытость человека божественному слову и мудрости.

По мнению Филона Александрийского, человеческая душа, взятая сама по себе, была бы ничтожнейшей, когда быне вдохнулв нее Бог пневму, свой Дух. В Первом послании Коринфянам мы читаем: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлениях духа и силы, чтобы ваша вера утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией… А нам открыл это Бог Духом своим; ибо Дух все проницает и глубины Божии. Ибо ктоиз человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы принялине духа мира сего, но Дух, пришедший от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученнымиот Духа Святого, соображая духовное с духовным».

Интеллектуальный процесс и абстрагирование лишены всякого смысла, если отсутствует память и воображение, а у человека эти свойства соединены с чувством осознания своей личности. Память каждого человека, моя память есть хранилище опыта и познаний, уникальных для меня, заставляющих меня быть именно самим собой перед остальными.

Дух — это память, средоточие данных об окружающем мире, приобретаемых каждым из людей,а именно своеобразие накопленного личного опыта придает людям черты индивидуальности. Духовность веками означала обращенность человека к Всевышнему, трансцендентному началу мира. Духовность можно рассматривать как личностную характеристику, которая реализуется в личностном усилии, испытывает все круговороты личностной судьбы. Однако она черпает силу не столькоиз себя, сколько из духа, который является носителем общечеловеческих ценностей. Дух как символ целостности социокультурного бытия, упорядоченности мира изначален.

Известный датский философ С. Кьеркегор писал, что человек «является синтезом души и тела — синтезом, который основан на духеи поддерживается им». Дух — это как бы сознательный поток психических переживаний человека. Тело длячеловека — это как аккумулятор его энергии, которая проявляется в эмоциональных побуждениях, а эмоциональные побуждения превращаются в субъективные переживания и образуют тот самый дух, который является синтезом души и тела.

По мнению С. Кьеркегора, дух или экзистенция — это непрерывный поток осознанных эмоций, который по своей природе обладает энергией, а знания структурированы. Отношение веры и знания является отношением между энергетикой и структурностью внутри человеческого Я. Энергетика, по выражению философа, трансцендентна, а структурность является имманентной. Ее трансцендентность заключается в вечности, динамичности, алогичности и личностности,а структурность — она преходяща, статична, логична и безлика.

Однако в истории философии не всегда придерживались этого мнения. Более того, так греческая философия обесценила веру и верования тем, что рассматривала их с познавательной точки зрения. Вера относиласьк вещам чувственным, изменчивым, а потому была формой мнения. Идеалом греческой философии оставалось познание. Древнегреческие философы указывали на познание как исключительную добродетель, реализующую сущность человека.

Г. Лейбницв своих философских произведениях рассматривает особенности духа, которые принципиально отличаются от души, так как решающая особенность заключается в способности самопознания, т. е. самоуглубления субъекта в свою внутреннюю познавательную деятельность. «Думать о каком-либо цвете и сознавать, что думаешь о нем — две совершенно различные вещи, точно так же, как сам цвет отличается от меня, думающего о нем».

По Гегелю, человеческая душа есть новый способ бытия; она есть истинное и чудесное явление Духа в природе. Свет, озаряющий мир вещей, загорается «внутренним» образом. Духовность есть высший способ жизни, более достойный Идеи, ибо Дух превосходит природу. Гегель различает три этапа духовного пути: этап «субъективного духа», этап «объективного духа» и этап «абсолютного духа».

На первой ступени дух субъективен, он имеет форму единичной души, замкнутой в своих состояниях. Душа не имеет никакого понятия о своей духовной природе. Ей предстоит признать свою духовность и разумность. Зрелый итог субъективного духа есть разумная воля и свобода.

На второй ступени, когда дух объективен, душа, освободив себя внутренне, обращается к внешним условиям своего существования в миреи завязываетс ними процесс борьбы за свободу.Душа напряженно ищет духовности «инобытия» в других людях и в природных условиях своей жизни, а дух, вступив на этот уровень, может сказать себе: «Я есть единая духовная субстанция, органическая Всеобщность, воля, благая и сильная, властная над миром и надо всем моим внутренним и внешним содержанием». Только дух народа, созревший в государстве, может создать прекрасное искусство, выносить абсолютную религию и раскрыть истинную философию.

На третьей, высшей, ступени человеку открывается абсолютное знание — знание самой Истины, самой абсолютной Идеи, божественной смысловой субстанции. Человек видит Бога и видит себя в Боге или Бога в себе.

Главной задачей человеческой жизни, по мнению русского философа Н. Бердяева, должно быть завоевание духовности. «Духовный опыт есть опыт размыкающий, погружающий в сверхличный духовный мир, раскрывающий связь микрокосма с макрокосмом. Духовный опыт есть всегда прорыв в замкнутойдушевно-телесной монаде, выход из себя через погружение в глубину себя, преодоление раздельности и внеположности».

Дух есть не только свобода, но и смысл,а смысл мира духовен. И нужно преодолеть традиционно-христианское аскетически-пренебрежительное отношение к телу,в котором усматривают враждебное духу начало. Ведь дух одухотворяет тело, придает форму душе и приводит их к единству. Философ делает следующий вывод, что форма человеческого тела, лицо человека духовны и что дух конституирует личность, ее целостность как единого духовно-телесного существа.

По мнению замечательного русского философа Л. Карсавина, единство личности заключается в ее духовности. «Личность не дух и не тело,но духовно-телесное существо. Она не «частью духовна, а частью телесна», ибо дух не участяем и не может быть частью. Личность всецело духовна и всецело телесна. Та же самая личность, которая есть дух, есть и тело. Личность выше различения между духом и телом ….». Дух является синонимом не только единства, но и свободы.Как духовная личность не является данностью и необходимостью,а является именно свободой. Философ отмечает, что личность — это духовно-единаяи телесно-множественная целостность, которая возможна только потому и тогда, когда она обладает и покоеми движением сразу.

Одновременную множественность и разъединенностьво всеединстве Карсавин считает не менее важной характеристикой, чем единство. Всеединство должно быть связано с устранением самого противопоставления единства и множества,а это можно достигнуть при помощи радикального «замыкания» всеединства: самый незначительный элемент всеединства должен признаваться абсолютно тождественным всеединству как целому.

Этическая духовность трагична, ибо ее носителем является смертный человек, и трагическая обреченность этой духовности усиливается одиночеством. Вспомним момент, когда ученики Иисуса засыпают, оставляя учителя один на одинс судьбой.Сон избавляетот необходимости осознания границы, отделяющей безопасность мира духа от опасностейземной жизни.

Одиночество можно рассматривать как переживание в различных измерениях, а каждый тип одиночества является формой самосознания, что свидетельствует о разрыве основных отношений и связей, что составляет жизненный мир личности. Человек свободно творит Бога — существо, которое слышит его молитвы. Ад не мучение, даже если это круг Дантова ада, ибо там, в конце концов, все переносится вместе с другими людьми. Ад обрекает человека на полное одиночество, и в этом смысл его трагедии и всех его духовных исканий.

Культурное одиночество проявляет себя и в тех случаях, когда человек понимает, что его связь с собственным культурным наследием порвана, или общепринятая культура неприемлема для его внутреннего мира. Отрицание a priori духовного мира приводит к тому, что красота заменяется утилитарностью и уходитиз жизни.

Именно с тех пор, когда человек оказался духовно одинок, он не перестает искать выход из этого состояния. И в этомво всей глубине раскрывается вопрос о существе человека и егосвободы — ведь именно человек, преодолевая свое одиночество и не теряя тем не менеек нему интереса, указывает путь к ответу.

Духовность основывается на трех абсолютных ценностях — истине, красоте, добре. Основной способ их достижения — искренность. Существует глубокий разрыв между внутренним миром человека и внешней жизнью. Человека можно заставить думать и действовать так, как он сам, полагаясь только на себя,не хотел бы думать и действовать.Его внутреннее убеждение, личностная целостность начинают терять стабильность; духовность заменяется «суррогатами», возникает разлад личности с самой собой, появляется способность пойти на компромиссс совестью, обман.

Современная философия представляет следующую типологию духовности. Необходимо отметить, что типологии духовности (эстетизм, теоретизм, этизм) соответствует определенная типология душевной жизни (романтизм, прагматизм, пуризм). В основе такого типа духовности, как эстетизм, лежит романтический душевный склад, душевные способности к непосредственномуи чувственному восприятию жизни, признание ценности этих чувств и страдание при утрате непосредственной чувственной достоверности жизни в формах отчуждения. Романтическая уверенность и отчаяние базируются на чувственной достоверности переживаемого и незаинтересованном, бескорыстном в смысле выгод поведении романтика.

Душевный склад романтика таков, что практическое он ценит ниже духовного, а реальное — меньше воображаемого. Наиболее драматичным является столкновение романтика с жизнью, потому что оно происходит не в области вещей или поступков, а в душе романтика, и ломает дорогой ему образ чувств, являющийся основным его достоянием. Романтик не склонен навязывать другим свой образ чувств, чувственная непосредственность его переживания делает его уклоняющимся от той мессианской задачи воспитания чувств, которая присуща прагматику и пуристу. Прагматики и пуристы по натуре также исходят из свойств своей природы и души, они также употребляют разум на то, чтобы оправдать свой образ чувств. Непосредственность, которая очаровывает романтика, становится для него опасной, ибо в отличиеот непосредственности прагматика, он не укорененв реальной жизни и всегда находится под ударом.

Выбрав название «пуризм» для характеристики душевного склада в отличииот этизма, характеризующего тип духовности, можно проследить их тесную связь: душевный склад романтика и соответствующий ему тип духовности ориентированы на красоту как высшую ценность, а главным ориентиром пуризма и этизма является справедливость. Название «пуризм» (от английского слова «pure» — чистый) своим происхождением обязано тому, что противостоит романтическому складу и предоставляет чувству красоты минимальное место в душевной склонности. Принятие красоты в качестве основы душевно-духовной жизни сразу же отбрасывает справедливость на одноиз последних мест, так как красота утверждает неравенство.

Там, где господствует эмоциональная рассудочность, нет места ни душевному,ни духовному. Поэтому границы для прагматической душевности, которые ставят чувства красоты и справедливости, являются принципиальными для того, чтобы чувство реальности не превратилосьв холодный расчет. Момент знания, удивления относится к душевным склонностям. Они проявляютсяв стремлениик правдеи чувству правды, которое по своему содержанию тяготеет к тому, чтобы распасться на правду- справедливость и правду-истину. Правда-справедливость втянута в систему непосредственных этических чувств, в то время как правда-истина устремлена к обыденной истине и оторванаот осмысления того, что с этой истиной делать. Ее преимущество — реальная отнесенность к жизнив целом, а не к отдельнымее проявлениям. Обыденно-практический мир непосредственен так же, как и эстетический,а правда-истина стремится к полезности. Поэтому душевный уклад, соответствующий познавательно-практической устремленности, назвали прагматическим, а соответствующий ему тип духовности — теоретизмом. Теоретизм как тип духовности базируется на том же принципе реальности, полезности, доведенном только до признания наиболее совершенных средств раскрытия реальности и инструментального могущества, в качестве которого выступает наука или техника.

Чувства красоты, справедливости и пользы конституируют образ чувств и душевный склад личности, образуя такие типы душевного понятия, как романтизм, пуризм и прагматизм. Душевный синтез осуществляется на уровнеправды-смысла. Переход от душевногок духовному есть переход к четвертой модели жизненного мира — внутренне сложного и внешне трудного. На этом уровне психической жизни непосредственность душевных проявлений уступает место опосредованному волей и сознанием духу.

Важнейшим вопросом, связанным с духовным становлением человечества, является соотношение личностей, способных на духовный взлет, и основной массы населения. Увеличиваются ли различия между выдающимися личностями и основным населением, способна ли масса подняться до высот духовности?

В современной отечественной философии долгое время существовала тенденция к переводу духовных понятий под общее название «сознание». В Философской энциклопедии термин «дух» выступает как совокупность всех функций сознания, обусловленных внешней действительностью и обеспечивающих практическую деятельность человека по преобразованию этой действительности: «Дух как совокупность и средоточие всех функций сознания, возникающих как отражение действительности, но сконцентрированныхв единой индивидуальности, как орудие сознательной ориентации в действительности для воздействия на нее и в конце концов для ее переделывания».

Существует мнение, что духовность и сознаниене являются тождественными понятиями, хотя они и взаимосвязаны между собой. Духовность можно рассматривать только как личностную характеристику, которая реализуется в личностном усилии, испытывает все круговороты личностной судьбы, и основным фактором развития человеческой духовности является сознание. Оно дает возможность человеку разобраться в окружающей реальности и в самом себе. Некоторые современные философы подходят к проблеме духовности исходя из представленийо ней как о связующем факторе целостности субъективного бытия и в то же время сущностной основе творческого процесса. Исходя из этого духовность можно определить как состояние расширения внутреннего горизонта сознания, которое опережает возможности самоидентификации субъекта. Духовно-нравственное начало в сознании предстает движущимся самосознанием или развертывающимся становящимся субъективным бытием. В качестве духовного субъекта личность соотнесена с сознанием как с целостностью.

Условием духовного развития личности является ее активность.В активности человека реализуется отношение между ним и окружающей действительностью. Однако необходимо иметь в виду, что невозможно рационально постичь многие духовные истины при помощи сознания. Принципиальное отличие христианского опыта от опыта дохристианской культуры заключается в том, что он является опытом диалога между Богом и человеком, причем диалога между личностями. Поэтому «имеющий уши да услышит». Более того, «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Именно в христианстве произошла замена «Сущего» на «Личность», на опыт сообщения, диалога. Отсюда «в начале было Слово», Слово — обращение к Другому.

И закончить свою статью хочу словами архимандрита Софрония: «Когда речь идет о бытийном познании персонального Бога, тогда имеется в виду общность бытия, а не голое интеллектуальное понимание проблемы… Познающий — персона и Познаваемый — Бог соединяются воедино. Ни один и ни Другой никак не становятся объектом в своем слиянии. Взаимное познание: Богом — человека и человеком — Бога носит характер персональный, исключающий «объективацию». Сей союз любви есть духовный акт, при котором Возлюбленный является нашим бытием. Именно в моменты бытийного общения с Ним Он Сам сообщает нам познание о Себе, показывая нам Себя чрез Свои действия внутри нас… мы воспринимаем Бога внутри нас как нашу жизнь. В этом кардинальное различие между 44научным познанием и познанием духовным. Последнее понимается как совместное существование, как спайка в самом бытии: познание есть «событие», в котором научное и философское познание выражается в понятияхи определениях;персона же есть бытие, неуловимое ни для научной, ни для философской форм познания, она, подобно Богу, непознаваема до конца извне, если не открывается другой персоне».

www.molych.ru

Тернистый путь красоты

Опубликовано: Шапошникова Л.В. Держава Рерихов: Сб.ст. В 2 т. Т2. – М.:МЦР, 2006. – С.92-118.

Л.В. Шапошникова. ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ КРАСОТЫ

Что такое красота? Определить это сложное космическое явление одной – двумя фразами невозможно. Красота многолика, всепроникающа, она – движущая сила нашей эволюции, ее ведущее начало. Достоевский писал: «Красота спасет мир». Ему вторил Н.К. Рерих: «Осознание красоты спасет мир». К этому можно добавить: «Мир преобразится красотой». Ибо в этом преображении и есть его спасение, залог его дальнейшего продвижения, необратимость его эволюции, возможность избежать бездны инволюции.

«В Красоте явится Беспредельность, – сказано в Живой Этике. – В Красоте озарятся учения искателей духа. В Красоте не убоимся явить правду свободы. В Красоте зажжем сияние каждой капли воды. В Красоте материю претворим в радугу. Нет безобразия, которое не утонет в лучах радуги разложения. Нет оков, которые не разложатся в свободе Красоты. Как найдем слова коснуться мироздания? Как скажем об эволюции форм? Как (поднять сознание к изучению оснований? Как подвинуть человечество к научному осознанию миров? Каждое осознание рождается в Красоте»[1]. И еще: «Поймите – нет вещей, нет решения, нет гордости, нет покаяния, есть она, красота. В ней путь ваш»[2].

Спектр понимания и восприятия красоты в нашем плотном мире огромен и беспределен. Каждый индивидуум имеет свой мир красоты (если, конечно, имеет). Красота, в ее истинном понимании, представляет собой тонкую и высоковибрационную энергетику и является не только важнейшим фактором в эволюции человечества, но и олицетворяет собой творческую силу в космосе как таковом. Она возникает в таинственном пространстве Космического Магнита, где в необозримом океане энергий складываются и рушатся бесчисленные формы различных состояний материи. И только она, Красота, придает им устойчивость и эволюционную завершенность. Сам же Космический Магнит, являясь Сердцем и Разумом мироздания, творит и действует по строгим законам Красоты. Все космические веления соответствуют этой Красоте, все проявленные формы несут в себе энергетику этой Красоты. Красота, заключая в себе гармонию энергетики, превращает хаос в космос на всех уровнях, начиная от миров различных состояний материи и кончая духом человека, который она одаривает способностью создавать самое главное в его жизни – культуру, существование которой без этой Красоты невозможно.

Гениальный русский философ Павел Флоренский, безвременно погибший в лагерях Гулага, так определяет Красоту: «Красота есть Красота и понимается как жизнь, как творчество, как Реальность»[3].

Реальность – понятие, которое Флоренский вводит в определение Красоты, является символом того глубинного и сокровенного, без чего эта Красота не может существовать, но которое остается для многих еще неосознанным и непостижимым. Ибо сама Красота является тем таинственным дуновением инобытия, из которого она проливает в глубины нашей плотной материи тот Свет, без которого были бы невозможны ни эволюция этой материи, ни ее преображение в энергию духа.

«В нас самих, – пишет Флоренский, – покров зримого мгновениями разрывается, и сквозь его разрывы веет незримое, нездешнее дуновение: тот и другой мир растворяются друг в друге, и жизнь наша приходит в сплошное струение, вроде того, как когда подымается над жаром горячий воздух»[4].

1. Миры иные

Невидимые миры пронизывают наше плотное пространство и составляют вместе с последним одно энергетическое целое. Взаимодействие плотного мира с мирами иного состояния материи составляет содержание энергоинформационного обмена, идущего в космосе. Ни одно явление нашей жизни не может быть правильно рассмотрено вне связи с этим взаимодействием, ни одно устроение нашего бытия не может полноценно существовать без осознания нами инобытия.«Высочайшие подъемы духовного творчества, – писал выдающийся философ Н.А. Бердяев, – связаны были с признанием существования иного мира, независимо от того, в какой форме это признавалось. Исключительная посюсторонность делает жизнь плоской. Замкнутость в имманентном круге этого мира есть закрепление конечности, закрытие бесконечности. Но творческий акт человеческого духа есть устремление к бесконечности, к трансцендентному, которое парадоксально должно быть признано имманентным»[5].

Согласно Живой Этике в нашем энергетическом пространстве существуют три мира различных состояний материи, которыми далеко не исчерпывается богатство космоса. Миры плотный, Тонкий и Огненный. Мир плотный, видимый, и два других, невидимых. Энергетическое строение человека содержит в себе все три мира одновременно. Тонкий и Огненный миры по отношению к плотному являются более высокими и обладают материей иного состояния и иного измерения. Эволюция нашего плотного мира без двух других невозможна. Вибрационный уровень энергетики в каждом из миров определяет и творческие возможности их обитателей. Плотный мир – мир рукотворчества, Тонкий – мыслетворчества. Огненный – духотворчества. Человек, заключающий в себе все три мира, является как бы мостом между ними. Но крепость и надежность такого «моста» зависит в первую очередь от уровня сознания самого человека. Тонкий мир является как бы связующим звеном между нашим плотным и Огненным. Такое промежуточное его положение обусловило существование в нем различных уровней материи. Условно их семь. Низший уровень находится в непосредственной близости к плотному, высший проникает в Огненный. Последний и является ближайшей целью эволюции земного человечества.

Миры плотный и Тонкий преходящи, мир Огненный вечен. Его протяженность непознаваема, его ступени и особенности непостижимы. В нем кипит и действует изначальная космическая энергия, складывая свои невидимые нам комбинации, создавая миры, жизнь, трансформируя виды и состояния материи, перетекающие одни в другие, порождая бурлящие, тонкоструйные источники, из недр которых проливается благо красоты, творчества и духа. У каждого из нас есть опыт соприкосновения, осознанного или неосознанного, с мирами иными. Вот что пишет о собственном опыте П.А. Флоренский: «Да, если говорить о первичной интуиции, то моею было и есть то таинственное высвечивание действительности иными мирами – просвечивание сквозь действительность иных миров, которое дается осязать, видеть, нюхать, вкушать, настолько оно определено, и которое, однако, всегда бежит от окончательного анализа, окончательного закрепления, окончательного «остановись мгновение». Оно бежит, ибо оно живет; оно питает ум и возбуждает его, но никогда не исчерпывается построениями ума. И я любил его, именно как живое, мне любо было, когда оно играло перед моим взором, и клокотала в сердце исступленная радость, когда удавалось как-то охватить его, разоблачая облачение в новые символы...».[6]

Здесь все так точно описано, что не требует, пожалуй, никаких дополнительных разъяснений. И это «таинственное высвечивание действительности иными мирами» наводит на мысль о том, что в плотном мире отблеск иного мира как бы проявляется нашей действительностью и что без последней увидеть его нельзя. Этот таинственный процесс напоминает работу живописца, который перед тем, как создать свою картину, грунтует холст, и этот грунт высвечивает как-то по-своему ту плотную действительность, которую художник наносит на него и тем самым углубляет эту действительность, как бы выводя ее за границы двухмерного измерения холста.

Такие явления как дух, мысль, красота, творчество – пришельцы из других миров, которые через сознание человека способствуют утончению нашей плотной материи и развивают ту «возвышенную сублимацию земной сферы»[7], каковой в сути своей и является мир Тонкий.

Энергоинформационный обмен между мирами различных состояний материи представляет собой сложнейший творческий процесс. Он имеет, если можно так сказать, двухстороннее движение, сверху вниз и снизу вверх. И образует как бы энергетический круговорот, в котором задействованы все энергетические структуры космоса от микрокосма до макрокосма. Беспредельность катит свои энергетические волны от нездешних берегов к нашим, сдвигает их и изменяет, несет в себе разнообразие форм, звуков и света. Одни проявляются сегодня и уже уходят в небытие завтра, другие нарождаются в таинственном безвременье для того, чтобы обрести на какие-то мгновения искомое время и пространство. Все одухотворено, все мыслит, дышит, творит, созидает, разрушает, но неуклонно восходит по светящимся спиралям куда-то вверх, где сверкают нездешние миры непостижимых состояний материи и бесконечных чисел ее измерений. На космической дороге с двухсторонним движением происходят процессы и события, смысл которых не всегда улавливает человеческое сознание, хотя все происходящее, как ни странно, касается его материи, его духа, его бытия. Все проходит через сердце, главный энергетический центр человека, где сосредоточено его сознание, где звучат иные миры и где, как в самом космосе, совершается великое творчество человеческого духа и бытия. Суть энергоинформационного обмена плотного мира с Тонким может быть выражена фразой, которая, возможно, прозвучит парадоксально. Тонкий мир строит землю, а земля строит Тонкий мир. Особенность эта сложна, противоречива, имеет свою диалектику и часто неожиданные результаты. Наиболее приближен к нашему миру низший уровень мира Тонкого, условия которого напоминают земные, а материя близка к плотному состоянию. Там скапливаются земные развоплощенные, которые в силу своей низкой энергетики, обусловленной малым уровнем сознания, не могут подняться в более высокие слои. Эти тонкие тела еще несут в себе земные страсти негативного характера. Они как бы отягощены злом. Через этот канал идет самое сильное влияние земного мира на Тонкий и наоборот. «Мир надземный отражает все земные эманации. Не нужно заблуждаться в размышлении об облегчении в сферах надземных – там, где все тонко, все обостряется. И закон соответствия нужно понять как основание сношений между мирами. Тоньше, чувствительней к верху и грубее и нечувствительней к низу»[8], – отмечено в Живой Этике. И еще: «Ни одно действие земное не остается без отзыва со стороны Тонкого мира»[9].

Первая и вторая мировые войны, кровавые революции, уничтожение миллионов людей в России, Германии и других странах, – все это привело к «перенаселению» низших слоев Тонкого мира. Там оказались и жертвы, чья карма была безвременно и насильственно прервана, и их палачи. «...Теперь можно ждать самых страшных столкновений, – предупреждают создатели Живой Этики, – так наполнены низшие слои Тонкого Мира. Люди решили наполнить Тонкий Мир множествами не в срок пришедшими. Никто не подумал, какие последствия являются для самих себя. Нельзя безнаказанно убивать миллионы людей, не учредив самую тяжкую карму. Нельзя наполнить низшие слои Тонкого Мира ужасами несовершенной кармы. Нельзя думать, что это не отразится на состоянии планеты»[10].

Грубая низшая энергия, ушедшая в более высокие слои, утончается, и ее вибрационный потенциал повышается. В таком виде она возвращается к объекту, с которым находится в энергообменном процессе. И эта более тонкая энергия, сохраняющая свою негативную информационную наполненность, попадая вновь на землю, влияет на нее в сотни раз сильнее, чем последняя на Тонкий мир. В результате процесс энергообмена, призванный повышать духовный и энергетический уровни человечества, вести его по пути космической эволюции, начинает «пробуксовывать», превращая спираль восхождения в дурную бесконечность хождения по замкнутому кругу. Энергетические эманации низших слоев Тонкого мира несут на землю страшные последствия, источник которых находится все на той же земле, в душах и сердцах земного человечества. «...Человечество подпало под влияние низших слоев Тонкого мира»[11]. Это влияние с особой силой сказывается на тех, чей уровень сознания не поднимается выше низших сфер Тонкого Мира и полностью соответствует ему. Причина страшного и разрушительного положения планеты и человечества, населяющего ее, лежит в низших слоях Тонкого мира, беспрерывно эманирующих на землю «обратную» энергетику земной посылки.

Без принятия концепции иных миров мы не сможем понять, что происходит в нашем мире и в чем причина чудовищного состояния нравственных, моральных и духовных качеств современного человечества. «Явление испорченности Тонкого Мира, – утверждают создатели Живой Этики, – мешает человечеству непрерывно продолжать совершенствование, но Тонкий Мир извращается земным миром, потому врачевание должно начинаться отсюда»[12]. Но что может стать реальной основой такого врачевания? Конечно, в первую очередь, Культура как таковая. И та ее составляющая, которая связана больше, чем что-либо другое, с Красотой, в ее спасительном аспекте, и с Высшим Инобытием. Таковым, вне всякого сомнения, является истинное искусство, представленное земной формой иномирной красоты.

2. Профетический характер искусства

Подлинное искусство всегда эволюционно. Его родовая связь с Высшим и Невидимым обусловливает его опережающий характер. Поэтому духовные революции начинаются с нового мироощущения, прежде всего, в искусстве, с нового понимания явления Красоты. Духовная революция XX века в России яркий этому пример.

«Через искусство имеете Свет»[13], – сказано в Живой Этике. Это прекрасно осознавали выдающиеся мыслители и творцы.

«В искусстве наша внутренняя сущность шлет свой ответ наивысшему, который себя являет нам в мире беспредельной красоты, поверх бесцветного мира фактов»[14], – писал Рабиндранат Тагор.

«Искусство есть подражание великому: в нем земля подражает небу»[15], - отметил А. Блок.

«Тот человек, который не обладает способностью чувствовать Красоту и величие Искусства, не может быть истинно религиозным»[16], – утверждал Вивекананда.

Через подлинное искусство, живущее по законам Красоты, энергетика высших миров в процессе энергообмена вливается в плотные формы земного мира.

«Только искусство, – отмечал Всеволод Иванов, один из крупнейших писателей России, – выводит нас из этого замкнутого круга нашего существования, только оно дает нам крылья, отрывает нас от силы этого земного притяжения, а также и от границ пространственно-временных, показывая бескрайние, невыразимые словами перспективы»[17].

Великий русский философ П.А. Флоренский писал: «Искусство воистину показывает новую, незнаемую нами реальность, воистину подымает от реального к реальнейшему и от реальнейшего к наиреальнейшему. Художник не сочиняет из себя образа, но лишь снимает покровы с уже, и притом примерно, сущего образа: не накладывает краски на холст, а как бы расчищает посторонние налеты его «записи» духовной реальности»[18].

Это точное замечание Флоренского – «не сочиняет из себя образа» – приводит к выводу о том, что именно такие образы и составляют информационную часть космического энергообмена между мирами. И то, что этот образ, проходя через внутренний мир художника, уплотняется и становится доступным расшифровке в земном мире, свидетельствует о том, что именно через искусство проходит ценнейшая космическая информация. В связи с этим можно утверждать, что история искусства не есть история какого-то предмета или какого-то вида деятельности, стоящей в ряду с подобными другими, а является эзотерической историей человечества, историей его духовно-культурного развития, историей его космической эволюции, выраженной в образах и формах, согласно энергетической информации, полученной из инобытия. Эта информация, предопределяющая ход земных событий, есть причина опережающего характера искусства и профетичности его сути. Русская поэзия, литература и искусство конца XIX – начала XX в.в. обладали этой профетичностью в очень высокой степени.

В 1906 году выдающийся поэт Осип Мандельштам написал такое стихотворение:

Среди лесов, унылых и заброшенных, Пусть остается хлеб в полях нескошенным! Мы ждем гостей незванных и непрошенных, Мы ждем гостей!

Пускай гниют колосья недозрелые! Они придут на нивы пожелтелые, И не сносить вам, честные и смелые, Своих голов!

Они растопчут нивы золотистые, Они разроют кладбища тенистые, Потом развяжет их уста нечистые Кровавый хмель!

Они ворвутся в избы почернелые, Зажгут пожар, хмельные, озверелые ... Не остановят их седины старца белые, Ни детский плач!

Среди лесов, унылых и заброшенных, Мы оставляем хлеб в полях нескошенным, Мы ждем гостей незванных и непрошенных. Своих детей! »[19]

В начале века поэт ощутил то, что произойдет в России в 30-е годы, когда станут взрослыми дети тех, кто родился, как и сам Мандельштам, в последнее десятилетие XIX века. И в этих «своих детей» заключается страшный и беспощадный смысл стихотворения, автор которого провидел отдаленные события надвигающейся катастрофы.

«Двадцатый век... еще бездомней, Еще страшнее жизни мгла. Еще чернее и огромней Тень люциферова крыла,»[20] – писал Александр Блок.

В 1911 году он отметил в своем дневнике: «Все ползет, быстро гниют нити швов изнутри («преют»), а снаружи остается еще видимость»[21].

А вот его впечатления от пасхальных дней 1912 года, в которых уже нет ни солнца, ни пасхальной радости, ни устойчивости самой традиционной жизни: «Мороз, черные толпы, полиция, умирающие архиереи тащатся, шатаясь по мосткам между двумя шпалерами конных жандармов. Все время слышна команда. Петр и собор в белых снежных пятнах, пронзительный ветер, Нева вся во льду, кроме черной полыньи вдоль берега – тяжелая густая вода»[22].

Потом этот же ветер задует, засвистит в его пророческой поэме «Двенадцать», которую не смогут понять его современники и смысл которой начинает доходить до нас только сейчас. Поэт назвал этот ветер черным. «Ветер, ветер на всем белом свете». Время между двумя революциями, февральской и октябрьской, для Блока было наполнено пророческими снами, голосами и все растущим чувством надвигающейся беды. События междуреволюционного периода он назвал провидчески точно «вихрем атомов космической революции»[23].

Прислушиваясь по ночам к городскому шуму, он улавливал за ним еще какой-то гул. Потом это у него повторилось в 1918 году, но уже более четко и определенно, «...во время и после окончания «Двенадцати», – писал Блок, – я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг – шум слитный (вероятно шум от крушения старого мира)...

Правда заключается в том, что поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях – природы, жизни и искусства...»[24].

В связи с этим мне хотелось бы привести цитату из Живой Этики. «Иногда вы слышите, – написано там, – как бы вопли и гул голосов. Конечно, это отзвук слоев Тонкого Мира»[25].

В 1921 году другой выдающийся поэт, А. Белый, написал такие стихи:

Мир рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой На электронные струи, Невоплощенной гекатомбой…[26]

В то время, когда были написаны эти строки, преемник Кюри, Жолио-Кюри продолжал только исследовать явление радиоактивности. И еще никто, даже сам исследователь, не мог представить себе то страшное, чем обрушится на мир расщепление атома, которое принесет гибель многим тысячам людей.

Наиболее ярко выраженный профетический (от греческого – пророческий) характер носило творчество великого русского писателя Ф.М. Достоевского. «Он – пророк русской революции, – писал Н.А. Бердяев, – в самом бесспорном смысле этого слова. Революция совершилась по Достоевскому. Он раскрыл ее идейные основы, ее внутреннюю диалектику и дал ее образ. Он из глубин духа, из внутренних процессов постиг характер русской революции, а не из внешних событий окружающей его эмпирической действительности»[27].

Опережающе профетическое знание и образная целостность в постижении сложнейших энергетических процессов, идущих в мироздании, давали подлинному искусству неоспоримые преимущества и перед экспериментальной наукой, и перед религией, скованной прочным панцирем многовековых традиционных представлений.

3. Контакт художника с Высшими Мирами

Художник не должен изображать иной мир, как подобие нашего. Через наш плотный мир он показывает то невидимое, которое в произведении подлинного искусства как бы просвечивает через нашу плотную материю, освещая ее изнутри таинственным неуловимым светом инобытия. Подлинный художник дает возможность увидеть или почувствовать такой свет, свет тайны и духотворения, в земных плотных образах, созданных им.

Этот отблеск нельзя ощутить или измерить земной мерой, ибо его измерение иное. Именно он придает земным художественным формам то призрачно мягкое очарование, ту восхищающую нас неповторимость и ту магнетическую притягательность, которые присущи произведениям истинного искусства. Николай Константинович Рерих был одним из тех великих художников, в произведениях которого этот свет инобытия как бы создавал из форм нашего плотного мира тот непостижимый мир, где было все как у нас и все по-другому. Леонид Андреев, один из интуитивных и тонких писателей нашего века, заметил эту особенность рериховского искусства и сумел найти соответствующие для нее пластические слова. «Что же сказать о человеке, который среди видимого открывает невидимое и дарит людям не продолжение старого, а совсем новый, прекрасный мир? Целый новый мир! Да, он существует, этот прекрасный мир, эта держава Рериха, коей он единственный царь и повелитель, не занесенный ни на какие карты, он действительно существует не менее, чем Орловская губерния или королевство Испанское. И туда можно ездить, как ездят люди за границу, чтобы потом долго рассказывать о его богатстве и красоте и особенно, красоте, о его людях, о его страхах, радостях и страданиях, о небесах, облаках и молитвах. Там есть восходы и закаты другие, чем наши, но не менее прекрасные. Там есть и жизнь и смерть, святые и воины, мир и война – там есть даже пожары с их чудовищным отражением в смятенных облаках, там есть море и ладьи... Нет, не наше море и не наши ладьи. Такого мудрого и глубокого моря не знает земная география. И, забываясь, можно по-смертному позавидовать тому рериховскому человеку, что сидит на высоком берегу и видит-видит такой прекрасный мир, мудрый, преображенный, прозрачносветлый и примиренный, поднятый на высоту сверхчеловеческих очей».[28]

В этом очерке Андреев размышлял о рериховских нездешних берегах, о попытке художника сказать о небесном земным языком и о многом другом, но всегда связанном с ощущением мира иного. И этот мир как бы одухотворял полотна Рериха другим, более высоким измерением, иной более высокой энергетикой. Леонид Андреев писал о дореволюционном цикле картин художника. Но в более поздних произведениях Николая Константиновича феномен «Державы Рериха» раскрылся еще с большей силой, с большей, проникающей эти полотна глубиной.

Произведения истинного искусства одаривают созерцающего их энергией огня, которая делает дух этого созерцающего высоким, а сознание – расширенным. Иными словами, между произведением и человеком идет процесс энергетического обмена или, как считает П.А. Флоренский, обогащение человека путем особых «вибраций души»[29].

Размышляя над поэтическим искусством, Александр Блок писал в своем дневнике: «Что такое поэт? – Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Поэт – это носитель ритма. В бесконечной глубине человеческого духа, в глубине, недоступной для слишком человеческого, куда не достигают ни мораль, ни право, ни общество, ни государство, – катятся звуковые волны, родные волнам, объединяющим вселенную, происходят ритмические колебания, подобные колебаниям небесных светил, глетчеров, морей, вулканов»[30]. Суть поэзии состоит не в самих стихах или их форме, а в том космическом ритме, энергетикой которого звучит Невидимое и Высшее. Непосредственное соприкосновение истинного художника с этим Невидимым и Высшим делает его творчество волшебным отблеском той божественной игры, в которой заключена реальность Бога-творца, его магия, его непостижимость. Подлинный художник, вне зависимости от того, каким видом искусства он занимается, следует творчеству этого Высшего, его ритму, его энергетике.

Появление великого Мастера всегда связано с энергетической работой целых поколений человечества, участвующих в процессе энергоинформационного обмена.

Великий Мастер есть эволюционная вершина такого обмена. Его творчество зарождается где-то на тончайшей грани, соединяющей миры иные с нашим, той грани, которая потом и отразит светом или мыслью Красоту этих миров в самом произведении. «Наш творческий процесс, – пишет Святослав Николаевич Рерих в одном из писем, – это воплощение нашего внутреннего мира, звучание нашего духа. Но так же, как бывает трудно, подчас невозможно выразить словами то, что мы ощущаем в глубинах наших сердец, так же трудно, даже труднее, бывает воплотить это в двух измерениях полотна. Всякое истинное творчество неразрывно связано с внутренним миром художника и в известной степени является мерилом его истинного «Я». Я говорю «в известной степени», ибо разные физические ограничения неизбежно налагают свою печать»[31].

Подобный опыт самого Святослава Николаевича был столь богат и разнообразен, что он, может быть, как никто другой, чувствовал те «физические ограничения» нашего плотного мира, которые с особой силой проявляются именно в художественном творчестве. Здесь возникает противоречие, которое составляет суть действия между желаемым и действительным, между мечтой и ее реализацией. Это желаемое и мечта рождаются в нездешнем мире, но воплощаются на нашей земле. Великий мастер своим трудом и талантом преодолевает сопротивление плотной материи, совершая прорыв в неизведанные глубины Космоса, соприкасаясь с более высокими измерениями и впитывая в себя энергетику их миров. И тогда он становится Богом, как пишет мудрый Вазари, всемогущим и всеведущим. «Подобно Прометею подлинный художник приводит нас к Небесному огню своего великого вдохновения, опыта и красоты, и подобно Орфею он выстраивает посредством гармонии своего искусства стены своего Небесного города»[32].

Возможно, что именно этот Небесный огонь Красоты и притягивает нас к творениям великих Мастеров, влияет на нас, организует нашу энергетику в том единственно верном направлении, которое соответствует естественному потоку эволюции.

Соприкосновение Мастера с Высшим миром и его Красотой возникает в результате мучительного труда его духа, всей энергетики его внутреннего мира. До нас дошли свидетельства о таких соприкосновениях у Рафаэля, Данте, Петрарки. «И ночь и день беспрестанно, – пишет Донато д’Анжелло Браманте, друг Рафаэля, – неутомимый его дух трудился в мыслях над образом Девы, но никогда не был в силах удовлетворить самому себе, ему казалось, что этот образ все еще отуманен каким-то мраком перед взорами фантазии. Однако иногда будто небесная искра заранивалась в его душу, и образ в светлых очертаниях являлся перед ним так, как хотелось ему написать его; но это было одно летучее мгновение: он не мог удерживать мечту в душе своей».[33] Далее Браманте повествует о том, как Рафаэль потерял терпение и стал писать Мадонну, и дух его все более воспламенялся. Однажды он проснулся в большом волнении. «Во мраке ночи, – продолжает Браманте, – взор Рафаэля привлечен был светлым видением на стене против самого его ложа; он вгляделся в него и увидел, что висевший на стене еще неоконченный образ Мадонны блистал кротким сиянием и казался совершенным и будто живым образом. Он так выражал свою божественность, что градом покатились слезы из очей изумленного Рафаэля. С каким неизъяснимо-трогательным видом он смотрел на него очами слезными, и каждую минуту казалось ему, что этот образ хотел уже двигаться; даже мнилось, что он двигался в самом деле, но чудеснее всего, что Рафаэль нашел в нем то, что искал всю жизнь и о чем имел темное и смутное предчувствие. Он не мог припомнить, как заснул опять, но вставши утром, будто вновь переродился; видение навеки врезалось в его душу и чувства, и вот почему удалось ему живописать Матерь Божию в том образе, в каком он носил Ее в душе своей, и с тех пор всегда с благоговейным трепетом смотрел на изображение своей Мадонны. Вот что мне рассказал друг мой, дорогой Рафаэль, и я почел это чудо столь важным и замечательным, что для собственного наслаждения сохранил его на бумаге»[34]. Слова «я почел это чудо столь важным» свидетельствуют о высокой духовности и достаточном собственном опыте самого автора этих строк. Его язык, удивительно точный и гибкий, доносит до читателя всю суть творческого процесса, происходившего во внутреннем мире великого художника при соприкосновении с инобытием. Особенности этого соприкосновения столь ярко запечатлены, что дают возможность на подобном примере рассмотреть не только личный опыт самого Рафаэля, но и важнейшие энергетические закономерности самого творческого процесса в сложнейшем явлении «восхождение – нисхождение», без которого невозможен истинный творческий процесс.

4. Восхождение – нисхождение

В явлении «восхождение – нисхождение» в сложном энергетическом процессе взаимодействуют дух и материя, тонкие и плотные миры, высшее и низшее, ноуменальное и феноменальное, и, наконец, эволюция и инволюция. На фоне этого процесса разыгрывается драма энергоинформационного обмена в глубинах духа самого творца, и проявляется тот механизм истинного творчества, который лучится и сверкает на тонкой, призрачной границе соприкосновения плотного мира с мирами более высоких состояний материи. Любой процесс восхождения связан с качеством духа самого человека, и представляет собой важнейшее звено в совершенствовании этого человека. Энергетика плотного мира служит как бы стартовой площадкой для такого восхождения, дающей ему возможность соприкоснуться с иной реальностью, ощутить ее, а иногда увидеть ее особым духовным зрением. Восхождение повышает и расширяет сознание человека и ведет его по уходящим вверх спиралям эволюции. По этому пути идут высокие духи, святые и подвижники. По этому же пути идут и творцы красоты: художники, поэты, музыканты, зодчие. Но художник, творец земных форм и образов, восходит лишь до определенного уровня духовного пути и останавливается там, где в таинственной точке соприкасаются миры и где, по словам Флоренского, душа «питается созерцанием сущности горнего мира, осязает вечные ноумены вещей»[35]. Для того, чтобы все это превратилось в плотные образы земной красоты, художник должен стать на путь нисхождения, ибо только там начинается процесс творения Красоты. «Когда могущество, – говорил Заратустра, – становится милостивым и нисходит в зримое, красотой зову я такое нисхождение»[36]. «В нашем искусстве, – писал Вячеслав Иванов, – восходит человек, а нисходит художник»[37]. После встречи в той таинственной точке, где сошлись в творческом союзе восхождение и нисхождение, где художник напитывается ведением, духовным знанием, и встречается с высшими сущностями, каждый удар его резца или кисти уже направляется не им самим, а «духами божественных иерархий, ведущими его руку»[38]. Вот в этом и состоит глубочайший философский и энергетический смысл явления «восхождение – нисхождение». «В общем, – замечает Вячеслав Иванов, – восхождение есть накопление сил, нисхождение – их излучение»[39]. И это излучение, проходя через внутренний духовный мир художника, должно энергетически соответствовать напряжению плотных форм и образов. Если это соответствие не возникает, если силы художника, трансформирующие высшую энергетику, не срабатывают нужным образом, то феномен красоты не состоится, ибо последняя есть результат взаимопроникновения начал тонкого и плотного в земном пространстве. Иными словами, не каждому художнику или творцу удается пройти сложный путь нисхождения и получить на нем то, к чему он стремился – воплотить творческий идеал Красоты в земных образах. «Творчество в собственном смысле, – отмечает Иванов, – есть нисхождение; и только нисхождение, определяющее художество как действие, определяет и действенность художества»[40].

Эта «действенность художества» как явление имеет несомненно эволюционный характер для пространства плотного мира и тесно связано с проблемой нисхождения в его философском смысле. Если на пути восхождения восходящий набирает энергию, то при нисхождении он ее отдает. Таков энергетический обмен в феномене «восходить – нисходить». Отданная энергия заключена в произведениях художника, совершившего такой путь. То, что делает в этом случае художник, хорошо соотносится с энергетическим актом «эволюция – инволюция», через который проходит высокий дух, несущий свою миссию на землю. Он нисходит из высшего состояния материи в плотное пространство, чтобы отдать последнему свою тонкую энергетику, ускорить эволюцию этого пространства. Инволюционное действие высокого духа есть его эволюционная жертва, поэтому подлинное искусство всегда жертвенное. Великие произведения искусства своей энергетикой способствуют восхождению земного человечества, так же, как и Учения, философские системы и деятельность великих Духов. Эти произведения, будь то картины, стихи, музыкальные творения, труды великих писателей и скульпторов, – все они как бы указывают стремящимся ту тропу, по которой идут на Вершины, к иной реальности. Вот в этом и заключается та «действенность художества», о которой пишет Иванов и которая через инволюцию собственную раскрывает врата в эволюцию другим, принося свою космическую жертву во имя земного человечества.

«Высшее искусство, – пишет одни из крупнейших поэтов Литвы Юргис Балтрушайтис, – то искусство, которое одно служит чуду нашего преображения, мы определили как искусство-жертву. А это искусство осуществляется только тогда, когда душа создающего – в деянии творчества и через свое творческое деяние – вовлекается в жертвоприношение себя тайне мира, неизреченной воле вселенской, в жертвенное забвение себя и в жертвенное отречение от себя, целостно и слепо предавая свою одинокую отдельность неведомому зодчему мира. Таково искусство в древнегреческой трагедии, таково оно у Шекспира и Данте, и во многом у Пушкина, и во многом у Достоевского, и еще больше у Тютчева, и еще больше у Скрябина»[41].

Только жертвенное искусство несет в себе ту высшую реальность, энергетика которой необходима для эволюции плотного мира. Эта высшая реальность с особой силой проявляется в иконописном искусстве, особенно в ранних русских иконах. Иконы, созданные в активном взаимодействии с Высшим, играют как бы роль посредника между нашим миром и этим Высшим. Такие иконы посылали на смотрящего или молящегося энергетические целенаправленные действия, возбуждающие видения. Или, иначе говоря, открывали окно, а иногда и двери в мир иной в полном смысле этого слова. «Ведь всегда мы общаемся с энергией сущности, – замечает Флоренский, – и через энергию – с самой сущностью, но не непосредственно с последней. И икона, будучи явлением, энергией, светом, некоторой духовной сущностью, а точнее сказать, благодатью Божией, есть больше, чем хочет считать ее мысль...»[42]. И еще: «При молитвенном творении высоких подвижников иконы неоднократно бывали не только окном, сквозь которое виделись изображенные на них лица, но и дверью, которою эти лица входили в чувственный мир. Именно с икон чаще всего сходили святые, когда являлись молящимся»[43]. Все это лишний раз доказывает, что нет храма без искусства, нет связи с мирами высшими без истинного художества и нет без последнего духовного роста самого человека и эволюционного его восхождения на предназначенные ему космосом вершины. Понимая все это, мы можем себе представить, какой вред был нанесен целой стране, где уничтожались бездумно и невежественно иконы, а истинные произведения искусства заменялись подделкой и имитацией. Русский философ и религиозный деятель Сергий Булгаков писал: «Икона есть произведение искусства, которое знает и любит свои формы и краски, постигает их откровение, ими владеет и им послушно. Но она же есть теургический акт, в котором свидетельствуется в образах мира откровение сверхмирного, в образах плоти – жизнь духовная. В ней Бог открывает себя в творчестве человека, совершается теургический акт соединения земного и небесного»[44].

В иконе пересекаются образы двух миров, двух состояний материи – плотного и тонкого, а нередко и огненного. Здесь существуют два мироощущения, два миропонимания. Одно плоское, здешнее, отчужденное от мира иного, замкнутое в рамках плотной материи. Другое многомерное, объемное, «которое видит в мире и над миром великое множество сфер, великое многообразие планов бытия и непосредственно ощущает возможность перехода из плана в план»[45]. Столкновение этих двух мироощущений проходит через всю историю человечества и с особенной остротой проявляется в XX веке. Мироощущение нездешнего, безграничного, осязание запредельной тайны мироздания, его высокой энергетики было свойственно русским философам Серебряного века, значительная часть которых являлась людьми чуткими, тонкими и глубокими. Мне хочется привести два примера такого многомерного миропонимания, которое возникает у Е.Н. Трубецкого при лицезрении русской храмовой архитектуры. «Когда смотришь издали, – пишет он, – при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город со множеством возвышающихся над ним храмов, кажется, что он горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе, как дальнее потустороннее видение града Божьего»[46]. Сквозь земные образы и формы храмовой архитектуры Трубецкой сумел почувствовать ту потустороннюю энергетику, которая присутствует в самом храме. Он сумел уловить то, что как бы просвечивало сквозь земные сооружения и делало их на какое-то мгновение неземными. В нем родилось то же ощущение тайны, которое испытал Леонид Андреев, когда смотрел на картины Рериха. И еще одно его впечатление не менее значительное, чем первое. «Недавно в ясный зимний день мне пришлось побывать в окрестностях Новгорода. Со всех сторон я видел бесконечно снежную пустыню – наиболее яркое из всех возможных изображений здешней нищеты и скудости. А над нею, как отдаленные образы потустороннего богатства, жаром горели на темно-синем небе золотые главы белокаменных храмов. (...) Наша отечественная «луковица» воплощает в себе идею глубокого молитвенного горения к небесам, через которое наш земной мир становится причастным потустороннему богатству. Это завершение русского храма – как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту завершающийся. При взгляде на наш московский Иван Великий кажется, что мы имеем перед собой как бы гигантскую свечу горящую к небу над Москвою; а многоглавые церкви суть как бы огромные многосвещники»[47]. Образы, в которых выражено потустороннее, если можно так сказать, мироощущение философа, несут в себе красоту мышления, красоту огненной устремленности к инобытию и несомненное понимание сути и смысла этого инобытия. Трубецкой был одним из блестящей и трагической плеяды русских философов, которые не только писали об эпохе нового космического мироощущения, но и сами духовно были в него вовлечены.

5. Выбор. Старое – новое. Верхний путь и нижний

Русская духовная революция началась в конце XIX в. Ее история – это история становления нового космического и многомерного мироощущения, история духовного процесса постижения инобытия, осознания его реальности и его роли в эволюции человечества. И искусство в этом процессе сыграло важнейшую роль, не меньшую, а может быть, и большую, чем сама философия, религиозный опыт или новые научные открытия, сокрушившие старые традиционные догмы. XX век оказался переломным в истории космической эволюции человечества, за ним уже виделся более высокий виток этой эволюции, вставала нездешняя заря новой эпохи, нового мира, нового бытия. В начале века этому предшествовали три события, носившие, вне всякого сомнения, космический характер: духовная революция, сопровождавшаяся расцветом искусства и формированием нового космического мироощущения; всемирная бойня первой мировой войны и сокрушительный взрыв русской революции, разрушившей материю старого мира. Все три события были неизбежными следствиями тех энергетических сдвигов, которые произошли задолго до этих событий и к своему сроку реализовались из невидимого и непроявленного в земной действительности плотной материи. Смысл этого космического действия состоял в разрушении старых, обветшавших форм бытия, в замене их новыми формами и в ускорении хода самой эволюции в плотном мире.

Планета Земля знала подобные сдвиги в далеком прошлом, современное человечество проходило его впервые. Наступил неумолимый Срок Выбора. О нем возвестил знак, значение которого тогда поняли немногие. В 1900 году, в последний год уходящего века, в Париже состоялась грандиозная художественная выставка, подводившая итог искусству XIX века. Выставка как бы открывала ворота в новый наступающий век, и первая работа, которую увидели ее посетители, называлась «Врата ада». Она была создана выдающимся французским скульптором Роденом. Над вратами сидел его знаменитый «Мыслитель». Работа была символична во всех отношениях: Мыслителю предстояло решить мучительную проблему наступающего Выбора. Выбор, как и действия, его определившие, носил космический характер, и его неизбежность была сопряжена с разрушением мира старого и рождением нового. «Космос созидается пульсацией, – свидетельствовали авторы Живой Этики, – иначе говоря, взрывами. Ритм взрывов дает стройность творению. Именно знание духа переносит нить космоса в жизнь проявленную. Надо мечом сверкающим отделить ступень нарождения. Надо осознать, когда удержать цветы света, иначе они снова разлагаются во мглу стихий»[48]. Космос предоставил человечеству возможность, свободная же его воля должна была сделать свой выбор – вверх или вниз, восхождение или падение в пропасть инволюции. Срока на размышление почти не оставалось. Мучительная точка Великого Времени светила, как мерцающая неверная звезда в тумане плотного бытия, готовая в любой момент исчезнуть и больше никогда не вернуться. Пророки и поэты предсказывали бедствия и наступление ночи Апокалипсиса, философы осмысливали эту ночь, художники создавали загадочные и таинственные полотна, суть которых станет ясной много позднее. Дыхание инобытия коснулось плотного мира, неся ему мечту о крыльях спасения и вещие сны грядущей ночи. Андрей Белый в 1903 году написал два стихотворения, в которых образно и глубоко отразил то, что происходило в его времени и пространстве. Искусство стало на свой дозор.

Золотея, эфир просветится И в восторге сгорит. А над морем садится Ускользающий солнечный щит. И на море от солнца Золотые дрожат языки. Всюду отблеск червонца Среди всплесков тоски. Встали груди утесов Средь трепещущей солнечной ткани. Солнце село. Рыданий Полон крик альбатросов:

Дети солнца.

Вновь холод бесстрастья:

Закатилось оно – Золотое, старинное счастье. Золотое руно.[49]

Смысл стихотворения достаточно прозрачен, в нем живет ощущение предстоящей ночи и заката солнца – «золотое, старинное счастье». Второе же стихотворение, кажется, о том же, но оно совсем другое и по настрою и по образам.

Зовут аргонавты На солнечный пир, Трубя в золотеющий мир, Внимайте, внимайте:

Довольно страданий. Броню надевайте из солнечной ткани! Все небо в рубинах. Шар солнца почил. Все небо в рубинах Над нами. На горных вершинах Наш Арго, Наш Арго, Готовясь лететь, золотыми крылами забил. [50]

Закат «старинного счастья» здесь сменяется ощущением нового солнца, нового дня, перед которым Арго, «готовясь лететь, золотыми крылами забил». Теми крыльями, которые должны были поднять человечество над апокалиптической ночью к эволюционной лестнице восхождения. Диалектика переживаемого момента состояла в том, что выбор надо было сделать «ночью», а для того, чтобы ее преодолеть, нужны были эти крылья, поднимающие человека туда, где ощущалось дыхание иных миров, где действовала энергетика их Красоты. Андрей Белый принадлежал к тому направлению в искусстве, которое называлось символизмом и которое сформировалось как неотъемлемая часть русской духовной революции. Социальная революция уничтожила символизм, заменив его бездуховным и плоским социалистическим реализмом. Трагическая гибель самого важного направления в искусстве ощущалась интуитивно самими символистами. В самом начале века Д.С. Мережковский писал:

Дерзновенны наши речи, Но на смерть осуждены. Слишком ранние предтечи, Слишком медленной весны.»[51]

Стихотворение называлось «Дети ночи». Духовная революция свела в этот ночной час и творцов искусства, и философов, и пророков. Если искусство, касаясь своим творчеством миров иных, предрекало будущие земные события, то философы вскрывали диалектику наступающего времени. «В апокалипсическом времени,-писал Н.А. Бердяев, – величайшие возможности соединяются с величайшими опасностями. То, что происходит с миром во всех сферах, есть апокалипсис целой космической эпохи, конец старого мира и преддверие нового мира. (...) В поднявшемся мировом вихре, в ускоренном темпе движения все смещается со своих мест, раскрывается стародавняя материальная скованность. Но в этом вихре могут погибнуть и величайшие ценности, может не устоять человек, может быть разодран в клочья. Возможно не только возникновение нового искусства, но и гибель всякого искусства, всякой ценности, всякого творчества»[52]. В апокалипсической ночи человечество было как бы распято на кресте: старое – новое; разрушение – созидание; дух – инертная материя; добро – зло; свет – тьма; ведение – невежество. Последнее обременяло его сознание, подрезало ему крылья, не позволяло в условиях космического освобождения «материальной скованности» подняться над ней, уйти к «новому небу и новой земле». Человечество сделало свой ночной выбор. Оно отказалось от духовной революции и ушло в социальную в надежде на лучшее будущее. Но надеждам не суждено было сбыться.

6. Преображение

Символизм был тем пространством в искусстве, которое в условиях всеобщего крушения, начавшегося с революционным взрывом в России, еще удерживало мост, соединяющий это искусство с инобытием, невидимым и Высшим. И не только удерживал, но и вел туда, где пробивалась заря подлинного Нового Мира, где сверкали крылья восхождения и возникали пророческие сны. В символе – образе подлинного искусства – объединялись как бы два мира: невидимый и проявленный, Тонкий и плотный, высший и низший. Сам символ, его образ и форма, принадлежали предметно проявленному и плотному миру, но его энергетика несла качество невидимого высшего мира. Два мира, два состояния материи, два разных качества энергетики пересекаются и живут в символе. В этом его энергетическая особенность, в этом заключена красота его образа. Через эту двойственность символа и пролегает нелегкий путь земной красоты, ведомый таинственным и сокровенным процессом энергоинформационного обмена в глубинах космоса. Именно крылья Духа и Красоты могли поднять человечество над пропастью инволюции, над обломками старого мира и устремить его ввысь по спирали эволюции. Путь вверх назывался Преображением. Человечество в своей истории не раз соприкасалось с ним. Философы, поэты и художники Серебряного века российской культуры писали и размышляли именно о таком пути как единственно эволюционном. Крылья стали как бы его символом.

«Самые потрясающие перерождения, – сказано в одной из книг Живой Этики, – совершаются огненными явлениями. Мир земной преображается лишь Огнем»[53]. Преображение создает новый энергетический тип человека плотного мира, способного принять иные условия более высокого своего существования. Существует крайне неверное представление о том, что преображение доступно каждому и что наступит когда-нибудь тот волшебный час, когда мы сразу преобразимся и станем все лучше, чище и выше. Это иллюзия «плоского» понимания сложнейшего космического процесса. Огненная энергия преображения требует высокого уровня сознания человека, который достигается тяжелым трудом совершенствования.

Истинное искусство, черпающее Красоту из высокого инобытия, способно, как и высокие духи, низвести Творящий Огонь неземной энергетики в наш плотный мир. Через искусство и Красоту огненные энергии космической эволюции в сотрудничестве с энергией человеческого духа преображают инертную материю плотного мира. И хотя идеологи символизма не были знакомы с Живой Этикой, их мысли были созвучны философской концепции искусства, которую мы находим в книгах Учения. Идея теургии и теургического искусства, выдвинутая символистами в начале XX века, была прочно связана с энергетическим феноменом инобытия и его преображающей роли на земле. Владимир Соловьев, поэт и философ, подошел к мысли о том, что в художественном акте возможно преобразовать реальность, сделать ее энергетически более высокой, а материю – менее плотной. Для этого художник должен вырваться за границы известного нам механизма творчества «восхождение-нисхождение», покинуть ту волшебную точку, где соединяется «небо и земля» и где возникают образы-символы, и, выйдя за пределы ее, найти путь к новому творчеству и стать Сотворцом Инобытия, его энергетики, его сил, его Красоты. «Он должен перестать творить, – писал Вячеслав Иванов, – вне связи с божественным всеединством, должен воспитать себя до возможности творческой реализации этой связи»[54]. Теургическая концепция искусства, основу которой составляла творческая связь с инобытием, по-иному рассматривала рукотворчество плотного мира и по-новому осмысливала Красоту как таковую. В преображении Вселенной теург-художник не должен «налагать свою волю на поверхность вещей», а должен, как пишет Иванов, «прозревать и благовествовать сокровенную волю сущностей. Как повивальная бабка облегчает процесс родов, так должен он облегчать вещам выявление красоты; чуткими пальцами призван он снимать пелены, зарождающие рождение слова. Он утончит слух и будет слышать «что говорят вещи», изощрит зрение и научится понимать смысл форм и видеть разум явлений. Нежными и вещими станут его творческие прикосновения. Глина сама будет слагаться под его перстами в образ, которого она ждала, и слова в созвучия, предуставленные в стихии языка. Только эта открытость духа сделает художника носителем божественного откровения»[55]. «В художнике-теурге, – точно определяет Н.А. Бердяев, – осуществляется власть человека над природой через красоту, ибо красота есть великая сила и она мир спасет»[56]. Мы знаем, что в теле человека находятся семь основных энергетических центров, которые соответствуют семи энергетическим видам земного человечества. В каждом энергетическом виде в процессе преображения открывается очередной более высокий центр, который становится для остальных действующих центров доминирующим и синтезирующим. Центры обуславливают работу наших органов чувств. У нас, в пятом виде человечества, действуют пять энергетических центров и пять органов чувств. В шестом виде их будет шесть. Его энергетика ляжет в основу чувства Красоты. В этом будет заключаться смысл Преображения. Николай Гумилев, один из выдающихся поэтов России, написал провидческое стихотворение, которое и назвал «Шестое чувство»:

Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться. Но что нам делать с розовой зарей Над холодеющими небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с бессмертными стихами? Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем руки, но опять Осуждены идти все мимо, мимо. Так век за веком – скоро ли, Господь? – Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства.»[57]

«Задание всякого творческого акта, – отмечает Н.А. Бердяев, – создание иного бытия, иной жизни, прорыв через «мир сей» к миру иному, от хаотически тяжелого и уродливого мира к свободному и прекрасному космосу. Задание творческого художественного акта – теургическое»[58].

Эти теургические грезы философов и художников-символистов несли в себе предощущение и предвидение тех процессов, которые уже начались в Невидимом и Высшем, откуда через необозримые звездные пространства и вечность неслись мысли, извещающие о новом этапе космической эволюции, о наступлении Преображения человечества и Царстве новой Красоты. Сама духовная революция звучала Красотой, и знамя Красоты, поднятое над ней, свидетельствовало о возможности преображения, о великих энергиях, лившихся из инобытия и несших человечеству желаемое обновление. Теургическое искусство было дерзкой мечтой земного человека начала XX века, прорывающегося сквозь «Врата ада» к инобытийному творчеству, которое определит судьбу преображения человечества. У мечты были свои земные основания, земные надежды, и они вели к той «святой тропе», на которой и сосредоточилась нужная для преображения, энергетика инобытия, накопленная многими веками.

7. Час Красоты

«Космическая Красота – цель мирового процесса, это иное, высшее бытие, бытие творимое»[59], – писал Н.А. Бердяев.

«Истинно, жемчужины искусства, – утверждают создатели Живой Этики, – дают возношение человечеству, и, истинно, огни духотворчества дают человечеству новое понимание Красоты»[60].

В пространстве русской духовной революции, во тьме апокалиптической ночи, когда рушился старый мир, сложился тот единственно верный путь для человечества, который шел через тернии к звездам его космической эволюции. Путь был нелегкий, требовавший от человека напряжения всех его сил, осознания им космической реальности его окружавшей, понимания им смысла и сути инобытия, невидимого и высшего, в какой бы форме это понимание ни приходило. Путь этот шел через искусство и Красоту. На земле в XX веке пробил Час Красоты, той Красоты, которая спасет, ибо в ней одной и заключалась возможность Преображения и Восхождения человека. Воспользуется ли человечество таким путем – это уже другой вопрос. Отзовется ли оно на Час Красоты или, не услышав его, будет продолжать блуждать в ночи, потеряв тот единственный ориентир, который поставила на земных разрушительных и кровавых дорогах космическая эволюция. XX век должен был дать на это ответ. В 1916 году, в разгар первой мировой войны, Е.Н. Трубецкой писал; «Человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой, или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя. В настоящий исторический момент человечество стоит на перепутье»[61]. На перепутье стоять очень долго нельзя. Восхождение имеет свои сроки, падение же есть пропущенные сроки этого восхождения. Известно, что падать легче, чем восходить... В Древней Греции когда-то существовали элевсинские мистерии, кульминационным пунктом которых являлась ночь Посвящения. В эту ночь пресуществлялись души посвящаемых путем творческих переживаний. В 1908 году Андрей Белый, размышляя о смысле подобных мистерий, писал: «И не на сцене придет к нам великая ночь Эпоптии (посвящения. – Л.Ш.). Эта ночь ныне спускается над человеческой жизнью. В последних прозрениях нашей жизни мы переходим ее грань. И ни жизнью, ни формой искусства мы не спасемся от искуса. Мы уже иногда бываем за видимой жизнью, за искусством, за религией – плывем на последнем корабле к роковому бою: наша плоть перерождается. Мы изменимся или умрем. Перед посвящением в эпопты мисты становились у храма. Из храма мерцали молнии, врата открывались, и призраки с песьими головами шли навстречу посвященным. Мы посвящаем себя в новую жизнь, и вот врата ее открываются, из врат выйдут призраки с песьими головами: это призраки ужаса и вырождения, но некоторые из нас, посвященные в молчание этой великой ночи, возьмутся за руки, и призраки, залаяв, сольются с ночью»[62].

Но призраки зла с песьими головами в XX веке не испугались посвященных, взявшихся за руки. Они разорвали цепь этих рук и уничтожили посвященных поодиночке. Они изгнали уцелевших из страны, называвшейся Россией, ибо для них не существовало ни посвященных, ни инобытия, ни человека со всей его космической жизнью и со всеми его духовными накоплениями. Социальная революция и ее идеологи не признавали ничего подобного. Они видели мир так, как могли его видеть через собственное сознание. Обозрение получилось малым и плоским. Русская духовная революция несла потери, лишаясь лучших своих носителей огня, красоты, свободной и независимой мысли. Духовное и интеллектуальное движение к реальному Новому миру, обусловленному великими законами космоса, замедлялось, а временами и вовсе останавливалось. Пришедшие к власти после революции, подобно мистериальным призракам с песьими головами, чертили загадочные магические круги, из которых под покровом апокалипсической ночи возникали плывущие, неустойчивые миражи другого нового мира, другого «светлого будущего».

Не приняв преображения Красотой, отказавшись от крыльев эволюции, человечество стало сползать в пропасть инволюции. Вспыхнула новая всемирная бойня – вторая мировая война, вслед за ней последовало безумие насилия кровавых переворотов, начались чудовищные преступления, небывалая жестокость охватила людей, а достижения техногенной цивилизации содействовали всему этому. Культура отодвигалась все дальше и дальше на задворки социальной и экономической жизни. Истинное искусство вытеснялось псевдоискусством, или антиискусством. Гибли эстетические идеалы, наработанные человечеством в течение многих веков. Безобразие было введено в норму. Галереи заполнились «произведениями», представляющими собой помесь порнографии и технических агрегатов. Женская красота и утонченность были отданы на поругание «живописцам», одержимым похотью и насилием. Сцены концертных залов заполнились полуодетыми орущими и исторгающими из музыкальных инструментов оглушительные и немузыкальные звуки. Всплеск похоти в мировом масштабе был назван сексуальной революцией и узаконен на театральных подмостках, на киноэкранах, на страницах книг, в различных средствах массовой информации. Наркомания стала образом жизни. Подобные веяния «свободы» затронули и Россию после крушения тоталитарного режима. Призраки с песьими головами сделали свое черное дело, но не только они. Низшие слои Тонкого мира, о которых уже упоминалось, переполненные всеми негативными человеческими страстями, продолжали эманировать на землю зло, созданное ею самою и усиленное во много крат тонкой энергией этого инобытия. Псевдоискусство и антиискусство росло на этих низших тонкомирных эманациях. Нового мира не получилось ни здесь, ни там. Истинное искусство, создающее Красоту, излученную высшими мирами, стало терять свой потенциал. Невежественное умаление Культуры по обе стороны бывшего железного занавеса отодвинуло сроки Часа Красоты и духовного Преображения. Но сама жизнь не столь однозначна, как нам иногда кажется. Энергетические процессы, идущие в ее глубинах, сокровенны, а результаты их неожиданны. Не все впустили в свои души призраков с песьими головами, и хотя те по-прежнему воют в ночах современных городов, это еще ни о чем не свидетельствует. Несмотря на все трудности, через которые проходит Россия, духовная революция тем не менее вновь расправляет свои крылья. Вновь оживают ее бесценные сокровища и накопления. Они входят в нашу жизнь непреходящей Красотой искусства, нетленностью человеческой мысли, наследием великих наших соотечественников – носителей эволюционных заветов, опережавших свое время. И новая Красота, ростки которой были грубо затоптаны, начинает давать знать о себе. Она возникает на полотнах художников, которых мы сейчас называем космистами. Там горят краски иных миров. Это та Красота, которая идет на Землю из Инобытия, минуя символы, неся нам формы и краски иных измерений. Они идут через внутренний мир одаренных творцов, чтобы здесь, на земле, утвердить новую Красоту прямого взаимодействия духа художника с иными мирами. Меняется измерение земной Красоты. Меняется ее энергетика. С полотен подлинных художников идет на нас духовный луч четвертого измерения – психической энергии. Н.А. Бердяев в 1918 году, в тяжелейшее для России время, писал: «Новое искусство будет творить уже не в образах физической плоти, и в образах иной, более тонкой плоти, оно перейдет от тел материальных к телам душевным»[63]. Нигде, кроме России, сейчас не идет таким широким потоком подобное искусство. Только в России появились такие композиторы, как Скрябин и Шнитке. Нигде поэзия не носит такого ярко выраженного профетического характера, как в России.

Несмотря ни на что в конце XX века в России наступает Час Красоты, той Красоты, о которой мечтали русские философы и художники в начале века.

Это космическая закономерность. В 1908 году выдающийся русский поэт Андрей Белый написал: «Верю в Россию. Она – будет. Мы – будем. Будут люди. Будут новые времена и новые пространства»[64]. Это о нас, теперешних. Мы не должны обмануть надежды провидца. И его же строчки:

И ты, огневая стихия, Безумствуй, сжигая меня, Россия, Россия, Россия, Мессия грядущего дня![65]

Примечания

1 Листы Сада Мории. Книга вторая. Озарение. Ч 3, V, 1.

2 Листы Сада Мории. Книга первая. Зов. 26.07.22.

3 П.А. Флоренский. Избранные труды по искусству. М., 1996. С.294.

4 П.А. Флоренский. Иконостас. М., 1994. С.37.

5 Н.А. Бердяев. Судьба России. М., 1990. С.312-313.

6 П.А. Флоренский. Особое. М., 1990. С.18.

8 Мир Огненный. Ч. III, 85.

10 Мир Огненный. Ч. 1, 144.

11 Община. Рига. 1936,30.

12 Агни Йога, 226.

13 Листы Сада Мории. Книга первая. Зов.01.01.21

14 Н.К. Рерих. Художники жизни. М., 1993. С.78.

15 А. Блок. Дневник. М., 1989. С. 50.

16 Н.К. Рерих. Об искусстве. М., 1994. С.82.

17 Иванов Вс. Рерих. Рига. С.92.

18 Павел Флоренский. Сочинения в 4 томах. Т. 2. М., 1996. С.383-384.

19 О. Мандельштам. Тбилиси. 1990. С.37.

20 А. Блок. Сочинения в 2 ., томах. T.I. М., 1955. С.485.

21 А. Блок. Дневник. М., 1989. С.80.

22 А. Блок. Дневник. М., 1989. С.80.

23 А. Блок. Дневник. М., 1989. С248.

24 А. Блок. Сочинения. М.; Л., 1946. С.583.

25 Мир Огненный. Ч. 1,627.

26 Андрей Белый. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.З.

27 Н. Бердяев. Философия творчества, культуры и искусства. Т. II. М.,1994. С.87

28 Держава Рериха. М., 1993. С.34-35.

29 Павел Флоренский. Избранные труды по искусству. М., 1996. С.315.

30 А. Блок. Дневник. М., 1989. С.334.

31 С.Н. Рерих. Стремиться к прекрасному. М., 1993. С.50.

32 С.Н. Рерих. Стремиться к Прекрасному. М., 1993. С.29.

33 А.П. Флоренский. Иконостас. М., 1994. С.74.

34 А.П. Флоренский. Иконостас. М., 1994. С.74 – 75.

35 А.П. Флоренский. Иконостас. М., 1994. С.47.

36 Вячеслав Иванов. Родное и вселенское. М., 1994. С.205.

41 Духовное созерцание. № 1 – 2, 1997. С.206.

42 П.А. Флоренский. Иконостас. М., 1994. С. 70.

44 Философия русского религиозного искусства XVI-XX в.. М., 1993. С.286

45 Философия русского религиозного искусства XVI-XX в. М., 1993. С.237.

46 Философия русского религиозного искусства XVI-XX в. М., 1993. С.199.

47 Там же. С.198 – 199.

48 Община. Рига, 42.

49 А. Белый. Стихотворения и поэмы. Ленинград, 1966. С.75.

51 Д.Мережковский. З.Гиппиус. Стихотворения. СпБ, 1997. С.13

52 Николай Бердяев. Философия творчества, культуры, искусства. Т.2.С.414.

53 Мир Огненный. I, 50.

54 Вячеслав Иванов. Родное и вселенское. М., 1994. С.160.

56 Бердяев. Философия творчества, культуры, искусства. T.I. С.239.

57 Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Ленинград, 1988. С.329-330

58 Николай Бердяев. Философия творчества, культуры, искусства. T.I. С.218.

61 Философия русского религиозного искусства XVI-XX в. М., 1993.С 217.

62 Андрей Белый. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.167

63 Николай Бердяев. Философия творчества, культуры и искусства. М.,1994.т.II. С.413 – 414.

64 Андрей Белый. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.15.

65 А. Блок. Дневник. М., 1989. С.259.

www.icr.su


Смотрите также