Период, в который мы живем, часто называют временем благодати, то есть периодом особой работы Духа Святого. В Ветхом Завете, в одном из пророчеств, говорящих о грядущем Мессии, дается краткая, но объемная характеристика этой удивительной Личности. В этом месте говорится о том, что Он — «Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия» (Ис. 11:2). В Библии мы находим учение о едином Боге, который открывается нам в трех Личностях (1 Пет. 1:2). Дух Святой является третьей, хотя это абсолютно не значит, как мы увидим дальше, наименьшей, Личностью Божественной Троицы, так как Он полностью равен с Отцом и Сыном. Заниматься исследованием библейского учения о Святом Духе необходимо, хотя это и достаточно трудное дело. При беглом подходе к этой теме кажется, что в Библии о Святом Духе дается менее ясное откровение, чем об Отце и Сыне. Возможно, это частично объясняется фактом, что значительная часть служения Святого Духа заключается в возвещении и прославлении Сына (Ин. 14:26; 16:13-14). Тем не менее, мы видим упоминание об этой удивительной Личности уже во втором стихе Библии (Быт. 1:2), где Он представлен, как Тот, кто непосредственно принимал участие в сотворении нашего мира. Русское слово дух является эквивалентом древнееврейского слова руах древнегреческого слова пнеума. Оба эти слова в оригинале имеют следующие значения: дыхание или ветер. Краткий исторический обзор развития учения о Духе Святом. Учение Церкви о Духе Святом сформировалось не сразу. В соответствии с теми фактами, которые мы имеем, в первые века христианства учение о Святом Духе развивалось очень медленно. Церковь свидетельствовала о Святом Духе в момент водного крещения и в Апостольском символе веры. Крещение во имя Отца, Сына и Святого Духа указывает на то, что первохристианская Церковь верила в Духа Святого как в Божественную Личность, хотя это учение и не было выражено явно в то время. Христиане ранней Церкви понимали, что Дух Святой является автором Священного Писания. «Ориген, например, говорил, что Библия ‘написана Святым Духом'» (Эриксон, Христианское Богословие, 719). Наряду с развитием здравого учения в Церковь стали проникать и различные ложные учения относительно Духа Святого. Эти лжеучения, несомненно, приносили проблемы в церкви, но, тем не менее, Бог использовал их для того, чтобы побудить здравомыслящих христиан серьезно заняться формированием здравого учения о третьей Личности божественной Троицы. Монтанизм (II век) Монтанизм привлек внимание к учению о Духе Святом. Это движение, называемое также фригийской ересью, возникло во Фригии около 170 г. н.э. Монтан, основатель этой ереси, и две его последовательницы Приска и Максимилла объявили себя пророками, и их последователи считали Монтана, Приску и Максимиллу представителями Святого Духа на земле. Монтан учил, что наступила эра Параклета, то есть Духа Святого, который дает новые откровения. Он проповедовал близкий конец света и призывал к строгой и высоконравственной жизни. Это было время, когда христианская жизнь многих церквей не соответствовала евангельским принципам. Именно высокие нравственные требования и привлекли к этому движению Тертуллиана, равно как и ряд других верующих того времени. Монтанизм отстаивал свое особое право на «дополнительное откровение» помимо Библии, поэтому Церковь и отвергла его. Тем самым Церковь подтвердила, что необходимое для нас откровение от Бога содержится в Писании и никакого другого независимого от Библии откровения Святой Дух не дает. Арианство (IV век) Арий, который был пресвитером в Александрии, утверждал, что Сын, то есть Христос, рожден Отцом и не существовал до Своего рождения. Затем, в соответствии с учением Ария, Сын сотворил мир, и первым Он сотворил Духа Святого. Арию противостал диакон Афанасий, которой позже стал епископом. Он заявил о полной божественности Духа Святого, единосущего или равного с Отцом и Сыном. Чтобы решить их спор, по решению императора Константина, в 325 году был созван Никейский собор. Так как главной темой собора была божественность Иисуса Христа, поэтому Никейский символ веры о Сыне утверждает, что Он единосущен, то есть, равен Отцу, а о Святом Духе сказано только одно: «Верую в Духа Святого». Божественность Святого Духа в Никейском символе веры лишь подразумевается. Константинопольский собор (IV век) Никейский символ веры не имел четкой формулировки утверждающей божественность Святого Духа, поэтому после собора вспыхнули новые споры. Возникла ересь македониан, по имени Македония, епископа константинопольского. Македониане не признавали божественной природы Святого Духа и считали Его отличным от первых двух Лиц Троицы. Они учили тому, что Святой Дух это творение, а не Бог. Этой ереси противостал Василий, епископ Кесарийский, который утверждал, «что Духу следует воздавать славу, почтение и поклонение в той же мере, что Отцу и Сыну» (Эриксон, Христианское Богословие, 722). Споры так разгорелись, что императору Феодосию пришлось в 381 году созвать в Константинополе собор из 150 восточных епископов. Собор под председательством Григория Богослова дополнил Никейский символ следующим утверждением о Духе Святом: «[Верую]…в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, которому вместе с Отцом и Сыном поклоняемся и славим, говорящего через пророков». Можно сказать, что Константинопольский собор утвердил Божественность Святого Духа, подобно тому, как и Никейский собор утвердил Божественность Иисуса Христа. Августин (354-430) В своем труде De Trinitate (лат.) «О Троице» Августин утверждает, что три Лица Божества обладают одной сущностью. Дух Святой, согласно Августину, исходит от Отца и Сына. Халкидонский собор (V век) На Халкидонском соборе в 451 году, где были представлены римская, константинопольская, антиохийская и иерусалимская церкви, никео- константинопольский символ веры был окончательно принят как полное учение о Троице. Таким образом, вновь подтверждалась Божественность Святого Духа. Период Реформации (1517 г.) Реформация не принесла никаких важных изменений в уже сложившееся и изложенное в никео-константинопольском символе веры учение о Духе Святом. Продолжалась лишь разработка и развитие уже имеющихся формулировок. Это было время, когда Святой Дух пренебрегался в практической жизни Римо-католической церкви. Его место в официальной церкви «заняли» папы, священники, мессы, культ Марии и святых. Протестантская Реформация лишь заново открыла эту великую доктрину. Но в конце XIX века произошли события, выдвинувшие учение о Святом Духе практически на главенствующее место в церковных дискуссиях. Возникновение пятидесятнического, а затем и харизматического движения, с их несоответствующей библейскому учению доктрины о Святом Духе, о крещении Духом Святым и о том, каким образом Дух Святой действует в жизни христиан, побудило современную церковь серьезно подойти к тщательному изучению и точному изложению здравого учения об этой удивительной Личности. Более того, вторая половина XX века отмечена серьезными разногласиями относительно учения о Святом Духе. В последние годы на эту тему говорится больше и больше, а также было написано книг более чем, вероятнее всего, на любую другую религиозную тему. Владимир Дегтярев, Основы Христианского Богословия, Запорожский библейский колледж и (DMin Диссертация) Запорожье 2007 г. www.gazetaprotestant.ruОбзор учения о Духе Святом. Учение о духе святом
Обзор учения о Духе Святом. — Газета Протестант
Владимир Дегтярев,Учение о Духе Святом в ранней Церкви / Православие.Ru
До настоящего момента рассмотрение пневматологии, или учения о Святом Духе самых древних Святых Отцов - мужей апостольских и апологетов, оставалось фактически за рамками круга тем, интересовавших представителей отечественной патрологической школы. Насколько известно, на русском языке не было написано ни одной специальной работы, посвященной пневматологии апологетов. Несколько страниц в историко-догматических курсах да полемических работах касательно Filioque - вот, пожалуй, и все, что имеет русская патрологическая наука по данному вопросу. За рамки общих обзоров, с вытекающим отсюда уровнем глубины анализа и степенью проработки вопроса, данные опыты, разумеется, выйти не могли. 
Большая часть отечественных обзорных работ, равно как и многие монографии западных исследователей имеют тот общий недостаток, когда учение раннехристианских авторов о Духе рассматривается с точки зрения позднейшей триадологической проблематики, почти что ограничиваясь изучением вопросов были ли представление о божественном достоинстве у того или иного автора, и как он мыслил Духа в отношении прочих Лиц Святой Троицы (с прибавлением иногда вопроса о личностности Святого Духа), тогда как сами древние авторы говорили больше о проявлении Духа Святого в мире, нежели о внутритроичных отношениях, и эта сторона остается зачастую без должного внимания со стороны исследователей. Указанные темы, сколь бы важны они ни были, не охватывают всего спектра пневматологических высказываний писателей древней Церкви.
Плодом такого положения вещей стало появление ряда устоявшихся ошибочных мнений касательно как cобственно содержания пневматологии апологетов, так и самого места пневматологических впоросов в их богословии. Расхожими стали мнения о том, что "учения о Святом Духе они касаются лишь стороной и вообще не обращают на него большого внимания" , что они "ясно говорили только о личном бытии Святого Духа, - вопроса же об отношении Его к Богу Отцу и Богу Сыну или совсем не ставили, или, если и ставили, то разрешали его крайне обще и неопределенно" , или вовсе даже что "Дух Святой для христиан той эпохи был прежде всего действующей силой" , и что "богословская мысль II века еще не ставит перед собой проблемы учения о Святом Духе в единстве и составе всей Пресвятой Троицы и о Его месте в Ней" ...
Вместе с тем при более внимательном рассмотрении дошедшего до нас материала нетрудно заметить, что учение о Боге Святом Духе в творениях древнецерковных авторов, и особенно апологетов высвечено достаточно рельефно и достаточно сильно для того, чтобы увидеть, сколь важно оно было для христиан II века.
Безусловно, основной содержательный акцент в христианских апологиях преимущественно смещен в сторону раскрытия учения о Боге Сыне, или даже только учения о Единобожии (как, например, у святого Аполлония, Минуция Феликса и Псевдо-Мелитона). Тем не менее апологеты, исходя из своих задач, все же вынуждены были излагать христианское понимание, христианский опыт жизни Святого Духа в категориях, близких и понятных нехристианской среде. Именно благодаря этому учение апологетов явилось принципиально новым этапом терминологического развития христианской пневматологии по сравнению с учением мужей апостольских.
Конечно, состояние проработанности богословия Святого Духа не вполне было удовлетворительным даже к IV веку – блаженный Иероним, намереваясь писать сочинение о Святом Духе, просматривал труды своих предшественников и остался о них невысокого мнения: "читал я когда-то чьи-то книжки о Духе Святом, и, как выражается комик (Тернций), из греческого добра видел латинскую дрянь. Ничего там нет доказательного, ничего твердого и продуманного, что даже невольно влекло бы читателя к согласию, но все вяло, слабо, приглажено, прикрашено и подмазано оттуда и отсюда подысканными красками" . Вместе с тем характерно, что и Василий Великий и Дидим Слепец в своих трактатах о Духе Святом считали необходимым обращаться и аппелировать к высказваениям древних Отцов. Таким образом это оказывало непосредственное влияние и даже отчасти определяло контекст более поздних триадологических споров.
Именно поэтому был осуществлен предлагаемый читателю опыт исследования учения о Святом Духе авторов конца I - начала III веков. Исследование включает очерки, посвященные учению о Святом Духе Священного Писания Ветхого и Нового Завета, пневматологии мужей апостольских, литургической пневматологии II-III вв., и более общее изложение пневматологических воззрений авторов II-III вв., в качестве приложений приведен краткий обзор понимания Духа Святого у гностиков и учения о пневме у стоиков.
Надеемся, что сей скромный труд послужит привлечению внимания к вопросам учения о Лице Духа Святого в ранней Церкви, и пневматологии в целом.
www.pravoslavie.ru
Учение о Духе Святом. Иларий, епископ Пиктавийский
Учение о Духе Святом
Бытие Духа Святого как отдельной Божественной Личности, без сомнения, Иларием признавалось, как показывает его троичное исповедание. Отец, Сын и Дух Святой соединены единством Божества, и имя Троицы есть Единый Бог. Но невозможно было бы и ожидать иного от православного писателя Западной Церкви после того, как о Духе Святом, как отдельной Личности, говорили и Ириней, и Тертуллиан и другие его предшественники. Но вместе с этим очень яркое выражение в комментариях на Евангелие Матфея получила та особенность догматического учения ранних западных писателей, которая получила название бинитаризма. Как и Тертуллиан, Иларий не допускает деятельности Духа Святого в мире до момента Его ниспослания на апостолов в день Пятидесятницы. Во всех случаях, где Св. Писание упоминает о проявлениях Духа Святого в Ветхом Завете и во время евангельской проповеди, Иларий разумеет не третье Лицо Святой Троицы, а Слово Божие, Сына Божия, Божественную природу Христа. Возможность такого толкования для него, как и для других его предшественников, дана в наименовании Слова Божия Духом. Если Слово Божие, Сын Божий, Дух Святой суть Имена одной и той же Божественной Личности, то было вполне естественно и возможно приписывать деятельность Духа Святого Сыну Божию.
Священное Писание очень часто говорит о Духе Святом, как принципе Откровения, вдохновлявшем ветхозаветных пророков. Иларий разумеет под этим Духом Святым Слово Божие. Это видно, во–первых, из его толкования евангельского повествования об изгнании торгующих из храма. Христос вошел в храм и опрокинул седалища продавцов голубей. Повествование это имеет духовный смысл и является осуждением недостатков, имеющих появиться в христианской Церкви. Седалища обозначают служение священников, голубь — Духа Святого. Ниспровержение седалищ торговцев голубей означает осуждение тех христианских священников, которые продают дары Духа Святого за деньги. Но это повествование не могло относиться к синагоге, потому что в ней не было Духа Святого, а следовательно, нечего было ни продавать, ни покупать (ib., XXXI, 4). Таким образом, в Ветхом Завете третье Лицо Святой Троицы не действовало. Если так, то и дарование закона и пророчества в Ветхом Завете исходит не от Духа Святого, а от Сына. Об этом Иларий определенно и говорит. Христос уподобил Царство Небесное закваске, которую женщина скрыла в трех мерах муки, пока вскисло всё (Мф. 13, 33). По этому поводу Иларий говорит: «Господь уподобил Себя той закваске, которую взяв, женщина, т. е. синагога, скрыла осуждением на смерть по обвинению в том, что Евангелиями разрушаются закон и пророки. Но эта закваска, скрытая в трех мерах муки, т. е. равенством закона, пророков и Евангелий, все делает единым: что установил закон, что возвещали пророки, то самое исполняется в событиях евангельских. И чрез Духа Божия всё становится одним по силе и смыслу и в трех мерах ничего заквашенного не остается отличающимся одно от другого» (ib., XIII, 5). Таким образом, Дух Божий, действием Которого закон, пророки и Евангелия представляют собою одно и то же по смыслу, есть Господь, сравнивший Себя с закваской.
Но в особенности ясно отсутствие проявлений третьего Лица Святой Троицы во время земной жизни Спасителя. Здесь уже все упоминания о Духе Святом понимаются в смысле указания на Божественную природу Христа. Евангелие говорит об участии Духа Святого в рождении Христа по человечеству: «Дух Святый найдет на Тя…».
В позднейших сочинениях Иларий совершенно ясно разумеет под Духом Святым, о Котором говорит Евангелие, Божественную природу Христа, Сына Божия, создающего для Себя тело в утробе Девы (например, De Trinitate II, 24, 27) [9]. В комментариях на Евангелие Матфея подробного развития этой мысли нет, потому что при отсутствии в этом Евангелии повествования о Благовещении текст не давал повода к развитию этой мысли. Но она была не чужда Иларию и в это время, потому что он кратко упоминает о плоти, созданной Словом. «Приходит к Иоанну Рожденный от Девы, поставленный под законом и чрез Слово ставший плотью» (ib., II, 2). После крещения Иисус был отведен Духом в пустыню для искушения от диавола (Мф. 4, 1). «Это обозначает, — пишет Иларий по поводу приведенных слов Евангелия, — свободу Духа Святого, предоставляющего человека Своего диолу» для искушения, к которому диавол не мог бы приступить, если бы ему это не было дано (ib., III, 1). Кровоточивая женщина, прикоснувшись к краю риз Спасителя, получила исцеление. Иларий называет это исцеление даром Духа Святого, исходящим из тела Христа и простирающимся до края риз Его, потому что Божественная природа Его не была ограничена телом и заключена в Нем [10]. В другой раз и по другому поводу Иларий говорит: «Как из всей одежды края, так из Господа нашего Иисуса Христа исходила сила Святого Духа, которая, будучи дана апостолам исходящей так же как бы из того же тела, вспомоществует спасению тех, которые желают коснуться» [11]. Дары Духа Святого, которые перечисляет ап. Павел (Гал. 5, 22–23), Иларий относит к Божественной природе Христа. Христос назвал Себя Премудростью, показывая тем, что Он есть не произведение Божественной Премудрости, а Сама эта Премудрость. «Ибо, — продолжает Иларий, — дело Премудрости — вера, надежда, благость, стыдливость, пост, воздержание, смирение, человеколюбие, но все это — дело природы, а не сама природа» (ib., XI, 9). Великий грех простится, но хула на Духа Святого не подлежит прощению (Мф. 12, 31). Под грехом хулы на Духа Святого Иларий разумеет отрицание Божественной природы во Христе, которую называет Духом Святым. «Что столь непростительно, — восклицает Иларий, — как отрицание того, что во Христе Бог, и отвержение находящейся в Нем субстанции Отчего Духа, если в Духе Божием совершается всякое дело?» (ib., XII, 17).
Из сопоставления всех этих фактов получается такое впечатление, как будто в системе догматических воззрений Илария нет места для Третьей Ипостаси Святой Троицы, так как бытие Духа Святого, по его мысли, не проявляется ни в какой деятельности, а всё то, что Писание относит к действию Духа, Иларий связывает с Божественной природой Христа, называемой Духом. Но такой вывод был бы неправилен, ввиду троичного исповедания Илария. Поэтому его мысль можно истолковать только по аналогии с учением Тертуллиана. Последний, как и в бытии Сына Божия, различает в бытии Духа Святого два момента: вечное пребывание в Боге и исхождение из Него для деятельности в мире. Как Логос, вечно пребывавший в лоне Отца, рождается для творения мира в момент Божественного изречения «Да будет свет», так Дух Святой, вечно пребывавший сначала в Отце, потом в рожденном Сыне, исходит из Него для освящения искупленных в день Пятидесятницы. Иларий тоже мыслит дары Святого Духа присущими Духыну, но, можно догадываться, только во время его пребывания на земле [12]. О деятельности Духа Святого не упоминается в комментариях на Евангелие Матфея.
Он содержит толкование именно Евангелия, повествующего о земной жизни Христа. И, вероятно, в толкованиях на книгу Деяний и Апостольские послания Иларий говорил бы о деятельности Третьего Лица в Церкви. Недаром, разделяя обычно Писание на четыре части: Закон, пророки, Евангелие и Апостол, Иларий истолковывает закваску, положенную в три меры муки, в смысле Духа–Сына, говорящего чрез Закон, пророков и Евангелия, но исключает Апостол. Он говорит также о грехе христианских священников, продающих дар Святого Духа за деньги, ясно разумея Третье Лицо Святой Троицы, но это относится уже ко временам после Пятидесятницы (ib., XXI, 4). Таким образом, можно догадываться, что, как в учении о рождении Сына, так и в понятии об исхождении Духа Иларий держится в комментариях на Евангелие Матфея тертуллиановского представления о двух моментах в бытии как Логоса, так и Духа Святого — их вечном пребывании в Боге и исхождении для деятельности в мире.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
religion.wikireading.ru
Учение о Святом Духе. Введение в святоотеческое богословие
Учение о Святом Духе
В противоположность святителю Василию, написавшему целую книгу о Святом Духе, ни разу не назвав Духа Богом, Григорий Назианзин прямо и ясно провозглашает божественность Духа. Не исключено, что такая настоятельность святого Григория объясняется скрытой полемикой с Василием, учение которого он принимал не до конца, но не желая прямо критиковать своего друга, в то же время твердо отстаивал свои позиции.
Согласно святому Григорию, Дух Святой есть Бог, третье Лицо Святой Троицы, единосущное Отцу и Сыну. Три Лица Троицы определяются так называемыми характеристиками или свойствами по отношению друг к другу. Каждая ипостась есть проявление одной и той же божественной сущности, но при этом каждая обладает собственными личными характеристиками:
Отец есть Отец и безначален, потому что ни от кого не имеет начала. Сын есть Сын и не безначален, потому что от Отца. Но если начало будешь разуметь относительно ко времени, то и Сын безначален, потому что Творец времен не под временем. Дух есть истинно Дух Святой, происходящий от Отца, но не как Сын, потому что происходит не рожденно, но исходно, если для ясности надобно употребить новое слово. Между тем ни Отец не лишен нерожденности, потому что родил, ни Сын ? рождения, потому что от Нерожденного... ни Дух Святой не изменяется ни в Отца, ни в Сына, потому что (Он) исходит и потому что (Он) Бог, хотя и не так кажется безбожным. Ибо личное свойство непреложно, иначе как оставалось бы личным, если бы прелагалось и переносилось?
Итак, Отец есть Отец Сына, Сын ? Сын Отца, Дух ? Дух Сына, Который исходит от Отца. Поскольку Дух исходит из божественного источника, Он ? не тварь. Поскольку Он не рожден, Он ? не Сын. Он живет одной жизнью с нерожденным Отцом и рожденным Сыном, обладая с Ними одной и той же божественной сущностью.
Объяснить, что такое «исхождение» и как выразить словами тайну различия и взаимоотношений Лиц Троицы, было трудной задачей. Такие описания всегда приблизительны, и святой Григорий, конечно же, отдавал себе в этом отчет. В его описании Святой Троицы особенно важен следующий момент: единство Божества основано не только на единосущии, но и на монархии (единоначалии) Отца, и это означает, что личное единство Отца, Сына и Духа имеет Источник в Отце. Это отнюдь не нарушает божественного равенства Лиц, ибо означает подчинение по отношению, а не по сущности.
В основе всего спора о Filioque ? официально утвержденного латинской Церковью добавления к Символу веры, означающего «и Сына» и утверждающего исхождение Святого Духа «от Отца и Сына», ? лежит другой, специфически западный взгляд на Троицу, который мы находим в латинском богословии, начиная с блаженного Августина. Мы уже говорили о западной интуиции троичной природы Бога: во-первых, рассматривается единство сущности, а во-вторых, ? «разделение» на Лица. При таком подходе труднее четко разграничить личные свойства Отца, Сына и Духа. У блаженного Августина Отец и Сын как бы сливаются в общем акте «изведения» Духа. Отсюда в западном Символе: «И в Духа... от Отца и Сына исходяща». В настоящее время большинство историков Церкви признают, что августиновское и каппадокийское объяснения Святой Троицы в корне различны и что именно эти различия вызвали к жизни спор о Filioque.
Следует заметить, что вполне законно подходить к тайне Святой Троицы по-разному: от единства к троичности или от троичности к единству. Однако августиновская триадология имела очень серьезные последствия. Много позднее Filioque было утверждено западной Церковью как добавление к Символу веры, и на каноническом уровне это означает, что на Западе односторонний августиновский подход стал как бы обязательным.
Но проблема не ограничивается только догмой, а касается также психологического отношения к Троице. Об этом уже говорилось выше: обыкновенный западный христианин не понимает троичности. Он верит в человека Иисуса, который принес нам избавление от грехов, и в Духа Святого, который есть «источник радости и счастья», но зачем нужны три ипостаси и т. д., он не понимает. Иисус для него ? человек, а не второе Лицо Святой Троицы. Отсутствие троичного богословия или недоверие к нему приводят к деизму, к обобщенно-философскому подходу к Богу, а при этом смазывается, затуманивается смысл личной встречи с Богом и смысл нашего спасения.
Некоторые современные западные богословы, в частности выдающийся католический ученый Карл Ранер, сознают всю глубину проблемы и предлагают вернуться к доавгустиновскому троичному богословию. Нам же, православным, необходимо понимать, как важна наша традиция веры в Святую Троицу. Ведь дело не только в догматическом споре с Римо-католической Церковью: провозглашая веру в Отца, Сына и Духа Святого, мы утверждаем, что наша вера основывается на личном опыте встречи с Христом, Сыном Божиим, что мы верим в личного, живого Бога, а не в философские формулы и убеждения.
Необходимо также принимать во внимание другой важный момент. В наше время использование философской терминологии для проповеди христианства может нанести существенный вред. В те времена, когда формировалась святоотеческая мысль, лишь 3-5% населения было грамотным. Отцы Церкви обращались к интеллектуальной элите общества, которая привыкла пользоваться греческой философской терминологией и которую нужно было убедить в истинности христианского Откровения. Также и нам необходимо понимать, почему мы следуем каппадокийскому богословию, а не еретикам. Однако, проповедуя христианство, следует пользоваться современным и ясным языком, понятным не только образованным интеллектуалам, но и простым смертным. Задача догматического богословия как раз и состоит в том, чтобы формулировать Истину убедительно и на доступном всем языке. Ибо Церковь должна заботиться о спасении всех, а не немногих избранных. Довести до понимания современников мысль святых отцов составляет содержание живого предания. Но достичь этого мы можем, только если сами хорошо понимаем святоотеческую мысль и умеем выразить ее не на языке Платона, а на языке, понятном в наше время. Апофатическое богословие может служить удобным отправным пунктом для диалога с атеистами или агностиками. Многие атеисты не принимают христианства потому, что, по их представлению, христианство ? это отсталый предрассудок, религия, проповедующая веру в бородатого старика, сидящего на облаках. Естественно, они отказываются верить в такого Бога. Разговор поднимается на совершенно другой уровень, если мы согласимся, что Бог совершенно непостижим, неопределим и недоступен человеческому разумению. Зачастую оказывается, что интеллигентный атеист ближе к Богу, чем философ, стремящийся доказать существование и постижимость Бога. Таким образом, мы можем использовать апофатическое богословие для проповеди и защиты христианского учения.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
religion.wikireading.ru
