«Слово о полку Игореве» - прекрасно сохранившийся и дошедший до нас в оригинальном виде памятник древнерусской литературы. Произведение наполнено сильной любовью к отчизне и готовностью стоять за нее до конца. Образ Игоря в «Слове о полку Игореве», вопреки распространенному мнению, не является ключевым, так как роль главного героя отводится народу. Тем не менее Игорь занимает значительное место в повествовании, поэтому его фигура нуждается в подробном рассмотрении. Автор произведения так и не был установлен, существует лишь множество догадок и предположений, ни одна из которых, впрочем, не выделяется на фоне других. Образ Игоря в «Слове о полку Игореве» отражает в себе литературные особенности и приемы своего времени, что позволяет литературоведам определять уровень развития писательского искусства XII – XIII веков. В основу сюжета «Слова» были положены реальные события - поход 1185 года князя Игоря Святославовича на степных кочевников, который закончился поражением. За год до этого сражения русским войскам удалось одержать победу над кочевниками, но в том походе Игоря не было. И вот, поддавшись своим эгоистическим побуждениям, князь собирает свои войска и призывает на помощь ближайших родственников. Образ Игоря в «Слове о полку Игореве» совершенно лишен какой-либо идеализации. Рассказчик ясно дает понять, что вылазка была плохо подготовлена, поэтому князь потерпел поражение и угодил в плен. Вот как описывает начало похода Игоря автор: "Тогда Игорь воззрел на светлое солнце, Увидел он воинов своих, тьмой от него прикрытых, И рек Игорь дружине своей: "Братия и дружина! Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон. Сядем же, други, на борзых коней Да посмотрим синего Дона! Вспала князю на ум охота, А знаменье заступило ему желание Отведать Дона великого. "Хочу, - он рек, - преломить копье На конце поля половецкого с вами, люди русские! Хочу положить свою голову Или выпить шеломом из Дона..." Как понятно из отрывка, "хочу" - вот основная мотивация Игоря. Но этот сюжет направлен лишь на то, чтобы обратить внимание читателя на основные проблемы Руси того времени. А именно обнажить все недостатки раздробленного на княжества государства и постоянные ссоры между правителями. По сути, «Слово» - призыв к объединению Русских земель. Автор также затрагивает темы прошлого Руси, акцентирует внимание на героизме народа. С позиции патриота он рассматривает вопросы чести, преданности, любви, свободы и предназначения. Как уже было озвучено выше, основная идея памятника – призыв сплотиться русским князьям, передав всю власть кому-то одному. Не идеализируя образ Игоря в «Слове о полку Игореве», автор все же создает непогрешимого, сильного и мудрого персонажа – князь Святослав предстает в роли совершенного правителя. Это не соответствовало действительности, судя по другим историческим записям, однако для реализации своей главной цели в произведении должен был присутствовать такой образ. Автор «Слова» оценивает поступки всех персонажей согласно их пользе для Руси. Игорь оценен с этих же позиций, и оценка не слишком высока. И проявляется она через враждебность сил природы: "И ветры, Стрибоговы внуки, Веют с моря стрелами На храбрые полки Игоревы. Земля гремит, Реки текут мутно, Прахи поля покрывают, Стяги глаголют!" Как истинный патриот, писатель изображает родину как единое целое, где люди неотделимы от природы, и она вмешивается в их дела, помогая или предостерегая. Однако все произведение можно разделить на три смысловые части: В этой структуре хорошо прослеживается роль и значение, которое несет в себе образ Игоря в «Слове о полку Игореве». Краткое описание их заключается в том, что персонаж стал примером того, к чему может привести раздробленность и несогласованность князей. Начинается «Слово» с того, что автор сравнивает себя с известным Баяном и говорит, что не будет, как он, хвалить князей, а расскажет всю правду. Основное место в произведении отводится образам князей, одним из которых является и Игорь. Отношение автора к этим персонажам неоднозначно. С одной стороны, он гордится их победами и радуется успехам, но с другой - понимает всю губительность для Руси их раздоров и эгоистических устремлений. С образом Игоря связана не только главная сюжетная линия, но и идея всего повествования. Персонаж представлен эпическим героем, который не представляет свою жизнь без воинского достоинства и чести. Он мужественен и храбр, но одновременно с этим его личные стремления оказываются выше блага народа. Игорь плохой недальновидный политик, эгоистичен и безрассуден, излишне самолюбив. Все эти негативные качества присущи и другим князьям, они и стали причиной раздробления русской земли. Игорь настолько жаден до славы и удовлетворения своих эгоистических порывов, что старательно не замечает знамения, которые предрекают его поражение. Очень негативно преподносится в этом эпизоде образ Игоря в «Слове о полку Игореве». Примеры из текста могут быть следующими: «Солнце ему тьмою путь заступало; Ночь стонами грозы птиц пробудила, Свист звериный встал…» Но глух к природе князь. Несмотря на это безрассудство, автор признает и смелость Игоря: «И поострил сердце свое мужеством; Исполнившись ратного духа, Навея свои храбрые полки…» Однако после возвращения из плена Игорь меняется, он готов отказаться от личных стремлений ради родной земли и пойти в совместный поход с другими князьями. Князь осознает, что его действия могут привести только к поражению. И силы природы проявляют свою благосклонность: "Кликнула, стукнула земля; Зашумела трава: Половецкие вежи подвигнулись. Прянул князь Игорь горностаем в тростник, Белым гоголем на воду; Взвергнулся князь на быстра коня, Соскочил с него босым волком, И помчался он к лугу Донца… Донец говорит: "Ты, Игорь-князь! Не мало тебе величия, Кончаку нелюбия, Русской земле веселия!"…" "Игорю-князю бог путь указывает Из земли Половецкой в Русскую землю..." Страдания героини и муки народа также стали одной из причин душевного перерождения Игоря. Сегодня «Слово» признано древним письменным памятником, имеющим мировое значение, и сравнивается со средневековыми шедеврами европейской литературы. Не последнюю роль играет в осмыслении и понимании тематики образ Игоря в «Слове о полку Игореве». Картинки, иллюстрирующие это произведение, сегодня можно легко найти в книгах или учебниках литературы. fb.ru Вы ж решили бить наудалую:«Нашу славу силой мы возьмем,А за ней поделим и былую».Диво ль старцу — мне помолодеть?Старый сокол, хоть и слаб он с виду,Высоко заставит птиц лететь,Никому не даст гнезда в обиду.Да князья помочь мне не хотят,Мало толку в силе молодецкой.Время, что ли. двинулось назад? literatura-ege.ru Более восьми веков назад, в 1187 году, было создано «Слово о полку Игореве» – несомненно, самое значительное произведение древнерусской литературы, наиболее яркий в художественном отношении ее памятник. Открытое впервые русскому читателю лишь в начале ХIХ века, «Слово…» с тех пор не раз привлекало исследователей, читателей, знатоков и ценителей древней русской литературы. За протекшие с момента открытия «Слова…» А.И. Мусиным-Пушкиным два столетия это произведение было не раз переведено на современный русский язык и продолжает оставаться актуальным для новых поколений специалистов в этой области. И все же главное в этом удивительном произведении то, что интерес к нему обусловлен не только научными задачами изучения литературы, но и тем, что «Слово…» продолжает волновать все новые поколения читателей, заставляя восхищаться его удивительной красотой и совершенством. Почему же это произведение оказалось столь долговечным, что в нем близко нам – людям, живущим уже в ХХI веке? Давно утвердилась мысль о том, что «Слово о полку Игореве» посвящено не какому-то отдельному герою, а всей Русской земле в целом. Читая это необыкновенное произведение, действительно понимаешь, что перо его автора вдохновляла любовь к своей родине, а центральный образ Русской земли предстает во всей своей полноте и масштабности. Но все же герой, чье имя стоит в названии произведения, занимает в нем особое место, среди других героев «Слова…» его образ особенно ярок и выразителен. Мне кажется, что именно князь Игорь, личность сложная и противоречивая, наиболее близок современному человеку, а потому вызывает искренний интерес, хотя он отделен от нас огромной временной дистанцией. Отношение автора «Слова…» к русским князьям, изображенным в нем двойственная, что сказалось и в образе князя Игоря. С одной стороны, автор видит в князьях представителей Руси, он им сочувствует, гордится их успехами и переживает за неудачи. С другой стороны, он осуждает их эгоизм, раздоры и местническую политику, их нежелание отстаивать общерусские интересы.. На примере похода на половцев Новгород-Северского князя Игоря Святославича автор показывает, к чему приводит отсутствие единения, а потому для выражения главной идеи «Слова…» образ князя Игоря имеет очень большое значение. Игорь действует по формуле: «мы собе, а ты собе». Он идет в поход на половцев один, а потому и терпит поражение. Святослав Киевский, с которым солидарен автор, говорит Игорю, что он самостоятельно отправляется в поход потому, что ищет себе славу, которую не желает ни с кем делить, кроме нескольких верных ему князей: Русичи великие поля червлеными щитами перегородили, Ища себе чести, а князю – славы. Храбрый, но недальновидный Игорь идет в поход, несмотря на то, что с самого начала его предупреждают о поражении многочисленные «знамения»: Солнце ему тьмою путь заступало; Ночь стонами грозы птиц пробудила; Свист звериный встал, Взбился див – Кличет на вершине дерева, Велит прислушаться… Но Игорь не желает ничего и никого слушать, он верит в свою звезду и с небольшим отрядом соратников идет в поход. Он, безусловно, любит родину, но желание личной славы «заступает ему знамение». Перед походом он обращается к своей дружине: Лучше ведь убитым быть, Чем плененным быть; Сядем же, братья, На борзых коней Да посмотрим хоть На синий Дон. Автор «Слова…» так комментирует речь князя: Ум князя уступил Желанию И охота отведать Дон великий Заслонила ему предзнаменование. Но все же создается впечатление, что автор симпатизирует князю. Недаром читатель так живо переживает все, что происходит с героем «Слова…», сочувствует ему. Ведь князь действительно отважен и храбр, он настоящий воин и готов сложить свою голову в борьбе с врагом «за землю Русскую». Метафорические определения подчеркивают эти качества князя, который Скрепил ум силою своею И поострил сердце свое мужеством; Исполнившись ратного духа, Навел свои храбрые полки На землю Половецкую За землю Русскую. Но князь – человек своего времени. Привлекательные качества его личности вступают в противоречие с безрассудством и эгоизмом, поскольку князь заботится о своей чести больше, чем о чести родины. Вот почему, несмотря на видимую личную симпатию к князю Игорь, автор все же подчеркивает в герое не индивидуальное, а общее, что роднит его с другими подобными ему князьями, самолюбие и недальновидность которых привели к междоусобной борьбе, раздорам и в конечном результате к потере единства Руси как государства. Недаром рядом с образом князя Игоря появляется образ его деда Олега Святославича, которого автор выразительно называет «Гориславичем». Конечно, речь идет не о личном горе этого князя, а о народном горе, вызванном его усобицами. Автор, вспоминая о нем, говорит, что Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. Имя этого князя, одного из зачинателей междоусобной борьбы, стоит даже в заглавии произведения: «Слово о полку Игореве, Игоря Святославича, внука Ольгова». Так от отца к сыну, от деда к внуку передается дух «крамолы», которая ведет к гибели людей и поруганию земли русской. Так и Игорь, отправившийся в поход на половцев добывать «себе славы», принес только горе русской земле: его дружина и дружины союзных ему князей разгромлены, на кровавом «пиру» полегли «храбрые русичи», а князья оказались в плену или тоже были убиты. Но страшнее всего то, что затем последовало опустошительное нашествие половцев на Русскую землю. И все же финал повествования дает несколько иной поворот в трактовке образа князя Игоря. Переломным моментом служит центральный эпизод третьей части – плач Ярославны, юной жены Игоря, которая представляет собой образ идеальной русской женщины. Она оплакивает не только пленение мужа, но скорбит о всех павших русских воинах. В народно-песенных традициях она призывает на помощь силы природы: «ветер, ветрило», Днепр Словутич, «светлое и трисветлое солнце». Ее плач – это удивительное по красоте и выразительности символическое олицетворение плача всей земли Русской о погибших и плененных своих защитниках. Но плач Ярославны имеет и еще одну очень важную функцию: он призван освятить бегство Игоря из плена, что считалось поступком, наносящим урон чести князя. Здесь его бегство как бы освящено космическими, природными силами, которые призваны плачем Ярославны. Как верно заметил Д.С. Лихачев, в финале не только рассказывается о возвращении Игоря и о посещении им Киева, но и – главное – показывается, что в душе героя происходит переворот. Теперь он осознает гибельность подобных необдуманных походов, он сам готов принять участие в будущих походах русских князей против половцев, а значит, эгоистические устремления Игоря оказывается побеждены сознанием важности единения всех князей для спасения земли русской. Так и князь Игорь неожиданно оказывается сопричастен основной идее «Слова…». Именно потому возвратившегося князя так радостно приветствует народ: «Страны рады, грады веселы». И завершается все повествование радостным приветствием не только ему, но и всем князьям и дружинам, сражающимся за Русскую землю: Здравы будьте, князья и дружина, борясь за христиан Против нашествий поганых! Князьям слава и дружине! Аминь. www.seznaika.ru Дословный перевод Д.С. Лихачева Пристало ли нам, братья, начать старыми словами печальные повести о походе Игоревом, Игоря Святославича? Пусть начнётся же песнь эта по былям нашего времени, а не по замышлению Бояна. Ибо Боян вещий, если хотел кому песнь воспеть, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминал он, как говорил, первых времён усобицы. Тогда напускал десять соколов на стаю лебедей, и какую лебедь настигали - та первой и пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, прекраcному Роману Святославичу. Боян же, братия, не десять соколов на стаю лебедей напускал, но свои вещие персты на живые струны воскладал, а они уже сами князьям славу рокотали. Начнём же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, который скрепил ум силою своею и поострил сердце своё мужеством, исполнившись ратного духа, навёл свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую. Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что оно тьмою воинов его прикрыло. И сказал Игорь дружине своей: "Братья и дружина! Лучше убитым быть, чем плененным быть; так сядем, братья, на борзых коней да посмотрим на синий Дон". Страсть князю ум охватила, и желание отведать Дон Великий заслонило ему предзнаменование. "Хочу, сказал, копье преломить на границе поля Половецкого, с вами, русичи, хочу либо голову сложить, либо шлемом испить из Дона". О Боян, соловей старого времени! Вот бы ты походы эти воспел, скача, соловей, по мысленному древу, летая умом под облаками, свивая славу обоих половин этого времени, рыща по тропе Трояна через поля на горы. Так бы пришлось внуку Велеса воспеть тогда песнь Игорю: "Не буря соколов занесла через поля широкие - стаи галок несутся к Дону Великому". Или так запел бы ты, вещий Боян, Велесов внук: "Кони ржут за Сулой - звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле!" Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему буй тур Всеволод: "Один брат, один свет светлый - ты, Игорь! Оба мы Святославичи! Седлай же, брат, своих борзых коней, а мои-то готовы, уже оседланы у Курска. А мои-то куряне опытные воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы". Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заграждало, ночь стонами грозы птиц пробудила, свист звериный поднялся, встрепенулся Див, кличет на вершине дерева, велит послушать земле неведомой, Волге, и Поморью, и Посулью, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутороканский идол. А половцы непроторенными дорогам помчались к Дону Великому. Кричат телеги в полуночи, словно лебеди вспугнутые. А Игорь к Дону войско ведёт! Уже беду его подстерегают птицы по дубравам, волки грозу накликают по оврагам, орлы клёкотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червлёные щиты. О Русская земля! Уже ты за холмом! Долго ночь меркнет. Заря свет зажгла, мгла поля покрыла, щекот соловьиный уснул, говор галочий пробудился. Русичи великие поля чевлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю славы. Спозаранок в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девушек половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Покрывалами, и плащами, и кожухами стали мосты мостить по болотам и топям, и дорогими нарядами половецкими. Червлёный стяг, белая хоругвь, червлёный бунчук, серебряное древко - храброму Святославичу! Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно в обиду порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, чёрный ворон, поганый половец! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след указывает к Дону Великому. На другой день спозаранку кровавые зори свет возвещают, чёрные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому, идти дождю стрелами с Дону Великого! Тут копьям преломиться, тут саблям побиться о шеломы половецкие, на реке Каяле, у Дона Великого. О Русская земля! Уже ты за холмом! Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоря. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля прикрывает, стяги говорят: половцы идут от Дона и от моря и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесовы кликом поля перегородили, а храбрые русичи перегородили червлёными щитами. Ярый тур Всеволод! Бьёшься ты впереди, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, - там лежат поганые головы половецкие. Расщеплены шлемы аварские твоими саблями калёными, ярый тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл честь и богатство, и города Чернигова отчий золотой престол, и своей милой жены, желанной прекрасной Глебовны, свычаи и обычаи! Были века Трояновы, Минули годы Ярославовы, были и войны Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. Вступил в золотое стремя в городе Тмуторокани, а звон тот же слышал давний великий Ярослав, а сын Всеволода Владимир каждое утро уши закладывал в Чернигове. А Бориса Вячеславича похвальба на смерть привела, и на Канине зелёный саван постлала за обиду Олега, храброго и молодого князя. С такой же Каялы и Святополк полелеял отца своего между венгерскими иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалось и прорастало усобицами, погибало достояние Дажьбожьего внука, в княжеских крамолах сокращались жизни людские. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы меж собою деля, а галки по-своему переговаривались, собираясь полететь на поживу! То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано! С раннего утра до вечера, с вечера до света летят стрелы калёные, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом среди земли Половецкой. Черна земля под копытами костьми была посеяна, и кровью полита; горем взошли они на Русской земле! Что мне шумит, что мне звенит издалёка рано перед зорями? Игорь полки заворачивает: жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы! Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало; тут пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, а древо с тоской к земле приклонилось. Уже ведь, братья, невесёлое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Встала обида в войсках Дажьбожьего внука, вступила девой на землю Троянову, восплескала лебедиными крылами на синем море у Дона, плескаясь, прогнала времена обилия. Борьба князей с погаными прервалась, ибо сказал брат брату: "Это моё, и то моё же". И стали князья про малое "это великое" молвить и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую. О, далеко залетел сокол, птиц избивая, - к морю! А Игорева храброго войска не воскресить! По нём кликнула Карна, и Желя поскакала по Русской земле, горе людям мыкая в пламенном роге. Жёны русские восплакались, приговаривая: "Уже нам своих милых лад ни в мыслях помыслить, ни думою сдумать, ни глазами не повидать, а золота и серебра и пуще того в руках не подержать!" И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная потекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу ковали, а поганые, победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке со двора. Ибо те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже коварство пробудили раздором, которое перед тем усыпил было отец их, Святослав грозный великий киевский, грозою своею, прибил своими сильными полками и булатными мечами; пришёл на землю Половецкую, притоптал холмы и овраги, возмутил реки и озёра, иссушил потоки и болота. А поганого Кобяка из лукоморья, из железных великих полков половецких, словно вихрем исторг, и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой. Тут немцы и венецианцы, тут греки и моравы поют славу Святославу, корят князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы, реки половецкой, русское золото просыпав. Тут Игорь князь пересел из золотого седла в седло рабское. Приуныли у городов забралы, и веселие поникло. А Cвятослав смутный сон видел в Киеве на горах. "Этой ночью с вечера одевали меня, - говорил, - чёрным саваном на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное, сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев крупный жемчуг на грудь и нежили меня. Уже доски без князька в моём тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плесньска на лугу, были в дебри Кисаней и понеслись к синему морю". И сказали бояре князю: "Уже, князь, горе ум полонило. Вот слетели два сокола с отчего золотого престола добыть города Тмутороканя либо испить шлемом Дона. Уже соколам крылья подсекли саблями поганых, а самих опутали в путы железные". Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли и в море погрузились, и с ними оба молодых месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись. На реке на Каяле тьма свет прикрыла: по Русской земле рассыпались половцы, точно выводок гепардов, и великое ликование пробудили в хиновах. Уже пал позор на славу; уже ударило насилие по свободе; уже бросился Див на землю. Вот уже готские красные девы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом: воспевают время Бусово, лелеют месть за Шарукана. А мы уже, дружина, невеселы". Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: "О дети мои, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкой земле мечами обиду творить, а себе славы искать. Но без чести для себя вы одолели, без чести для себя кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца из крепкого булата скованы и в отваге закалены. Что же сотворили вы моей серебряной седине? А уж не вижу власти сильного, и богатого, и обильного воинами брата моего Ярослава, с черниговскими боярами, с воеводами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами. Они ведь без щитов, с засапожными ножами, кликом полки побеждают, звоня в прадедовскую славу. Но сказали вы: "Помужествуем сами: прошлую славу себе похитим, а будущую сами поделим". А разве дивно, братья, старому помолодеть? Если сокол в линьке бывает, то высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но вот зло - князья мне не подмога: худо времена обернулись. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами. Горе и тоска сыну Глебову!" Великий князь Всеволод! Не думаешь ли ты прилететь издалека отчий золотой престол поблюсти? Ты ведь можешь Волгу вёслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать! Если бы ты был здесь, то была бы раба по ногате, а раб по резане. Ты ведь можешь посуху живыми шереширами стрелять - удалыми сынами Глебовыми. Ты, буйный Рюрик, и Давыд! Не ваши ли воины злачёными шлемами в крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, как туры, ранены саблями калёными, на поле незнаемом? Вступите же, господа, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, буйного Святославича! Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своём златокованом престоле, подпёр горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена через облака, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отцовского золотого престола салтанов за землями. Стреляй же, господин, Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича! А ты, буйный Роман, и Мстислав! Храбрая мысль влечёт ваш ум на подвиг. Высоко взмываешь на подвиг в отваге, точно сокол на ветрах паря, стремясь птицу в смелости одолеть. Ведь у ваших воинов железные подвязи под шлемами латинскими. От них дрогнула земля, и могие страны - Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела, и половцы копья свои повергли и головы свои склонили под те мечи булатные. Но уже, о князь Игорь, померк солнца свет, а дерево не к добру листву сронило: по Роси и по Суле города поделили. А Игорева храброго войска не воскресить! Дон тебя, князь, кличет и зовёт князей на победу, Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань... Ингвар и Всеволод, и все три Мстиславича - не худого гнезда соколы! Не по праву побед добыли себе владения! Где же ваши золотые шлемы и копья польские и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича! Уже Сула не течёт серебряными струями к городу Переяславлю, и Двина болотом течёт для тех грозных полочан под кликом поганых. Один только Изяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, прибил славу деда своего Всеслава, а сам под червлёными щитами на кровавой траве литовскими мечами прибит со своим любимцем, а тот сказал: "Дружину твою, князь, крылья птиц приодели, а звери кровь полизали". Не было тут брата Брячислава, ни другого - Всеволода. Так в одиночестве изронил жемчужную душу из храброго тела через золотое ожерелье. Приуныли голоса, поникло веселие, трубы трубят городенские! Ярослава все внуки и Всеслава! Уже склоните стяги свои, вложите в ножны мечи свои повреждённые, ибо лишились мы славы дедов. Своими крамолами начали вы наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеслава. Из-за усобиц ведь пошло насилие от земли Половецкой! На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице ему милой. Хитростью оперся на коней и скакнул к городу Киеву, и коснулся древком золотого престола киевского. Отскочил от них лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей мглой, добыл удачу: в три попытки отворил ворота Новгорода, расшиб славу Ярославу, скакнул волком до Немиги с Дудуток. А Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром были засеяны, засеяны костьми русских сынов. Всеслав-князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал: из Киева до петухов дорыскивал до Тмуторокани, великому Хорсу волком путь перерыскивал. Ему в Полоцке позвонили к заутрене рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал. Хоть и вещая душа была у него в храбром теле, но часто от бед страдал. Ему вещий Боян ещё давно припевку, разумный, сказал: "Ни хитрому, ни умелому, ни птице умелой суда божьего не миновать!" О, стонать Русской земле, вспоминая первые времена и первых князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить горам киевским; а ныне встали стяги Рюриковы, а другие - Давыдовы, но врозь их знамёна развеваются. Копья поют! На Дунае Ярославнин голос слышится, кукушкою безвестною рано кукует: "Полечу, говорит, - кукушкою по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле-реке, утру князю кровавые его раны на могучем его теле". Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: "О ветер, ветрило! Зачем, господин, веешь ты навстречу? Зачем мчишь хиновские стрелочки на своих легких крыльицах на воинов моего милого? Разве мало тебе бы под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?" Ярославна рано плачет в Путивле-городе на забрале, приговаривая: "О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы насады до стана Кобякова. Прилелей же, господин, моего милого ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано!" Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: "Светлое и трижды светлое солнце! Всем ты тепло и прекрасно: зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи на воинов моего лады? В поле безводном жаждою им луки скрутило, горем им колчаны заткнуло?" Прыснуло море в полуночи; идут смерчи тучами. Игорю князю бог путь указывает из земли Половецкой в землю Русскую, к отчему золотому столу. Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дону до малого Донца. Коня в полночь Овлур свистнул за рекою; велит князю разуметь: не быть Игорю в плену. Кликнула, стукнула земля, зашумела трава, вежи половецкие задвигались. А Игорь князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем на воду. Вскочил на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: Оба ведь надорвали своих борзых коней. Донец говорит: "О Князь Игорь! Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!" Игорь говорит: "О Донец! Немало тебе величия, лелеявшему князя на волнах, стлавшему ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми туманами под сенью зеленого дерева; ты стерег его гоголем на воде, чайками на струях, чернядями на ветрах". Не такова-то, говорит он, река Стугна: скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и потоки, расширенная к устью, юношу князя Ростислава заключила. На темном берегу Днепра плачет мать Ростислава по юноше князе Ростиславе. Уныли цветы от жалости, и дерево с тоской земле приклонились. То не сороки застрекотали - по следу Игоря едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, только полозы ползали. Дятлы стуком путь кажут к реке, да соловьи веселыми песнями рассвет возвещают. Говорит Гзак Кончаку: "Если сокол к гнезду летит, расстреляем соколенка своими золочеными стрелами". Говорит Кончак Гзаку: "Если сокол к гнезду летит, То опутаем мы соколенка красною девицей". И сказал Гзак Кончаку: "Коли опутаем его красною девицей, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, и станут нас птицы бить в поле Половецком". Сказали Боян и Ходына, Святославовы песнотворцы старого времени Ярослава, и Олега-князя любимцы: "Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы" - так и Русской земле без Игоря. Солнце светится на небе, - а Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, - вьются голоса их через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей. Села рады, грады веселы. Певши песнь старым князьям, потом и молодым петь: "Слава Игорю Святославичу, Буй туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравы будьте, князья и дружина, Борясь за христиан против нашествий поганых! Князьям слава и дружине! Аминь. Другие материалы по теме: 1. Оригинальный древнерусский текст "Слово о полку Игореве"; 2. Оригинальный древнерусский текст в современной орфографии; 3. Прозаический перевод на русский язык; 4. Поэтический перевод В.А.Жуковского; 5. Поэтический перевод Н.Заболоцкого; 6. Содержание «Слово о полку Игореве». ingvarr.net.ruТекст книги "Слово о полку Игореве (перевод Д.С. Лихачева)". Исполнившись ратного духа
Образ Игоря в "Слове о полку Игореве" (с цитатами)
История произведения
Литературный памятник был найден известным собирателем произведений древности XVIII столетия А.И. Мусиным-Пушкиным. Рукопись обнаружилась в стенах Спасо-Ярославского монастыря, и граф Мусин сразу обратился за помощью к знакомым историкам. Н.М. Карамзин настоял на публикации произведения, и в 1800 году свет увидело «Слово». Публикация произвела огромное впечатление и вызвала множество споров и исследований. Но к сожалению, оригинал рукописи сгорел во время пожара 1812 года в Москве.Тематика «Слова» и роль образа Игоря
Идея произведения и ее связь с образом главного героя
Сюжет и композиционное своеобразие
Более подробно поможет рассмотреть образ Игоря в «Слове о полку Игореве» краткое содержание памятника. Само произведение имеет сложную организацию, где чередуются размышления автора, описание происходящего, лирические отступления, эпические моменты, описание прошлого. Это все затрудняет анализ сюжета «Слова».Образ Игоря в «Слове о полку Игореве» с цитатами
Образ Ярославны и ее помощь Игорю
Ярославна представлена идеально русской женщиной. Она преданная жена и верная подруга Игорю, сила ее любви так велика, что помогает мужу вырваться из плена. Ее плач имеет большое значение и играет огромную роль в оправдание чести князя, так как бегство считалось недостойным воина. Но сами силы природы, разжалобленные Ярославной, помогают герою выбраться – и здесь уже главенствует не его воля, а воля стихии. Высшие силы встают на защиту князя и указывают путь:Значение «Слова» для литературы
Готовимся к ЕГЭ по литературе. «Слово о полку Игореве». Цитатная характеристика героев
Цитата Комментарий Князь Игорь И сказал он, полон ратных дум, Знаменьем небес пренебрегая: «Копие хочу я преломитьВ половецком поле незнакомом…» Автор отмечает, что Игорь предпринял поход, не думая о последствиях, эгоизм и тщеславие руководили им. «Солнце тьмою путь ему закрыло, Ночь грозою птиц перебудила, Свист зверей несется, полон гнева…»Но, взглянув на солнце в этот день,Подивился Игорь на светило:Середь бела дня ночная теньОполченья русские покрыла Природа предупреждает Игоря об опасности. Однако он всё равно идёт в поход. Даже затмение — грозное предзнаменование беды- не остановило его. Русичи великие поля червлеными щитами перегородили.Ища себе чести, а князю — славы. Игорь любит Родину. Однако эгоистические мотивы преобладают. Дружина – ищет князю именно славы. Князь промолвил: «Братья и дружина!Лучше быть убиту от мечей.Чем от рук поганых полонёну! Игорь призывает к борьбе с врагами, отстоять свою честь и свободу Родины. Скрепил ум силою своеюИ поострил сердце свое мужеством;Исполнившись ратного духа,Навел свои храбрые полкиНа землю ПоловецкуюЗа землю Русскую.Здравы будьте, князья и дружина,борясь за христианПротив нашествий поганых!Князьям слава и дружине!Аминь. С сочувствием пишет автор об Игоре, который понимает, что идёт на смерть. Он восхищается его мужеством и смелостью. Здравы будьте, князья и дружина,борясь за христианПротив нашествий поганых!Князьям слава и дружине!Аминь. Попав в плен, Игорь осознал свои ошибки. Не случайно произведение заканчивается прославлением князя, надеждой, что враг будет побеждён. Киевский князь Святослав Старый сокол, хоть и слаб он с виду,Высоко заставит птиц лететь,Никому не даст гнезда в обиду.Да князья помочь мне не хотят,Мало толку в силе молодецкой. В «золотом слове» Святослав кручинится, что князья не слушают его, не хотят объединиться. Хотя он и прощает Игоря, признавшего свои ошибки, верит, что князья смогут объединиться. И тогда великий СвятославИзронил свое златое слово.Что ж вы, дети, натворили мнеИ моим серебряным сединам? В своём «золотом слове» Святослав осуждает Игоря и Всеволода за безрассудный поступок, призывает к единению. Князь Всеволод
А куряне славные —Витязи исправные:Сами скачут по полю волкамиИ, всегда готовые к борьбе,Добывают острыми мечамиКнязю — славы, почестей — себе!» Автор пишет о славной дружине князя. Славный яр тур Всеволод! С полкамиВ обороне крепко ты стоишь,Прыщешь стрелы, острыми клинкамиО шеломы ратные гремишь. Яр тур Всеволод — так называет его автор, восхищаясь мужеством этого князя. И тебе ли, тур, скорбеть о ранах,Если жизнь не ценишь ты свою!Если ты на ратном этом полеПозабыл о славе прежних дней,О златом черниговском престоле,О желанной Глебовне своей! В порыве битвы забывает обо всём, не думает о последствиях своих действий. Ярославна О ветер, ветрило!Зачем, господин, веешь ты навстречу?Зачем мчишь хиновские стрелочкина своих легких крыльицахна воинов моего милого?..О Днепр Словутич!Ты пробил каменные горысквозь землю Половецкую…Прилелей же, господин, моего милого ко мне,Чтобы не слала я к нему слезна море рано. Любящая жена, Ярославна просит силы природы помочь её мужу. Полечу,— говорит кукушкою по Дунаю,Омочу шелковый рукав в Каяле-реке,Утру князю кровавые его раны на могучем его теле. Душа Ярославны готова лететь к любимому мужу И взыграло море. Сквозь туманВихрь промчался к северу родному —Сам Господь из половецких странКнязю путь указывает к дому. Природа помогает Игорю бежать из плена. Олег Гориславич Тогда при Олеге Гориславиче сеялось и вырастало междоусобием.Погибала жизнь Даждьбожиих внуков, Этот князь упоминается автором как зачинатель усобиц, раздоров между князьями. Он осуждает Олега. Всеслав Полоцкий Пусть и вещая душа была в крепком теле,Но часто страдал он от бед.Ему первому и вещий Боян мудрым припевом предрек:«Будь хитер, будь смышлен.Будь по птице горазд,Но божьего суда не минуешь!» Этот князь ищет славы, лучшей доли, его автор показывает хитрым, но и ему не удалось избежать смерти. Боян Боян же, братия, не десять соколов на стадо лебедей пускал,Он вещие персты свои на живые струны вскладывал,И сами они славу князьям рокотали.Тот Боян, исполнен дивных сил,Приступая к вещему напеву,Серым волком по полю кружил,Как орел, под облаком парил,Растекался мыслию по древу. Боян прославлял князей, их подвиги. «Вещие персты он подымал…» Автор высоко ценит талант Бояна, называя его « вещим», здесь – в значении волшебника, чародея. «…И на струны возлагал живые, —Вздрагивали струны, трепетали,Сами князям славу рокотали…» Боян пел свои песни, играя на гуслях. Кончак и Гзак «Стреляй же, князь, в Кончака, неверного кощея, за Русскую землю», «черный ворон, неверный половчанин!» Половецкие князья показаны как олицетворение чёрной, вражеской силы, которую необходимо победить. Князь Игорь – герой «Слова о полку Игореве» на Сёзнайке.ру
Слово о полку Игореве (Перевод Д.С. Лихачева)
Образ князя Игоря в "Слове о полку Игореве" Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святослава, внука Олегова Древнерусская литература :: Litra.RU :: Только отличные сочинения
| Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
/ Сочинения / Древнерусская литература / Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святослава, внука Олегова / Образ князя Игоря в "Слове о полку Игореве"
Более восьми веков назад было создано «Слово о полку Игореве». Однако это произведение не перестаёт нас удивлять. Почему же это произведение оказалось столь долговечным, актуальным для нас - людей, живущих уже в двадцать первом веке? «Слово о полку Игореве» посвящено не какому-то отдельному герою, а всей Русской земле в целом. Автор «Слова...» осуждает эгоизм русских князей, раздоры и местническую политику. На примере похода на половцев Новгород-Северского князя Игоря показано, к чему приводит их нежелание отстаивать общерусские интересы. Игорь идет в поход на половцев один, никого не слушая, а потому и терпит поражение. Он самостоятельно отправляется в поход из-за славы, князь, безусловно, любит свою родину, но желание личной славы правит им, несмотря на то, что с самого начала его предупреждают о поражении многочисленные «знамения»: Солнце ему тьмою путь заступало; Ночь стонами грозы птиц пробудила, Свист звериный встал, Взбился див — Кличет на вершине дерева, Велит прислушаться… Но все же автор симпатизирует Игорю, ведь он действительно отважный, храбрый, настоящий воин, который готов умереть за землю русскую: Скрепил ум силою своею И поострил сердце свое мужеством; Исполнившись ратного духа, Навея свои храбрые полки На землю Половецкую За землю Русскую Но эгоизм и безрассудство князя, привели к междоусобной борьбе, поскольку князь заботится о своей чести больше, чем о чести родины. В конечном результате это привело к междоусобицам, к раздорам, к потере единства Руси как государства и к нашествию половцев на русскую землю. Однако центральный эпизод даёт иной поворот - плач Ярославны юной, жены Игоря, которая представляет собой образ идеальной русской женщины, она оплакивает пленение мужа, скорбит о павших русских воинах. В песне она призывает на помощь силы природы: «ветер, ветрило», Днепр Словутич, «светлое и присветлое солнце» - ее плач - олицетворение плача всей земли русской. И все же когда Игорь вернулся в Киев, к тому моменту в душе героя происходит переворот, он осознает гибельность подобных необдуманных походов, он готов принять участие в совместной битве против половцев, а значит, эгоистические стремления Игоря оказывается побеждены разумом. Именно потому и завершается все повествование радостным приветствием не только князю Игорю, но и всем князьям и дружинам, сражающимся за русскую землю. Этим автор выражает мысль о необходимости единения.
Добавил: vl9a0d221950 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. |
/ Сочинения / Древнерусская литература / Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святослава, внука Олегова / Образ князя Игоря в "Слове о полку Игореве"
Смотрите также по произведению "Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святослава, внука Олегова":
Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.
100% гарантии от повторения!
www.litra.ru
Читать онлайн книгу Слово о полку Игореве (перевод Д.С. Лихачева)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Назад к карточке книгиСЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Дословный перевод Д.С. Лихачева
Слово о полку Игореве. М.: Просвещение, 1984.
Пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом,
Игоря Святославича?
Пусть начнётся же песнь эта
по былям нашего времени,
а не по замышлению Бояна.
Ибо Боян вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками.
Вспоминал он, как говорил,
первых времён усобицы.
Тогда напускал десять соколов
на стаю лебедей,
и какую лебедь настигали -
та первой и пела песнь
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
что зарезал Редедю
пред полками касожскими,
прекраcному Роману Святославичу.
Боян же, братия, не десять соколов
на стаю лебедей напускал,
но свои вещие персты
на живые струны воскладал,
а они уже сами князьям славу рокотали.
Начнём же, братья, повесть эту
от старого Владимира до нынешнего Игоря,
который скрепил ум силою своею
и поострил сердце своё мужеством,
исполнившись ратного духа,
навёл свои храбрые полки
на землю Половецкую
за землю Русскую.
Тогда Игорь взглянул
на светлое солнце
и увидел, что оно тьмою
воинов его прикрыло.
И сказал Игорь дружине своей:
"Братья и дружина!
Лучше убитым быть,
чем плененным быть;
так сядем, братья,
на борзых коней
да посмотрим на синий Дон".
Страсть князю ум охватила,
и желание отведать Дон Великий
заслонило ему предзнаменование.
"Хочу, сказал, копье преломить
на границе поля Половецкого,
с вами, русичи, хочу либо голову сложить,
либо шлемом испить из Дона".
О Боян, соловей старого времени!
Вот бы ты походы эти воспел,
скача, соловей, по мысленному древу,
летая умом под облаками,
свивая славу обоих половин этого времени,
рыща по тропе Трояна
через поля на горы.
Так бы пришлось внуку Велеса
воспеть тогда песнь Игорю:
"Не буря соколов занесла
через поля широкие -
стаи галок несутся
к Дону Великому".
Или так запел бы ты,
вещий Боян, Велесов внук:
"Кони ржут за Сулой -
звенит слава в Киеве.
Трубы трубят в Новгороде,
стоят стяги в Путивле!"
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй тур Всеволод:
"Один брат,
один свет светлый -
ты, Игорь!
Оба мы Святославичи!
Седлай же, брат,
своих борзых коней,
а мои-то готовы,
уже оседланы у Курска.
А мои-то куряне опытные воины:
под трубами повиты,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
пути им ведомы,
овраги им знаемы,
луки у них натянуты,
колчаны отворены;
сами скачут, как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю славы".
Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заграждало,
ночь стонами грозы птиц пробудила,
свист звериный поднялся,
встрепенулся Див, кличет на вершине дерева,
велит послушать земле неведомой,
Волге,
и Поморью,
и Посулью,
и Сурожу,
и Корсуню,
и тебе, Тмутороканский идол.
А половцы непроторенными дорогам
помчались к Дону Великому.
Кричат телеги в полуночи,
словно лебеди вспугнутые.
А Игорь к Дону войско ведёт!
Уже беду его подстерегают птицы
по дубравам,
волки грозу накликают
по оврагам,
орлы клёкотом зверей на кости зовут,
лисицы брешут на червлёные щиты.
О Русская земля! Уже ты за холмом!
Долго ночь меркнет.
Заря свет зажгла,
мгла поля покрыла,
щекот соловьиный уснул,
говор галочий пробудился.
Русичи великие поля
чевлеными щитами перегородили,
ища себе чести, а князю славы.
Спозаранок в пятницу
потоптали они поганые полки половецкие
и, рассыпавшись стрелами по полю,
помчали красных девушек половецких,
а с ними золото, и паволоки,
и дорогие оксамиты.
Покрывалами, и плащами, и кожухами
стали мосты мостить по болотам
и топям,
и дорогими нарядами половецкими.
Червлёный стяг,
белая хоругвь,
червлёный бунчук,
серебряное древко -
храброму Святославичу!
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо.
Далеко залетело!
Не было оно в обиду порождено
ни соколу,
ни кречету,
ни тебе, чёрный ворон,
поганый половец!
Гзак бежит серым волком,
Кончак ему след указывает к Дону Великому.
На другой день спозаранку
кровавые зори свет возвещают,
чёрные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,
а в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому,
идти дождю стрелами с Дону Великого!
Тут копьям преломиться,
тут саблям побиться
о шеломы половецкие,
на реке Каяле,
у Дона Великого.
О Русская земля! Уже ты за холмом!
Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами
на храбрые полки Игоря.
Земля гудит,
реки мутно текут,
пыль поля прикрывает,
стяги говорят:
половцы идут от Дона
и от моря
и со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля перегородили,
а храбрые русичи перегородили червлёными щитами.
Ярый тур Всеволод!
Бьёшься ты впереди,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными.
Куда, тур, поскачешь,
своим золотым шлемом посвечивая, -
там лежат поганые головы половецкие.
Расщеплены шлемы аварские твоими саблями калёными,
ярый тур Всеволод!
Что тому раны, братья, кто забыл честь и богатство,
и города Чернигова отчий золотой престол,
и своей милой жены, желанной прекрасной Глебовны,
свычаи и обычаи!
Были века Трояновы,
Минули годы Ярославовы,
были и войны Олеговы,
Олега Святославича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Вступил в золотое стремя в городе Тмуторокани,
а звон тот же слышал давний великий Ярослав,
а сын Всеволода Владимир каждое утро уши закладывал в Чернигове.
А Бориса Вячеславича похвальба на смерть привела,
и на Канине зелёный саван постлала
за обиду Олега,
храброго и молодого князя.
С такой же Каялы и Святополк полелеял отца своего
между венгерскими иноходцами
ко святой Софии к Киеву.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалось и прорастало усобицами,
погибало достояние Дажьбожьего внука,
в княжеских крамолах сокращались жизни людские.
Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны граяли,
трупы меж собою деля,
а галки по-своему переговаривались,
собираясь полететь на поживу!
То было в те рати и в те походы,
а такой рати не слыхано!
С раннего утра до вечера,
с вечера до света
летят стрелы калёные,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные
в поле незнаемом
среди земли Половецкой.
Черна земля под копытами костьми была посеяна,
и кровью полита;
горем взошли они на Русской земле!
Что мне шумит,
что мне звенит
издалёка рано перед зорями?
Игорь полки заворачивает:
жаль ему милого брата Всеволода.
Бились день,
бились другой,
на третий день к полудню пали стяги Игоревы!
Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы;
тут кровавого вина недостало;
тут пир закончили храбрые русичи:
сватов напоили,
а сами полегли за землю Русскую.
Никнет трава от жалости,
а древо с тоской к земле приклонилось.
Уже ведь, братья, невесёлое время настало,
уже пустыня войско прикрыла.
Встала обида в войсках Дажьбожьего внука,
вступила девой на землю Троянову,
восплескала лебедиными крылами
на синем море у Дона, плескаясь,
прогнала времена обилия.
Борьба князей с погаными прервалась,
ибо сказал брат брату:
"Это моё, и то моё же".
И стали князья про малое
"это великое" молвить
и сами на себя крамолу ковать,
а поганые со всех сторон
приходили с победами на землю Русскую.
О, далеко залетел сокол, птиц избивая, – к морю!
А Игорева храброго войска не воскресить!
По нём кликнула Карна, и Желя
поскакала по Русской земле,
горе людям мыкая в пламенном роге.
Жёны русские восплакались, приговаривая:
"Уже нам своих милых лад
ни в мыслях помыслить,
ни думою сдумать,
ни глазами не повидать,
а золота и серебра и пуще того в руках не подержать!"
И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле,
печаль обильная потекла среди земли Русской.
А князья сами на себя крамолу ковали,
а поганые,
победами нарыскивая на Русскую землю,
сами брали дань по белке со двора.
Ибо те два храбрых Святославича,
Игорь и Всеволод,
уже коварство пробудили раздором,
которое перед тем усыпил было отец их,
Святослав грозный великий киевский,
грозою своею,
прибил своими сильными полками
и булатными мечами;
пришёл на землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги,
возмутил реки и озёра,
иссушил потоки и болота.
А поганого Кобяка из лукоморья,
из железных великих полков половецких,
словно вихрем исторг,
и пал Кобяк в городе Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венецианцы,
тут греки и моравы
поют славу Святославу,
корят князя Игоря,
потопившего богатство на дне Каялы, реки половецкой,
русское золото просыпав.
Тут Игорь князь пересел из золотого седла
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
и веселие поникло.
А Cвятослав смутный сон видел
в Киеве на горах.
"Этой ночью с вечера одевали меня, -
говорил, -
чёрным саваном
на кровати тисовой,
черпали мне синее вино,
с горем смешанное,
сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
и нежили меня.
Уже доски без князька
в моём тереме златоверхом.
Всю ночь с вечера
серые вороны граяли у Плесньска на лугу,
были в дебри Кисаней
и понеслись к синему морю".
И сказали бояре князю:
"Уже, князь, горе ум полонило.
Вот слетели два сокола
с отчего золотого престола
добыть города Тмутороканя
либо испить шлемом Дона.
Уже соколам крылья подсекли
саблями поганых,
а самих опутали в путы железные".
Темно было в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столпа погасли
и в море погрузились,
и с ними оба молодых месяца,
Олег и Святослав,
тьмою заволоклись.
На реке на Каяле тьма свет прикрыла:
по Русской земле рассыпались половцы,
точно выводок гепардов,
и великое ликование
пробудили в хиновах.
Уже пал позор на славу;
уже ударило насилие по свободе;
уже бросился Див на землю.
Вот уже готские красные девы
запели на берегу синего моря,
звеня русским золотом:
воспевают время Бусово,
лелеют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина, невеселы".
Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
"О дети мои, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить,
а себе славы искать.
Но без чести для себя вы одолели,
без чести для себя кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в отваге закалены.
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
А уж не вижу власти
сильного, и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами, и с татранами,
и с шельбирами, и с топчаками,
и с ревугами, и с ольберами.
Они ведь без щитов, с засапожными ножами,
кликом полки побеждают,
звоня в прадедовскую славу.
Но сказали вы: "Помужествуем сами:
прошлую славу себе похитим,
а будущую сами поделим".
А разве дивно, братья, старому помолодеть?
Если сокол в линьке бывает,
то высоко птиц взбивает,
не даст гнезда своего в обиду.
Но вот зло – князья мне не подмога:
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!"
Великий князь Всеволод!
Не думаешь ли ты прилететь издалека
отчий золотой престол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу вёслами расплескать,
а Дон шлемами вычерпать!
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резане.
Ты ведь можешь посуху
живыми шереширами стрелять -
удалыми сынами Глебовыми.
Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
Не ваши ли воины
злачёными шлемами в крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
рыкает, как туры,
ранены саблями калёными,
на поле незнаемом?
Вступите же, господа, в золотое стремя
за обиду нашего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоря,
буйного Святославича!
Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь
на своём златокованом престоле,
подпёр горы Венгерские
своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота,
меча бремена через облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь Киеву ворота,
стреляешь с отцовского золотого престола
салтанов за землями.
Стреляй же, господин, Кончака,
поганого раба,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
А ты, буйный Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль влечёт ваш ум на подвиг.
Высоко взмываешь на подвиг в отваге,
точно сокол на ветрах паря,
стремясь птицу в смелости одолеть.
Ведь у ваших воинов железные подвязи
под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля,
и могие страны -
Хинова,
Литва,
Ятвяги,
Деремела,
и половцы копья свои повергли
и головы свои склонили
под те мечи булатные.
Но уже, о князь Игорь, померк солнца свет,
а дерево не к добру листву сронило:
по Роси и по Суле города поделили.
А Игорева храброго войска не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовёт князей на победу,
Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань...
Ингвар и Всеволод,
и все три Мстиславича -
не худого гнезда соколы!
Не по праву побед
добыли себе владения!
Где же ваши золотые шлемы
и копья польские
и щиты?
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
Уже Сула не течёт серебряными струями
к городу Переяславлю,
и Двина болотом течёт
для тех грозных полочан
под кликом поганых.
Один только Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами
о шлемы литовские,
прибил славу деда своего Всеслава,
а сам под червлёными щитами
на кровавой траве
литовскими мечами прибит
со своим любимцем,
а тот сказал:
"Дружину твою, князь,
крылья птиц приодели,
а звери кровь полизали".
Не было тут брата Брячислава,
ни другого – Всеволода.
Так в одиночестве изронил жемчужную душу
из храброго тела
через золотое ожерелье.
Приуныли голоса,
поникло веселие,
трубы трубят городенские!
Ярослава все внуки и Всеслава!
Уже склоните стяги свои,
вложите в ножны мечи свои повреждённые,
ибо лишились мы славы дедов.
Своими крамолами
начали вы наводить поганых
на землю Русскую,
на достояние Всеслава.
Из-за усобиц ведь пошло насилие
от земли Половецкой!
На седьмом веке Трояна
кинул Всеслав жребий
о девице ему милой.
Хитростью оперся на коней
и скакнул к городу Киеву,
и коснулся древком
золотого престола киевского.
Отскочил от них лютым зверем
в полночь из Белгорода,
объятый синей мглой, добыл удачу:
в три попытки отворил ворота Новгорода,
расшиб славу Ярославу,
скакнул волком
до Немиги с Дудуток.
А Немиге снопы стелют из голов,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
Немиги кровавые берега
не добром были засеяны,
засеяны костьми русских сынов.
Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил,
а сам ночью волком рыскал:
из Киева до петухов дорыскивал до Тмуторокани,
великому Хорсу волком путь перерыскивал.
Ему в Полоцке позвонили к заутрене рано
у святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
Хоть и вещая душа была у него в храбром теле,
но часто от бед страдал.
Ему вещий Боян
ещё давно припевку, разумный, сказал:
"Ни хитрому,
ни умелому,
ни птице умелой
суда божьего не миновать!"
О, стонать Русской земле,
вспоминая
первые времена и первых князей!
Того старого Владимира
нельзя было пригвоздить горам киевским;
а ныне встали стяги Рюриковы,
а другие – Давыдовы,
но врозь их знамёна развеваются.
Копья поют!
На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою безвестною рано кукует:
"Полечу, говорит, – кукушкою по Дунаю,
омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
утру князю кровавые его раны
на могучем его теле".
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
"О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе бы под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?"
Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая:
"О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слез
на море рано!"
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
"Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?"
Прыснуло море в полуночи;
идут смерчи тучами.
Игорю князю бог путь указывает
из земли Половецкой
в землю Русскую, к отчему золотому столу.
Погасли вечером зори.
Игорь спит,
Игорь бдит,
Игорь мыслью поля мерит
от великого Дону до малого Донца.
Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;
велит князю разуметь: не быть Игорю в плену.
Кликнула,
стукнула земля,
зашумела трава,
вежи половецкие задвигались.
А Игорь князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца,
и полетел соколом под облаками,
избивая гусей и лебедей
к завтраку,
и обеду,
и ужину.
Когда Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
стряхивая собою студеную росу:
Оба ведь надорвали своих борзых коней.
Донец говорит:
"О Князь Игорь!
Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия,
а Русской земле веселия!"
Игорь говорит:
"О Донец! Немало тебе величия,
лелеявшему князя на волнах,
стлавшему ему зеленую траву
на своих серебряных берегах,
одевавшему его теплыми туманами
под сенью зеленого дерева;
ты стерег его гоголем на воде,
чайками на струях,
чернядями на ветрах".
Не такова-то, говорит он, река Стугна:
скудную струю имея,
поглотив чужие ручьи и потоки,
расширенная к устью,
юношу князя Ростислава заключила.
На темном берегу Днепра
плачет мать Ростислава
по юноше князе Ростиславе.
Уныли цветы от жалости,
и дерево с тоской земле приклонились.
То не сороки застрекотали -
по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли,
галки примолкли,
сороки не стрекотали,
только полозы ползали.
Дятлы стуком путь кажут к реке,
да соловьи веселыми песнями
рассвет возвещают.
Говорит Гзак Кончаку:
"Если сокол к гнезду летит,
расстреляем соколенка
своими золочеными стрелами".
Говорит Кончак Гзаку:
"Если сокол к гнезду летит,
То опутаем мы соколенка
красною девицей".
И сказал Гзак Кончаку:
"Коли опутаем его красною девицей,
не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы,
и станут нас птицы бить
в поле Половецком".
Сказали Боян и Ходына,
Святославовы песнотворцы
старого времени Ярослава,
и Олега-князя любимцы:
"Тяжко голове без плеч,
беда и телу без головы" -
так и Русской земле без Игоря.
Солнце светится на небе, -
а Игорь князь в Русской земле.
Девицы поют на Дунае, -
вьются голоса их через море до Киева.
Игорь едет по Боричеву
ко святой богородице Пирогощей.
Села рады, грады веселы.
Певши песнь старым князьям,
потом и молодым петь:
"Слава Игорю Святославичу,
Буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
Здравы будьте, князья и дружина,
Борясь за христиан
против нашествий поганых!
Князьям слава и дружине!
Аминь.
Назад к карточке книги "Слово о полку Игореве (перевод Д.С. Лихачева)"itexts.net
Слово о полку Игореве Часть2 - прозаический превод на русский язик / Народная мудрость
На суд общественности вынесены: — Оригинальный текст — прозаический превод на русский язик — перевод Велимудрa (с сайта www.radosvet.net)
СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА Прозаический перевод
Не начать ли нам, братья, по-стародавнему скорбную повесть о походе Игоревом, Игоря Святославича! Или да начнется песнь ему по былям нашего времени — не по замышлению Боянову! Ведь Боян вещий когда песнь кому сложить хотел, то белкою скакал по дереву, серым волком по земле, сизым орлом кружил под облаками. Поминал он давних времен рати — тогда пускал десять соколов на стаю лебедей; какую догонял сокол, та первая песнь пела старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, красному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами князьям славу рокотали. Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством и, исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую. О Боян, соловей старого времени! Вот когда бы ты, соловей, эти полки щекотом своим воспел, мыслию скача по дереву, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы! Так бы тогда пелась слава Игорю, Олегову внуку: «Не буря соколов занесла через поля широкие, галок стаи летят к Дону великому». Или так зачалась бы она, вещий Боян, внук Велесов: «Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле». Игорь ждет милого брата Всеволода. И. сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорь! Оба мы Святославичи. Седлай, брат, своих борзых коней, — мои давно у Курска стоят наготове. А мои куряне — -дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены; пути ими исхожены, овраги ведомы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки в поле, себе ища чести, а князю славы». Тогда посмотрел Игорь на светлое солнце и увидел, что тьма от него все войско покрыла. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться. А сядем, братья, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон!» Запала князю дума Дона великого отведать и знамение небесное ему заслонила. «Хочу, — сказал, — копье преломить у степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить шеломом из Дону». Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце мраком путь ему загородило; тьма, грозу суля, громом птиц пробудила; свист звериный поднялся; Див забился, на вершине дерева кличет — велит послушать земле незнаемой. Волге, и Поморью, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тмутараканский идолище! А половцы дорогами непроторенными побежали к Дону великому; скрипят телеги их в полуночи, словно лебеди кричат распуганные. Игорь к Дону воинов ведет. Уже беду его стерегут птицы по дубам; волки грозу накликают по оврагам; орлы клектом на кости зверей сзывают; лисицы брешут на червленые щиты О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом! Долго ночь меркнет. Но вот заря свет запалила, туман поля покрыл; уснул щекот соловьиный, говор галок пробудился. Русичи широкие поля червлеными щитами перегородили, себе ища чести, а князю славы. Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким местам — и всяким узорочьем половецким Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древко — храброму Святославичу! Дремлет в степи Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно рождено на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след прокладывает к Дону великому. На другой день рано утром кровавые зори рассвет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Тут копьям поломаться, тут саблям постучать о шлемы половецкие, на реке на Каяле у Дона великого. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом! Вот ветры, Стрибожьи внуки веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут; пыль степь заносит; стяги весть подают — половцы идут от Дона и от моря; со всех сторон они русские полки обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а храбрые русичи преградили степь червлеными щитами. Яр-тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых, стучишь о шлемы мечами харалужными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Порублены саблями калеными шлемы аварские тобою, яр-тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов, отчий золотой стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи! Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы; были походы Олеговы, Олега Святославича Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял; ступит в золотое стремя в городе Тмутаракани — звон тот слышит старый великий Ярославов сын Всеволод, а Владимир каждое утро уши себе закладывает в Чернигове. Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела и на ковыль-траве покров смертный зеленый постлала за обиду Олегову — храброго и юного князя. С той же Каялы Святополк прилелеял отца своего между угорскими иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда при Олеге Гориславиче засевалась и росла усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука в крамолах княжих век человечий сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля, а галки свою речь говорили, лететь собираясь на поживу. То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано. С утра раннего до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, стучат сабли о шеломы, трещат копья харалужные в степи незнаемой, посреди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита; горем взошли они по Русской земле. Что шумит, что звенит на рассвете рано перед зорями? Игорь полки поворачивает: жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало; тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились. Уже, братья, невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела. Обида встала в силах Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, взмахнула лебедиными крылами на синем море у Дона: прогнала времена счастливые. Война князей против поганых пришла к концу, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» говорить, а сами на себя крамолу ковать. А поганые со всех сторон приходят с победами на землю Русскую. О, далеко залетел сокол, птиц избивая, к морю! А Игорева храброго полку уже не воскресить! Запричитало по нем горе, и стенанье пронеслось по Русской земле, огонь сея из пламенного рога. Жены русские восплакались, говоря: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслить, ни думою сдумать, ни очами приворожить, а золота и серебра и в руках не подержать!» И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль многая рекою протекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу куют, а поганые с победами набегают на Русскую землю, дань беря по белке от двора. Ведь те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, зло пробудили, которое усыпил было грозою отец их Святослав грозный великий Киевский: прибил своими сильными полками и харалужными мечами, наступил на землю Половецкую; притоптал холмы и овраги; замутил реки и озера, иссушил потоки и болота: а поганого Кобяка из лукоморья от железных великих полков половецких, как вихрь, вырвал, — и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой. Тут немцы и венециане, тут греки и морава поют славу Святославу, корят князя Игоря, что добычу утопил на дне Каялы, реки половецкой, золото свое рассыпал. Тут Игорь князь пересел с седла золотого, а в седло невольничье. Приуныли у городов стены, а веселье поникло. А Святослав темный сон видел в Киеве на горах «Ночью этой с вечера накрывали меня, — сказал, — покровом черным на кровати тисовой; черпали мне светлое вино, с горечью смешанное; сыпали мне из пустых колчанов половецких крупный жемчуг на грудь и величали меня. И кровля уже без князька в моем тереме златоверхом, и всю ночь с вечера серые вороны у Плеснеска на лугу граяли». И сказали бояре князю: «Кручина, князь, разум твой полонила: ведь два сокола слетели с отчего стола золотого — добыть хотели города Тмутараканя либо испить шеломом из Дону. Но уже соколам крылья подсекли поганых саблями, а самих опутали путами железными. Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, и с ними оба молодых месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись, и в море утонули, и великую дерзость подали поганым. На реке на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земле разбрелись половцы, как пардусов выводок. Уже насела хула на хвалу; уже перемогло насилие волю; уже кинулся Див на землю. Вот готские красные девы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом; поют они время Бусово, лелеют месть за Шарокана. А мы, дружина, уже живем без веселья». Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О сыны мои, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкую землю мечами кровавить, а себе славы искать: без чести для себя ведь вы одолели, без чести для себя кровь поганую пролили. Храбрые сердца ваши из харалуга крепкого скованы, в отваге закалены. Что же сотворили вы моей серебряной седине! Уже не вижу я силы могучего и богатого и воинами обильного брата моего Ярослава с черниговскими былями, с могутами и с татранами, с шельбирами, топчаками, ревугами и ольберами: те ведь без щитов, с одними ножами засапожными, кликом полки побеждают, звеня прадедовской славой. Вы сказали: „Помужаемся сами, и прошлую славу себе возьмем, и нынешнюю поделим!“ Но не диво, братья, и старому помолодеть! Когда сокол перья роняет, высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Одна беда: князья мне не в помощь — худая пора настала. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир — под ранами. Горе и тоска сыну Глебову! Великий князь Всеволод! Разве и мысли нет у тебя прилететь издалёка отчий золотой стол посторожить? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать. Здесь был бы ты, невольница была бы по ногате, а раб по резане. Ты ведь можешь и посуху живыми копьями метать — удалыми сынами Глебовыми. Ты, храбрый Рюрик, и ты, Давыд! Ваши воины в золоченых шлемах — не они ли по крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рык издает, словно туры, раненные саблями калеными, в поле незнаемом! Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича! Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь ты на своем златокованом столе, подпираешь горы угорские своими железными полками, королю загораживаешь путь, затворяешь Дунаю ворота, клади бросая через облака, суды рядя до Дуная. Грозы твоей земли страшатся; Киеву отворяешь ворота, за дальними странами в салтанов стреляешь с отчего золотого стола. Стреляй же, господине, и в Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича! А ты, славный Роман, и ты, Мстислав! Храбрая дума на подвиг вас зовет. Высоко взлетаешь ты на подвиг ратный в отваге, словно сокол, на ветрах парящий, что птицу в ярости хочет одолеть. У вас железные кольчуги под шлемами латинскими: от них дрогнула земля, и многие страны — Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела и Половцы — сулицы свои побросали и головы свои склонили под те мечи харалужные. Но уже, князь, потемнел для Игоря солнца свет, а деревья не к добру листья обронили — по Руси и Суле города поделили. А Игорева храброго полку уже не воскресить. Дон тебя, князь, кличет, зовет князей на победу. Олеговичи, храбрые князья, уже ведь приспели на брань. Ингварь и Всеволод и вы, три Мстиславича не худого гнезда соколы-шестокрыльцы! Не по жребию побед вы себе волости расхватали! Где же ваши золотые шеломы, и сулицы лядские, и щиты! Загородите степи ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича! Уже ведь Сула не течет серебряными струями для города Переяславля, и Двина у тех грозных полочан мутно течет под кликом поганых. Один Изяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, побил славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве побит был мечами литовскими и так сказал: „Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, звери кровь полизали“. И не было тут брата Брячислава, ни другого — Всеволода. Одиноко изронил он жемчужную душу из храброго тела сквозь золотое ожерелье. Приуныли голоса, веселье поникло, трубы трубят городенские. Ярослав и все внуки Всеславовы! Уже склоните стяги свои, вложите в ножны мечи свои зазубренные — уже выпали вы из дедовской славы. Вы своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобицы ведь стало насилие от земли Половецкой. На седьмом веке Трояновом бросил Всеслав жребий о девице, ему любой. Изловчился, сел на коня, поскакал к городу Киеву, коснулся копьем золотого стола Киевского. Из Белгорода в полночь поскакал лютым зверем, завесившись синей мглой, утром отворил ворота Новугороду, расшиб славу Ярославову, поскакал волком от Дудуток до Немиги. На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами харалужными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны — засеяны костьми русских сынов. Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу волком путь перебегая, в Тмутаракань добирался. Ему в Полоцке звонили заутреню рано у святой Софии в колокола, а он звон тот в Киеве слышал. Хоть и вещая душа была в отважном теле, но часто он беды терпел. Ему вещий Боян такую припевку, мудрый, сложил: „Ни хитрому, ни умному, ни ведуну разумному суда божьего не миновать“. О, стонать Русской земле, поминая прежнее время и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским. Стали стяги его ныне Рюриковы, а другие Давыдовы, но врозь они веют, несогласно копья поют. На Дунае Ярославны голос слышится чайкою неведомой утром рано стонет: „Полечу я чайкою по Дунаю, омочу рукав я белый во Каяле-реке, утру князю кровавые раны на могучем его теле“. Ярославна утром плачет в Путивле на стене, причитая: „О ветр, ветрило! Зачем, господине, так сильно веешь! Зачем мчишь вражьи стрелы на своих легких крыльях на воинов моей лады? Или мало тебе высоко под облаками веять, лелея корабли на синем море! Зачем, господине, мое веселье по ковылю развеял?“ Ярославна рано утром плачет на стене Путивля-города, причитая: „О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы челны до полку Кобякова. Прилелей же, господине, мою ладу ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано!“ Ярославна рано плачет на стене в Путивле, причитая: „Светлое и тресветлое солнце! Всем ты красно и тепло. Зачем, господине, простерло ты горячие лучи свои на воинов лады? В степи безводной жаждою согнуло им луки, тоскою замкнуло колчаны?“ Вспенилось море в полуночи; смерчи идут туманами. Игорю князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую, к отчему столу золотому. Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь не спит, Игорь мыслию степь мерит от великого Дону до малого Донца. В полночь Овлур свистнул коня за рекою; Велит князю не дремать. Кликнул; стукнула земля, зашумела трава, ежи половецкие задвигались. А Игорь князь поскакал горностаем к камышу, пал белым гоголем на воду. Кинулся на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к лугу Донца, и полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к обеду, и полднику, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, труся собою студеную росу; надорвали они своих борзых коней. Донец сказал: „Князь Игорь! Не мало тебе славы, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!“ Игорь сказал: „О Донец! Не мало тебе славы, что лелеял князя на волнах, стлал ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевал его теплыми туманами под сенью зеленого дерева, стерег его гоголем на воде, чайками на волнах, утками на ветрах“. Не такова, сказал, река Стугна; мелкую струю имея, поглотила она чужие ручьи и потоки, потопила в омуте у темного берега юношу князя Ростислава. Плачет мать Ростиславова по юном князе Ростиславе. Приуныли цветы от жалости, и деревья в горе к земле склонились. То не сороки застрекотали — по следу Игореву едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, ползали змеи-полозы только. Дятлы стуком путь к реке кажут, соловьи веселыми песнями рассвет вещают. Молвит Гзак Кончаку: „Коли сокол к гнезду летит, соколенка расстреляем своими золочеными стрелами“. Сказал Кончак Гзе: „Коли сокол к гнезду летит, а мы соколенка опутаем красною девицею“. И сказал Гзак Кончаку: „Коли опутаем его красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, а начнут нас птицы бить в степи Половецкой“. Сказал Боян, песнотворец старого времени, Ярославова и Олегова: „Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы“. Так и Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе — Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей. Страны рады, города веселы. Воспев славу старым князьям, а потом молодых величать будем. Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Да здравы будут князья и дружина, поборая за христиан против поганых полков. Князьям слава и дружине! Аминь.
magov.net
