Святитель Василий Великий
Учение о Духе Святом
Очень важное значение имеет небольшая книга святого Василия «О Святом Духе», адресованная Амфилохию, епископу иконийскому. В этой книге Василий полемизирует с еретиками, отрицавшими личную природу Святого Духа, которых он почему-то называет «топиками». Топики определяли Духа как богоприсут-ствие, как дар благодати Божией, но не как субъекта, не как личность, Лицо Святой Троицы, Которому Церковь молится и воссылает славу. Помимо очевидного расхождения с литургической традицией эта ересь была еще одной формой субординационизма, ибо утверждала неравенство Лиц Троицы. В книге «О Святом Духе» замечательна та форма, в которую святой Василий облекает свое опровержение; хотя из всего им сказанного ясно следует, что Дух Святой есть Бог, что по своей сущности Он не ниже Отца и Сына, Дух не назван прямо «Богом». Это яркий пример икономии, церковного домостроительства, согласно принципам которого Василий прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи тонким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его критиковал святой Григорий Богослов. Тут нужно заметить, что святой Василий сыграл большую роль в разработке Никео-Царьградского Символа веры и, возможно, что именно благодаря ему в этом Символе веры Дух Святой тоже прямо не назван «Богом»: «...и в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, почитаемого и славимого вместе с Отцом и Сыном; Который говорил через пророков».
В целом подход святого Василия к проблеме личного бытия Духа очень свеж, реалистичен и проникнут библейской духовностью. Все, что мы говорим о Духе, прямо касается нашей веры, а вера неразрывно связана со спасением, которое мы получаем через крещение. Все три - вера, крещение и божественные Имена - не магические формулы и обряды, но живая реальность, приносящая нам спасение:
Если отлучение Духа от Отца и Сына в крещении опасно крещающему и неполезно приемлющему крещение, то как же мы безнаказанно можем отторгать Духа от Отца и Сына? Вера и Крещение суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные. Ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою, а та и другое исполняются одними и теми же Именами. Как веруем в Отца и Сына и Святого Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа. И как предшествует исповедание, вводящее во спасение, так последует крещение, запечатлевающее собою наше согласие на исповедание.
Связь между водою и Духом в крещении объясняется следующим образом: в воде топится и умирает ветхий человек, вода крещальной купели - орудие смерти для всего греховного. Но мы поднимаемся из воды, воскресая к новой жизни, и это воскресение осуществляется действенным присутствием Духа. Утверждая власть Духа воскрешать нас к новой жизни, Василий косвенным образом доказывает Его божественную природу:
А таким образом делается ясным... почему вместе с Духом и вода. Поскольку в крещении предположены две цели, истребить тело греховное, чтобы оно не приносило уже плодов смерти, ожить же Духом и иметь плод в святыне, то вода изображает собою смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие-то значит «родиться свыше водою и Духом» (Ин. 3, 3, 5), потому что умерщвление наше производится водою, а жизнь творится в нас Духом... Поэтому, ежели есть какая благодать в воде, то она не из естества воды, но от присутствия Духа... Духом Святым - восстановление наше в рай, вступление в Небесное Царство, возвращение в сыноположение, дерзновение именовать Отцом своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой, именоваться чадами света, приобщиться вечной славы, одним словом, приобрести всю полноту благословения и в сем и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале, отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по обетованиям и которыми через веру наслаждаемся как уже настоящими. Ибо, если таков залог, то каково совершенное? если таков начаток, то какова полнота целого?
Святитель Афанасий Великий говорил, что если Христос не Бог, то мы не спасены (то есть не обоже-ны). Святой Василий рассуждает таким же образом в отношении Духа Святого. Будучи «жизни Подателем», Дух не может не быть Богом, и более того - именно через Него мы и получаем обожение:
Через Духа - восхождение сердец, руковождение немощных, усовершение преуспевающих. Дух, воссияв очищенным от всякой скверны, через общение с Собою делает их духовными. И как блестящие и прозрачные тела, когда упадет на них луч света, сами делаются светящимися и отбрасывают от себя новый луч, так духоносные души, будучи озарены Духом, сами делаются духовными и на других изливают благодать. Отсюда предведение будущего, разумение таинств, постижение сокровенного, раз-даяние дарований, небесное жительство, ликостояние с ангелами, нескончаемое веселие, пребывание в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого - обожение.
Далее Василий показывает на примерах, что при внимательном чтении Священного Писания мы обнаруживаем, что все, что ни делает Христос, Он делает в Духе или через Духа:
Дух Святой во всем совершенно неотлучен и неотделим от Отца и Сына... Во-первых, Дух соприсущ самой плоти Господней, став ее помазанием и неразлучно со-пребывая с нею no-написанному: На кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, тот есть... Сын... Мой возлюбленный (Ин. 1, 33; Мф. 3, 17) и Как Бог Духом Святым и стою помазал Иисуса из Назарета (Деян. 10, 38). Потом всякое действие совершалось в присутствии Духа. Дух был соприсущ и искушаемому от диавола. Ибо сказано: Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола (Мф. 4, 1). Дух не оставил и воскресшего из мертвых. Ибо, обновляя человека и опять возвращая ему ту благодать, которую вдохнул в него Бог и которую человек погубил, Господь дунул в лицо ученикам и что говорит при сем: Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20, 22-23). А управление Церкви не явно ли и не непререкаемо ли производится Духом? Ибо сказано: ...Бог поставил в Церкви во-первых Апостолами, во-вторых пророками, в-третьих учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцеления, вспоможения, управления, разные языки (1 Кор. 12, 28). Ибо сей чин установлен с разделением даров Духа.
Итак, Дух совершенно неотделим от личности Христа, Его жизни, Его поступков. Дух явственно сопутствует Христу в основных событиях Его жизни: крещении, искушении, смерти на Кресте, в совершении чудес, в учреждении Церкви и управлении ею. Из этого следует, что основное «дело» Духа - знаменовать присутствие Христа, являть Христа в людях, в природе, в Церкви. Третье Лицо Святой Троицы само не воплощается, не делается человеком, как второе. Поэтому Дух остается как бы в тени, но всюду и везде являет воплощенного Сына. ilynka.prihod.ru Введение. На грекоязычном Востоке особую роль в решении богословской проблематики сыграл так называемый «каппадокийский» кружок, который становится во второй половине IV в. признанным центром церковной мысли: ядро кружка составляли святитель Василий Кесарийский, или Великий (ок. 330 – 379 гг.), его брат святой Григорий Нисский (ум. в 394 г.) и его друг святитель Григории Назианзин, или Богослов (ок. 330 – ок. 390 гг.). Члены кружка стояли на вершине современной им образованности и переносили в актуальную богословскую полемику о догматах филигранные методы платонической диалектики.[1] Каппадокийцы установили ортодоксальное учение о Троице: одна божественная сущность в трех лицах, однородность которых, заключающаяся в их существе, выражается в их свойствах и деятельности, различие же в характерных признаках их бытии. Только Отец является причиною, два других лица причиняемыми, но не в том смысле, как мир (уже у Тертуллиана имеется формула естество [субстанция] и лицо, но для него Троица является еще всецело Троицей откровения, а не имманентной). Троичностью отличается христианство от языческого политеизма и иудейского «узкого» монотеизма.[2] Полноту выражения и богословский метод для учения о Святом Духе мы находим, в особенности, у святителя Василия Великого, который вместо традиционного в то время славословия «Слава Отцу, через Сына, в Духе Святом» впервые в богослужебной практике ввел новое славословие: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», тем самым подчеркивая и раскрывая равенство трех Ипостасей Пресвятой Троицы. В трактате «О Святом Духе» Василий Великий основательно защищает эту позицию, ссылаясь на повеление Господа ученикам крестить народы (Мф. 28:19). У него можно выделить и некоторые другие темы: единство и различие в Троице; о жизни от Духа и в Духе; Дух как «просвещающая сила»; о смирении и жизни в Духе; Святой Дух как «Божественный поток». Эти темы раскрывают пневматологию свт. Василия как в догматическом, так и в аскетическом плане.[3] О пневматологической ереси. Полемика никейцев с арианами, будучи сосредоточенной на взаимных отношениях Отца и Сына, несколько затенила вопрос о статусе Святого Духа. В архаичном богословском языке образца II века «Дух» обычно отождествлялся с «Сыном». В течение III века богословский язык постепенно менялся, но даже у святителя Афанасия Великого нет однозначных утверждений о Духе как самостоятельной ипостаси в Боге (он безразлично чередовал термины «сущность» и «ипостась»). Что касается арианского богословия, то, вероятно, что первоначально в нем сохранялось отождествление Духа и Сына. Но для IV века это было все-таки чересчур архаично. Далее появился арианский богослов, патриарх Константинополя Македоний, сформулировавший учение о Духе как об имеющем самостоятельное бытие по отношению к Сыну; это существование Духа мыслилось тварным. Среди православных богословов, выступивших против Македония, особенно заметную роль сыграли Великие Каппадокийцы. Актуальность спора для православной среды была вызвана нечеткостью тогдашнего никейского богословия в учении о Духе, поэтому сторонники учения Македония появились и в никейской среде. Спор завершился на Втором Вселенском соборе в Константинополе в 381 г., когда учение Македония было анафематствовано. К тому времени уже не было в живых ни самого Македония, ни его главного православного оппонента – святителя Василия Великого, посвятившего божественности Святого Духа не менее двух специальных трактатов («О Святом Духе» и тот трактат, которой дошел до нас в виде IV и V книг его «Против Евномия»).[4] «Книги о Святом Духе св. Василия Великого. «Книги о Святом Духе» является вторым большим богословским произведением св. Василия. Повод к его написанию имеет свою историю. Во время одного богослужебного собрания в Кесарии в честь св. мученика Евпсихия, св. Василий позволил себе произносить доксологическую формулу по-разному. То он говорил, как к этому народ и был приучен: «Слава Отцу, через Сына, во Святом Духе», то «слава Богу Отцу с Сыном и со Святым Духом». Такое изменение привычной славословной формулы внесло немалое смущение среди верующих. В то время народ готов был во всяком новом выражении видеть покушение на догматическую вольность, на вероисповедную неточность. Присутствовавший при этом богослужении друг св. Василия, св. Амфилохий, обратился к нему с недоумением и просил соответствующих разъяснений. Св. Василий дал их в этом трактате, который и носит название «Книги о Святом Духе». Книга, по-видимому, самим автором, разделена на 30 глав и, кроме того, на 79 разделов. Значение ее бесспорно велико, это одно из самых важных пневматологических произведений христианской древности.[5] Само сочинение святителя Василия Великого «К Амфилохию ο Святом Духе» полно параллелей с «Эннеадами». Теми же Плотиновыми формами мышления ο божественной Троице пропитаны и писания Григория Богослова. Будучи сами учеными, Каппадокийцы в этот синтез постарались ввести и все элементы современной им вершинной для достижений всего эллинизма неоплатонической философии. Однако блестящие достижения каппадокийского богословия не вдруг стали достоянием всех восточных епископских умов. Жизнь и творчество Каппадокийцев было плаванием в бурном море разброда и разномыслия.[6] Пневматология Св. Василия Великого. В полемике против македонян, как знаем о том от Григория Богослова, св. Василий «уклонился от прямого пути», избегал открыто именовать Духа Богом, но свидетельствовал о Божестве Духа описательно и словами Писания. Это было проявлением временной пастырской икономии. Но именно св. Василию принадлежит важная догматическая заслуга, он впервые раскрыл учение о Духе в связное и целостное богословское исповедание. Здесь продемонстрировано следование за св. Афанасием, который с такою силою свидетельствовал о Божестве Духа в своих письмах к Серапиону. Св. Афанасий исходил из сотериологических предпосылок, непосредственно из православного учения о спасении. В учении о Слове он исходил из образа Христа, как Богочеловека; в учении о Духе, - от явления Духа, от его освящающих действий. Только единосущное Слово Отчее могло Своим воплощением оживотворить и тем спасти тварь, и только Божественный Дух может освящать и тем спасать, соединять с Богом. От действительности спасительного Богообщения мы заключаем к Божественности Спасителя и Утешителя. Так именно рассуждает и Василий Великий. И его книга о Духе Святом есть книга об освящении. Василию Великому приходилось доказывать и защищать Божественность Духа. В этом вопросе богословская мысль того времени была смутной. Святой Григорий Богослов так рассказывает об этом времени: «одни почитали Духа энергией, другие – тварью, иные – Богом, и еще иные не решались сказать ни того, ни другого. И даже из признававших Его Богом многие благочестивы только в сердце, иные же решаются благочествовать и устами». Для разрешения этих противоречий и пререканий св. Василий обращается к свидетельству Писания и Предания, - молитвенного прежде всего. Он исходит прежде всего из крещального призывания. Сам Господь в крещальной заповеди «предал сочетание Духа со Отцем как необходимый и спасительный догмат». В крещальном призывании Дух именуется со Отцом и Сыном – «не ко множеству причисляется, но умосозерцается в Троице». И хотя Дух именуется на третьем месте, - «есть третий по порядку и достоинству» – Он не есть третий по естеству. «Един Дух Святый и о Нем возвещается отдельно, - говорит св. Василий, - и не единый из многих, но единый. Как един Отец и един Сын, так един и Святый Дух. Посему Он столь же далек от тварной природы, сколь единичное не подобно составному и множественному. Но соединен с Отцем и Сыном, поскольку Единое сродно с Единым». И Дух Святой свят по естеству, естество Его свято. И в этом Его естественное единство со Отцом и с Сыном, - «называется Святым, как свят Отец и свят Сын, и в Духе святость восполняет естество». Так «естественная Святыня умосозерцается в Трех Ипостасях». То же нужно сказать и о прочих свойствах Божиих, - «у Духа имена общие со Отцем и с Сыном, и Он имеет эти имена по естественному единству с Ними». Умаление Духа разрушает троичность, что равнозначно отрицанию самого триадологического догмата.[7] Но уже в 382 г., в надгробной речи Василию Великому, сказанной у его могилы в Кесарии на очередную годовщину его смерти, св. Григорий Богослов подводил итоги еще недавно столь спорной политики св. Василия; в это время победа над македонианами была уже полной. В другой своей беседе, более ранней, св. Григорий торжественно провозглашает Святого Духа Богом, особо подчеркивая, что делает это так явно в первый раз: «До сего дня ничто так не возмущало вселенную, как дерзновение, с которым мы проповедуем Духа как Бога»[8]. Св. Григорий повторяет в этой беседе главный аргумент св. Василия, который, в свою очередь, применил к Св. Духу тот аргумент, которым св. Афанасий доказывал божественность Сына. Афанасий говорил, что Сын не может не быть Богом, коль скоро Он делает нас богами. Святые Василий и Григорий повторили то же самое относительно Св. Духа. Как в веществах горючих причина их горючести должна быть горючей, а в святых причина их святости должна быть святой, так и в богах причина их бытия богами должна быть Богом, - это св. Василий пишет о Св. Духе применительно к тем людям, которые Его получают и Им спасаются, то есть становятся Богом[9]. Триадологические заключения Св. Василия Великого. Святой Василий Великий в своем изложении тринитарного догмата предпочитал путь от трех Лиц к единой природе, путь, отправлявшийся от конкретного, в соответствии со Священным Писанием и крещальной формулой, именующей Отца и Сына и Святого Духа. Таким образом, на Востоке Троица описывается выражением «одна сущность, три Ипостаси» (μια ουσια, τρεις υποστασεις). Задача Каппадокийцев заключалась в строгом закреплении значения, смыслового разграничения и соотношения друг с другом этих понятий. При этом необходимо было опираться на опыт предшествующего использования этих категорий, а затем очистить их от прежних ассоциаций, дабы они смогли быть использованы для выражения тайны Божественного бытия[10]. Понятие сущность (ουσια) стало означать только общие сущности, те есть для общего или родового бытия, это то, что Аристотель назвал «второй сущностью». Таким образом, «ουσια» свт. Василий Великий учит понимать в смысле родового понятия: «Произнесший слово человек, означив этим именованием общую природу, не определил сим именованием; потому что Петр не больше есть человек, как и Андрей, и Иоанн, и Иаков»[11]. Разъяснение значения терминов «ουσια» и «υποστασις» в применении к описанию тайны Святой Троицы свт. Василий Великий дает следующим образом: «Исповедуем в Божестве одну сущность, и понятия о бытии не определяем различно. А ипостась исповедуем в особенности, чтобы мысль об Отце, и Сыне, и Святом Духе была у нас неслитною и ясною. Ибо, если не представляем отличительных признаков каждого, именно Отечества, Сыновства и Святыни, - исповедуем же Бога под общим понятием сущности, - то невозможно изложить здраво учение веры»[12]. Мы видим, что между лицами Святой Троицы свт. Василий Великий устанавливает: «неизреченное и недомысленное общение, так что ни разность ипостасей не расторгает непрерывности природы, ни общность сущности не сливает отличительных признаков»[13]. Для Каппадокийцев стало невозможным и никейское выражение «εκ της ουσιας του Πατρος – из сущности Отца». Так как усиа (сущность) y Отца, Сына и Духа та же самая, то это звучало бы абсурдно, что рожденный из сущности Отца рожден в то же время из своей собственной сущности, ибо сущность не есть принадлежность Одного лишь Отца. Она есть принадлежность всех Трех. Так, ученые Каппадокийцы, и прежде всего святитель Василий Великий, помогли завершению триадологических споров, воссоединению Востока с Западом, сведя к единому четкому синтезу разные тенденции.[14] Заключение. Главная богословская заслуга Василия Великого – это борьба за утверждение Православия, борьба за утверждение Никейского догмата. В этой борьбе св. Василию и его друзьям принадлежат очень важные терминологические уточнения потому, что, когда начинались арианские споры, еще отсутствовала точность в триадологической терминологии. Это весьма осложняло задачу богословия. Самое главное, что св. Василий утвердил раз и навсегда значение слов «сущность» (ουσια) и «ипостась». Св. Василий доказал и убедил Православных признать, что единственная приемлемая формула, когда говорят о Святой Троице, - это «единая Сущность и Три Ипостаси».[15] Одна из причин обвинений св. Василия в мягком арианстве – это его знаменитый трактат «О Святом Духе». Обращает на себя внимание следующее: на протяжении этого большого трактата св. Василий ни единого разу прямо не сказал, что Святой Дух – есть Бог. Однако, дело не в том, что св. Василий считал Святого Духа ниже Отца и Сына, дело не в том, что св. Василий, утверждая единосущее Отца и Сына, отрицал единосущее Сына и Святого Духа, третьей Ипостаси Святой Троицы, - этого не было. Св. Василий как раз ставил себе целью в этом трактате доказать Божество Святого Духа, доказать единосущее Его с Отцом и Сыном. То, что св. Василий выражался здесь таким, а не иным образом, это объясняется его тактикой: он стремился не только православным изъяснить истину Святой Троицы, он стремился привлечь к Православию также и всех, кто благонамеренно заблуждался, всех, кто готов был внимать его увещаниям. Св. Василий показал свое полное бесстрашие перед лицом государственной власти, когда она стояла на стороне арианства. Аверинцев С.Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от Античности к Средневековью. / сб.: Из истории культуры Средних веков и Возрождения. – М.: Наука, 1976, с. 17 – 64. Гарнак А. История догматики / А. Гарнак //Раннее христианство. – М.: Фолио, 2001. Завершинский Г. Дух дышит, где хочет. Введение в православное учение о Святом Духе. / Г. Завершинский. – СПб.: Алетейя, 2003. Лурье В. М. История Византийской философии. Формативный период. – СПб.: Axiôma, 2006. с. 86 – 88. Киприан (Керн), архим. Золотой век святоотеческой письменности. Жизнь и учение восточных отцов IV в. Париж, 1967. Карташов А. В. Вселенские Соборы. /А. В. Карташов. – М., 1994. Флоровский Г. В., протоиерей. Восточные отцы IV в.: Из чтений в Православном богословском институте в Париже. Париж, 1931. Переизд.: М., 1992. Василий Великий, свят. Творения. – Ч. 6. - М., 1847. Григорий Богослов, святитель. Собрание творений в двух томах. – Репринт.– Свято–Троицкая Сергиева Лавра, 1994. Василий Великий, свят. Творения. – Ч. 6. - М., 1847; Лурье В. М. История Византийской философии. Формативный период. – СПб.: Axiôma, 2006. с. 86 – 88. Православная энциклопедия. М., 2000. – Т. V. – С. 428. Василий Великий, свят. Творения. – Ч. 6. - М., 1847. – Письмо 38. – С. 93. Православная энциклопедия. М., 2000. – Т. V. – С. С. 429. Василий Великий, свят. Творения. – Ч. 6. - М., 1847. – Письмо 38. – С. 98. Карташов А. В. Вселенские Соборы. /А. В. Карташов. – М., 1994. Асмус В. Патрология. Курс лекций, прочитанных в ПСТБИ в 1995 – 1996 гг. / В. Асмус. - [Электронный ресурс]. - Электрон, текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. (546 Мб).- 1 электрон, опт. диск (CD-ROM). acathist.ru <<< БИБЛИОТЕКА >>> Творения. Том 1 (часть 4) Оглавление Глава 1: Предисловие, в котором рассуждается, что исследования необходимы и в наименее важных частях богословия. Глава 2: Какое начало тому, что еретики обращают строгое внимание на слоги? Глава 3: О том, что cиe тонкое различение слогов заимствовано у внешней мудрости. Глава 4: О том, что в писании употребление сих слогов не выдерживается строго. Глава 5: О том, что об Отце говорится: «Им», о Сыне: «из Него», также и о Духе. Глава 6: Ответ утверждающим, что Сын не со Отцем, но после Отца, где рассуждается и о равночестии славы. Глава 7: Ответ утверждающим, что о Сыне прилично говорить не: с Ним, а: Им. Глава 8: В каких случаях имеет место речение: Им, и в каком понятии оно свойственнее речения: с Ним, а вместе толкование на то, как Сын приемлет заповедь, и как Он посылается. Глава 9: Отличительные понятия о Духе, сообразные с учением Писания. Глава 10: Ответ утверждающим, что Святого Духа не должно ставить наряду с Отцем и Сыном. Глава 11: О том, что отрицающие Духа суть изменники. Глава 12: Ответ утверждающим, что достаточно крещения только в Господа. Глава 13: Изложение причины, по которой Павел с Отцем и Сыном ставит и Ангелов. Глава 14: Возражение, что и в Моисея иные крестились, и веровали в него, и ответ на cиe возражение, а вместе и о прообразованиях. Глава 15: Ответ на новое возражение, что крестимся и в воду, а вместе и о крещении. Глава 16: О том, что во всяком понятии Дух Святый не отлучен от Отца и Сына, и в созидании мира мысленного, и в домостроительстве касательно человеков, и на ожидаемом суде. Глава 17: Ответ утверждающим, что Дух Святый не сочисляется со Отцем и Сыном, но только подчисляется Им, и вместе краткое изложение веры о благочестном сочислении. Глава 18: О том, как в исповедании трех ипостасей соблюдаем благочестивый догмат единоначалия, и обличение утверждающих, что Дух подчисляется. Глава 19: Ответ утверждающим, что Духа прославлять не должно. Глава 20: В ответ утверждающим, что Дух — ни в рабском, ни в господском чине, но в чине свободных. Глава 21: Свидетельства из Писания об именовании Духа Господом. Глава 22: Из того, что Дух подобно Отцу и Сыну недоступен для созерцания, заключение об естественном общении Духа с Отцем и Сыном. Глава 23: О том, что перечисление принадлежащего Духу есть славословие Ему. Глава 24: Обличение в несообразности тех, которые не славят Духа, заимствованное из сравнения Его с прославляемыми тварями. Глава 25: О том, что Писание употребляет слог «в» вместо слога «с» а также, что слог «и» равносилен слогу «с». Глава 26: О том, что в каких только случаях ни говорится предлог «в», во всех тех случаях берется он и о Духе. Глава 27: О том, откуда получил начало, и какую силу имеет слог «с», и о не изложенных в Писании узаконениях Церкви. Глава 28: О том, что противники не дозволяют употреблять о Духе и того, что Писание говорит о людях, именно, что они соцарствуют со Христом. Глава 29: Перечисление знаменитых в Церкви мужей, которые в сочинениях своих употребляли речение: со Духом. Глава 30: Изображение настоящего состояния Церквей. Купить творения свт. Василия Великого можно в интернет-магазинах Лабиринт и Ozon.ru. О неработающей ссылке сообщите нам на контактный e-mail. Оставить свой отзыв о книге, вы можете на нашем форуме «Душеполезное чтение». <<< СОДЕРЖАНИЕ >>> www.biblioteka3.ru Ин. 1: 1, 14, 18. В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог. И Слово стало плотью и обитало среди нас, и мы увидели славу Его, славу как Единородного от Отца, полного благодати и истины. Бога никто не видел никогда: Единородный Бог, сущий в лоне Отца, Он открыл. О Святом Духе к св. Амфилохию Иконийскому. Василий Великий Глава 11. О том, что отрицающие Духа суть изменники. Кому горе, кому скорбь, кому смятение и тьма, кому вечное осуждение? Не изменникам ли, не отрекшимся ли от веры? Где ж доказательство отречения? Не в том ли, что отринули собственные свои исповедания? Что ж они исповедывали? или когда это исповедывали? Исповедывали, что веруют в Отца и Сына и Святого Духа. Исповедывали, когда, отрекшись диавола и аггелов его, произнесли оное спасительное слово. Посему какое же приличное наименование найдено для них чадами света? Не изменниками ли именуются они, как нарушившие завет своего спасения? Как назову отрекшегося от Бога? как назову отрекшегося от Христа? Как иначе, как не изменником? Какое же угодно дать наименование отрекшемуся от Духа? Не то же ли самое, какое даем человеку, который изменил своему завету с Богом? Посему, когда исповедание веры в Духа предуготовляет нам ублажение за благочестие, а отречение от Духа подвергает осуждению за безбожие, то не страшно ли отречься от Него ныне, не огня, не меча, не креста, не бичей, не колеса, не орудия пытки убоявшись, но обольстившись одними лжеумствованиями и доводами духоборцев? Уверяю всякого человека, который исповедует Христа и отрицает Бога, что ему не воспользует Христос как и тому, кто призывает Бога, но отвергает Сына, потому что суетна вера его. Уверяю и того, кто отметает Духа, что вера в Отца и Сына обратится для него в тщету, и что он не может иметь сей веры, если не соприсутствует Дух. Ибо не верующий в Духа не верует в Сына, а не уверовавши в Сына не верует в Отца: никто не может сказать: Господь Иисус, иначе, как Духом Святым (1 Кор. 12:3). И: Бога никто не видел никогда: Единородный Бог, сущий в лоне Отца, Он открыл (Ин. 1:18). Не верующий в Духа не имеет части и в истинном поклонении. Ибо не иначе можно покланяться Сыну, как только во Святом Духе, и не иначе можно призывать Отца, как только в духе сыноположения. Никого да не вводит в обман у Апостола то, что, упоминая о крещении, нередко умалчивает он об имени Отца и Святого Духа, и никто не должен заключать из сего, что не надобно соблюдать призывания имен. Сказано: вы, которые были крещены во Христа, все вы облеклись во Христа (Гал. 3:27). И еще: кто были крещены во Христа Иисуса, в смерть Его были крещены (Рим. 6:3). Это потому, что наименование Христа есть исповедание всего, оно указывает и на помазующего Бога, и на помазанного Сына, и на помазание — Духа, как учат нас Петр в Деяниях: Иисуса из Назарета, как помазал Его Бог Духом Святым и силою (Деян. 10:38), и Исаия: Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня (Ис. 61:1), и Псалмопевец: посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих (Пс. 44:8). Притом видим, что Апостол, говоря о крещении, упоминал иногда и об одном Духе. Ибо говорит: все в одном Духе были крещены в одно тело (1 Кор. 12:13). А с сим согласно и следующее: вы же будете крещены Духом Святым (Деян. 1:5), и: Он будет крестить вас Духом Святым (Лк. 3:16). Но на сем основании никто не назовет совершенным крещения, в котором призвано только имя Духа. Ибо надобно, чтобы предание, сообщенное в животворящей благодати, всегда пребывало ненарушимо. Избавивший жизнь нашу от тления дал нам силу обновления, которая, хотя имеет причину неизъяснимую и заключающуюся в таинстве, однако же приносит душам великое спасение, посему прибавить или убавить что-нибудь значит явным образом отпасть от вечной жизни. А поэтому, если отлучение Духа от Отца и Сына в крещении опасно крещающему, и не полезно приемлющему крещение, то как же мы ненаказанно можем отторгать Духа от Отца и Сына? Вера и крещение — суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные. Ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою, а та и другое исполняются одними и теми же Именами. Как веруем в Отца и Сына и Святого Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа. И как предшествует исповедание, вводящее во спасение, так последует крещение, запечатлевающее собою наше согласие на исповедание. Говорят: «но к Отцу и Сыну сопричисляется нечто и иное, между тем оно, конечно, не спрославляется с Ними. Так Апостол включил ангелов в свидетельство, какое дает Тимофею, говоря: заклинаю тебя пред Богом и Христом Иисусом и избранными ангелами (1 Тим. 5:21). Но ангелов не отделяем от прочей твари, и не согласны причислить их к Отцу и Сыну». А я, хотя рассуждение cиe не стоит никакого ответа (так с первого взгляда заметна в нем несообразность!), однако ж скажу, что иной и подобного себе раба может представить во свидетели пред таким судиею, который кроток и снисходителен и по особенной благосклонности к подсудимым доказывает непререкаемость правдивости своего суда. Но из раба стать свободным, наименоваться сыном Божиим и от смерти перейти в жизнь, не чрез иного кого можно, а только чрез Того, Кто по естеству Свой Богу и свободен от рабского состояния. Ибо как сделает своим Богу, кто чужд ему? Как освободит, кто сам подлежит игу рабства? Поэтому не одинаково упоминаются и дух и Ангелы, но Дух именуется, как Господь жизни, Ангелы присовокупляются, как помощники подобных им рабов, и как верные свидетели истины. Ибо у святых — в обыкновении давать заповеди Божии при свидетелях, как сей же самый Павел говорит Тимофею: что услышал от меня при многих свидетелях, то поручи верным людям (2 Тим. 2:2). Теперь свидетельствуется Ангелами, ибо знает, что и Ангелы будут с Судиею, когда придет Он во славе Отчей судить вселенную в правде. Ибо сказано: кто исповедает Меня пред людьми, - и Сын Человеческий исповедает его пред ангелами Божиими. А отвергнувший Меня пред людьми, будет отвергнут пред ангелами Божиими (Лк. 12:8-9). И Павел в другом месте говорит: в откровении Господа Иисуса с неба с ангелами силы Его (2 Фес. 1:7). По сей причине еще здесь свидетельствует пред Ангелами, чтобы приготовить годные доказательства для будущего судилища. И не один Павел, но и все вообще, кому вверено было служение слова, никогда не перестают свидетельствовать, и призывают во свидетели даже небо и землю, потому что и теперь пред ними совершается всякое дело, и при будущем испытании жизни они вместе будут с судимыми. Ибо сказано: Он призывает свыше небо и землю, судить народ Свой (Пс. 49:4). Посему Моисей, намереваясь предложить людям словеса Божии, говорит: свидетельствуюсь вам сегодня небом и землею (Втор. 4:26). И опять, произнося песнь, говорит: внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих (Втор. 32:1). И Исаия: слушайте, небеса, и внимай, земля (Ис. 1:2). А Иеремия описывает какое-то исступление неба, в которое приходит оно, слыша непреподобные дела народа: небеса, и содрогнитесь, и ужаснитесь, говорит Господь. Ибо два зла сделал народ Мой (Иер. 2:12-13). Посему и Апостол, зная, что ангелы приставлены к людям как бы детоводителями и воспитателями, призывал их во свидетели, Иисус же Навин и камень поставил свидетелем слов своих; а Иаковом даже и холм призван во свидетели (Быт. 31:47). Иисус сказал: вот, камень сей будет нам свидетелем, ибо он слышал все слова Господа (Нав. 24:27). Может быть, он верил, что силою Божиею и камни издадут глас в обличение преступников, а если нет, то по крайней мере совесть каждого будет уязвляться действием напоминания. Так те, кому поверено домостроительство душ, предуготовляют каких бы то ни было свидетелей, чтоб представить их в последствии. Но Дух не по требованию времени а по общению естества, сопоставляется с Богом, не нами на cиe привлекаемый, но приобщаемый Господом. Но говорят: «если и крестимся в Духа, то и в таком случае несправедливо ставить Его наравне с Богом. Ибо иные и все в Моисея были крещены, в облаке и в море (1 Кор. 10:2). А подобным образом известно, что и вера бывала в людей. Убоялся народ Господа и поверил Господу и Моисею (Исх. 14:31). Для чего же, говорят, вследствие веры и крещения столько возвышаешь и возвеличиваешь Святого Духа над тварью, когда то же самое засвидетельствовано и о людях»? Что скажем на это? То, что вера в Духа, а подобно и крещение, таковы же, как в Отца и в Сына. А если была вера и крещение в Моисея и в облако, то как в тень и прообразование. Но потому, что божественное предызображается вещами малыми и человеческими, конечно, не есть что-либо малое и самое естество божественного, которое нередко прознаменовалось сеннописанием прообразований. Ибо прообразование есть выражение ожидаемого в уподоблении, которым назнаменательно предуказывается будущее. Так Адам — прообразование будущего Адама, и камень преобразовательно есть Христос, а вода из камня — прообразование живоносной силы Слова. Ибо сказано: если кто жаждет, да идет ко Мне и да пьет (Ин. 7:37). И манна — была пообразом животворящего хлеба, сошедшего с небес, а змей, поставленный на знамени (Числ. 21:9) — спасительного страдания, довершенного крестом; почему и смотрящие на него спасались. Так, конечно, и повествуемое об исходе Израиля служит указанием на спасаемых крещением. Ибо первородные у Израильтян, как и тела крещаемых, спаслись по благодати, данной запечатлевшимся кровью, потому что кровь овчая есть образ крови Христовой, а первородные — образ первозданного. И поскольку он необходимо в нас, передаваемый от одного к другому до конца, по непрерывному преемству, то посему о Адаме вси умираем(1 Кор. 15:22), и царствовала смерть до исполнения Закона и до пришествия Христова. Соблюдены же Богом первородные, и их не коснулся Погубляющий — в показание, что и мы, ожившие во Христе, не умираем уже в Адаме. А море и облако, в настоящем приводили к вере изумительностью события, относительно же к будущему, как прообраз, прознаменовали будущую благодать. Кто мудр, чтобы разуметь это (Ос. 14:10), каким образом море прообразовательно служит крещением, избавляя от Фараона, как и сия купель отлучает от мучительства диавольского? Море умертвило в себе врага, и здесь умирает вражда наша на Бога. Народ вышел из моря, не потерпев вреда, и мы восходим от воды как бы из мертвых ожившие, будучи спасены благодарю Призвавшего нас. А облако есть сень дара, подаваемого Духом, и чрез умерщвление членов угашающего пламень страстей. Итак что же? Неужели потому, что прообразовательно крестились в Моисея, и благодать крещения маловажна? В таком случае и иное что-нибудь в наших таинствах не будет велико, если досточестное в каждом будем унижать по его прообразованиям. В таком случае не будет чем-то великим и чрезвычайным и любовь Божия к людям, по которой Бог за грехи наши отдал Единородного Сына, потому что и Авраам не пощадил собственного сына своего. И страдание Господне не славно, потому что вместо Исаака прообразованием приношения послужил овен. И сошествие во ад не страшно, потому что Иона тремя днями и столькими же ночами предысполнил прообразование смерти. То же делает и тот, кто в крещении сравнивает действительность с тенью, кто наравне с прообразами ставит означающее ими, кто Моисеем и морем думает вдруг подорвать все евангельское домостроительство. Ибо какое отпущение прегрешений, какое обновление жизни в море? Какое духовное дарование чрез Моисея? Какое там умерщвление греха? Они не умерли со Христом, а потому и не восстали с Ним. Они не облеклись в образ небесного, не носили в теле мертвости Иисусовой, не совлеклись ветхого человека, не облеклись в человека нового, обновляемого в познании, по образу Создавшего его. Для чего же сравниваешь два крещенья, в которых одно наименование общее, а на деле столько же разности, сколько может быть между сновидением и действительностью, между тенью или изображениями и тем, что самостоятельно существует? Но и вера в Моисея не то доказывает, чтобы вера в Духа была маловажна, а, напротив того, по рассуждению этих людей, она умаляет более исповедание Бога всего. Ибо сказано: поверил Господу и Моисею, рабу Его. Итак, Моисей поставлен вместе с Богом, а не с Духом, и был прообразом не Духа, но Христа, ибо в законном служении предызображал тогда собою Ходатая Бога и людей. Не прообразом Духа служил Моисей, ходатайствующий о народе пред Богом, потому что Закон дан, будучи вчинен Ангелы, рукою Ходатая, по предложению народа, который говорил: говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть (Исх. 20:19). Посему вера в Моисея возводится к Господу, Ходатаю Бога и человеков, сказавшему: если бы вы верили Моисею, то верили бы и Мне (Ин. 5:46). Неужели же маловажна вера в Господа, потому что прознаменована Моисеем? Так и благодать Духа в крещении не маловажна по тому, что иной крестился в Моисея. Притом могу сказать, что Писанию обычно называть Моисеем и Закон, как в следующих словах: есть у них Моисей и Пророки (Лк. 16:29). Посему Апостол, разумея подзаконное крещение, сказал: и все в Моисея были крещены. Итак почему же похваление упования нашего и преизобильный дар Бога и Спасителя нашего, который обновляет пакибытием юность нашу, яко орлю, стараются представить чем-то презренным сии люди, которые действительности приписывают то, что принадлежит тени и прообразованиям? Конечно, младенческому разуму и какому-нибудь отроку, который действительно имеет еще нужду в молоке, свойственно не знать того великого таинства нашего спасения, что, сообразно с предуготовительным способом учения, и мы, в упражнении благочестием возводимые до совершенства, начинаем сперва с начатков знания, удобопонятных для нас и соразмерных с нашими силами, потому что Домостроитель нашего спасения, подобно глазу человека, выросшего во тьме, вводит нас в великий свет истины после постепенного к нему обучения, потому что щадит нашу немощь. В глубине богатства Своей премудрости и не исследованных судах разумения предначертал Он для нас это легкое и к нам применимое руководство, приучая сперва видеть тени предметов и в воде смотреть на солнце, чтобы, приступив вдруг к зрению чистого света, мы не омрачились. На таком же основании измышлены Закон, имея тень будущих благ (Евр. 10:1), и предображения у пророков — эти гадания истины, для обучения очей сердечных, чтобы удобнее для нас сделался переход от них к премудрости в тайне сокровенной. Довольно сего о прообразах, да и невозможно дальше останавливаться на сем предмете. Иначе о постороннем было бы сказано больше, нежели о главном. Что же сверх сего говорят еще? Ибо они обильны на решения. «Мы крестимся и в воду, но конечно, воды не предпочитаем всей в совокупности твари, или не воздаем и ей такой же чести, как Отцу и Сыну». Их рассуждения похожи на рассуждения людей рассерженных, которые, по причине помрачения рассудка страстью, не щадят ничего для отмщения оскорбившему. Но мы не поленимся дать ответ и на это, или научим незнающих, или не уступим злонамеренным. Начнем же несколько выше. Домостроительство Бога и Спасителя нашего о человеке есть воззвание из состояния падения, и возвращение в общение с Богом из состояния отчуждения, произведенного преслушанием. Для того пришествие Христово во плоти, предначертания евангельских правил жизни, для того страдания, крест, погребение, воскресение, чтобы человек, спасаемый чрез подражание Христу, воспринял древнее оное сыноположение. Посему для совершенства жизни необходимо подражание Христу, то есть, не только показанным в жизни Христовой примерам негневливости, смиренномудрия и долготерпения, но и смерти Христовой, как говорит подражатель Христов Павел: чтобы познать Его и силу воскресения Его и участие в страданиях Его, в Его смерти уподобляясь Ему, не достигну ли я воскресения из мертвых (Флп. 3:10-11). Как же бываем мы в подобии смерти Его? — мы были с Ним погребены чрез крещение в смерть (Рим. 6:4-5). В чем же образ погребения? И почему полезно такое подражание? Во-первых, нужно, чтобы порядок прежней жизни был пресечен. А cиe, по слову Господню, невозможно для того, кто не родится свыше (Ин. 3:8). Ибо пакибытие, как показывает и самое имя, есть начало новой жизни. Посему, до начала новой жизни, надобно положить конец жизни предшествовавшей. Как у тех, которые бегут на поприще туда и обратно, два противоположные движения разделяются некоторою остановкою и отдыхом, так и при перемене жизни оказалось необходимым, чтобы смерть служила средою между той и другою жизнью, оканчивая собою жизнь предыдущую, и полагая начало жизни последующей. Как же совершаем сошествие во ад? Подражая в крещении Христову погребению, потому что тела крещаемых в воде как бы погребаются. Посему крещение символически означает отложение дел плотских, по слову Апостола, который говорит: в Нем вы и обрезаны были обрезанием нерукотворенным в совлечении тела плоти, обрезанием Христовым (Кол. 2:11). Оно есть как бы очищение души от скверны, произведенной в ней плотским мудрованием, по написанному: омой меня, и буду белее снега (Пс. 50:9). Посему не омываемся по-иудейски при каждом осквернении, но знаем одно спасительное крещение, потому что одна есть смерть за мир, и одно воскресение из мертвых, образом которых служит крещение. Посему-то Домостроитель жизни нашей Господь положил с нами завет крещения, имеющий в себе образ смерти и жизни, и изображением смерти служит вода, а залог жизни подается Духом. А таким образом делается из сего ясным и то, чего мы искали, то есть, почему вместе с Духом и вода. Поскольку в крещении предположены две цели: истребить тело греховное, чтобы оно не приносило уже плодов смерти, ожить же Духом и иметь плод во святыне, то вода изображает собою смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие-то значит родиться свыше водою и Духом, потому что умерщвление наше производится водою, а жизнь творится в нас Духом. Посему великое таинство крещения совершается тремя погружениями, и равночисленными им призываниями, чтобы и образ смерти отпечатлелся в нас, и просветились души крещаемых чрез предание им боговедения. Поэтому, если есть какая благодать в воде, то она не из естества воды, но от присутствия Духа. Ибо крещение - это не омовение тела от грязи, а просьба к Богу о чистой совести (1 Петр. 3:21[5]). Посему Господь, уготовляя нас к жизни по воскресении, излагает уставы всей евангельской жизни, узаконивая нрав негневливый, терпеливый, не оскверняемый сластолюбием, не сребролюбивый, чтобы мы по произволению исполняли предварительно, что принадлежит будущему веку по его природе. Почему, если кто, определяя Евангелие, скажет, что оно есть предображение жизни по воскресении, то он, по моему мнению, не погрешит в верности понятия. Возвратимся же к своей цели. Духом Святым — восстановление наше в рай, вступление в небесное царство, возвращение в сыноположение, дерзновение именовать Отцом своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой, именоваться чадами света, приобщиться вечной славы, одним словом, приобрести всю полноту благословения и в сем, и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале, отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по oбетoвaниям, и которыми чрез веру наслаждаемся, как уже настоящими. Ибо, если таков залог, то каково совершенное? и если таков начаток, то какова полнота целого? Но разность между благодатью Духа и крещением в воде видна еще и из того, что Иоанн крестил водою в покаяние, а Господь наш Иисус Христос крестит духом Святым. Ибо Иоанн говорит: Я вас крещу водою в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня, Тот, Чью обувь я недостоин понести. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем (Мф. 3:11), под огненным крещением разумея испытание на суде, по сказанному у Апостола: каждого дело станет явным; ибо День покажет, потому что он в огне открывается, и каждого дело, каково оно есть, огонь его испытает (1 Кор. 3:13). А иные в подвигах за благочестие действительно, а не подражательно, приняв смерть за Христа, не имели уже нужды для своего спасения в символах — воде, крестившись собственною кровью. И cиe говорю, не крещение водою отметая, но низлагая помышления нападающих на Духа, соединяющих несоединимое, сравнивающих несравнимое. Возвратимся к сказанному в начале, а именно, что Дух Святой во всем совершенно неотлучен и неотделим от Отца и Сына. Павел, в том месте послания к Коринфянам, где рассуждает о даровании языков, говорит: если же все пророчествуют и войдет кто неверующий или непосвящённый, то он обличается всеми, судится всеми; сокровенное сердца его обнаруживается, и так, павши ниц, он поклонится Богу и провозгласит: действительно. Бог - между вами (1 Кор. 14:24-25). Итак, если по пророчеству, которое производится вследствие разделения дарований Духа, познается, что в пророках Сам Бог, то пусть размыслят эти люди, какое место дать Святому Духу, и что справедливее, поставить ли Его наряду с Богом, или низвести в ряд тварей? И сказанное Петром Анании: что ты солгал Духу Святому и утаил от цены земли... Не людям ты солгал, но Богу (Деян. 5:3-4), показывает, что один и тот же грех — и против Духа Святого и против Бога. А таким же образом можешь познать, что Дух и во всяком действовании соединен и неразделен с Отцом и Сыном. Вместе с Богом, Который производит разделение действ, и с Господом, Который производит разделение служений, сопребывает и Святый Дух, Который полновластно домостроительствует в раздаянии дарований по достоинству каждого. Ибо сказано: есть различия в дарованиях, а Дух - тот же. И есть различия в служениях, а Господь - тот же. И есть различия в действиях, а Бог - тот же, производящий все во всех. Все же это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Он хочет (1 Кор. 12:4–6, 11). Впрочем из того, что Апостол упомянул здесь, во-первых, о Духе, во-вторых, о Сыне, и в-третьих, о Боге и Отце, вовсе не должно заключать, что у него извращен порядок. Апостол за начало принял отношение к нам: потому что мы, приемлющие дар, прежде всего обращаем мысль к Раздающему, потом представляем себе Посылающего, а потом возводим помышление к Источнику и Вине благ. Общение же Духа с Отцом и Сыном можешь познать и из того, что первоначально создано. Ибо чистые, духовные и премирные Силы святы и именуются святыми, как приобретшие святыню по благодати, данной Святым Духом. Посему, хотя умолчано о том, как сотворены небесные Силы, потому что посредством одного чувственного открыл нам Создателя описавший миротворение, однако же ты, имея способность от видимого заключать о невидимом, прославь Творца, Которым (en w) было сотворено всё на небесах и на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начала ли, власти ли (Кол. 1:16), и какие еще есть разумные, не именуемые природы. В творении же их представляй первоначальную причину сотворенного — Отца, и причину зиждительную — Сына, и причину совершительную — Духа, так что служебные духи имеют бытие по воле Отца, приводятся же в бытие действием Сына, и совершаются в бытии присутствием Духа. Совершенство же Ангелов — святыня и пребывание в святыне. И никто да не подумает, будто бы утверждаю, что три начальственные Ипостаси, и что действование Сына несовершенно. Ибо одно Начало существ, созидающее чрез Сына и совершающее в Духе. И у Отца, действующего вся во всех, не несовершенно действование, и у Сына не недостаточно созидание, если не совершено Духом. Ибо так ни Отец, созидающий единым хотением, не имел бы нужды в Сыне, однако же хочет чрез Сына, ни Сын, действующий подобно Отцу, не имел бы нужды в содействии, однако же и Он хочет совершать чрез Духа. Словом Господа сотворены небеса, и Духом уст Его - все воинство их (Пс. 32:6). Слово же — не знаменательное видоизменение в воздухе, производимое словесными орудиями, и Дух — не пар уст, исторгаемый дыхательными членами, но Слово, Которое в начале у Бога и Бог (Ин. 1:1), и Дух уст Божиих — Дух истины, Который от Отца исходит (Ин. 15:25). Посему представляй Трех, — повелевающего Господа, созидающее Слово и утверждающего Духа. Поскольку же утверждение показывает неослабность, неизменность и неколебимую водруженность в добре, что иное означаться будет утверждением, как не совершение в святыне? Но святыня возможна не без Духа. Ибо небесные Силы не по природе святы, иначе они не имели бы никакой разности с Святым Духом. Напротив того, они по мере превосходства одной перед другой имеют от Духа известную меру святыни. Как в понятие прижигания входить понятие огня, однако же иное есть прижигаемое вещество, и иное есть огонь, так и в небесных силах сущность их составляет воздушный, если можно так сказать, дух или невещественный огонь, по написанному: делающий ангелов Своих ветрами и служителей Своих пламенем огня (Евр. 1:7), почему они ограничены местом и бывают видимы, являясь святым в образе собственных своих тел, но святыня, будучи вне сущности, дает им совершенство чрез общение Духа. Сохраняют же достоинство свое пребыванием в добре, как имеющие свободу в избрании, и никогда не теряющие непрестанного стремления к истинно благому. Посему, если отнимем мысленно Духа, расстроятся ангельские лики, истребятся архангельские начальства, все придет в смешение, жизнь их сделается незаконосообразною, бесчинною, неопределенною. Ибо как Ангелы, не прияв силы от Духа, скажут: слава в вышних Богу (Лк. 2:14)? Никто, вещающий через Божий Дух, не скажет: "Будь проклят Иисус", и никто не может сказать: "Иисус - Господь", кроме как через Духа Святого (1 Кор. 12:3). Последнее могли бы сказать лукавые и сопротивные духи, отпадением которых доказывается то положение, что невидимые силы свободны, равно наклонны и к добродетели и к пороку, а потому имеют нужду в помощи Духа. Полагаю, что и Гавриил не иначе предсказывает будущее, как по предуведению Духа, потому что пророчество есть одно из дарований, разделяемых духом, а получивший повеление возвестить мужу желаний тайны ведения (Дан. 10:11) кем, как не Духом Святым умудренный, мог научить сокровенному? Потому что откровение тайн собственно принадлежит Духу, по написанному: Бог открыл это нам через Дух (1 Кор. 2:10). Престолы же и Господства, Начала и Власти, как могли бы проводить блаженную жизнь, если бы не всегда находились перед ликом Небесного Отца (Мф. 18:10)? А видеть невозможно без Духа. Как ночью, если вынесешь свет из дому, глаза твои делаются слепы, силы остаются в бездействии, достоинство вещей не познается, но золото и серебро равно попираются по неведению, так и для умных чинов не возможно, чтобы жизнь их пребывала сообразною с законом без Духа, равно как невозможны благоустройство в войске без тысяченачальника и согласие в хоре поющих без начальника хора, приводящего их в стройность. Как сказали бы Серафимы: свят, свят, свят (Ис. 6:3), если бы не были научены Духом, коликократное возглашение сего славословия благочестно? Посему, если хвалят Бога все Ангелы Его, и хвалят Его все Силы Его, то по действию Духа. Если предстоят Ему тысячи тысяч Ангелов и тьмы тем служащих, то силою Духа совершают они непорочно дело своего служения. Поэтому вся эта пренебесная и неизреченная стройность, как в служении Богу, так и во взаимном между собою согласии премирных Сил, не может быть сохранена иначе, как под управлением Духа. Так в созидании Дух Святый присущ тварям не постепенно усовершаемым, но с минуты сотворения уже совершенным, и сообщает им от Себя благодать к совершению и восполнению каждого существа (thV upostasewV). Кто же будет спорить против того, что домостроительства о человеке, какие по благости Божией совершены великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, окончательно исполнены Духом Святым? Пожелаешь ли рассмотреть ветхозаветное, благословения патриархов, помощь данную в законоположении, прообразования, пророчества, доблестные подвиги в бранях, чудеса совершенные праведниками, а потом и все домостроительство пришествия Господня во плоти, все это чрез Духа. Во-первых, Дух соприсущ самой плоти Господней, став ее помазанием, и неразлучно пребывая с нею, по написанному: Дух Святой снизойдёт на Кого-то, и пребудет на Нём (Ин. 1:33), и: об Иисусе из Назарета, Которого Бог сделал Христом, дав Ему Святой Дух (Деян. 10:38). Потом всякое действие совершалось в присутствии Духа. Дух со присущ был и искушаемому от диавола. Ибо сказано: Дух повел Иисуса в пустыню, дабы подвергнуть Его искушению дьяволом (Мф. 4:1). Дух неотлучно соприсущ был совершающему чудеса. Ибо говорит: Я изгоняю бесов Духом Божьим (Мф. 12:28). Дух не оставил и воскресшего из мертвых. Ибо, обновляя человека, и опять возвращая ему ту благодать, которую вдохнул в него Бог, и которую человек погубил, Господь дунул в лице ученикам, и что говорит при сем? "Примите же Духа Святого. Грехи, которые вы простите людям, отпустятся им, а грехи, которые вы не простите, им не отпустятся" (Ин. 20:22-23). А управление Церкви не явно ли и не непререкаемо ли производится Духом? Ибо сказано: Все же это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Он хочет... Бог поставил их в церкви: во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; затем чудеса, затем дарования исцелений, оказание помощи, управление, разные языки (1 Кор. 12:11,28). Ибо сей чин установлен с разделением даров Духа. А внимательный исследователь может найти, что и во время ожидаемого явления Господня с небес Дух Святой будет не бездействен, как думают иные, но явится вместе и в день откровения Господня, в который станет судить вселенную по правде Блаженный и единый Сильный. Кому так мало известны те блага, какие Бог уготовал достойным, чтобы не знать, что и венец праведных есть благодать Духа, которая обильнее и полнее будет сообщаема, когда духовная слава разделится каждому по мере доблестных дел его? Ибо во светлостях святых у Отца обителей много (Ин. 14:2), то есть, многие различия достоинств. Как звезда от звезды отличается славой. Так и воскресение мертвых (1 Кор. 15:41-42). Посему запечатленные Духом Святым в день избавления и сохранившие чистым и целым принятый ими начаток Духа, они только услышат: хорошо, раб добрый и верный, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю (Мф. 25:21). А подобно, и огорчившие Духа Святого лукавством начинаний своих или ничего не приобретшие к данному, будут лишены того, что получили, и благодать отдастся другим. Или, как говорит один из Евангелистов, они будут рассечены надвое совершенно (Лк. 12:46), под растесанием разумея конечное отчуждение от Духа. Ибо не тело делится на части, чтобы одна часть была предана наказанию, а другая освобождена, потому что походит на басню и не достойно праведного Судии предположение, что подвергается наказанию одной половиной, кто согрешил весь. Также и не душа рассекается пополам, потому что она вся и всецело приняла греховное мудрование и содействовала телу во зле. Напротив того, разделение это, как сказал я, есть отчуждение навсегда души от Духа. Ибо ныне Дух, хотя не имеет общения с недостойными, однако же, по-видимому, сопребывает некоторым образом с теми, которые запечатлены однажды, ожидая их спасенья по обращении. А тогда совершенно отсечется от души, поругавшей Его благодать. Посему нет в аде исповедующихся, в смерти нет памятования о Боге (Пс. 6:6), потому что там не сопребывает уже помощь Духа. Как же можно представить, чтобы суд совершился без Святого Духа, между тем как Слово показывает, что Он есть и награда праведных, когда вместо залога дано будет совершенное, и что первое осуждение грешников будет состоять в том, что отнимется у них все, что почитают себя имеющими? Но самым важнейшим доказательством, что Дух соединен со Отцом и Сыном, служит сказанное, что Он такое же имеет отношение к Богу, какое и к каждому имеет дух, находящийся в нем. Ибо сказано: кто знает из людей, что в человеке? Только дух человеческий, который в нем. Так и Божиего не познал никто, только Дух Божий (1 Кор. 2:11). И этого довольно. Не легко и понять, что разумеют они под сим подчислением (upariqmhsiV), и какое значение дают сему слову. Ибо всякому известно, что оно введено к ним из мирской мудрости. Но посмотрим, имеет ли оно какое-нибудь отношение к нашему предмету. Искусные в суесловии говорят, что одни имена суть общие, и значением своим простираются на многие предметы, а другие более собственные, и они имеют одни других более частнейшую силу. Например, сущность есть имя общее, прилагаемое ко всему, равно и к одушевленному и к неодушевленному, а животное есть имя более собственное, и хотя прилагается к меньшему числу предметов, нежели первое, однако же к большему, нежели имена под ним заключающиеся, ибо им объемлется природа как разумных, так и неразумных животных. Опять имени животное собственнее имя человек, а сего собственнее имя муж, и имени муж еще собственнее именование каждого порознь: Петр, или Павел, или Иоанн. Итак это ли разумеют под словом «подчисление» — разделение общего именования на именования теснейшие? Но не поверю, чтобы дошли они до такого тупоумия, и стали утверждать, что Бог всяческих, подобно какому-нибудь общему понятию, представляемому только в уме и не имеющему бытия ни в какой самостоятельности, делится на подлежащие, а потом подразделение это стали называть подчислением. Сего не скажут и страждущие черножелчием. Ибо это не только нечестиво, но ведет еще к понятию, которое противно собственному их намерению, потому что подразделяемые — одной сущности с тем, от чего отделяются. Но сама очевидность нелепости, по-видимому, затрудняет нас в слове, и не находим выражений к посрамлению их неразумия, почему, кажется, самым безумием своим приобретают они некоторую для себя выгоду. Ибо как телам мягким и удобоподвижным невозможно нанести крепкого удара по тому самому, что они не имеют упорства, так и явно безумствующим невозможно сделать сильного обличения. Посему остается обойти молчанием мерзость их нечестия, но и безмолвие не позволяют любовь к братьям и нестерпимое поведение противников. Ибо что говорят они? Посмотрите, какие выражения изобретены их высокомерием! «Мы утверждаем, что равночестным прилично сочисление, отличающимся же низшим достоинством прилично подчисление». Что же под сим разумеете? Я не понимаю вашей странной мудрости. То ли, что золото с золотом сочисляется, а свинец недостоин сочисления с золотом, но по дешевизне вещества подчисляется золоту? И неужели числу приписываете вы такую силу, что оно возвышает достоинство вещей малоценных и унижает досточестность вещей многоценных? Поэтому и золото опять будут подчислять драгоценным камням, и из сих последних менее блестящие и мелкие подчислять более доброцветным и крупным. Но чего не скажут люди, у которых не достает досуга ни на что иное, как только говорить или слышать что-либо новое? Да славятся впредь вместе с Стоиками и Эпикурейцами подающие голос в пользу нечестия! Ибо какое возможно подчисление вещей малоценных вещам многоценным? Почему медный овол будет подчисляться золотому статиру? Потому, говорят, что, имея их, не говорим: у нас две монеты, но: одна и одна. Которая же из сих монет которой подчисляется? Ибо название каждой произносится подобно. Посему, если каждую монету будешь счислять отдельно, то одинаковым образом счисления введешь равноценность. А если сопряжешь их в счислении, то опять, счисляя обе одну с другою, соединишь достоинством. А если подчисление будет принадлежать тому, что счисляется во-вторых, то от счисляющего зависит начать счисление с медной монеты. Но отлагая до времени обличение невежества, обратим речь к главному предмету. Утверждаете ли, что и Сын подчисляется Отцу, и Дух Сыну, или одному Духу приписываете подчисление? Ибо, если и Сына подчисляете, то возобновляете то же учение нечестия и окажетесь в одном этом речении повторяющими неподобосущие, низшую степень достоинства, рождение в последствии, одним словом, все вдруг хулы на Единородного, которые опровергать потребовалось бы более времени, нежели сколько можно уделить, сообразно с настоящим намерением, притом это нечестивое учение, по мере сил, обличено уже нами в другое время и в других местах. А если полагают, что подчисление приличествует одному Духу, то пусть знают, что одинаковым образом произносится Дух с Господом и Сын со Отцом. Ибо одинаково преподано имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28:19). Посему, по словосочинению, преподанному в крещении, как Сын относится к Отцу, так Дух к Сыну. А если Дух ставится наряду с Сыном, а Сын ставится наряду с Отцом, то очевидно, что и Дух ставится наряду с Отцом. Поэтому уместно ли утверждать об именах, поставленных в одной и той же связи, что одно из них счисляется, а другое подчисляется? Вообще же, какая вещь чрез счисление утрачивала когда-нибудь свою природу? Напротив того, исчисленные вещи не остаются ли такими же, какими были от начала, и число не прилагается ли нами к вещам как знак, показывающий множество подлежащих? Из тел одни счисляем, другие меряем, иные же взвешиваем, и которые составляют нечто непрерывное, те берем на меру, а которые раздельны, те подвергаем числу, впрочем и они, если мелки, также бывают измеряемы, о телах же тяжелых заключаем по наклонению весов. Но если мы изобрели для себя знаки к познанию количества, то сим не изменили еще природы означаемых вещей. Посему, как весомых веществ одного другому не подвешиваем, хотя бы то было золото или олово, и измеряемых не подмериваем, так и счисляемых, конечно, не будем подчислять. А если ничто прочее не допускает подчисления, то почему же утверждают, что Духу прилично быть подчисляемым? Но страждущие недугом язычества полагают, что если одно другому уступает или по степени достоинства или по подчинению сущности, то уступающему в сем принадлежит — быть подчисляемым. Господь, предавая нам об Отце и Сыне и Святом Духе, не счетом переименовал Их, ибо не сказал: в первое, второе и третье, или — в одно, два и три, но в святых Именах даровал нам познание веры, приводящее ко спасению. Посему, спасающее нас есть вера, а число придумано как знак, показывающий количество подлежащих. Между тем люди, из всего извлекающие для себя вред, и способность считать употребляют против веры, и хотя знают, что все прочее не изменяется от прибавки числа, однако же в рассуждении Божия естества боятся числа, чтобы ради него не преступить меры в чествовании, подобающем Утешителю. Но недоступное, о премудрые, тем наипаче да будет выше числа! Так и древнее благоговение Евреев особенными знаками начертывало неизглаголанное Божие имя, и тем показывало превосходство его над всеми именами. А если должно и счислять, то по крайней мере не надобно и в этом повреждать истины. Или молчанием почти неизреченное, или благочестно счисляй святое. Един Бог и Отец, и един Единородный Сын, и един Дух Святый. О каждой из Ипостасей возвещаем отдельно, но когда нужно будет счислять, тогда не попустим, чтобы невежественное счисление довело нас до понятия многобожия. Мы счисляем не чрез сложение, от одного делая наращение до множества, и говоря: одно, два, три, или: первое, второе, третье. Я первый и Я последний (Ис. 44:6). О втором же Боге никогда не слыхали мы даже доселе. Поклоняясь Богу от Бога, и различие Ипостасей исповедуем, и остаемся при единоначалии, не рассекая богословия на раздробленное множество, потому что в Боге Отце и в Боге Единородном созерцаем один как бы образ, отпечатлевшийся в неизменности Божества. Ибо Сын во Отце, и Отец в Сыне, потому что и Сын таков же, каков Отец, и Отец таков же, каков Сын, и в этом Они — едино. Почему по отличительному свойству Лиц — един и един, а по общности естества Оба — едино. А почему, хотя един и един, однако же не два Бога? Потому что царем именуется и образ царев, и не два царя, ибо ни держава не рассекается, ни слава не разделяется. Как одно державствующее над нами начало и одна власть, так и наше славословие одно, а не многие, потому что чествование образа переходит к первообразу. Но что здесь подражательно есть образ, cиe там естественно есть Сын. И как в искусственных произведениях подобие — в образе, так в Божием несложном естестве единение — в общении Божества. Но един и Святой Дух, и о Нем возвещается отдельно, чрез единого Сына сочетавается Он с единым Отцом и Собою восполняет препетую и блаженную Троицу. Единение Его с Отцом и Сыном достаточно выражается тем, что Он не поставляется в один ряд со множеством тварей, но произносится отдельно. Ибо Он — не единый из многих, но единый. Как един Отец, и един Сын, так един и Святый Дух. Посему Он столько же далек от тварной природы, сколько единичное не подобно составному и имеющему в себе множество. С Отцом же и Сыном постольку соединен, поскольку единица имеет свойство с единицею. Но не из сего только заимствуются доказательства общения Его по естеству, а также и из тех мест, где говорится, что Он от Бога, не как и все от Бога, но как исходящий от Бога, исходящий не чрез рождение, подобно Сыну, но как Дух уст Божиих. Без сомнения же, и уста — не член, и Дух — не рассеивающееся дыхание, а напротив того, и уста разумеются боголепно, и Дух есть сущность живая, владычица святыни, из чего хотя открывается Его единение с Богом, но образ исхождения остается неизъяснимым. Он называется и Духом Христовым, как соединенный со Христом по естеству. Посему кто Духа Христова не имеет, тот не Его (Рим. 8:9). Поэтому Он один достойно прославляет Господа. Ибо Господь сказал: Он Меня прославит (Ин. 16:14), не как тварь, но как Дух истины, ясно показывающий в Себе истину, и как Дух премудрости, в величии Своем открывающий Христа, Божию силу и Божию премудрость. А как Утешитель, Он показывает в Себе благость пославшего Его Утешителя, и в достоинстве Своем являет величие Того, от Кого исшел. Посему есть слава какая-то естественная, как слава солнца — свет, и есть слава какая-то внешняя, рассудительно воздаваемая достойным, по свободному произволению. Но и сия опять двояка. Ибо сказано: сын чтит отца и раб - господина своего (Мал. 1:6). Итак, одна из них, рабская, воздается тварью, а другая, скажу так, домашняя (oikeakh), совершается Духом. Ибо Господь, как о Себе сказал: Я Тебя прославил на земле, совершив дело, которое Ты дал Мне сотворить (Ин. 17:4), так и об Утешителе говорит: Он Меня прославит, оттого что от Моего возьмет и возвестит вам (Ин. 16:14). И как прославляется Сын Отцом, Который говорит: и прославил и еще прославлю (Ин. 12:28), так прославляется Дух, по причине общения с Отцом и Сыном, и по свидетельству Единородного, Который говорит: всякий грех и хула будут прощены людям; но хула на Духа не будет прощена людям (Мф. 12:31). Но как скоро при содействии просвещающей силы устремляем взор на красоту Образа Бога невидимого и чрез нее возводимся к превосходящему всякую красоту созерцанию Первообраза, неотлучно соприсутствует при сем Дух ведения, Который любозрителям истины в Себе Самом подает тайнозрительную силу к созерцанию Образа, и не вне Себя показывает Его, но в Себе Самом вводит в познание. Ибо как Отца не знает никто, кроме Сына (Мф. 11: 27), так никто не может рещи Господа Иисуса, только в Духе Святом [6] (1 Кор. 12:3). Ибо не сказано: Духом (dia pneumatoV), но: в Духе (en pneumati). И: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4:24), как написано: во свете Твоем, то есть, в просвещении Духа, мы видим свет (Пс. 35:10), — Свет истинный, Который просвещает каждого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9). Посему Дух в Себе показывает славу Единородного, и в Себе сообщает истинным поклонникам ведение Бога. Поэтому путь боговедения — от единого Духа, чрез Единородного Сына, к единому Отцу. И обратно, естественная благость, и естественная святыня и царское достоинство от Отца, чрез Единородного, простираются на Духа. Таким образом и Ипостаси исповедуются, и благочестивый догмат единоначалия не падает. А те, которые допускают подчисление, говоря: первое, второе и третье, да будут признаны вводящими в нескверное христианское богословие многобожие эллинского заблуждения. Ибо это ухищренное введение подчисления ни к чему иному не ведет, а только к тому, чтобы исповедывать Бога первого, второго и третьего. Но для нас достаточно порядка предложенного Господом, кто перемешивает оный, тот погрешит не менее, чем и сии нечестивцы. Итак достаточно сказано о том, что естественное общение нимало не нарушается подчислением, как погрешительно думают сии люди. Но сделаем снисхождение человеку упорному и суемудренному и уступим, что второе после чего-нибудь называется так в смысле подчисления сему чему-нибудь. И посмотрим, что выходит из сего положения. Сказано: Первый человек - от земли из праха; второй Человек - с неба (1 Кор. 15:47). И в другом месте сказано: не духовное прежде, а душевное, затем духовное (1 Кор. 15:46). Поэтому, если второе подчисляется первому, а подчисляемое малоценнее того, чему подчисляется, то, по вашим словам, духовный человек малоценнее душевного, и небесный — земного. «Пусть так, — говорят они, — но из сего не следует, что и слава непременно принадлежит Духу, почему и мы должны превозносить Его славословиями». Итак откуда возьмем доказательства, что достоинство Духа превыше всякого ума, когда общение с Ним Отца и Сына почитают они неудостоверительным свидетельством сего достоинства? По крайней мере, обратив внимание на знаменование имен, на величие действований Духа и также на благодеяния, какие оказывает Он нам, лучше же сказать, всей твари, можем, в некоторой мере, составить себе понятие о величии Его естества и о неизреченном Его могуществе. Он называется Духом, как: Дух есть Бог (Ин. 4:24), и: Дыхание жизни нашей, помазанник Господень (Плач. 4:20). Называется Святым, как свят Отец и свят Сын. Ибо в тварь приносится святыня извне, а в Духе святость восполняет естество, почему Он есть не освящаемый, но освящающий. Называется благим, как благ Отец и благ Рожденный от Благого. Называется правым, как прав Господь Бог (Пс. 91:16), потому что Он — источная истина и источная правда, по неизменяемости Своей сущности не имеет отступлений и уклонений в ту и другую сторону. Называется Утешителем, как и Единородный, Который Сам говорит: Я умолю Отца, и другого Утешителя даст вам (Ин. 14:16). Так у Духа имена общие с Отцом и Сыном, и Он имеет сии наименования по естественному с Ними единению. А иначе почему же мог бы иметь? Еще называется владычним и Духом истины, и Духом премудрости. Дух Божий создал меня (Иов. 33:4). И о Веселеиле сказано, что наполнил его Бог духом Божиим премудрости, и смышления, и ведения (Исх. 31:3). Таковы имена, так они высоки и велики, однако же не выражают никакого преизбытка славы! А каковы действования? Неизреченны по величию, неисчислимы по множеству. Ибо как представим мыслью то, что за пределами веков? Каковы были действования Духа прежде мысленной твари? Сколь многочисленны благодеяния Его к твари? Какое могущество на времена грядущая? Ибо Дух был, был прежде веков, был вместе с Отцом и Сыном. Поэтому, если и представишь что за пределами веков, то найдешь, что оно после Духа. А если представишь в уме творение, то Силы небесные утвердились Духом, под утверждением же, очевидно, должен ты разуметь неудобоизменность в навыке к благому. Ибо от Духа даровано Силам и общение с Богом, и неуклонность ко греху, и пребывание в блаженстве. Пришествие Христово! и Дух предшествует. Явление во плоти! и Дух неотлучен. Действия сил, дарования исцелений — от Духа Святого. Бесы были изгоняемы Духом Божиим, диавол приведен в бездействие — в соприсутствии Духа, искупление грехов — по благодати Духа. Но омылись, но были освящены, но были оправданы именем Господа Иисуса Христа и Духом Бога нашего (1 Кор. 6:11). Присвоение нас Богу — чрез Духа. Ибо послал Бог Духа Сына Своего в сердца наши, Духа взывающего: Авва, Отче (Гал. 4:6). Воскресение из мертвых — действием Духа. Ибо пошлешь дух Твой - созидаются, и Ты обновляешь лицо земли (Пс. 103:30). Если кто под творением захочет разуметь оживотворение разрушившегося, то неужели не велико действование Духа, Который устраивает нам жизнь из воскресения и восстанавливает души наши для духовной жизни? И если творением будет названо здешнее преобразование в лучшее тех, которые пали вследствие греха (ибо и так употребляется слово это по обыкновению Писания, например, когда говорит Павел: если кто во Христе, тот новая тварь (2 Кор. 5:17), то и здешнее обновление и здешний переход от жизни земной и страстной к жительству небесному, совершаемый в нас чрез Духа, приводят душу нашу в крайнее удивление. Чего же побоимся после этого? Неужели того, чтобы избытком чествования не превысить достоинства? Или, напротив того, чтобы понятия о Духе не унизить, хотя, по-видимому, скажем о Нем самое великое, что только произносится человеческою мыслью и человеческим языком? Cиe говорит Дух Святый, потому что cиe говорит Господь: встань, спустись и иди к ним без всякого сомнения, потому что Я послал их (Деян. 10:20). Неужели это — слова униженного и презренного? Отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их (Деян. 13:2). Ужели говорит так раб? И Исаия сказал: послал Меня Господь Бог и Дух Его (Ис. 48:16). И: сниде Дух Господа, и настави их (Ис. 63:14). А слово: наставление, принимай опять не в низком значении. Ибо Писание свидетельствует, что это есть Божие дело. Сказано: Как стадо, вел Ты народ Твой (Пс. 76:21), и: водящий, как овец, Иосифа (Пс. 79:1), и: вел их безопасно, и они не страшились (Пс. 77:53). Посему, когда услышишь: Когда же придет Он, Дух Истины, Он введет вас во всю истину (Ин. 16:13; 14:26), тогда слово наставление разумей, как научен, и не подкапывай понятия. Но говоришь: «и ходатайствует о нас (Рим. 8:26). Посему сколько проситель ниже благодетеля, столько и Дух по достоинству далек от Бога». Но разве не слыхал ты об Единородном, что Он есть одесную Бога, и ходатайствует о нас (Рим. 8:34)? За то, что Дух в тебе (если только совершенно в тебе), и за то, что нас ослепленных учит и наставляет избранию полезного, ты не искажай благочестивого и святого о Нем верования. Ибо крайняя мера непризнательности — человеколюбие благодетеля обращать в предлог к неблагодарности. Посему не оскорбляйте Духа Святого (Еф. 4:30). Слышите, что говорит первомученик — Стефан, укоряя народ непокорный и не подчиняющийся. Вы всегда Духу Святому противитесь (Деян. 7:51), говорит он. И еще Исаия: они возмутились и огорчили Святого Духа Его (Ис. 63:10). И в другом месте: дом Иаковль разгневали Дух Господень (Мих. 2:7). Не выражает ли это полновластного могущества? Предоставляю суду читающих, какие понятия о Духе должны иметь слышащие cиe. Как об орудии ли, как о чем ли подчиненном, равночестном твари и нам сослужебном? Или благочестивым весьма тяжело и единым словом поползнуться на такую хулу? Рабом ты называешь Духа? Но сказано: раб не знает, что делает его господин (Ин. 15, 15), а Дух так же весть Божия, как дух человеческий, который в нем (1 Кор. 2:11). Говорят, что «Дух — не раб и не Господь, но свободен». Удивительно бесчувствие, жалко бесстрашие — утверждающих это! Что более оплакивать в них? невежество ли? или хульничество? Богословские догматы унижают они человеческими примерами и здешний обычай, по которому иное различие достоинств, стараются применить к Божию неизреченному естеству, не размышляя, что у людей никто не раб по естеству. Ибо люди или насильственно приведены под иго рабства, как в пленениях, или поработились по бедности, как Египтяне Фараону, или, по какому-то мудрому и таинственному домостроительству, худшие из детей, словом отцов осуждены рабствовать благоразумнейшим и лучшим, и это иной правдивый исследователь событий назовет даже не осуждением, а благодеянием. Ибо тому, кто по недостатку благоразумия от природы не имеет в себе начальственного, полезнее стать достоянием другого, чтобы им управлял рассудок владетеля, как колесницею, которой дан возница, и кораблем, на котором при кормиле сидит кормчий. Поэтому Иаков по благословению отца — господин Исаву, чтобы неразумный, не имея собственного своего попечителя — ума, против воли воспользовался благодеяниями благоразумного. И Ханаан отрок раб будет братиям (Быт. 9:25), потому что неспособен сам собою научиться добродетели, имея у себя отцом несмысленного Хама. Вот по каким причинам бывают здесь рабы, а свободны те, которые избегли бедности, или войны, или не имеют нужды в попечительство других. Поэтому, хотя один называется властелином, а другой рабом, однако же все мы сослужители и по взаимной равночестности одного с другим, и как достояние Сотворившего нас. А там, что сможешь освободить от рабства? Ибо вдруг и создано, и предустроено к тому, чтоб быть рабским. Небесные не начальствуют друг над другом, потому что нет у них страсти к преобладанию, но все покорны Богу, Ему, как Владыке, воздают должный страх, и как Создателю — подобающую славу. Ибо сын славит отца, и раб господина своего. И Бог непременно требует одного из двух. Ибо говорит: если Я отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо Мною (Мал. 1:6)? И весьма жалка была бы жизнь, если бы не состояла под надзором Владыки. Те отступнические силы, которые, вознесши шею против Бога Вседержителя, отказываются от рабства, поступают так не по иному устройству природы, а по непокорности своей Сотворившему. Поэтому кого называешь ты свободным? Того ли, кто не имеет над собою царя? того ли, кто сам не имеет силы начальствовать над другим, и не терпит, чтоб над ним начальствовали? Но между существами нет подобной природы, и думать так о Духе — явное нечестие. Почему, если Он создан, то, без сомнения, рабствует наряду со всеми тварями. Ибо сказано: все служит Тебе (Пс. 118:91). А если Он выше твари, то соучастник в царской власти. Главы с 21 по 30 К оглавлению apologia-christ.ru <<< БИБЛИОТЕКА >>> Святитель Василий Великий. Том 1. О Святом Духе к Святому Амфилохию, Епископу Инокийскому Глава 17 Не легко и понять, что разумеют они под сим подчислением (υπαριθμησις), и какое значение дают сему слову. Ибо всякому известно, что оно введено к ним из мирской мудрости. Но посмотрим, имеет ли оно какое-нибудь отношение к нашему предмету. Искусные в суесловии говорят, что одни имена суть общие, и значением своим простираются на многие предметы, а другие более собственные, и они имеют одни других более частнейшую силу. Например, сущность есть имя общее, прилагаемое ко всему, равно и к одушевленному и к неодушевленному, а животное есть имя более собственное, и хотя прилагается к меньшему числу предметов, нежели первое, однако же к большему, нежели имена под ним заключающиеся, ибо им объемлется природа как разумных, так и неразумных животных. Опять имени животное собственнее имя человек, а сего собственнее имя муж, и имени муж еще собственнее именование каждого порознь: Петр, или Павел, или Иоанн. Итак cиe ли разумеют под словом «подчисление» — разделение общего именования на именования теснейшие? Но не поверю, чтобы дошли они до такого тупоумия, и стали утверждать, что Бог всяческих, подобно какому-нибудь общему понятию, представляемому только в уме и не имеющему бытия ни в какой самостоятельности, делится на подлежащие, а потом подразделение cиe стали называть подчислением. Сего не скажут и страждущие черножелчием. Ибо cиe не только нечестиво, но ведет еще к понятию, которое противно собственному их намерению, потому что подразделяемые — одной сущности с тем, от чего отделяются. Но самая очевидность нелепости, по-видимому, затрудняет нас в слове, и не находим выражений к посрамлению их неразумия, почему, кажется, самым безумием своим приобретают они некоторую для себя выгоду. Ибо как телам мягким и удобоподвижным невозможно нанести крепкого удара по тому самому, что они не имеют упорства, так и явно безумствующим невозможно сделать сильного обличения. Посему остается прейти молчанием мерзость их нечестия, но и безмолвия не дозволяют любовь к братьям и нестерпимое поведение противников. Ибо что говорят они? Посмотрите, какие выражения изобретены их высокомерием! «Мы утверждаем, что равночестным прилично сочисление, отличающимся же низшим достоинством прилично подчисление». Что же под сим разумеете? Я не понимаю вашей странной мудрости. То ли, что золото с золотом сочисляется, а свинец недостоин сочисления с золотом, но по дешевизне вещества подчисляется золоту? И неужели числу приписываете вы такую силу, что оно возвышает достоинство вещей малоценных и унижает досточестность вещей многоценных? Поэтому и золото опять будут подчислять драгоценным камням, и из сих последних менее блестящие и мелкие подчислять более доброцветным и крупным. Но чего не скажут люди, у которых не достает досуга ни на что иное, как только говорить или слышать что-либо новое? Да славятся впредь вместе с Стоиками и Эпикурейцами подающие голос в пользу нечестия! Ибо какое возможно подчисление вещей малоценных вещам многоценным? Почему медный овол будет подчисляться золотому статиру? Потому, говорят, что, имея их, не говорим: у нас две монеты, но: одна и одна. Которая же из сих монет которой подчисляется? Ибо название каждой произносится подобно. Посему, если каждую монету будешь счислять отдельно, то одинаковым образом счисления введешь равноценность. А если сопряжешь их в счислении, то опять, счисляя обе одну с другою, соединишь достоинством. А если подчисление будет принадлежать тому, что счисляется во-вторых, то от счисляющего зависит начать счисление с медной монеты. Но отлагая до времени обличение невежества, обратим речь к главному предмету. Утверждаете ли, что и Сын подчисляется Отцу, и Дух Сыну, или одному Духу приписываете подчисление? Ибо, если и Сына подчисляете, то возобновляете то же учение нечестия и окажетесь в одном этом речении повторяющими неподобосущие, низшую степень достоинства, рождение в последствии, одним словом, все вдруг хулы на Единородного, которые опровергать потребовалось бы более времени, нежели сколько можно уделить, сообразно с настоящим намерением, притом cиe нечестивое учение, по мере сил, обличено уже нами в другое время и в других местах. А если полагают, что подчисление приличествует одному Духу, то пусть знают, что одинаковым образом произносится Дух с Господом и Сын со Отцем. Ибо одинаково преподано имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28, 19). Посему, по словосочинению, преподанному в крещении, как Сын относится к Отцу, так Дух к Сыну. А если Дух ставится наряду с Сыном, а Сын ставится наряду с Отцем, то очевидно, что и Дух ставится наряду с Отцем. Поэтому уместно ли утверждать об именах, поставленных в одной и той же связи, что одно из них счисляется, а другое подчисляется? Вообще же, какая вещь чрез счисление утрачивала когда-нибудь свою природу? Напротив того, исчисленные вещи не остаются ли такими же, какими были от начала, и число не прилагается ли нами к вещам как знак, показывающий множество подлежащих? Из тел одни счисляем, другие меряем, иные же взвешиваем, и которые составляют нечто непрерывное, те берем на меру, а которые раздельны, те подвергаем числу, впрочем и они, если мелки, также бывают измеряемы, о телах же тяжелых заключаем по наклонению весов. Но если мы изобрели для себя знаки к познанию количества, то сим не изменили еще природы означаемых вещей. Посему, как весомых веществ одного другому не подвешиваем, хотя бы то было золото или олово, и измеряемых не подмериваем, так и счисляемых, конечно, не будем подчислять. А если ничто прочее не допускает подчисления, то почему же утверждают, что Духу прилично быть подчисляемым? Но страждущие недугом язычества полагают, что если одно другому уступает или по степени достоинства или по подчинению сущности, то уступающему в сем принадлежит — быть подчисляемым. Глава 18 Господь, предавая нам об Отце и Сыне и Святом Духе, не счетом переименовал Их, ибо не сказал: в первое, второе и третие, или — в одно, два и три, но в святых Именах даровал нам познание веры, приводящее ко спасению. Посему, спасающее нас есть вера, а число придумано как знак, показывающий количество подлежащих. Между тем люди, из всего извлекающие для себя вред, и способность считать употребляют против веры, и хотя знают, что все прочее не изменяется от прибавки числа, однако же в рассуждении Божия естества боятся числа, чтобы ради него не преступить меры в чествовании, подобающем Утешителю. Но недоступное, о премудрые, тем наипаче да будет выше числа! Так и древнее благоговение Евреев особенными знаками начертывало неизглаголанное Божие имя, и тем показывало превосходство его над всеми именами. А если должно и счислять, то по крайней мере не надобно и в этом повреждать истины. Или молчанием почти неизреченное, или благочестно счисляй святое. Един Бог и Отец, и един Единородный Сын, и един Дух Святый. О каждой из Ипостасей возвещаем отдельно, но когда нужно будет счислять, тогда не попустим, чтобы невежественное счисление довело нас до понятия многобожия. Мы счисляем не чрез сложение, от одного делая наращение до множества, и говоря: одно, два, три, или: первое, второе, третье. «Аз» Бог «первый, и Аз по сих» (Ис. 44, 6). О втором же Боге никогда не слыхали мы даже доселе. Поклоняясь Богу от Бога, и различие Ипостасей исповедуем, и остаемся при единоначалии, не рассекая богословия на раздробленное множество, потому что в Боге Отце и в Боге Единородном созерцаем один как бы образ, отпечатлевшийся в неизменности Божества. Ибо Сын во Отце, и Отец в Сыне, потому что и Сын таков же, каков Отец, и Отец таков же, каков Сын, и в этом Они — едино. Почему по отличительному свойству Лиц — един и един, а по общности естества Оба — едино. А почему, хотя един и един, однако же не два Бога? Потому что царем именуется и образ царев, и не два царя, ибо ни держава не рассекается, ни слава не разделяется. Как одно державствующее над нами начало и одна власть, так и наше славословие одно, а не многие, потому что чествование образа переходит к первообразу. Но что здесь подражательно есть образ, cиe там естественно есть Сын. И как в искусственных произведениях подобие — в образе, так в Божием несложном естестве единение — в общении Божества. Но един и Святый Дух, и о Нем возвещается отдельно, чрез единого Сына сочетавается Он с единым Отцем и Собою восполняет препетую и блаженную Троицу. Единение Его со Отцем и Сыном достаточно выражается тем, что Он не поставляется в один ряд со множеством тварей, но произносится отдельно. Ибо Он — не единый из многих, но единый. Как един Отец, и един Сын, так един и Святый Дух. Посему Он столько же далек от тварной природы, сколько единичное не подобно составному и имеющему в себе множество. Со Отцем же и Сыном постольку соединен, поскольку единица имеет свойство с единицею. Но не из сего только заимствуются доказательства общения Его по естеству, а также и из тех мест, где говорится, что Он от Бога, не как и все от Бога, но как исходящий от Бога, исходящий не чрез рождение, подобно Сыну, но как Дух уст Божиих. Без сомнения же, и уста — не член, и Дух — не рассеивающееся дыхание, а напротив того, и уста разумеются боголепно, и Дух есть сущность живая, владычица святыни, из чего хотя открывается Его единение с Богом, но образ исхождения остается неизъяснимым. Он называется и Духом Христовым, как соединенный со Христом по естеству. Посему «кто Духа Христова не имать, сей несть Егов» (Рим. 8, 9). Поэтому Он один достойно прославляет Господа. Ибо Господь сказал: «Он Мя прославит» (Ин. 16, 14), не как тварь, но как «Дух истины», ясно показывающий в Себе истину, и как Дух премудрости, в величии Своем открывающий Христа, Божию силу и Божию премудрость. А как Утешитель, Он показывает в Себе благость пославшего Его Утешителя, и в достоинстве Своем являет величие Того, от Кого исшел. Посему есть слава какая-то естественная, как слава солнца — свет, и есть слава какая-то внешняя, рассудительно воздаваемая достойным, по свободному произволению. Но и сия опять двояка. Ибо сказано: «сын славит отца, и раб господина своего» (Мал. 1, 6). Итак, одна из них, рабская, воздается тварью, а другая, скажу так, домашняя (οικειακη), совершается Духом. Ибо Господь, как о Себе сказал: «Аз прославих Тя на земли, дело соверших, еже дал еси Мне, да сотворю» (Ин. 17, 4), так и об Утешителе говорит: «Он Мя прославит, яко от Моего приимет, и возвестит вам» (Ин. 16, 14). И как прославляется Сын Отцем, Который говорит: «и прославих, и паки прославлю» (Ин. 12, 28), так прославляется Дух, по причине общения с Отцем и Сыном, и по свидетельству Единородного, Который говорит: «всяк грех и хула отпустится» вам «человеком: а яже на Духа хула, не отпустится» (Мф. 12, 31). Но как скоро при содействии просвещающей силы устремляем взор на красоту Образа Бога невидимого и чрез нее возводимся к превосходящему всякую красоту созерцанию Первообраза, неотлучно соприсутствует при сем Дух ведения, Который любозрителям истины в Себе Самом подает тайнозрительную силу к созерцанию Образа, и не вне Себя показывает Его, но в Себе Самом вводит в познание. Ибо как «никтоже знает Отца, токмо Сын» (Мф. 11, 27), так «никтоже может рещи Господа Иисуса, точию в Духе Святом» (1 Кор. 12, 3). Ибо не сказано: Духом (δια πνευματος), но: «в Духе» (εν πνευματι). И: «Дух есть Бог: и иже кланяется Ему , в Духе и истине достоит кланятися» (Ин. 4, 24), как написано: «во свете Твоем», то есть, в просвещении Духа, «узрим свет» (Пс. 35, 10), «— свет истинный, иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир» (Ин. 1, 9). Посему Дух в Себе показывает славу Единородного, и в Себе сообщает истинным поклонникам ведение Бога. Поэтому путь боговедения — от единого Духа, чрез Единородного Сына, к единому Отцу. И обратно, естественная благость, и естественная святыня и царское достоинство от Отца, чрез Единородного, простираются на Духа. Таким образом и Ипостаси исповедуются, и благочестивый догмат единоначалия не падает. А те, которые допускают подчисление, говоря: первое, второе и третье, да будут признаны вводящими в нескверное христианское богословие многобожие эллинского заблуждения. Ибо это ухищренное введение подчисления ни к чему иному не ведет, а только к тому, чтобы исповедывать Бога первого, второго и третьего. Но для нас достаточно порядка предложенного Господом, кто перемешивает оный, тот погрешит не менее, чем и сии нечестивцы. Итак достаточно сказано о том, что естественное общение нимало не нарушается подчислением, как погрешительно думают сии люди. Но сделаем снисхождение человеку упорному и суемудренному и уступим, что второе после чего-нибудь называется так в смысле подчисления сему чему-нибудь. И посмотрим, что выходит из сего положения. Сказано: «первый человек, от земли перстен: вторый человек, Господь с небесе» (1 Кор. 15, 47). И в другом месте сказано: «не прежде духовное, но душевное, потом же духовное» (1 Кор. 15, 46). Поэтому, если второе подчисляется первому, а подчисляемое малоценнее того, чему подчисляется, то, по вашим словам, духовный человек малоценнее душевного, и небесный — перстного. Глава 19 «Пусть так, — говорят они, — но из сего не следует, что и слава непременно принадлежит Духу, почему и мы должны превозносить Его славословиями». Итак откуда возьмем доказательства, что достоинство Духа превыше всякого ума, когда общение с Ним Отца и Сына почитают они неудостоверительным свидетельством сего достоинства? По крайней мере, обратив внимание на знаменование имен, на величие действований Духа и также на благодеяния, какие оказывает Он нам, лучше же сказать, всей твари, можем, в некоторой мере, составить себе понятие о величии Его естества и о неизреченном Его могущество. Он называется «Духом», как: «Дух есть Бог» (Ин. 4, 24), и: «Дух лица нашего, помазанный Господь» (Плач. 4, 20). Называется Святым, как свят Отец и свят Сын. Ибо в тварь привносится святыня совне, а в Духе святость восполняет естество, почему Он есть не освящаемый, но освящающий. Называется благим, как благ Отец и благ Рожденный от Благого. Называется «правым», как «прав Господь Бог» (Пс. 91, 16), потому что Он — источная истина и источная правда, по неизменяемости Своей сущности не имеет отступлений и уклонений в ту и другую сторону. Называется Утешителем, как и Единородный, Который Сам говорит: «Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам» (Ин. 14, 16). Так у Духа имена общие с Отцем и Сыном, и Он имеет сии наименования по естественному с Ними единению. А иначе почему же мог бы иметь? Еще называется «владычним «и Духом истины, и Духом премудрости. «Дух Божий сотворивый мя» (Иов. 33, 4). И о Веселеиле сказано, что наполнил его Бог «духом Божиим премудрости, и смышления, и ведения» (Исх. 31, 3). Таковы имена, так они высоки и велики, однако же не выражают никакого преизбытка славы! А каковы действования? Неизреченны по величию, неисчислимы по множеству. Ибо как представим мыслью то, что за пределами веков? Каковы были действования Духа прежде мысленной твари? Сколь многочисленны благодеяния Его к твари? Какое могущество на времена грядущая? Ибо Дух был, был прежде веков, был купно со Отцем и Сыном. Поэтому, если и представишь что за пределами веков, то найдешь, что оно после Духа. А если представишь в уме творение, то Силы небесные утвердились Духом, под утверждением же, очевидно, должен ты разуметь неудобоизменность в навыке к благому. Ибо от Духа даровано Силам и общение с Богом, и неуклонность ко греху, и пребывание в блаженстве. Пришествие Христово! и Дух предшествует. Явление во плоти! и Дух неотлучен. Действия сил, дарования исцелений — от Духа Святого. Бесы были изгоняемы Духом Божиим, диавол приведен в бездействие — в соприсутствии Духа, искупление грехов — по благодати Духа. Ибо «омыстеся» и «освятистеся именем Господа нашего Иисуса Христа, и Духом» Святым (1 Кор. 6, 11). Присвоение нас Богу — чрез Духа. Ибо «посла Бог Духа Сына Своего в сердца» наша, «вопиюща: Авва Отче» (Гал. 4, 6). Воскресение из мертвых — действием Духа. Ибо «послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли» (Пс. 103, 30). Если кто под творением захочет разуметь оживотворение разрушившегося, то ужели не велико действование Духа, Который устраивает нам жизнь из воскресения и восстанавливает души наши для духовной жизни? И если творением будет названо здешнее преобразование в лучшее тех, которые пали вследствие греха (ибо и так употребляется слово cиe по обыкновению Писания, например, когда говорит Павел: «аще кто во Христе, нова тварь» (2 Кор. 5, 17), то и здешнее обновление и здешний переход от жизни земной и страстной к жительству небесному, совершаемый в нас чрез Духа, приводят душу нашу в крайнее удивление. Чего же побоимся после этого? Неужели того, чтобы избытком чествования не превысить достоинства? Или, напротив того, чтобы понятия о Духе не унизить, хотя, по-видимому, скажем о Нем самое великое, что только произносится человеческою мыслью и человеческим языком? Cиe говорит Дух Святый, потому что cиe говорит Господь: «сниди, и или с ними, ничтоже разсуждая: зане Аз послах их» (Деян. 10, 20). Неужели это — слова униженного и презренного? «Отделите Ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их» (Деян. 13, 2). Ужели говорит так раб? И Исаия сказал: «Господь посла мя, и Дух Его» (Ис. 48, 16). И: «сниде Дух Господа, и настави их» (Ис. 63, 14). А слово: наставление, принимай опять не в низком значении. Ибо Писание свидетельствует, что это есть Божие дело. Сказано: «наставил еси, яко овцы, люди Твоя» (Пс. 76, 21), и: «наставляяй, яко овча, Иосифа» (Пс. 79, 1), и: «настави я на упование, и не убояшася» (Пс. 77, 53). Посему, когда услышишь: «егда приидет» Утешитель, «Той воспомянет вам, и наставит на всяку истину» (Ин. 16, 13; 14, 26), тогда слово наставление разумей, как научен, и не подкапывай понятия. Но говоришь: ««и ходатайствует о нас» (Рим. 8, 26). Посему сколько проситель ниже благодетеля, столько и Дух по достоинству далек от Бога». Но разве не слыхал ты об Единородном, что Он есть одесную Бога, «и ходатайствует о нас» (Рим. 8, 34)? За то, что Дух в тебе (если только совершенно в тебе), и за то, что нас ослепленных учит и наставляет избранию полезного, ты не искажай благочестивого и святого о Нем верования. Ибо крайняя мера непризнательности — человеколюбие благодетеля обращать в предлог к неблагодарности. Посему «не оскорбляйте Духа Святаго» (Еф. 4, 30). Слышите, что говорит начаток мучеников — Стефан, укоряя народ непокорный и не подчиняющийся. «Вы присно Духу Святому противитеся» (Деян. 7, 41), говорит он. И еще Исаия: «разгневаша Духа Святаго, и обратися им на вражду» (Ис. 63, 10). И в другом месте: «дом Иаковль разгнева Дух Господень» (Мих. 2, 7). Не выражает ли это полновластного могущества? Предоставляю суду читающих, какие понятия о Духе должны иметь слышащие cиe. Как об орудии ли, как о чем ли подчиненном, равночестном твари и нам сослужебном? Или благочестивым весьма тяжело и единым словом поползнуться на такую хулу? Рабом ты называешь Духа? Но сказано: «раб не весть, что творит господь его» (Ин. 15, 15), а Дух так же «весть Божия», как и «дух человека — яже в человеце» (1 Кор. 2, 11, 12). Глава 20 Говорят, что «Дух — не раб и не Господь, но свободен». Удивительно бесчувствие, жалко бесстрашие — утверждающих это! Что более оплакивать в них? невежество ли? или хульничество? Богословские догматы унижают они человеческими примерами и здешний обычай, по которому иное различие достоинств, стараются применить к Божию неизреченному естеству, не размышляя, что у людей никто не раб по естеству. Ибо люди или насильственно приведены под иго рабства, как в пленениях, или поработились по бедности, как Египтяне Фараону, или, по какому-то мудрому и таинственному домостроительству, худшие из детей, словом отцев осуждены рабствовать благоразумнейшим и лучшим, и это иной правдивый исследователь событий назовет даже не осуждением, а благодеянием. Ибо тому, кто по недостатку благоразумия от природы не имеет в себе начальственного, полезнее стать достоянием другого, чтобы им управлял рассудок владетеля, как колесницею, которой дан возница, и кораблем, на котором при кормиле сидит кормчий. Поэтому Иаков по благословению отца — господин Исаву, чтобы неразумный, не имея собственного своего попечителя — ума, против воли воспользовался благодеяниями благоразумного. И «Ханаан отрок раб будет братиям» (Быт. 9, 25), потому что неспособен сам собою научиться добродетели, имея у себя отцом несмысленного Хама. Вот по каким причинам бывают здесь рабы, а свободны те, которые избегли бедности, или войны, или не имеют нужды в попечительство других. Поэтому, хотя один называется властелином, а другой рабом, однако же все мы сослужители и по взаимной равночестности одного с другим, и как достояние Сотворившего нас. А там, что возможешь освободить от рабства? Ибо вдруг и создано, и предустроено к тому, чтоб быть рабским. Небесные не начальствуют друг над другом, потому что нет у них страсти к преобладанию, но все покорны Богу, Ему, как Владыке, воздают должный страх, и как Создателю — подобающую славу. Ибо «сын славит отца, и раб господина своего». И Бог непременно требует одного из двух. Ибо говорит: «аще Отец есмь Аз, то где слава Моя? и аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой» (Мал. 1, 6)? И весьма жалка была бы жизнь, если бы не состояла под надзором Владыки. Те отступнические силы, которые, вознесши выю против Бога Вседержителя, отказываются от рабства, поступают так не по иному устройству природы, а по непокорности своей Сотворшему. Поэтому кого называешь ты свободным? Того ли, кто не имеет над собою царя? того ли, кто сам не имеет силы начальствовать над другим, и не терпит, чтоб над ним начальствовали? Но между существами нет подобной природы, и думать так о Духе — явное нечестие. Почему, если Он создан, то, без сомнения, рабствует наряду со всеми тварями. Ибо сказано: «всяческая работна Тебе» (Пс. 118, 91). А если Он выше твари, то соучастник в царской власти. Глава 21 И нужно ли в спорах о понятиях унизительных домогаться словом неславной победы, когда, представив понятия досточестнейшие, можно доказать неоспоримое превосходство славы? Но если скажем, чему научены мы Писанием, то, может быть, духоборцы возопиют громко и сильно, и устремятся на нас, заткнув уши, взяв камни, или обратив в оружие все, что ни попадется кому в руки. Впрочем мы не должны предпочитать истине свою безопасность. Итак у Апостола нашли мы: «Господь же да исправит сердца ваша в любовь Божию, и в терпение Христово» ради скорбей (2 Сол. 3, 5). Кто же сей Господь, исправляющий в любовь Божию и ради скорбей в терпение Христово? Пусть отвечают нам порабощающие Духа. Если бы речь была о Боге Отце, то непременно было бы сказано: «Господь же да исправит вас во любовь Свою». И если бы говорилось о Сыне, то было бы приложено: в терпение Свое. Поэтому пусть сыщут, какое иное лице достойно того, чтобы почтить его наименованием Господа. А подобно сему сказанное в другом месте: «вас же Господь да умножит, и да избыточествит любовию ко всем, якоже и мы ко вам, во еже утвердити сердца ваша непорочна в святыни, пред Богом и Отцем нашим, в пришествие Господа нашего Иисуса Христа со всеми святыми Его» (1 Сол. 3, 12. 13). Какого Господа умоляет Апостол «пред Богом и Отцем нашим, в пришествие Господа нашего, во еже сердца» всех находящихся в Солуни «утвердити непорочна», как утвержденные «во святыни»? Пусть ответят нам те, которые поставляют Духа Святого наряду с служебными духами, посылаемыми в служение. Но они ничего не могут ответить. Потому пусть выслушают другие свидетельства, в которых также ясно именуется Дух Господом. Сказано: «Господь же Дух есть» (2 Кор. 3, 17). И еще: «якоже от Господа Духа» (слав.: «от Господня Духа») (2 Кор. 3, 18). Но чтобы не оставалось никакого предлога к противоречию, предложу собственное изречение Апостола: «даже бо до сего дне тожде покрывало во чтении ветхаго завета пребывает неоткровенно, зане о Христе престает. Внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало. Господь же Дух есть» (2 Кор. 3, 14–17). Что cиe значит? То, что останавливающийся на голом разумении буквы и коснеющий в подзаконных соблюдениях, таким иудейским толкованием буквы закрывает сердце свое как бы некоторым покровом, подвергается же этому по незнанию, что телесное соблюдение закона «престает» в пришествие Христово, когда прообразования перешли уже в действительность. Ибо не нужными делаются светильники при явлении солнца, бездействен закон и умолкают пророчества, как скоро воссияла истина. Кто возмог проникнуть в глубину законного разумения и, неясность буквального смысла расторгнув как некоторую завесу, взошел в смысл таинственный, тот подражает Моисею, который, во время собеседования с Богом, снимал с себя покрывало, и сам обращаясь от буквы к духу. По сей-то причине покрывалу на лице Моисеевом соответствует неясность подзаконных учений, обращению же Моисея, и именно обращению ко Господу — духовное созерцание. Поэтому, кто при чтении Закона отбрасывает букву, тот обращается ко Господу (Господом же называется теперь Дух), и он делается подобным Моисею, у которого лице было прославлено вследствие Божия явления. Как лежащее вместе с цветными веществами от разливающихся вокруг цветных лучей само окрашивается, так и тот, кто ясно вник в Дух, от славы Его преобразуется до просветления, озаряя сердце истиною Духа, как бы некоторым светом. И cиe-то значит преображаться от славы Духа в собственную свою славу, не скудно и не едва приметно, но в такой мере, в какой свойственно просвещенному Духом. Не стыдно ли тебе, человек, Апостола, который говорит: «храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас» (1 Кор. 3, 16)? Неужели бы согласился он когда-нибудь рабское жилище почтить наименованием храма? И что еще? Называющий Писание богодухновенным, потому что оно написано по вдохновению Святого Духа, неужели употребляет речения оскорбляющие и унижающие Духа? <<< СОДЕРЖАНИЕ >>> www.biblioteka3.ru <<< БИБЛИОТЕКА Святитель Василий Великий. Том 1. О Святом Духе к Святому Амфилохию, Епископу Инокийскому Глава 28 Посмотрим же, нельзя ли придумать какого оправдания Отцам нашим в таком употреблении. Ибо положившие начало сему словоупотреблению более нас подлежат обвинению. Итак Павел, пиша к Колоссянам, говорит: «и вас мертвых сущих в прегрешениих и в необрезании сооживил есть со Христом» (Кол. 2, 13). Неужели же Бог целому народу и Церкви даровал жизнь со Христом, а Духу Святому нет жизни со Христом? Если же и помыслить так нечестиво, то почему неправильно, как действительно есть по естеству, так и исповедание приносить совокупно? Притом, не крайнее ли ожесточение — исповедывать о святых, что они со Христом (так как, без сомнения, Павел, отошедши от тела, водворяется с Господом и, разрушившись, пребывает уже со Христом, (2 Кор. 5, 8)), а Духу, сколько есть сил, не уступать и того, чтобы Он, наравне с людьми, был со Христом? Павел себя называет «споспешником» Божиим в домостроительстве Евангелия (1 Кор. 3, 9), неужели же нас, если споспешником назовем Духа Святого, чрез Которого Евангелие плодоносно во всей твари под солнцем, станут за cиe обвинять в нечестии? И видно, хотя «живот» уповавших на Господа «сокровен есть со Христом в Бозе: и егда Христос явится, живот наш, тогда и они с Ним явятся в славе» (Кол. 3, 3, 4), однако же Сам Дух жизни, освободивший нас от закона греховного, вовсе не со Христом, как в тайной и сокровенной с Ним жизни, так и в явлении славы, которая по ожиданию нашему откроется во святых? Мы «наследницы Богу, снаследницы же Христу» (Рим. 8, 17), а Дух лишен наследия и части в общении с Богом и Христом Его? И хотя «самый Дух спослушествует духови нашему, яко есмы чада Божия» (Рим. 8, 16), однако же мы не даем Духу свидетельства об Его общении с Богом, будучи научены Господом, что Он имеет cиe общение? И что составляет верх безумия, хотя чрез веру во Христа, и именно, чрез веру в Духе, надеемся мы воскреснуть со Христом и быть спосажденными «на небесных» (Еф. 2, 6), когда тело смирения нашего преобразится из душевного в духовное, однако же Духу не даем части ни в соседении, ни в славе, ни во всем прочем, что сами от Него имеем, но даже чего, веря нелживому дару Обетовавшего, себя признаем достойными, из всего того не уступаем ничего Духу Святому, как будто все cиe выше Его достоинства! Тебе всегда быть с Господом сообразно с твоим достоинством, и ты ожидаешь, что «восхищенный на облацех в сретение на воздусе всегда с Господем будешь» (1 Сол. 4. 17), а между тем оспариваешь, что Дух и теперь со Христом, и если кто счисляет и счиневает Его со Отцем и Сыном, того изгоняешь, как нетерпимого нечестивца! Стыжусь присовокуплять прочее, а именно, что ты надеешься быть спрославлен со Христом (потому что «с Ним страждем, да и с Ним прославимся», Рим. 8, 17), но Духа святыни не спрославляешь со Христом, как будто Он недостоин и равного с тобою. Сам надеешься царствовать со Христом, а Духа благодати укоряешь, отделяя Ему место раба и служителя. И cиe говорю не с намерением только доказать. что в такой же мере обязаны мы славословить и Духа, но чтобы обличить неблагодарность тех, которые не воздают Ему и сего, даже как нечестия избегают мысли, что Дух имеет общение славы с Отцем и Сыном. Кто может без стенания коснуться сего словом? Ибо не явно ли уже (так что и дитя может видеть) предначинается в настоящем то оскудениe веры, которым угрожал Господь? Непререкаемое стало сомнительным. Веруем в Духа и боремся с собственным своим исповеданием. Крещаемся и снова противоборствуем. Как начальника жизни призываем Духа и презираем как подобного нам раба. С Отцем и Сыном прияли Его, и бесчестим как часть твари. Те, которые не знают без Духа, «о чесом помолятся» (Рим. 8, 26), как скоро вынуждены сказать о Духе нечто досточестное, как будто они исследовали Его достоинство, начинают ограничивать превосходящее меру слова, когда надлежало им оплакивать свою немощь, потому что мы и не в состоянии достаточно выразить словом благодарности за то, что испытываем на деле. Ибо cиe превосходит всякую мысль и изобличает немощь слова, не равняющегося в достоинстве и самой малой части сего, по слову книги, надписанной: Премудрость. Ибо сказано: «вознесите, елико аще можете, превзыдет бо и еще. И возносяще Его умножитеся: не трудитеся, не имате бо постигиути» (Сир. 43, 32, 33). Конечно, страшный ответ дадите за подобные слова вы, слышавшие от неложного Бога, что хула на Духа Святого не прощается (Мф. 12, 31). Глава 29 А на то, будто бы славословие: «со Духом», не засвидетельствовано и не изложено в Писании, отвечаем: если не приемлется и все прочее не изложенное в Писании, то пусть не приемлется и это. А если большая часть касающегося до таинств водворяется у нас, хотя cиe и не изложено в Писании, то вместе со многим другим примем и это. Почитаю же правилом апостольским — держаться и не изложенных в Писании преданий. Ибо сказано: «хвалю вы, братие, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите» (1 Кор. 11, 2), и: «держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием» (2 Сол. 2, 15). Особенно одним из сих преданий есть и рассматриваемое нами славословие, которое первоначальные установители, предавшие своим преемникам, при продолжающемся с течением времени употреблении, укоренили в Церквах долговременным обычаем. И если, как перед судом за недостатком письменного доказательства представим вам множество свидетелей, то неужели не получим от вас милующего приговора? А я надеюсь получить. Ибо «при устех двою и триех свидетелей станет всяк глагол» (Втор. 19, 15). Если же ясно вам докажем, что и давность — в нашу пользу, то не признаете ли справедливым утверждаемое нами, что нас и суду подвергать не должно? Ибо догматы древние внушают к себе какое-то благоговение и достоуважаемость за свою давность, как бы за какую-то седину. Поэтому перечислю вам защитников учения (а при сем соблюден будет, конечно, и порядок времени без указания на оное), ибо учение не от нас получило начало. Откуда же? Мы действительно, по слову Иова, как бы «вчерашни есмы» (Иов. 8, 9), в сравнении с временем, в которое продолжается сей обычай. Посему, и сам я (если нужно сказать мне нечто и собственное свое), как отеческое наследие, соблюдаю cиe речение, заимствовав его от мужа, который много времени проводил в служении Богу, которым я крещен и введен в церковнослужение. И по тщательном разыскании, не употреблял ли сих оспариваемых ныне речений кто из древних и блаженных мужей, нашел я многих и по древности достоверных, и по точности знаний не уподобляющихся нынешним учителям. И хотя одни из них связывали в славословии речь предлогом, а другие союзом, однако же о них не думали, что делают сим какую-нибудь разность в рассуждении прямого понятия о благочестии. И это — оный Ириней, и Климент Римский, и Дионисий Римский. А Александрийский Дионисий, о чем удивительно слышать, во втором к соименнику своему послании «Об обличении и защищении» так заключил слово. Но выпишу вам собственные слова Дионисия. «Сообразно со всем этим, — говорит он, — и мы, заимствовав образец и правило еще у живших прежде нас пресвитеров, и единогласно с ними принося благодарение, заключаем уже теперь и наше к вам послание. Богу же Отцу и Сыну Господу нашему Иисусу Христу со Святым Духом слава и держава во веки веков, аминь». И никто не может сказать, что cиe переправлено после. Дионисий не стал бы усиливать так речь, и говорит, что заимствовал образец и правило, если бы у него было сказано: «в Духе», потому что употребление сего последнего речения было обыкновенно. А то речение требовало оговорки. Он же где-то в средине сочинения сказал Савеллианам так: «Если утверждают, что Ипостаси, как скоро Их три, раздельны, то Их действительно три, хотя бы еретикам сего не хотелось, иначе пусть совершенно истребят понятие о Божественной Троице». И еще: «Ибо по сему самому после Единицы и Троица пребожественна». А Климент говорит простое: «Жив Бог, и Господь Иисус Христос, и Дух Святый». Но послушаем, как упоминает о Духе, в слове против ересей, Ириней, живший близко к Апостолам. «А людей необузданных, — говорит он, — и увлекающихся в собственные похоти, нимало не вожделевающих Божия Духа, справедливо Апостол (1 Кор. 3, 3) называет плотскими». И в другом месте он же говорит: «Чтобы мы, став непричастными Божия Духа, не лишились небесного царствия, Апостол (1 Кор. 15, 50) воскликнул, что плоть не может «царствия Божия нacледumu»». А если достоверен для кого по своей многоопытности и Евсевий Палестинский, то укажем и у него те же речения в недоумениях его о многоженстве древних. Ибо, сам себя возбуждая к слову, говорит так: «Святого Бога Просветителя пророков чрез Спасителя нашего Иисуса Христа призвав со Святым Духом». Но нашли мы также, что со Святым Духом воздает славу во многих беседах на Псалмы и Ориген, человек не во всем имеющий совершенно здравые понятия о Духе. Однако же и он, уважая силу обычая, на многих местах оставил благочестивые речения о Духе. А в шестой, как кажется, книге толкований на Евангелие от Иоанна ясно подтвердил, что Дух достопоклоняем, пиша дословно так: «Водная баня есть символ очищения души, омываемой от всякой греховной скверны, но тем не менее, для того, кто предает себя Божеству достопоклоняемой Троицы, она и сама по себе, по силе призываний, имеет начало и источник дарований». И еще в толкованиях на послание к Римлянам говорит: «Священные Силы могут принимать в себя Единородного и Божество Святого Духа». Так, думаю, твердость предания заставляла нередко людей противоречить и собственным своим мнениям. Но и Африкану, писателю истории, не безызвестен был такой вид славословия. Ибо, кажется, в пятой книге сокращенного Временника, он говорит так: «Мы, познавшие меру и оных слов, мы, которым не неизвестна благодать веры, благодарим Отца, Который нам, присным Его, даровал Спасителя всяческих и Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава, величие со Святым Духом во веки». В иных случаях можно и не доверять, или, если место поддельно, трудно открыть обман, потому что разность в одном слоге; но предложенное нам в длинных выписках делает невозможною злонамеренную подделку, и несомненно доказывает, что свидетельства взяты из самых сочинений. Но что в другом случае не стоило бы, может быть, и указания, для обвиняемого же в нововведении необходимо для свидетельства по давности времени, то и представлю теперь. Отцам нашим заблагорассудилось не в молчании принимать благодать вечернего света, но при явлении его немедленно благодарить. И не можем сказать, кто виновник сих речений светильничного благодарения, по крайней мере народ возглашает древнюю песнь, и никто не признавал нечествующими тех, которые произносят: «хвалим Отца и Сына и Святаго Духа Божия». А если кому известна и песнь Афиногена, которую он вместо предохранительного врачевства оставил ученикам своим, когда сам поспешал уже ко всесожжению; то он знает, какое мнение о Духе имели мученики. И о сем довольно. А где дадим место Григорию великому, и словам его? Не с Апостолами ли и Пророками? Говорю о муже, который ходил в едином с ними Духе, во все время жизни шествовал по следам святых, во все дни свои тщательно преуспевал в жизни евангельской. Так о нем говорю, иначе преобидим истину, не сопричислив к присным Божиим сию душу, сего мужа, который, подобно какому-то светозарному великому светилу, озарял Церковь Божию, который при содействии Духа имел над демонами страшную для них силу, и такую «приял благодать» слова «в послушание веры во языцех» (Рим. 1, 5), что там, где до него было семнадцать только человек христиан, весь народ в городах и селах научив боговедению, привел к Богу. Он и речной поток, повелев ему великим именем Христовым, обратил назад, он иссушил и озеро, которое любостяжательным братьям служило поводом к войне. А предсказания его о будущем таковы, что ничем не ниже он прочих пророков. И конечно, долго было бы пересказывать все чудеса сего мужа, которого, по преизбытку дарований, какие в нем явлены по действию Духа во всякой силе в знамениях и чудесах, и самые враги истины называли вторым Моисеем. Так у него во всяком слове и деле, как совершавшихся по благодати, просиявал какой-то свет — знак небесной силы, невидимо ему сопутствующей. И доныне еще велико к нему удивление туземных жителей, нова и всегда свежа в Церквах твердо укорененная память о нем, не увядающая и от самого времени. Поэтому в тамошней Церкви не прибавляли ни действия, ни слова, ни таинственного какого-либо знака, сверх тех, какие он оставил. А от того многое из совершаемого у них при давности своего установления кажется недостаточным, потому что преемственно домостроительствовавшие в тех Церквах не соглашались принять в дополнение что-либо из приисканного после него. Поэтому одним из Григориевых установлений есть и оспариваемый ныне образ славословия, по его преданию сохраненный в Церкви. И не много нужно труда, чтобы при небольшом усилии приобрести в сем несомненное удостоверение. Такова была вера и нашего Фирмилиана, как свидетельствуют оставленные им слова. И о Мелетии великом утверждают современники, что он был того же мнения. И нужно ли говорить о давнем? И ныне на Востоке не по этому ли одному всего более узнают благочестивых, отличая их по сему речению, как бы по некоторому знаку? И как слышал я от одного жителя Месопотамии, человека и в языке сведущего, и в образе мыслей неповрежденного, на туземном их наречии, если б кто и хотел, невозможно сказать иначе, но по свойству отечественного языка необходимо произносить славословие с союзом «и», а еще лучше с помощью равнозначительных ему речений. И мы Каппадокияне так же выражаемся на туземном своем наречии, потому что Дух тогда еще, при разделении языков, предусмотрел пользу такого образа выражения. Да и весь почти Запад, от Иллирика до пределов обитаемых нами стран, не предпочитает ли сего речения? Почему же я нововводитель и слагатель новых речений, когда началовождями и защитниками сего речения имею целые народы и города, и обычай, своею древностью простирающиеся за пределы человеческой памяти, и мужей бывших столпами Церквей, отличавшихся всяким ведением и силою Духа? За cиe подвиглись на меня эти бранноносные полчища, всякий город, всякое село, и все отдаленные страны стали наполнены клеветниками! Правда, что прискорбно и болезненно cиe для сердец ищущих мира, но поскольку велики награды терпению в страданиях за веру, то пусть еще сверх этого угрожает мне меч, изощряются на меня секиры, возгорается огонь сильнейший вавилонского, приводятся в действие все орудия мучений! Для меня ничто так не страшно, как не убояться угроз, какие Господь произнес на хулителей Духа. Поэтому перед людьми благомыслящими достаточным оправданием послужит сказанное, по каким причинам принимаю речение, столько угодное и обычное святым, и столько утвержденное обыкновением. Ибо оказывается, что с того самого времени, как возвещено Евангелие, и до ныне употреблялось сие речение в Церквах, а, что всего важнее, и по смыслу оно благочестиво и праведно. Но что приуготовим себе в оправдание пред великим судилищем? То, что к славе Духа ведет нас, во-первых, честь, воздаваемая Самим Господом, Который к Себе и к Отцу соприемлет в крещении и Духа, во-вторых то, что и каждый из нас таковым же тайноводством вводится в богопознание, и наконец, страх угроз, удаляющий мысль от всякого недостойного и унизительного мнения. Но что скажут противники? Какое оправдание найдут своим хулам, не устыдившись чести, воздаваемой Господом, и не убоявшись угроз Его? Конечно, они имеют полную власть решиться в рассуждении себя, на что им угодно, или даже и переменить свое решение. А я с своей стороны желал бы наипаче того, чтоб благий Бог даровал мир Свой, управляющий сердцами всех, и чтоб те, которые на меня скрежещут зубами и сильно ополчаются, успокоились в духе кротости и любви. Если же они совершенно рассвирепели и стали неукротимы, то нам да дарует великодушно перенести все, что ни терпим от них. Конечно же, тем, которые имеют в себе осуждение смерти, не страдать за веру прискорбно, но нестерпимо то, что не подвизались за нее, потому что и борцам не столько тяжело получить удар во время борьбы, как вовсе не быть допущенными на поприще. Или, может быть, это было «время молчати», по слову премудрого Соломона (Еккл. 3, 7)? Ибо, действительно, какая польза кричать на ветер, когда жизнь так сильно обуревается, что ум всякого оглашаемого словом, наполнившись обманчивыми лжеумствованиями, как глаз пылью, приходит в замешательство, и слух у всякого оглушается несносными и непривычными звуками, наконец все в колебании и в опасности падения? Глава 30 Поэтому с чем сравним настоящее состояние? Без сомнения, оно подобно морской битве, в которую мужи браннолюбивые и привыкшие к морским сражениям вступили с раздражением друг против друга за давние обиды. Смотри же на это изображение! Как страшно с обеих сторон устремляются ряды кораблей, и, когда гнев достигает высшей степени, схватившись, начинают борьбу! Предположи, если угодно, что корабли порываются сильною бурей, что мгновенная мгла, разлившись из облаков, очерняет все видимое, что невозможно различить ни друзей, ни врагов, и от смятения не распознаются подаваемые друг другу знаки. Для большей ясности подобия предположим еще, что море надувается, из самых глубин бьет клубом вверх, что из облаков льет стремительный дождь, что началось страшное треволнение гонимых бурею валов, и потом, что ветры отовсюду стремятся к одной точке, и оттого корабли с треском взаимно сталкиваются, и стоявшие в боевом порядке, частью передаются неприятелям и вследствие самой борьбы переходят в их власть, а частью поставлены в необходимость вместе отталкивать наносимые на них ветрами ладьи и сопротивляться нападающим на них кораблям, и убивать друг друга во время мятежа, произведенного и завистью к превосходству других, и желанием каждого самому одержать верх. Вообрази еще сверх этого, что все море оглашено там какими-то смешанными и неразличимыми звуками, от свистящих ветров, от взаимного ударения кораблей, от шума кипящих волн, от крика сражающихся, которые выражают страсти свои всякими голосами, отчего не слышно голоса ни кораблеправителя, ни кормчего, а видны какой-то ужасный беспорядок и смятение, и чрезмерность бедствия при отчаянии в жизни производит в них то, что грешат с совершенным бесстрашием. Присовокупи какое-то неисцельное беснование честолюбия в тех, которые на кораблях, так что они не оставляют между собою спора о первенстве, когда корабль погружается уже в глубину. Перейди же теперь от сего изображения к самому первообразу зла. Не казалось ли некоторым образом прежде, что иномыслие арианское, отделившись от Церкви Божией для противоборства с нею, одно, своими только силами, противостоит нам в рядах неприятельских? Но когда после продолжительных и жестоких споров вступили они с нами в явную борьбу: тогда брань приняла много видов и разделилась на много частей, потому и по общей вражде, и по частной подозрительности, во всех поселилась непримиримая ненависть. И это обуревание Церквей не свирепее ли всякого морского волнения? Им сдвинуты с места все пределы Отцов, приведены в колебание все основания и все твердыни догматов. Зыблется и потрясается все поставленное на гнилой опоре. Друг на друга нападая, друг другом низлагаемся. Кого не низринул противник, того уязвляет защитник. Если враг низложен и пал, то наступает на тебя прежний твой заступник. До тех только пор взаимное у нас общение, пока сообща ненавидим противников. А как скоро враги прошли мимо, друг в друге видим уже врагов. Сверх того кто исчислит множество кораблекрушений? Одни утопают от нападения врагов, другие от тайного злоумышления споборников, иные от неискусства управляющих. В ином месте Церкви со всеми своими членами потерпели повреждение, как о подводные камни сокрушившись об еретические ухищрения, другие, быв недавно врагами спасительных страданий, взялись за кормило и подверглись крушению. А смятения, производимые князьями мира сего, не сильнее ли всякой бури и всякого вихря совращают с прямого пути народы? Подлинно какое-то плачевное и горестное омрачение объемлет Церкви, после того, как изгнаны в заточение Светила мира, поставленные Богом просвещать души людей. А непомерное соревнование друг против друга делает людей бесчувственными, когда близок уже страх всеобщего разрушения. Ибо частная неприязненность сильнее общей и народной войны, когда общей пользе предпочитается слава одолеть врагов, и настоящее упоение честолюбия дороже наград, ожидающих впоследствии. Поэтому все равно, кто только как может, заносят убийственные руки друг на друга. А какой-то грубый клич людей, взаимно сталкивающихся по своей охоте к спорам, и неясный крик, и неразличимые звуки неумолкающей молвы наполнили собою всю уже почти Церковь, то прибавлениями, то убавлениями, извращая правый догмат благочестия. Одни увлекаются в иудейство чрез слияние Лиц, а другие в язычество чрез противоположение Естеств. Недостаточно богодухновенного Писания для их сближения апостольские предания не решают взаимных между ними условий примирения. Один предел дружбы — говорить в угождение друг другу, и один предлог к вражде — не соглашаться в мнениях. А сходство в заблуждениях вернее всяких клятв на участие в раздоре. Всякий — богослов, хотя и тысячи пятен лежат у него на душе. Оттого у этих новоделов большое обилие в помощниках к произведению мятежей. Поэтому получают предстоятельство в Церквах самопоставленные и низкие искатели, отринувшие домостроительстве Святого Духа. И поскольку евангельские уставы бесчинием приведены в совершенную слитность, то неописанная толкотня около председательских мест, всякий честолюбец силою вынуждает дать ему первенство. А от такого любоначалия напало на людей какое-то страшное безначалие, отчего совершенно бездейственны и напрасны стали увещания начальствующих, всякий в невежественном кичении рассуждает, что он обязан не столько слушать кого-нибудь, сколько сам начальствовать над другими. Посему полагал я, что полезнее слова молчание, потому что голос человеческий не может быть и слышим среди такой молвы. Если справедливо изречение Екклесиаста, что «словеса мудрых покои слышатся» (Еккл. 9, 17), то при настоящем положении дел весьма было бы неприлично сказать это о сих людях. А меня удерживает и cиe пророческое изречение: «смысляй в то время премолчит, яко время лукаво есть» (Ам. 5, 13). Теперь одни подставляют ногу, другие ругаются над падшим, а иные рукоплещут, но нет человека, который бы из сострадания подал руку поскользнувшемуся, хотя по ветхому закону не избавлен от осуждения и тот, кто пройдет мимо, увидев «осля врага падшее под бременем» (Исх. 23, 5). Не то делается ныне. От чего же? От того, что во всех охладила любовь, исчезло единодушие братии, и неизвестно стало имя единомыслия, прекратились дружеские увещания, нигде нет христианского милосердия, нигде нет сострадательной слезы. Некому поддержать немощного в вере, а напротив того, такая взаимная ненависть возгоралась между единоплеменными, что каждый падению ближнего радуется больше, нежели собственным своим добрым делам. Как во время моровых поветрий и те, которые со всею тщательностью берегут свое здоровье, занемогают наравне с прочими, заражаясь от одного обращения с больными, так и ныне все мы стали подобны друг другу, овладевшая нашими душами страсть к спорам всех увлекает в соревнование худому. Оттого у нас неумолимые и жестокие ценители неудач, непризнательные и неприязненные судьи успехов, и зло, кажется, укоренилось до того, что стали мы неразумнее бессловесных животных, ибо они, если одной породы, живут одним стадом, а у нас жестокая война с нашими домашними. По всему этому надлежало молчать, но к иному влекла любовь, которая «не ищет своих си» (1 Кор. 13, 5), и любит преодолевать все затруднения времени и обстоятельств. Нас и вавилонские отроки научили исполнять свои обязанности, хотя бы и никто не радел о благочестии. Они и среди пламени песнословили Бога, не рассуждая о множестве отметающих истину, но довольствуясь друг другом, когда их было трое. Поэтому и нас не привела в бездействие туча врагов, но, возложив упование на помощь Духа, со всяким дерзновением возвестили мы истину. Иначе, всего было бы бедственнее, когда хулители Духа с таким удобством нападают на благочестивое учение, нам, имея такого заступника и защитника, не послужить учению, которое из предания Отцов в непрерывной памяти сохранено до нас. Но нашу ревность всего более возбудили пламенность твоей нелицемерной любви непоколебимость и спокойствие твоего нрава, которые ручаются, что сказанное мною не будет разглашено многим, не потому что оно недостойно оглашения, но чтоб не бросать бисера свиньям. — И о сем довольно. А для тебя, если достаточно сказанного, здесь пусть будет предел слову о сем. А если покажется сего недостаточным, не позавидую, когда в люботрудном исследовании прострешься далее в приумножении ведения посредством нелюбопретельных вопросов. Ибо Господь или чрез нас, или чрез других, восполнит недостающее по мере ведения, какое достойным его сообщает Дух. <<< СОДЕРЖАНИЕ www.biblioteka3.ruСвятитель Василий Великий - О Святом Духе к Святому Амфилохию, главы 17-21. Василий великий о духе святом
Храм Илии пророка -
Святитель Василий Великий. Учение о Духе Святом
Василий Великий и учение о Святом Духе
Святитель Василий Великий. О Святом Духе к Святому Амфилохию Епископу Инокийскому
Святитель Василий Великий*
О Святом Духе к Святому Амфилохию, Епископу Инокийскому
Интернет-магазины православной книги. 
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter**
Василий Великий - О Святом Духе
Святитель Василий Великий - О Святом Духе к Святому Амфилохию, главы 17-21
Ответ утверждающим, что Дух Святый не сочисляется со Отцем и Сыном, но только подчисляется Им, и вместе краткое изложение веры о благочестном сочислении
О том, как в исповедании трех ипостасей соблюдаем благочестивый догмат единоначалия, и обличение утверждающих, что Дух подчисляется
Ответ утверждающим, что Духа прославлять не должно
В ответ утверждающим, что Дух — ни в рабском, ни в господском чине, но в чине свободных
Свидетельства из Писания об именовании Духа Господом
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter
Святитель Василий Великий - О Святом Духе к Святому Амфилохию, главы 28-
О том, что противники не дозволяют употреблять о Духе и того, что Писание говорит о людях, именно, что они соцарствуют со Христом
Перечисление знаменитых в Церкви мужей, которые в сочинениях своих употребляли речение: со Духом
Изображение настоящего состояния Церквей
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter
