Характерный пример даёт сочинение знаменитого французского просветителя ВОЛЬТЕРА (1694–1778) «Опыт о нравах и духе народов и о главных исторических событиях» (1756–1769). В этом произведении Вольтер одним из первых попытался представить не только европейское прошлое, но историю всего человечества. Такой подход был противопоставлен теологической концепции, в которой излагалась история народов, упомянутых в Библии, а их единство рассматривалось как следствие происхождения от потомков Адама и Евы. Согласно «философской истории», люди не были изначально грешны, они обладали особым даром – разумом. В древности силы природы, а также инстинкты и страсти не позволяли людям в полной мере воспользоваться этой способностью. Но в новое время, по убеждению Вольтера и многих других просветителей, человечество достаточно повзрослело для того, чтобы определять свою судьбу. В сочинении Вольтера положение о неизменности человеческой природы вступало в противоречие с идеей поступательного движения цивилизации – становления культуры, смягчения нравов и выработки «храбрости» народа. По мысли автора, человечеству удавалось всего четыре раза на короткий срок зафиксировать равновесие между высоким моральным духом и кротостью нравов – во времена Александра Македонского, римского императора Августа, правления Медичи во Флоренции и Людовика XIV во Франции. Вольтер последовательно писал о цивилизациях Древнего Китая и Индии, Японии, Ближнего Востока, Африки, Америки и Европы. Приведенные примеры должны были свидетельствовать о непрерывности процесса цивилизационного развития. Однако у разных народов прогресс осуществлялся не одинаково; вот почему при единстве разума сохранялось многообразие традиций и укладов жизни Согласно Вольтеру, Запад опережал Восток, Америку и Африку в утверждении рационального взгляда на мир. Философы Просвещения представляли историю прогресса как постепенное освобождение разума от суеверий и ошибок на протяжении веков. «Отставание» неевропейских обществ было связано с тем, что в них ещё сохранялись предрассудки, законы, обычаи и верования, подавлявшие свободу мысли. Большинство людей, как полагал Вольтер, едва ли станет полностью рациональным в своём поведении и способе рассуждать. Но тем, кто уже пришел к этому, следовало выработать правильные законы и дать народу разумных правителей. В результате все люди смогли бы прикоснуться к счастью как высшей цели прогресса. Такая «философская история» предлагала общие объяснительные модели для истории всего человечества, демонстрируя при этом небольшой интерес к деталям, разнообразию, которое вначале так завораживало философов. Вольтер писал о разных народах с сочувствием и интересом, но сохраняя большую дистанцию и ориентируясь на систему ценностей «своей» цивилизации. Г. Мабли – "О том, как писать историю". Труд французского просветителя состоит их двух частей, которые представляют собой беседы – популярную форму философского трактата эпохи Просвещения. Форма бесед выбрана отнюдь не случайно, поскольку уходит корнями в средневековую традицию написания текстов и, можно сказать, для де Мабли исторически обусловлена. Де Мабли как бы рассказывает своему другу Клеанту о беседах с Сидомоном и Теодоном. Теодон - молодой человек тридцати лет и находится на распутье, не зная, в какой области науки себя занять. Разговор ведется об истории. Де Мабли дает советы молодому человеку, а Сидомон, в свою очередь, задает де Мабли различные вопросы, касающиеся истории. Беседа первая, где де Мабли рассказывает об истории всемирной и общей, носит как бы «приуготовительный», теоретический характер. Вторая беседа посвящена историческим сочинениям, касающимся отдельных стран и эпох, правилам написания всех видов исторических сочинений. Можно с уверенностью сказать, что Де Мабли демонстрирует независимость в своих взглядах на историю, политику. Автор был весьма богатым человеком и не использовал историю как средство для заработка, поэтому в этом труде мы знакомимся с исключительно личными взглядами Де Мабли на историю. Де Мабли, в основном, ссылается в своих ответах на античных авторов, в частности, римских. Он восхищается стилем письма Тита Ливия, Салюссия, Тацита, убеждает читателя в том, что именно на них нужно равняться практически во всем. Он смело критикует современных ему авторов, в том числе «Всемирную историю» Вольтера. Де Мабли был убежден, что невозможно создать труд по всемирной истории. Он обвиняет современников в пренебрежении в созданных трудах ролью естественного права. Де Мабли считал: важнейшей предпосылкой историографии является знание естественного права, и задача историка состоит в том, чтобы изобразить борьбу порока с добродетелью. Де Мабли считает, что нельзя злоупотреблять подробностями. На первое место он ставит не фактуру труда, а его интересность и привлекательность для читателя. Призывает следовать нравственной философии. Важно заметить, что Де Мабли обращает внимание авторов - историков на соблюдение духа эпохи, о которой он пишет. В основе подобных взглядов Де Мабли лежит, безусловно, не только социально-политическая обстановка во Франции перед Великой Французской революцией, но и, в большей степени, его личные взгляды. Такой взгляд Де Мабли не совсем верен в условиях рассвета научных знаний и новых концепций в эпоху Просвещения. В целом, стоит обратить внимание на тот факт, что труд Де Мабли «О том, как писать историю» не является историческим источником в полном смысле этого слова. Скорее, это набор рекомендаций для историка в понимании Де Мабли.Если оценивать Де Мабли с точки зрения сегодняшнего развития исторического знания и историографии в целом, то можно утверждать, что взгляды Де Мабли антиисторичные. Такие тезисы, как стремление изобразить борьбу порока с добродетелью, равнение на историков Рима в стиле написания и содержания, стремление нравиться читателю, а не быть научным произведением, являются антиисторичными. Но, разумеется, его мысли о том, что историк должен обладать талантом, любить историю, изучать другие науки и опираться на них при написании своих трудов, являются действительно полезными, в том числе и для историков нашего времени. Мабли предъявляет к историку ряд требований. Историк должен ясно представлять себе, зачем он пишет историю и какие цели себе ставит. Мабли считает, что историк должен быть прежде всего знатоком естественного права, знать происхождение государственной власти в обществе, знать права и обязанности человека как гражданина и как должностного лица. Другое требование Мабли к историку — знание политики. Мабли различает два вида политики. Одна основана на законах, установленных природой для счастья человека. Эти законы, по мнению Мабли, неизменны, как сама природа. Другая политика – это порождение страстей, затемняющих наш разум. Надо изучать, конечно, в первую очередь первую политику, другими словами, нужно, изучать то, что можно назвать моральной философией. Идеалом счастья для Мабли является утопия Томаса Мора. Только стоя на такой точке зрения, по мнению Мабли, историк может найти верный путь, т. е. сказать, насколько то или другое государство приближается к этой естественной политике — «политике природы» или удаляется от этого идеала. Но в то же время Мабли считает, что нужно изучать и политику страстей, которую мы видим в действительной истории. Для Мабли история — это, прежде всего, школа гражданской добродетели. История должна не только просвещать разум, но и направлять сердце, побуждать людей любить добро, общественное благо, отечество, справедливость. Поэтому историк должен углубленно изучать мораль и этому должен учиться, прежде всего, у древних историков. Историк, по его мнению, должен превозносить добродетель и бичевать все пороки общества, отошедшего от природы. Ж. А. Кондорсе – "Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума". Концепцию прогресса обсуждали во многих трудах, и вера него поддерживалась общественными ожиданиями. Эта теория более детально была представлена в сочинении. ЖАНА АНТУАНА НИКОЛА КОНДОРСЭ (1743–1794) «Эскиз картины прогресса человеческого разума» (1793–1794). Известный французский математик, философ-просветитель А. Н. Кондорсе написал свой труд во время Французской революции. История человеческого рода трактовалась им как линейный закономерный процесс, последовательное и ускоряющееся движение ко всё более разумному порядку вещей. В качестве критерия прогресса рассматривалось развитие научных знаний о мире, освобождение от «тирании» природы, угнетения гражданского неравенства в обществе. Кондорсе подразделял всю историю на девять эпох. Первые пять охватывали период от древности до гибели Римской империи. Шестая эпоха – средневековье – характеризовалась как мрачное время варварства, и восьмая – от XI до конца XV в. и «от изобретения книгопечатания до периода, когда науки и философия сбросили иго авторитета» (т. е. до середины XVII в.) – понимались как время возрождения и освобождения разума. Наконец, в девятую I эпоху (от Декарта до образования Французской республики) разум «окончательно разбивает свои цепи». В этот период неизбежны великие революции: одна из них произошла в Северной Америке, другая в Европе, во Франции. В целом все изменения в обществе должны были вести к возрастанию счастья. Согласно Кондорсе, человечество готовилось к вступлению в последнюю, десятую эпоху. Благодаря триумфу разума, дальнейшему постижению тайн природы и законов, управлявших жизнью общества, распространению просвещения были выполнены все условия для построения счастливого общества. Главными его признаками были названы мир, справедливые принципы общественного устройства, процветание торговли, равенство между людьми и народами. Кондорсе стремился развить общую концепцию истории человеческого рода, наметить схему ее последовательных этапов и определить место в этом процессе ВФР. Ведущей идеей историко-социологической концепции Кондорсе является идея прогресса. Вся история человеч-ва, согласно Кондорсе, это последовательное и постепенно ускоряющееся поступательное движение ко все более разумному, соответствующему велениям природы порядку вещей. Главными критериями прогресса были для Кондорсе развитие разума и научного познания мира, успехи в достижении свободы. Первопричиной и двигательной силой прогресса человеческого рода он считал именно прогресс разума, рост просвещения и научных знаний. Эти принципы положены в основу периодизации истории, в кот. он выделил 9 эпох. Первые пять эпох охватывают развитие человеч-ва от первобытных времен до античности (Люди соединены в племена; пастушеские народы и переход от них к земледельческим народам; прогресс земледельческих народов до изобретения письменности; прогресс человеческого разума в Греции до времени разделения наук в век Александра; прогресс наук от их разделения до их упадка). Период, наступивший в Европе с падением Римской империи, т.е. первые века средневековья (шестая эпоха), Кондорсе считал временем глубокого упадка. В седьмую эпоху от 11 в. до изобретения книгопечатания – человеческий разум вновь обретает утраченную было энергию, совершаются важные изобретения, начинают расшатываться суеверия. Особенное ускорение прогресса приносит восьмая эпоха – "от изобретения книгопечатания до периода, когда науки и философия сбросили иго авторитета" (от конца 15 до сер. 17 вв.): человеческий разум поднимает свои цепи, ослабляет некоторые из них и, приобретая беспрерывно новые силы, подготовляет и ускоряет момент своей свободы. Этот момент наступает в девятую эпоху – "от Декарта до образования Французской республики": разум окончательно разбивает свои цели. Кондорсе был убежден в высоком предназначении исторнауки. Он видел в ней отнюдь не только "школу морали и политики". История ценна прежде всего тем, что она создает возможность предвидения. Ее изучение позволяет предвидеть прогресс человеческого рода, направлять и ускорять его, "начертать с некоторой правдоподобностью картину будущих судеб человеч-го рода по результатам его истории". Кондорсе добавил десятую эпоху – "о будущее прогрессе человеч-го разума". studfiles.net Концепция просвещенного абсолютизма включена у Вольтера в контекст его «Философии истории» — так назы — вается вводная часть к работе «Опыт о нравах и духе наро — дов», начатой в Сирé, и так можно назвать понимание им истории в целом. Пожалуй, своеобразное и необычное для XVIII века понимание истории — это еще одна важная за — слуга Вольтера перед культурой. Она заключается в том, что для него решающее значение приобретает не божественное провидение, а самостоятельная деятельность людей в ходе истории. Задача же историка сводится к изучению совершен — но достоверных фактов и свидетельств, а отнюдь не мнений и измышлений. Кроме того, задача историка — не просто описать жизнь какого-либо великого человека, а рассмот — реть, каким образом его деятельность повлияла на жизнь народа и государства. В предисловии к изданию «Истории Карла XII» в 1732 г. Вольтер писал: «Монархи, имеющие на — ибольшее право на бессмертие — те, которые сделали ка- кое-нибудь добро людям»100 . Люди должны удерживать в памяти только то, что рисует нравы и обычаи народов, а не мелочные подробности быта королей, их войн и диплома — тических переговоров. Надо создать из этого хаоса общую и цельную картину, выделить из беспорядочного скопле — ния фактов все, относящееся к умственному развитию че — ловечества, — «тогда изучение истории не было бы пустой тратой времени»101 , — формулирует кредо своих историче — ских изысканий Вольтер. Именно это он хотел объяснить Эмилии, которая не видела никакого смысла в истории. При этом Вольтер прекрасно понимает, что эта задача ис — торика имеет большое, почти даже государственное значе — ние, потому что указать народам, начиная с просвещенных монархов, путь к наибольшему общественному благу — это историческая миссия. «Почему, — спрашивает Вольтер, — древние историки отличаются такой полнотой и яснос — тью? — Потому, что писатель того времени имел вес в об — щественных делах, потому, что он мог быть правителем, жрецом, воином, — потому, что если он и не мог подняться до высочайших государственных функций, он мог, по край — ней мере, сделать из себя человека, достойного их»102 . Расхожее мнение о том, что Вольтер писал только исто — рию королей, да еще излагая ее главным образом в плане пикантных подробностей их личной жизни, тем самым не подтверждается. Конечно, Вольтер не затрагивал специаль- но проблему объективных закономерностей исторического процесса, но зато у него прогресс истории, понятый как про — гресс просвещенного ума, не принял форму шествия аноним — ного Мирового Духа или материального Способа производ — ства. Случайностям придавалось важное значение, но все же, коль скоро признавался социальный прогресс, признавалась и некая закономерность. В исторических событиях, несмотря на их пестроту и многообразие, Вольтер умел выделить самые важные, рас — положив вокруг них второстепенные. Он старался пользо- ваться точно проверенными свидетельствами, а в том, что касалось недавних событий — например, века Людови — ка XIV, — материалом «из первых рук» (рассказами дипло- матов, министров, духовных лиц, общественных деятелей). Он впервые познакомил Европу с Россией, оценив деяния Петра I и пользуясь при этом материалом, полученным от Екатерины II через графа Шувалова. Он пишет, например, Шувалову, что узнал о России за несколько часов бесед с ним больше, чем из всех комментариев. О Карле XII он узнает от его придворного Фабриция и польского короля Станислава, лично его знавших. Наконец, Вольтер одним из первых вво- дит в свои исторические экскурсы историю стран Востока — Индии, Китая. «Стремление к знанию, господствующее в настоящее время среди передовых наций Европы, заставляет нас, исто- риков, входить в глубь изучаемого предмета, а не скользить по поверхности его, что считалось достаточным в прежние времена. Теперь хотят знать, как складывалась известная нация, каким было народонаселение эпохи, о которой идет речь. Хотят знать разницу в численности регулярной армии в данную эпоху и в прошлые времена, развитие и характер торговых сношений, искусства, зародившиеся самобытно, а затем усовершенствованные, средние цифры государствен- ных доходов за текущий год, возникновение и развитие ее (какой-нибудь страны. — Т. Д.) морских сил, численное от- ношение между классом дворянства и классом черного и белого духовенства, и между этим последним и классом зем — ледельческим, и т. д.103 . Мы видим перед собой целую программу историческо — го исследования. Эта программа намечена и выполнена в «Очерке о нравах и духе народов и о главных исторических фактах со времен Карла Великого и до времен Людови — ка XIII» («Essai sur les Moeurs et l’Esprit des nations et sur les Principaux faits de l’Histoire depuis Charlemagne jusqua Louis XIII»). «Опыт» писался в течение трех десятков лет, за — кончен в 50-е годы, опубликован в 1756 г. в Женеве (в собра — нии сочинений: Voltaire F. M. Collection Complètte des Oeuvres. Genève, 1756–1763. T. XI–XVII.), а затем переделывался до 1769 г. В 1765 г. он дополнил «Опыт» введением, «Филосо — фией истории». Основных методов исследования исторического мате — риала Вольтер выделил здесь несколько. Один из них — здра- вомыслящий подход. Все то, что не объяснимо с точки зре — ния здравого смысла, следует отвергнуть. Такая критика была направлена в первую очередь против библейских сказаний, а также против сформулированного в конце XVII века исто- рического принципа архиепископа Боссюэ, который в сво- ем «Рассуждении о всемирной истории» выделил в истории два рода причин: одни — божественные, первичные, дру- гие — вторичные, опосредующие божественной волей чело- веческие действия. Для Вольтера все, что несогласно со здра- вым смыслом, следует отбросить. Бог признается лишь в де- истском плане. То, что евреи — избранный народ, то, что они дали на — чало всей последующей истории, то, что они перешли из Египта по Красному морю как посуху — вымыслы. Евреи — лишь одно из племен, которое многое заимствовало от егип- тян и других народов. История повествует о действиях лю- Несовместимыми со здравым смыслом Вольтер считает не только библейские сказания, но и все мифы. Для него невозможна историческая оценка этих феноменов. Более того, целые исторические эпохи, даже тысячелетия, можно, по его мнению, выпустить из поля зрения историка, так как в песке их материала слишком мало золотых крупиц. Разви — тие истории — это развитие просвещения, а оно воплощает — ся во мнениях просвещенных людей. Поэтому другой важ — ный исторический принцип Вольтера в том, что именно «мнение правит миром»105 . Задача мудрого философа в связи с этим состоит в том, чтобы сделать господствующие мнения просвещенными. «Людьми управляют посредством господст- вующего мнения, а мнение изменяется с распространением просвещения»106 . И вновь он обращает внимание на то, что главное в историческом изложении — не то, как проходило то или иное сражение, или прием послов, или коронация, а то, каковы были силы страны перед войной и после нее, стала ли, скажем, Испания богаче после завоевания Америки или нет; каково народонаселение в цивилизованных странах; в чем состоят пороки и добродетели каждой нации; как она обога — тилась под влиянием торговли; насколько развились науки и искусства; как изменились нравы и законы, и т. д. Короче, совершенно очевидно, что Вольтера интересу — ет не какая-либо великая личность сама по себе, а культура эпохи. Недаром одна из его фундаментальных исторических работ носит название «Век Людовика XIV», а не «Людо — вик XIV и его история». Но, разумеется, его интересует не народ, не все третье сословие, как мы помним из Введения, а образованные представители этого сословия, просвещен- ные деятели — литераторы, философы, правоведы, прави — тели. Равенства между людьми быть не может, и как раз по этой причине Вольтер охарактеризовал Руссо, проповедовав — шего равенство, как «философа нищих» и «антиобществен — ного животного». Третий исторический принцип, тесно связанный с пер — выми двумя — признание прогресса в истории цивилизации, обусловленного распространением просвещения и установ — лением «царства разума». Вольтер выделяет четыре крупных исторических эпохи: это век Филиппа и Александра Маке- донских, когда развивалась деятельность Перикла и Фидия, Платона и Аристотеля; эпоха Цезаря и Августа, в которую жили Цицерон, Вергилий, Гораций, Овидий; время Меди — чи, когда расцвела культура Возрождения; наконец, Век Людовика XIV, возродивший культуру французской нации. Будущее отождествляется с «Веком Разума», или «Веком про — свещения», или «Веком Философии». Взглядам Вольтера на прогрессивное движение истории стали близки взгляды дру — гого, более позднего деятеля Просвещения, его ученика Кон — дорсе. Наконец, последний принцип — рассмотрение исто — рии как «обширной», целостной, всемирной. «Обширность» истории подразумевает включение в историческое рассмот — рение истории всего мира, в том числе восточных народов. Заслугу Китая Вольтер видит в том, что китайцы сумели про — извести бумагу из шелковичных червей, изобрели порох, придумали компас. Конфуций, живший ранее Пифагора, установил веру, в которой учил правдивости и добродетели. Вольтер говорит довольно много о мусульманстве, усматри — вая и в нем много положительных черт. Коран он называет «превосходным писанием», нравоучение которого: «Ищите изгнавших вас, давайте отнявшим у вас, прощайте оскорбив — шим вас, творите добро всем и не входите в споры с невеж- дами» — называет превосходным107 . Вольтер описывает так- же историю нормандцев, стремившихся распространиться далеко от отечества, и подробную историю Англии, делая ак — цент на правлении Альфреда Великого, бывшего образован — ным и культурным человеком. Обращаясь к Испании, выде — ляет правление Альфонса Целомудренного, укрепившего хри — стианскую веру. Пишет он и об Италии, и Германии, везде умея выделить самые важные и отличительные черты. Пребываю — щий в немецкой земле мрак распался при Генрихе Птицело — ве; до него не было во всей немецкой земле ни одного вольно — го города, никакого купеческого слоя, города не имели стен. Упоминает и о россиянах, которые приплыли к Азову. Короче, Вольтер, действительно, рисует картину жизни всех стран земли, останавливаясь на достоинствах каждой нации и оценивая удачи каждого народа и государя. Все на- роды равноценны, все религии одинаковы по значению, от всех людей требуется терпимость и соблюдение общечело — веческих добродетелей. Поражает удивительная память Воль — тера: его секретарь вспоминал, что, как правило, он помнил то, что написано в определенной книге на определенной странице. Он изучил огромное количество источников и со — поставил бесконечное количество фактов. Вольтер на самом деле — историк. Он наметил единую цель всех народов — просвещение и благосостояние. «Правило Вольтера» гласит: «Моя цель — никогда не упускать из виду дух времени; это он направляет великие события мира»108 — таким образом, Вольтер, перефразируя «дух законов» Монтескьё, исходит из неких общих духовных веяний эпохи. Законы разума и добра, согласно Вольтеру, звучат в на — шем сердце, но плохо исполняются на деле. Надо просве — щать разум, чтобы он звучал сильными словами. Философ — ские истории Вольтера основываются на разумном сочета — нии интересов и страстей людей. И в «Задиге» мы можем прочесть такие строки: «Почти ничего великого не соверша- лось в мире без гения и разумности одного человека, борю — щегося против предрассудков толпы». Итак, хотя мы ищем в истории “дух народа”, его развитию способствует все же один просвещенный человек — монарх (и философ). Имеет смысл рассмотреть подробнее те исторические работы Вольтера, которые как будто посвящены великим фи — гурам, но на деле затрагивают историю народов и которые поражают точностью и знанием фактического материала, трезвой оценкой и глубокими суждениями. Если мы начнем с «Генриады», то убедимся в том, что хотя это скорее эпическая поэма, нежели исторический труд, к тому же написанная Вольтером еще в незрелом возрасте, все же в центре ее — ис- торическое событие Варфоломеевская ночь 1572 года и про — блема веротерпимости. И их герой — Генрих IV: — Пою героя, кто, разрушивши коварство, Оружием создал французско государство; Кто, долго странствуя меж супротивных сил, Наследие свое чрез храбрость получил. Злых возмутителей испанцев был гонитель, Стал подданных своих отец и покровитель. — Генриха избрал сам Бог, который призвал его: — Страшись своих страстей, и научися вновь Бежать веселия и одолеть любовь. —109 Поскольку после издания 1723 г. «Генриада» переделыва — лась и издавалась еще и в Англии, постольку Вольтер не мог обойти вниманием Елизавету и ее замечательное царствование: — Под царствием ее народ обогащенный Плодом зреет каждый год поля все отягчены, В лугах там тучный скот, довольство на судах, На суше грозен есть и царствует в морях. Презрев невежество, престольный град стал сам Рог изобилия, наук центр, Марса храм. В судилище хранят без лихоимства страсти Прав положение, три непременных власти. Блаженны, когда чернь, желав свой долг нести, Не отрекается верховну власть блюсти. Блаженные еще, когда царь мил народу, Рачительно блюдет общественну свободу. — Осуждая коварную Екатерину Медичи, которая рассек — ла французскую нацию на католиков и гугенотов, задумала и осуществила истребление последних, автор описывает ги — бель принца Конде и главы гугенотов адмирала Колиньи: — Злодей Монеский, убийца подл и строг, Конде израненный с тобою повстречался, Я зрел, как дух его от тела отлучался. Увы! Был млад еще мой дух, моя рука, Не помогли спасти Героя от врага. —111 Именно Екатериной — …дан был знак при темноте ночной, Как все покоились с приятной тишиной, Убийство чувствуя, Луна затрепетала И в тучах бледный свет от ужаса скрывала. —112 Генрих IV, который вступил в брак с сестрой Карла IX Маргаритой и был в эту роковую ночь спасен королем, — Он пробуждается, он видит: со всех стран С поспешностью убийц, стремящихся на брань, Он зрит: везде мечи, светильники зажжены, Свой дом в дыму, в огне, народ весь изумленный, В крови трепещущих лежащих верных слуг, В смятении всех вопиющих вдруг: «Да всяк неверный здесь в мученьях умирает, За то Царица, Бог и Государь карает. —113 С гневом Вольтер рисует ужасы страшной Варфоломе — евской ночи: — Я здесь не опишу смятенье, бледность лиц, Мужей почтенных смерть и стыд отроковиц, Вблизи родителей сынов их убиенных, Растленье жен, дев вживе погребенных, На брачном ложе смерть, супругов разделя, Детей, на камени кончащих жизнь, стеня, От ярости сердец неукротимой черни, Но то, грядущий род совсем почтет за баснь, Чудовище само, распространяя казнь, Убийством угождать зловредну иерарху, Чем бедствам сим служить Вселенной всей Монарху, И кровью обагрясь невинных христиан, Взносили господу сей гнусный фимиам! Царь сам, смешавшись в скопище убийц, За осужденными гонялся толпами, Лил кровь своих рабов священными руками, —114 Таким образом, не только Екатерина Медичи, но и Карл IX Валуа подстрекали непросвещенную чернь к убий — ствам (отсюда берет начало неприязнь Вольтера к черни — она необразованна, она жестока, она способна на «бунт, бес — смысленный и беспощадный»): — И чернь, в отечестве бунтуя ежечасно, Ввергала общество там в бедствие ужасно: Там слышен был везде смертельный вопль и стон, Все гибло, рушилось, ужасный был урон. —115 Несмотря на архаичный язык перевода, видно, как мас — терски Вольтер живописует все кошмары ночи убийств. После нее королем, с поддержкой святого Леона, становится Ген — рих IV, узаконивший посредством Нантского Эдикта религию протестантизма и положивший конец междоусобной войне: — Великий Генрих, кто для истины рожден И кто для честности на свет произведен, Пришедшую ее с веселием объемлет Спознал и возлюбил, в объятия приемлет, Признался вскоре он во слабости своей, Что превышает ум закон всех смертных сей: Он церковь признает едину нераздельну, Которая поет и славит в небесах. В отверстые врата герой во граде всходит Бог, благочестия поборник, его вводит. Оружие свое сложил мятежный град, Вражда погасла вдруг, не льется больше кровь… Чернь, вышедши из мглы, любовию горя, Спознала своего наследного царя. Европа, Азия, вся Франция дивилась, Что славною, она из ничего явилась. Испания дрожит, и Рим в число приял Чад Генриха своих и в век благословлял. —116 Я привела такие длинные выписки потому, что русские читатели почти не знакомы с этой поэмой; не будучи поэтом, я не рискнула сама переводить строки Вольтера. К тому же несомненную ценность имеет то обстоятельство, что на рус — ский язык «Генриада» была переведена (в стихах!) уже в 1790 году. Это показывает, насколько популярен был Воль — тер уже в те годы в России. Первой действительно исторической работой следует считать законченную в 1728 г. и опубликованную в 1732 г. «Историю Карла XII». Вольтер показал себя здесь не только историком — стратегом, разбирающимся в магистральных линиях главных войн знаменитого полководца, но и знато — ком почти всех их деталей. При чтении этой работы поража — ешься тому, откуда он почерпнул огромное количество фак — тов и цифр, как смог удержать в памяти, например, назва — ния всех тех маленьких деревень, которые Карл захватывал пóходя, на подступах к какому-либо большому городу; ка — ким образом он не упустил из виду подробностей перегово- ров военачальников и т. д. Особое внимание уделено деталям русско-шведских отношений. Вольтер дает подробные и ис — ключительно точные сведения о переговорах Карла с Мазе — пой, о бегстве Мазепы, о побеге Карла в Турцию; очень де — тальны описания его пребывания там и его ранения; даются характеристики всех сражений — с упоминанием того, на болоте они давались или на горе, какое по численности было войско у каждой стороны, как велись переговоры, каким образом умелый маневр Меньшикова принес Петру победу; описаны все хитросплетения переговоров Карла с турками. Верный своему главному историческому критерию — все факты должны быть точными — Вольтер пишет в начале работы: «В этой истории не приводится ни одного факта, который не был бы проверен очевидцами и безупречными свидетельствами»117 . Вольтер оценивает Карла как одного из самых великих, за исключением, может быть, Петра I, пол — ководцев и, возможно, самого необычного из живших на Земле людей. Он приводит любопытные обстоятельства из жизни Карла, свидетельствующие о необычности его нату- ры: в 7 лет он уже управлял лошадью, рано начал заниматься военными упражнениями, учил языки; был упорен и често — любив. Честолюбие его лежало, прежде всего, в сфере воен — ных действий, он мечтал сравниться с Александром Вели- ким и почти достиг этого; если бы судьба не свела его с Пет- ром I, он так и остался бы самым великим полководцем XVIII века. Вольтер даже не может удержаться от сожаления по этому поводу: «Признаться, я не вижу в войне Петра I с Карлом XII иных побудительных причин, кроме удобного расположения театра военных действий, и я не постигаю, почему он (Петр. — Т. Д.) пожелал атаковать Швецию у Бал — тийского моря, ведь его первоначальным намерением было укрепиться на Черном море. В истории встречаются часто трудноразрешимые загадки»118 . Вольтер как бы забывает в данном случае о желании Петра «ногою твердой стать при море» именно на пути в Европу, а не в Азию; для того и был основан Петербург. Описания военных походов сопровождаются описани — ем состояния Швеции — ее географического положения, народонаселения, климата, психологических черт шведов. Вольтер касается государственного устройства, системы на — логообложения, снаряжения воинов и т. д. Но главное внимание Вольтера привлекают все же во — инские таланты и военные победы. В своем желании быть первым полководцем мира Карл не останавливается ни пе — ред чем: «Он довел все добродетели героя до той крайности, где они становятся столь же опасными, как и противополож — ные им пороки»119 . Его справедливость доходила иногда до жестокости, а в последние годы правления власть стала ти- ранией. «Его великие качества, из которых достаточно было одного, чтобы обессмертить любого монарха, составили не — счастье его страны»120 . Он был первым, кто имел честолю — бие быть завоевателем без желания увеличить свое царство; он хотел завоевывать царства, чтобы раздавать их. «Это был, скорее, исключительный, чем великий человек, достойный, скорее, удивления, чем подражания. Его жизнь должна по- казать королям, насколько мирное и счастливое правление выше такой славы»121 . При сопоставлении с другими царя — ми, особенно с Петром I, Карл XII сильно проигрывает: Петр был просветителем, Карл — завоевателем. И здесь, и в «Ис — тории Российской империи» Вольтер точно указывает на те черты шведского короля, которые стали причиной его гибе — ли: например, когда Петр предложил ему мир на Березине, Карл ответил, что привык заключать мир с царями в их сто — лицах. Он переоценил свои силы, что и привело его к гибели. Несмотря на обилие деталей, красной нитью в работе про- ходит мысль: велик тот государь, который приносит благо сво — ему народу. Карлу XII можно удивляться, но не подражать. Петр был великим потому, что прославил свою страну, и не столько завоеваниями, сколько просветительской деятельностью. Развитие этих мыслей мы находим в «Истории россий — ской империи при Петре I». Уже упоминалось о том, что све — дения о деятельности Петра Вольтер получил из первых рук: он обращался с просьбой посылать ему материалы и к Ели — завете, и к Екатерине II, общался с графом Шуваловым. Пожалуй, впервые благодаря Вольтеру Европа близко позна — комилась с Россией, считавшейся суровым медвежьим кра — ем, населенным почти дикими племенами. Вольтер показал, что эта страна достаточно цивилизованная и что благодаря Петру она стала сильной и просвещенной. Петру Вольтер прощает все — и недостатки воспитания и образования, и грубые манеры, и жестокие нередко спосо — бы управления государством — прощает за твердость духа и желание сделать Россию сильной европейской страной. Ни недовольство бояр, ни препоны, чинимые духовенством, ни бунты стрельцов, ни ропот народа не могли остановить его. «Сей государь из всех законодателей может почесться таким, коего народ более всех ознаменовал себя впоследст — вии. Ромулы и Тезеи никак не могут сравниться с ним»122 . Россия всем обязана Петру Великому, — убеждает Вольтер. Он обращает внимание на характерные особенности этого сурового и великого царя, на его вспыльчивый нрав и нео — бузданные манеры. Но они не сказались отрицательно на стране, т. к. главным делом для Петра было не удовлетворе — ние личного честолюбия, а включение России в круг евро — пейских народов. И опять история, написанная Вольтером, это история не великого государя, а история государства, ставшего великим при этом государе. Все иностранцы, пи — шет Вольтер, сомневались в прочности устроений Петра Ве — ликого, однако они уцелели и даже достигли усовершенство — вания в царствование Анны Иоанновны, Елизаветы Петров — ны и особенно Екатерины II, которая далеко распространила славу России. До Петра Россия не имела никакого влияния на дела Европы и «обязана оным единственно Петру Велико — му»123 . Он увеличил численность войска, одел его в европей — ское платье, приобрел оружие, построил флот, отправил дво — рянских детей учиться в Европу. И — что для Вольтера нема — ловажно — Петр Великий употребил для обращения секты инакомыслящих — раскольников — в истинную веру самое лучшее средство — «оставил их в покое»124 . В этом вопросе Вольтер, конечно, не полностью осведомлен. Вольтер опять-таки пишет подробную историю России: не касаясь истоков русского народа (которые проследить, как и истоки фамилий, невозможно), он описывает численность русских, деление народа на дворянство, духовенство, крес — тьян. Описывает связи Великороссии и Малороссии; уделя — ет внимание народам Сибири и Камчатки, обращает внима- ние на климат, обычаи, одежду различных регионов. Он не забывает даже о пушных ярмарках, об одежде и вооружении войска, о влиянии азиатской части России на европейскую; на народ самоедов, который ездит на оленях, об отношени- ях России с крымскими ханами и т. д. Везде — подробности и точность, проверенные сведения и здравомыслящие суж — дения. Петр призвал итальянцев украшать страну, способст — вовал развитию искусства, наук, ремесел. Он упрочил также торговые сношения с другими странами. Петр даже заменил слово «холоп» словом «подданный». Хотя Петр и учредил высшую духовную власть — Синод, каждый из его членов должен был присягать на верность государю. Он ввел грего- реанский календарь, принял решение писать на бумаге, а не на свитках или пергаменте. Он распространил книгопечата — ние, сделал духовенство гораздо просвещеннее и отдал указ принимать в монастыри только после 50 лет, когда нет нуж — ды в общественной деятельности человека. Переходя к военным сражениям, Вольтер вновь восхи — щается победами Петра над турками при Азове и над шведа — ми. При этом Вольтер рисует Петра как способного тактика. Если под Нарвой Карл XII, имевший всего 9 тысяч войска и 10 орудий, одержал победу над 80000 русского войска со 145 орудиями, то в битве на Ладожском озере Петр отбирает Шлиссельбург и Дерпт, а при Полтаве одерживает, наконец, решительную победу. «Сие сражение должно было решить (и решило. — Т. Д.) участь России, Польши, Швеции и двух монархов, на которых Европа взирала с изумлением»125 . «Сие сражение наиболее достопамятно потому, что из всех битв, обагривших землю потоками крови, оно единое, вместо опу- стошения, послужило к счастью человечества, дав царю со- вершенную свободу образовать великую часть света»126 . России и Петру, таким образом, воздается должное. Рос — сия причислена Вольтером к семье «просвещенных народов» и, возможно, как раз по этой причине он хочет видеть в Ека — терине II просвещенную монархиню. Одним из самых значительных исторических сочинений Вольтера считается «Век Людовика XIV», впоследствии не — много переделанный и названный «Историей царствования Людовика XIV и Людовика XV». Начатая еще в 1732 г., по — сле издания «Истории Карла XII», работа писалась и в Фер — нé в последние годы жизни. Желая, очевидно, преподать ис — торический урок Людовику XV и одновременно польстить ему, Вольтер соединяет имя последнего с именем предшест — вующего короля, все время стремясь показать, что Людо — вик XV лишь продолжает начинания Людовика XIV. На что нацелено внимание Вольтера? — «Не деяния одного челове — ка, но дух людей просвещеннейшего века хочу изобразить я для потомства»127 . «Я стараюсь изобразить дух и нравы лю — дей, что назидательно и вдыхает любовь к добродетели, на — укам и отечеству»128 . По мнению Вольтера, описания Плу — тарха не могут служить историкам примером, так как «плу — тархово описание жизни великих людей есть собрание анекдотов, более приятных, нежели справедливых… Вооб — ще в правилах героев его больше полезной нравственности, нежели исторической истины»129 . «Мы же включаем в число исторических истин истины доказанные»130 : подробности до — машней жизни занимают одно любопытство; тайные запис — ки современников почти всегда подозрительны; поэтому тот, кто пишет через одно-два поколения, должен быть очень осмотрителен. Он должен опираться на тщательно проверен — ные сведения и факты. Изучение многих документов, раскрывающих содержа — ние эпохи Людовика XIV, позволяет Вольтеру сравнить ее с веком Августа и Александра Македонского. Это был блестя — щий и знаменитый век, и доказательств этому автор приво — дит множество. Во-первых, Людовик XIV улучшил жизнь государства и подданных: конечно, этому государю была свойственна любовь к праздникам и веселью, и Версаль пре — вратился в один большой праздник (который Вольтер опи — сывает очень подробно), но Людовик имел ум государствен — ный и уделял много времени государственным делам. Его министры не добились бы успеха, «если б не нашлось мо — нарха, который с сиими великими намерениями не соеди- нил бы твердую решимость их выполнять»131 . Самым умным и энергичным среди французских министров был, по убеж — дению Вольтера, Кольбер. Он помог королю упорядочить финансы и наладить торговлю, и хотя «не имел ни вкуса, ни ума, родился для управления финансами, торговлей, море — плаванием, государственным устройством»132 . При нем были основаны Вест-Индская и Ост-Индская компании, куда Людовик XIV вложил для укрепления торговли 10 миллио — нов ливров. Развивались мануфактуры; шелка и тонкие сук — на, ввозимые раньше из Англии, стали ввозиться из Голлан — дии; по примеру венецианских стали производиться зерка — ла; ткутся ковры на Гобеленовом подворье; производятся фаянс и жесть. Улицы в городах стали чище, Париж был за — мощен, на улицах появились фонари. Строились жилые дома, проводились каналы, строились дороги, достраивался Лувр; в окна карет стали вставлять стекла, и т. д. При Людо — вике XIV исправлялись законы, были опубликованы Уставы о водах, лесах, мануфактурах. Он запретил дуэли, одел ар — мию, выстроил 5 морских арсеналов (в Бресте, Тулоне, Дюн- керке, Рошфоре, Гавре), построил 60 военных кораблей и организовал службу 160000 морских служащих. При нем Франция стала мощной морской державой. Народ стал жить лучше, и Вольтер немного кривит душой, сравнивая жизнь крестьян во Франции с жизнью в Англии: ни в одном госу — дарстве земледельцы и фермеры, утверждает он, не пользо- вались такими удобствами жизни, как во Франции — лишь Англия может с ней сравниться. Соразмерная подать обеспе — чила им нормальное состояние; среднее сословие обогатилось, жалованье и пенсии увеличились; «прежде нищие люди (про — столюдины. — Т. Д.) должны были служить вельможам; ныне промышленность открыла им тысячу других путей»133 . Вольтер демонстрирует удивительную осведомлен — ность — он приводит цифры, проценты, факты, казусы. Ча — стая хвала воздается Кольберу: это он изживал злоупотреб- ления и воровство, ограничил власть судей, заставил парла — мент утверждать королевские законы. В «Веке Людовика XIV» Вольтер затрагивает диплома — тические отношения Франции с другими странами, войны, которые успешно вел Людовик; он укрепил Дюнкерк, захва — тил у герцога Лотарингского Марсель, помог венграм в их войне против турок, завоевал часть Фландрии. Тем самым он укрепил границы французского государства, не проиграв ни одного сражения. Надо сказать, что Вольтер опять очень скрупулезен в описании битв. Однако наибольшее его внимание все же привлекает развитие культуры. Он восхваляет Людовика XIV за то, что тот при поддержке Кольбера учредил в 1665 г. Ака — демию наук и сопоставляет ее достижения с достижениями Лондонского Королевского общества, которому люди обя — заны открытиями в области света, тяготения, неподвижных звезд, высшей геометрии и др. Кольбер привлек во француз — скую академию знаменитого Х. Гюйгенса, астронома А. Кас — сини, открывшего четыре спутника Сатурна. Была построе- на обсерватория, с 1665 г. стал издаваться «Журнал ученых» (Jornal des Savants). «Дух здравого рассудка и критики, сооб — щаясь от одного к другому, заметно истребил дух суеверия; воскресающая философия заставила короля отказаться от рассмотрения обвинений в колдовстве»134 . Людовик покро- вительствовал театру и драматургам — при нем ставились пьесы Мольера, Корнеля и Расина. «Казалось, природа на — рочно произвела тогда во Франции величайших людей во всех искусствах»135 , — замечает Вольтер. Жан-Батист Бальзак совершенствует прозу и улучшает французский язык. Вольтер упоминает Рамо и Боссюэ, Ла — рошфуко и Лабрюйера, Буало и Фенелона. Хотя Людо — вик XIV и отменил Нантский Эдикт и тем самым вновь под — верг гугенотов преследованиям, а также в последние годы был слишком подвержен влиянию иезуитов при содействии госпожи Ментенон, тем не менее философский дух, по мне — нию Вольтера, при нем укрепился. И вновь Вольтер поясняет свою позицию относительно принципов государственного устройства: «Чтобы сделать государство сильным, потребно или дать народу основанную на законах вольность, или утвердить без прекословия власть самодержавную»136 . Он опять склоняется к убеждению в бла — готворности просвещенного абсолютистского правления. Людовику XIV приписываются слова о том, что «все должно умолкнуть перед государственной пользой». «Не предпочи- тай льстецов, уважай людей, которые не ждут от тебя милос — тей, вникай во все дела сам, не оскорбляй никого, открывай людей с дарованиями» — как будто бы наставляет Людовик своего внука Филиппа. «Людовик, по словам Вольтера, имел ум благородный и здравый, но не острый. Впрочем, от царя требуются не слова, а дела достопамятные»137 . При Людови — ке XIV «философия вышла из мрака», и можно было наде — яться, что будущий век будет веком философским. Так жизнь просвещенных монархов сплетается в рабо — тах Вольтера с жизнью их народов. «Дух народов» — это народные нравы и обычаи под по- кровительством справедливых монархов и законов. Слова о целесообразности просвещенной монархии, приводимые в разбираемой работе, перекликаются со словами Вольтера в «Опыте о нравах и духе народов»: «Читая историю, кажет — ся, что вся земля создана только для некоторых самодерж — цев и ради тех, которые услуживали их страстям; прочее же почти все оставлено… Историки в сем деле уподобляются тем тиранам, о которых они пишут, ибо жертвуют они всем человеческим родом для пользы одного человека»138 .— «Надо знать самодержцев, которые сделали народы лучше и благополучнее, столь должно презирать простых госуда — рей, пребывающих в забвении памяти, так как были они тяжким бременем для подданных»139 . Интересно, что пе — ревод — это слова из «Опыта…», переведенного в России уже в 1755 г. в Санкт-Петербурге под названием «Новое рас — положение истории человеческого разума, сочиненное г- ном Вольтером». Подчеркнем еще раз, что исторические взгляды вклю — чают признание наибольшей целесообразности именно просвещенной абсолютной власти. Просвещенный абсолю — тизм ценен для Вольтера тем, что подвергает своему про — свещенному влиянию все стороны общественной жизни. Писать историю великих властителей означает писать ис- торию их народов. Она должна основываться не на вымыс — лах и мифах, а на неоспоримых свидетельствах и фактах. Именно такое освещение А. Пушкин назвал внесением «светильника философии в темные архивы истории». Для конца XVIII века это был необычный подход; распростра — нив его на рассмотрение всех исторических событий, Воль — тер оказал влияние на последующих историков, прежде все — го на Д. Юма с его 8-томной «Историей Англии» и Э. Гиб — бона с его «Историей упадка и разрушения Римской Империи». Многие исследователи отмечали, что Вольтер внес существенно новые черты в понимание истории. Вид — ный отечественный историк Е. А. Косминский пишет, на- пример: «Можно сказать, что именно у Вольтера мы видим впервые отчетливо осознанное представление о научных задачах истории»140 . Так Вольтер пишет мировую историю и историю нового времени, становясь историографом этого последнего исто — рического периода. Еще одну сторону истории затрагивает Вольтер, вовлекая в полемику Лейбница, Паскаля и других великих авторов — это проблема зла и смысла человеческой жизни. Как известно, большую трудность для Лейбница составило объяснение суще- ствующего на Земле зла. Теодицея возникает как признание того, что зло на самом деле ведет к добру (наибольшее зло — к наибольшему добру), чего человек постичь не в состоянии по причине ограниченности его ума. Ответ не слишком удовле — творил самого Лейбница, но лучшего он дать не мог. Вольтер сначала как будто соглашается с ним; в одной из его философ — ских сказок, «Задиге», написанном в 1747 г. и изданном в том же году в Амстердаме под названием «Мемнон», герой спра — шивает у ангела Иезрода: «А может ли быть так, что на Земле не будет никаких несчастий и страданий?». На что ангел отвечает ему: «Тогда это будет не земной мир, а какой-то другой». — На Земле следует принимать и несчастья, и страдания, ибо чело — век — смертное и грешное существо. Философские сказки Вольтера, к числу которых отно — сятся «Задиг», «Принцесса Вавилонская» и, наконец, самая серьезная из них, «Кандид», также раскрывают перед нами всю глубину его философского ума. Современники считали Вольтера великим поэтом и драматургом; возражений нет — он велик в своих «Магомете», «Заире», «Меропе», в своей «Орлеанской девственнице». Современники и ближайшие потомки справедливо считали его также великим мыслите — лем, изменившим весь европейский способ мышления. Мы, далекие потомки, видим глубину его ума и в философских произведениях, в том числе в недостаточно оцененных еще философских сказках. Они — отнюдь не безделки и не каприз художника; в них Вольтер дает ответы на вопросы о смысле бытия, о зле и добре, горе и несчастьях, об основа — ниях Вселенной и справедливости мирового устройства. Причем ответы даются и в серьезной форме, и в форме шут — ки, но как же глубоки эти шутки! Ивон Белаваль, один из немногих исследователей, оценивших философские сказки Вольтера, в статье 1967 г. «Философская сказка» (где он раз- бирает и сказки Дидро) пишет, что раньше такого слияния сказочной формы с философией не было и быть не могло, так как Просвещение использовало прежнюю сказку в сво — их целях, сделав ее философской. Одной из наиболее интересных сказок-повестей явля — ется «Кандид». Подготовкой к «Кандиду» явилась поэма о знаменитом Лиссабонском землетрясении 1755 г., разрушившим почти две трети города. Потрясенный Вольтер написал в ней зна — менательные строки: — Мне Лейбниц не открыл, какой стезей незримой В сей лучший из миров, в порядок нерушимый Вторгается разлад, извечный спутник бед, Ведя живую скорбь пустой мечте вослед. Зачем невинному, сродненному с виновным, Склоняться перед злом всеобщим и верховным? Постигнуть не могу в том блага своего. Я, как мудрец, увы! не знаю ничего. — Написанный в 1758 г. (напечатан в 1759 г., осужден на со — жжение в Женеве за подрыв религиозной веры), «Кандид» посвящен тем же проблемам. Один из главных персонажей Панглосс все время проводит линию Лейбница, твердя — в самых тяжелых ситуациях (когда, например, его собираются повесить, или он заболевает дурной болезнью), что «все к луч — шему в этом лучшем из миров» (ибо, по мнению Лейбница, если Бог мог создать любой мир, а создал наш, он не может не быть лучшим). Герой Кандид (Простодушный) искренне ди вится этому, потому что, чт“ бы он ни делал хорошего, рас — платой за это служат беды или несчастья. Если бы, полагает он, он был бы так же несправедлив и зол, как другие, он, на- верное, был бы счастливее. Глубина вольтеровской мысли выражается здесь и в искрометных шутках, и в блистательном остроумии, и в изобретении необычных ситуаций. Казалось бы, нет ничего, что бы Вольтер ни привлек для выявления парадоксов, которыми оборачивается тезис Лейбница; в раз — ных обстоятельствах участвуют Восток, восточные базары ра — бов, пиратские корабли, дикари, но в любом случае хорошие поступки героев необъяснимым образом ведут к несчастьям. Однако Вольтер не может согласиться и с другим «рупо — ром» антилейбницевских идей, Мартином, в том, что этот мир — худший из миров. Оптимизм Вольтера выражается во мнении, что наш мир — не худший и не лучший из всех миров; он — приемлем для жизни, в нем вполне можно жить и рабо- тать. Цель каждого человека — «возделывать свой сад», т. е. за — ниматься своим делом, и заниматься серьезно и ответственно. Материал взят из: Три портрета эпохи Просвещения. Монтескьё. Вольтер. Руссо (от концепции просвещенного абсолютизма к теориям гражданского общества) — Т. Б. Длугач studik.net Вольтер. Бюст работы Ж. Гудона. Самым выдающимся вождем умеренного крыла французского Просвещения был Вольтер (Франсуа Мари Аруэ) (1694—1778). Его огромный талант нашел выражение в разнообразных литературных, философских, исторических произведениях, блестящих но форме, насыщенных ненавистью к феодальному государству и религиозному фанатизму. Вольтер рано начал жизнь политического изгнанника и борца. Злобная ненависть врагов, на стороне которых были сила и власть, не могли сломить Вольтера. До конца жизни он боролся за уничтожение крепостничества и духовного рабства. Из его философских произведений наиболее значительны «Философские письма», «Основы философии Ньютона», «Философский словарь», «Метафизический трактат». Как историк он больше всего известен своими трудами «Век Людовика XIV» и «Опыт о нравах и духе народов». Вольтер в сотрудничестве с Дидро и Даламбером активно участвовал в создании «Энциклопедии». Он приложил немало усилий для издания и распространения во Франции просветительской литературы. data-ad-client="ca-pub-0791478738819816"data-ad-slot="5810772814"> data-ad-client="ca-pub-0791478738819816"data-ad-slot="5810772814"> В идеологической подготовке буржуазной революции во Франции Вольтер сыграл важную роль прежде всего как обличитель католицизма и религии вообще. Однако сам он не сумел до конца преодолеть религиозные предрассудки. Он остается деистом, как и его учитель Локк. Бог является для Вольтера перводвигателем и законодателем вселенной, ее высшим разумным, творческий началом. Вольтер считал, что вера в бога необходима как основа морали и узда для народных масс. «Если бы бога не было, его следовало бы выдумать»,—писал он. Деистские позиции Вольтера свидетельствуют о некоторой его непоследовательности. Однако, пользуясь оружием деизма, он наносил удары огромной силы. Вольтер видит истоки религии в невежестве людей и в корыстных интересах церковников, которые применяют самые жестокие средства, чтобы в союзе с аристократией охранять свою власть и свои богатства. Он подвергает остроумной критике библию, вымыслы о чудесах. Он много сделал в качестве благородного защитника жертв кровавого фанатизма церкви. Вольтер оказал огромное влияние и на историческую литературу. Его «Опыт о нравах и духе народов» является настоящим манифестом просветительской историографии XVIII в. Как и другим просветителям, Вольтеру присущ идеализм в понимании истории. Видя основное содержание исторического процесса в борьбе разума с невежеством и фанатизмом, он отводит решающую роль росту просвещения. Во второй половине XVIII в. Европу облетели живые, остроумные, полные мысли и критического духа философские повести Вольтера «Задиг», «Микромегас», «Кандид, или Оптимизм», «Простодушный», «Человек с сорока экю» и др. В них, рассказывая о фантастических приключениях своих героев, Вольтер раскрывает политические, социальные, философские идеи Просвещения. Художественный вымысел играет в данном случае роль аллегории, весьма прозрачной для читателя. Вольтер писал для театра в течение 60 лет. Его драматургическое наследие огромно. Трагедии Вольтера, не выходящие из норм классицизма,—«Эдип» (1718 г.), «Брут» (1730 г.), «Заира» (1732 г.), «Магомет» (1741 г.), «Ирина» (1778 г.) и многие другие выдвигают просветительский идеал религиозной терпимости, равенства и гражданской свободы. Просветители не оставили вне поля своего художественного творчества и старый классический жанр героической эпопеи. Вольтер, воплотивший в себе, по выражению Гёте, все поэтические силы Франции, создал поэму «Генрнада», посвятив ее одной из важнейших страниц истории своей родины. Рисуя мрачную эпоху религиозных войн XVI столетия, он клеймит религиозный фанатизм и прославляет идею веротерпимости. Несмотря на условность, подчинение искусственным правилам классицизма, поэма была с восторгом принята современниками и порош?дона почти на все европейские языки (даже на мертвый латииский язык). Вольтер является также автором героико-комической поэмы «Орлеанская девственница», задуманной как пародия на произведение Шанлена, воспевшего в 1656 г. «христианское подвижничество» Жанны д'Арк. Вольтер прибегает к сокрушительной силе смеха, издеваясь подчас в довольно непристойной форме над религиозным аскетизмом и ханжеством. Он применяет для пропаганды своих идей все поэтические жанры: и легкокрылую эпиграмму, и лирический сонет, и введенную им в поэтический обиход короткую философскую поэму. Влияние Вольтера за пределами Франции, в том числе и в России, было исключительно велико. Антиклерикальные произведения Вольтера сыграли значительную роль в развитии русского свободомыслия в XVIII в. «Вольтерьянцы» встречались не только в Петербурге и Москве, но и в провинциальных русских городах. www.istoriia.ru 3.7.4. Вольтер — историк Абсолютный детерминизм, соединенный с волюнтаризмом, исключает возможность направленного хода мировой истории. Однако сами же французские материалисты настаивали на признании прогресса общества. В результате они лишний раз запутывались в противоречиях. И в определенной степени все эти противоречия был в той или иной мере свойственны всем французским просветителям, в частности Вольтеру (наст. имя и фам. — Франсуа Мари Аруэ) (1694 — 1778). Вольтер в этом отношении особенно интересен потому, что он, помимо всего прочего, был крупным историком, чего нельзя сказать о французских материалистах. Он автор книг: «История Карла XII» (1731), «Век Людовика XIV» (1739, второе полностью перераб. издание, 1753), «Анналы империи» (1754), «История России в царствование Петра Великого» (1759 — 1763), «Обзор века Людовика XV» (1755 — 1763), «История парижского парламента» (1769), «Фрагменты истории Индии» (1773), не считая множества мелких работ. Среди его исторических трудов особо выделяется один, который первоначально назывался «Опыт о всеобщей истории и о правах и духе народов со времен Карла Великого вплоть до наших дней» (1756). Вышедший в 1769 г. окончательный вариант носил более короткое название — «Опыт о правах и духе народов». Введение к нему вышло в 1765 г. отдельным изданием под наименованием «Философия истории, сочиненная покойным аббатом Базеном» (русск. перевод: СПб., 1868). «Опыт о нравах и духе народов» был полемически заострен против «Рассуждения о всемирной истории» Ж. Боссюэ. Вольтер полностью исключал воздействие каких бы то ни было сверхъестественных сил на историю. В мире действуют естественные и только естественные причины. В «Опыте о нравах и духе народов» великий просветитель попытался обобщить весь известный к тому времени фактический материал о всевозможный странах и народах. Этот труд был первой поистине всемирной историй. В ней была дана история не только Европы, но и Китая, Индии, Персии, арабов, а также цивилизаций Нового Света — инкской и ацтекской. Вольтер исходил из того, что все действия людей, в том числе исторические, определяются их сознанием. Но, как подчеркивал он, само сознание имеет земные источники. «Три вещи, — писал он в одном из своих трудов, — влияют на человеческий разум: климат, правительство и религия».28 Цит.: Кузнецов В.Н. Франсуа Мари Вольтер. М., 1978. С. 191. Однако в своих работах Вольтер меньше всего обращался к климату. Более того, он подвергал аргументированной критике взгляд на климат как на главную силу истории. В целом он так оценивал значение каждого из названных факторов: «Климат имеет некоторое влияние, но правительство в сто раз большее. Религия вместе с правительством обладает еще большим влиянием».29 Цит.: Там же.А дальше, правительство и религию он в свою очередь ставил в зависимость от мнений и в результате приходил к классической формуле почти всех просветителей: мнения правят миром. Историк прежде всего должен излагать историю мнений. Наряду с мнением он допускал власть обстоятельств, которые он понимал как случайности, способные повернуть ход истории. В этом отношении он недалеко.ушел от «носа Клеопатры» Б. Паскаля. Так, например, причину крестовых походов он видит в действиях одного человека — проповедника Петра Амьенского. «Он, — пишет Вольтер, — нам известен под именем Петра Пустынника. Этот житель Пикардии, отправившись из Амьена в паломничество в Аравию, был причиной того, что Запад вооружился против Востока и что миллионы европейцев погибли в Азии. Так сцепляются между собой мировые события».30 Цит.: Косминский Е.А. Историография средних веков. М., 1963. С. 195.Рассказав о разговоре между папой Урбаном VI и кардиналом де ля Гранжем, в ходе которого папа заявил, что Франция и Англия возмущают христиан смутами, а его собеседник в ответ сказал, что папа лжет, Вольтер резюмирует: «И эти три слова погрузили Европу в раздоры, длившиеся сорок лет».31 Цит.: Вайнштейн О.Л. Историография средних веков. М.-Л., 1940. С. 118. Соответственно он придавал огромное значение воле великих людей, особенно монархов, которая может определить судьбы народов. «Абсолютный монарх, — писал он, — желающий блага, может без труда достигнуть всех своих целей».32 Цит: Косминский Е.А. Вольтер как историк // Вольтер. Статьи и материалы. М.-Л., 1948. С. 165. Но такой подход, превращавший историю в хаос случайностей, находился в противоречии с его верой в прогресс человечества. И вот в основу эволюции мнения кладется развитие человеческого разума, которое определяет совершенствование всех сторон человеческой жизни, включая материальную культуры, в том числе технику, и экономику. www.rulit.meЧитать онлайн "Философия истории" автора Семенов Юрий Иванович - RuLit - Страница 198. Опыт о нравах и духе
расширение горизонтов всемирной истории в "Опыте о нравах и духе народов и о главных событиях истории".
«Светильник философии в темных архивах истории»
дей. «История, — согласно Вольтеру, — это рассказ о фак — тах, данных в качестве истинных в отличие от сказок, кото — рые говорят о вымышленных событиях»104 .Вольтер | История.ру
Читать онлайн "Философия истории" автора Семенов Юрий Иванович - RuLit
