Призраки моря. Дух моря


Perfect World Monster Database - Заточенный дух моря

# Название Базовый шанс Реальный шанс 1 Медовая роса 26.8420% 14.3143% 2 Усики 15.9064% 8.7346% 3 Колчан Волчий клык 1 15.2040% 8.3646% 4 Сильное исцеляющее зелье 11.2622% 6.2619% 5 Шелковые нитки 10.7322% 5.9757% 6 Отличная микстура бодрости 7.7969% 4.3757% 7
Оранжевый нефрит 3.0408% 1.7285% 8 Счастливый билет 1.1057% 0.6318% 9 ☆Роскошные нарукавники 0.3712% 0.2125% 10 ☆Наручи мистика 0.3712% 0.2125% 11 ☆Темно-синие наручи 0.3712% 0.2125% 12 ☆Темно-синие наручи 0.3464% 0.1983% 13 ☆Наручи мистика 0.3464% 0.1983% 14 ☆Роскошные нарукавники 0.3464% 0.1983% 15
☆Ремень легких облаков 0.3354% 0.192% 16 ☆Кровавый камень 0.3354% 0.192% 17 ☆Перевязь Ду Шан 0.3354% 0.192% 18 ☆Сандалии мистика 0.3225% 0.1847% 19 ☆Роскошные сапоги 0.3225% 0.1847% 20 ☆Кровавый камень 0.3130% 0.1792% 21 ☆Ремень легких облаков 0.3130% 0.1792% 22 ☆Перевязь Ду Шан 0.3130% 0.1792% 23 ☆Сандалии мистика
0.3010% 0.1724% 24 ☆Роскошные сапоги 0.3010% 0.1724% # Название % 1 ☆Шипы цветов 8.0958% 2 ☆Жемчужина темного огня 8.0958% 3 Счастливая карта 6.2889% 4 ☆Чакрам из благородной стали 3.3732% 5 ☆Жезл из нефрита 3.3732% 6 ☆Меч семи звезд 3.3732% 7 ☆Посох заклинателя 3.3732% 8 Пилюля тыквоголовых
2.8749% 9 Белая яшма 1 ур. 2.5155% 10 Зеленая яшма 1 ур. 2.5155% 11 Топазовый камень 1 ур. 2.5155% 12 Желтая яшма 1 ур. 2.5155% 13 Красная яшма 1 ур. 2.5155% 14 Сапфировый камень 1 ур. 2.5155% 15 Изумрудный камень 1 ур. 2.5155% 16 Черная яшма 1 ур. 2.5155% 17 Янтарный камень 1 ур. 2.5155% 18
Рубиновый камень 1 ур. 2.5155% 19 Пилюля Тыквенная голова 2.1562% 20 ☆Молоты из яркой стали 2.0240% 21 ☆Цветочная секира 2.0240% 22 ☆Парные широкие секиры 2.0240% 23 ☆Восьмиугольная булава 2.0240% 24 Таблетка Укун 1.4375% 25 ☆Скрепляющие небо 1.3493% 26 ☆Стократно закаленный меч 1.3493% 27 ☆Потайные когти 1.3493%
28 ☆Призрачное лезвие 1.3493% 29 ☆Парные клинки 'Союзники' 1.3493% 30 ☆Посох с медным навершием 1.3493% 31 ☆Лук феникса 1.3493% 32 ☆Простой гуань дао 1.3493% 33 ☆Летящая птица 1.3493% 34 ☆Стальные кастеты 1.3493% 35 ☆Автоматический арбалет 1.3493% 36 ☆Копье из плохого серебра 1.3493% 37 ☆Шипы безжалостной любви
1.1040% 38 ☆Жемчужина лазурных скал 1.1040% 39 Таблетка Бацзе 0.7187% 40 ☆Посох из оленьего рога 0.4600% 41 Каменный чакрам 0.4600% 42 ☆Костяной жезл 0.4600% 43 ☆Волшебный железный меч 0.4600% 44 ☆Парные железные молоты 0.2760% 45 ☆Парные короткие секиры 0.2760% 46 ☆Бронзовая секира 0.2760%
47 ☆Крушитель скал 0.2760% 48 ☆Железная праща 0.1840% 49 ☆Солнечный луч 0.1840% 50 ☆Стальные когти 0.1840% 51 ☆Железный клинок 0.1840% 52 ☆Закаленный меч 0.1840% 53 ☆Парные мечи Юань Ян 0.1840% 54 ☆Парные клинки 'Бабочки' 0.1840% 55 ☆Копье из плохого железа 0.1840% 56 ☆Кастеты из плохой меди
0.1840% 57 ☆Осенний лист 0.1840% 58 ☆Волчий клык 0.1840% 59 ☆Двойной арбалет 0.1840% 60 Счастливая карта 0.0207% 61 Счастливая карта 0.0166%

www.pwdatabase.com

Фанфик "Дух моря"- Эльквадра(Linkin Park&Limp Bizkit)

Название: Дух моря Автор: Mayer Фэндом: Linkin Park Категория: джен Рейтинг: PG Жанр: повествовательный, закос под старину Саммари: небольшая сказка про духа моря, дружбу и умение держать свое слово. Предупреждение: AU, убивания

На севере Йоркшира, что в Англии, есть деревушка Строббвилл. Деревушка эта рыбацкая, так что сразу становится ясно, что от моря она недалека. Проще говоря, она намертво зажата между широкой безлесой равниной, густым осинником и морем, с его галечным побережьем и шорохом прибоя. Пришлые в Строббвилле появлялись нечасто. Раз в год, бывало, заглянет на день какой-нибудь городской денди с невестой, полюбоваться на морские пейзажи да подышать соленым воздухом. И после их отъезда этот краткий визит обсуждался в местной таверне еще пару месяцев. В каждой такой маленькой деревушке вроде Строббвилла есть свои причуды. Например здешние жители в пятницу ни под каким предлогом не выходят в море, не рыбачат и даже не купаются. На этот счет существует одна легенда, которую в Строббвилле знает и стар и млад. Вот эта легенда:

Давно, когда в море еще можно было наловить сельди столько, чтобы заполнить ею весь баркас до самой мачты, жил в Строббвиле рыбак. Майком звали. Он не был успешным рыбаком, рыба в его сети шла неохотно, и редко когда ему удавалось накормить всю семью и засолить пару рыбин про запас. А семья у Майка была большая. Старуха-мать и пятеро братьев и сестер. Майк был единственным кормильцем – не стоило полагаться на шерстяные шали, что делали мать с сестрами, и резные деревяшки, которые усердно стругали братья. Жилось, как вы понимаете, Майку нелегко. Чтобы отдохнуть после трудов праведных он частенько приходил поздним вечером на морской берег. Бродил босиком по кромке воды, позволяя волнам хлестать его ноги мелкой галькой и пытаться занести их песком; дурачась, считал звезды на небе, сбивался и начинал заново, и чувствовал, что самая лютая, иссушающая усталость исчезает, а вместо нее приходит другая усталость, легкая, от которой не снятся кошмары. Но последнее время на берегу завелась какая-то чертовщина. Кто-то слышал смех кого-то невидимого, будто бы парящего над волнами. Кто-то видел призрачный силуэт, сидящий на скале Ротвуд. Кому-то этот призрак путал сети, прогонял рыбу. Все это случалось исключительно вечером. Бывало даже, что в дне с иголочки новенькой, еще пахнущей смолой лодки, хозяин которой выходил вечером поплавать, появлялась огромная течь. А с другом Майка, племянником хозяина таверны, Брэдом случилось и вовсе невероятное. Как-то – опять же вечером - отправился он наловить свежей рыбы для таверны. Погода была ясная, практически безветренная… через сутки Брэд вернулся в деревню по суше, дрожа от страха и холода. Кто-то сначала порвал его сети, затем парус, а после всего этого поднял вместе с баркасом в воздух и перенес куда-то за несколько миль от Строббвилла. И все это время где-то в безвольно болтающихся снастях слышался смех невидимки. Брэд клялся и божился, что все это было на самом деле, хотя, по совести, ему не очень верили. Ну и, собственно, жители Строббвилла начали опасаться вечернего берега и невидимой смеющейся чертовщины, появляющейся там, а Майк все гулял и гулял, не боясь накликать на себя подозрений в колдовстве и причастности к проказам призрака.

Однажды получилось так, что парень пришел на берег раньше обычного – солнце еще не укатилось за горизонт, а висело над ним как большое спелое яблоко. Дул свежий бриз. Где-то за пригорком дымился костерок, и оттуда доносился удивительно четкий аромат жареной картошки. Майк облизнулся. Он обожал жарить картошку в углях, но позволить себе такое удовольствие он не мог. Картошка все еще была больше диковинкой из нового света, чем обычной едой для всех и каждого. Если это рыбаки из деревни, - подумал парень – то они обязательно поделятся картошкой, если он попросит; если же это пришлые, то наверное они тоже пригласят его к столу. Решив так, Майк бодро зашагал, увязая в гальке, к пригорку. У костра оказался чужестранец. Может и не из другой страны, но определенно не из Строббвилла. Крючконосый, щуплый, он походил на бродячего фокусника. Впрочем, все фокусники, которых знал Майк, в большинстве своем были редкостными фиглярами, жуликами и проходимцами. Этот же человек только слегка походил на фокусника. У него были вовсе не вороватые, а скорее рассеяно-забывчивые глаза. И весь вид был отсутствующий, не от мира сего. - Добрый вечер, - поприветствовал он Майка, когда тот подошел поближе. – Будешь картошку? – неожиданно спросил он, и, прежде чем парень успел сказать слово в ответ, ловко вытащил из углей картофелину, разломил ее, дуя на пальцы, посыпал солью и протянул Майку. – Угощайся, - улыбнулся незнакомец. - Ты не из наших мест, верно? – осведомился Майк, довольно уплетая угощение. - Неверно, - хмыкнул «фокусник», но распространяться не стал - Вкусно? - Ош-ш-ш-шень! – промямлил парень в ответ. Верно говорят родители: нельзя есть с набитым ртом, все равно тебя никто не понимает. - А ты рыбак? – Майк кивнул – Не собираешься сегодня еще выходить в море? - Неа, - и парень поведал незнакомцу все те истории о вечернем призраке. «Фокусник» внимательно слушал и с неподдельным интересом качал головой. - А может быть все-таки? – тон стал умоляющим – Посмотри какой хороший ветер, - он выставил большие пальцы, точно пробуя пощупать бриз, и удовлетворенно фыркнул. - Нет, - Майк был непреклонен. В данный момент он считал, что свято чтит обычаи деревни (хотя на самом деле просто не хотел повторить печальный опыт Брэда и его взлетевшей лодки). - Ну тогда как хочешь, - «фокусник» пожал плечами – А меня зовут Честер.

На следующий вечер, когда Майк снова пришел на берег, Честер снова сидел за пригорком и жег костер. И на послеследующий, и послепослеследующий. Каждый раз, как Честер замечал шагающего к нему парня, лицо его начинало сиять от радости. Честер не был любителем болтовни. Он был скорее таинственно-скрытный, чем общительный. Но он был неизмеримо рад знать, что вот, тут, рядом – рукой подать - есть человек, который его слышит, которого можно слушать, которому можно что-то сказать и получить ответ. Так они подолгу сидели вечерами на берегу, жгли костры и разговаривали ни о чем. К тому времени Майк успел расспросить односельчан обо всех, кто носит имя «Честер» в здешних местах и узнать, что таковых здесь нет ни одного. И тогда в душу его начало закрадываться подозрение, что что-то тут не то.

Призрак на берегу стал гораздо тише – можно сказать, и вовсе исчез - но никто всё же не осмеливался выходить вечером в море. Кроме Майка. Тот с утра до вечера бороздил прибрежные воды, закидывая сети – ведь есть все равно хочется, тут уж и про призраков забудешь. А рыбы все не было… В один из подобных мерзко-безрыбных дней Майк сидел на причале и понуро чинил сеть. Вчера он каким-то образом достал со дна дохлого осла (то-то смеху было по деревне!), а тот в благодарность разорвал полсети. Его окликнули. Он не поднял головы. Оклик повторился. - В уши соль забилась? – со смехом спросил Честер, залезая на доски пристани. - А… это ты… - как можно безразличнее протянул Майк, делая вид, что ну никак не удивлен такому неожиданному появлению. - Хотя бы сегодня ты выйдешь в море? – солнце уже садилось, Майк зверски устал, но Майк был зол на весь свет (на дохлого осла включительно) и именно поэтому ему страстно хотелось сделать что-нибудь глупое и неправильное. - Садись! – и он запрыгнул в свою лодку. Честер не замедлил присоединиться.

С этого дня у Майка появился помощник и друг. Назначенный на почетную должность юнги на баркасе Майка, Честер рвался в море и, только сойдя на причал, требовал снова выходить на рыбалку. И юнгу вовсе не смущал внешний вид «судна» - жалкая, почти как решето дырявая посудина – которого так стыдился Майк. По завершению последнего заплыва, он выбирал из улова себе пару рыбин на ужин и исчезал где-то за прибрежными холмами, а еще до того, как Майк, зевая, подходил утром к лодке, Честер уже ждал его, сидя на причале. Пустые разговоры, время от времени сдобренные крепкой морской руганью, молчание, при котором слова совершенно не нужны – Майк не понимал, как он раньше жил без этого. А рыбы день ото дня ловилось все больше. В доме Майка наконец-то перестали жить впроголодь, и глаза сестер-близнецов уже не блестели так жадно и тоскливо, при виде еды. Майк смеялся, говоря, что новоиспеченный юнга приносит удачу. Юнга только отшучивался, не теряя при этом своего сверхтаинственного вида. Да, Честер по-прежнему состоял из сплошных вопросов – кто он, откуда, где он живет, зачем он помогает Майку, почему так рвется в море, почему рыбацкая удача ходит за ним как обезьянка на поводке? – отсутствие ответов на все это мучило Майка, но спрашивать он боялся. Непонятное всегда слегка пугает.

Приближалась осень. Медленно, но упорно она, шаг за шагом забирала себе куски северного лета. Солнце уже не грело так, как летом, птицы не пели так, как летом, море не было таким празднично-зеленоватым, как летом. Рыбаки вытаскивали меньше рыбы – все, кроме Майка, который уже успел пустить свою посудину на дрова и купить, на вырученные за сельдь деньги, настоящий крепко просмоленный баркас (Честер радовался новой лодке, как ребенок подарку на Рождество; в какой-то степени он походил на слабоумного). Майк беспокоился за друга – зима грозилась быть более снежной и холодной чем обычно, а Честер, по-видимому, был бездомным. Куда он подастся зимой? Это и спросил у него Майк, когда они жгли костер на своем обычном месте – за пригорком. Парень засмеялся. Но затем вдруг посерьезнел и пристально посмотрел в глаза Майку. - Завтра будет осеннее равноденствие. Еще до того, как оно наступит, я должен уйти отсюда. Пообещай, что как только подует первый теплый ветер с моря, ты придешь сюда. Я буду ждать тебя здесь. - Обещаю, - кивнул Майк. А что еще он мог сказать? - Ну так не забудь: в первый весенний день, у старого костровища, - Честер порывисто вскочил, вытянул руки над головой и бросился опрометью бежать вдоль по берегу. «До встре-е-ечи!..» - донесся до Майка его крик.

Зима оказалась даже страшнее, чем предполагали. Даже старожилы Строббвилла не помнили таких же ужасных трех зимних месяцев. Ветер сдувал с ног, от мороза трескалось дерево и замерзали на лету птицы. Откуда ни возьмись в деревне появились крысы, съевшие почти все запасы в амбарах. Наступил голод. К нему прибавилась пришедшая с запада эпидемия загадочной лихорадки – в те времена все болезни были загадочными. Люди мерли как мухи. Майк неожиданно оказался круглым сиротой. В шестой и последний раз возвращаясь с кладбища, он подумал о том, что дальше так жить нельзя. Он уже начал поиски крепкой ветки и пеньковой веревки, и нашел (раскидистый дуб в его собственном дворе и обрывок швартового каната с его собственной лодки), уже начал плести двойной скользящий узел, и сплел, как в кроне дерева что-то зашелестело. Этот шелест напоминал шум прибоя, и Майк замер, держа петлю в руках. Ему вспомнилось наивно-глупое лицо в отблесках костра. «Пообещай, что как только подует первый теплый ветер с моря, ты придешь сюда» - «Обещаю». Не сдержать обещание значило обеспечить себе место в аду – так говорил священник церкви Строббвилла. Но не страх перед преисподней, а скорее странное желание снова увидеть Честера, снова выйти в море, снова почувствовать на лице ветер, а на губах – вкус соли, заставили Майка гневно перерезать веревку и вышвырнуть её за калитку. Затем парень вошел в дом и зажег все свечи, какие были – не думая, что когда эти сгорят, больше он свечей нигде не найдет. Ему почему-то подумалось, что горящие свечи должны быстрее принести весну.

Выйдя одним утром из дома, Майк почувствовал свежее дыхание соленого ветра. Ветер дул с моря. Ветер был теплым. - Весна? – неуверенно произнес парень – Весна? – сказал он чуть громче – Весна! – воскликнул Майк – Весна! Весна! Весна! – радостно повторил он это слово несколько раз только потому, что оно так чудесно звучало. Помня уговор, он пошел к старому костровищу, где все еще оставались прошлогодние угли. Честер уже был там, он собирал ветки, чтобы разжечь новый костер. - А я думал, что ты не придешь, - сообщил он вместо приветствия. – Мне всегда говорили, что людям не стоит доверять, - Майк недоуменно захлопал глазами, он не ожидал такой радушной встречи. Честер встрепенулся и сменил отрешенность на вежливую радость – Как прошла зима? - Майк не ответил и отвел глаза – О, прости! Я знаю, не надо было спрашивать. - Откуда ты знаешь? - Я был там. - Ты говорил, что уходишь. - Я и ушел. Тот я, которого ты знаешь. Мой вид. Мое тело… - замялся парень. – Майк, я не человек. – С этими словами вся загадка прояснилась, ореол тайны исчез. Майк даже почувствовал себя обманутым, говоря: - Ты – тот дух, который беснуется по вечерам на берегу, да? - Угадал, - улыбнулся Честер. – Мне говорили не водиться с людьми, потому что они обманывают. А ты не обманул. Забавно.

Этим летом они продолжали рыбачить и жечь костры и болтать и считать звезды – все было так же как в прошлом году с одним отличием, что теперь Честер иногда, для забавы, становился самим собой, призрачным, сотканным из ветра созданием, и, повинуясь его воле, море выписывало кренделя волнами и ветрами, выбрасывало на берег громадные раковины и черт знает что еще вытворяло. А Майк сидел на каком-нибудь утесе, болтая ногами, и смеялся, наблюдая за полькой, которую танцевали вода и воздух. Рыбаки Строббвилла говорили, что это лето особенно щедро на ураганы. Оно и было таковым. Но не только стихия бушевала, бушевали и души. Первым, кто это заметил, оказался Майк. Всю свою сознательную жизнь он не знал любви. Но однажды, когда соседская дочь, считавшаяся первой красавицей на деревне, помахала ему рукой, Майк понял, что – о, ужас! – он влюбился. Сильнее того, что красавица, очевидно, не знала о его чувствах, парня расстраивало то, что он слишком беден, чтобы свататься. Он до того огорчился, что однажды пожаловался об этом Честеру. - Она красивая? – сразу же спросил дух. - Прекрасней звезд и солнца!– пылко заверил его Майк. - И, говоришь, для свадьбы ты слишком беден?.. – Честер задумался – Я помогу тебе. По мановению его руки посреди штиля возникли волны невероятной высоты, и самая огромная из них вынесла их морских глубин раковину размером с человеческую голову, вынесла и положила её прямо к ногам Майка. - Возьми, это тебе, - кивнул Честер, ставший неожиданно серьезным - Иди к своей красавице, но не забудь, кто тебе помог, - с этими словами он растворился в воздухе.

Открыв раковину, Майк обнаружил, что она полна золотых монет и прочих сокровищ с затонувших кораблей. И конечно же родители соседки-красавицы согласились отдать дочь такому жениху, который неожиданно стал самым завидным во всей деревне. Эту свадьбу надолго запомнили в Строббвилле. Радость захлестнула его с головой, и Майк в несколько дней забыл о морском духе и его подарке. А Честер все ждал его у пристани. Шли недели. Майк с супругой украшали дом, думали о том, как же чудесно будет, когда здесь зазвучат детские голоса. А Честер все ждал его у пристани. А Майк забыл. А Честер все ждал. Ждал и ждал…

Подарка Честера хватило на то, чтобы Майк смог открыть свою лавку и больше никогда не думать о рыбалке, которую всегда недолюбливал. Его лодка обрастала водорослями, стоя у причала. В душе Честера закипала злость, когда он смотрел на это гниющее в забвении творение. Честер уважал лодки. Он относился к ним как музыкант к своему музыкальному инструменту. Только у музыканта обычно одна лютня или свирель, которую он боготворит, а Честер любил все лодки без исключения. Да, конечно, он частенько портил снасти и делал дыры в днищах, но ведь и музыкант порой, шутя, стукнет лютней товарища о дерево. А лодку Майка Честер считал чуть-чуть и своей лодкой – как-никак он принимал участие в ловле рыбы, которая, путем магических вращений людской торговли, превратилась в лодку. Честер злился, наполняя Строббвилл серым туманом.

- Почему ты не выходишь в море? – спросила однажды Майка его супруга. Дело было в пятницу. Лавка уже была закрыта. Вязать платьица для ребенка, собирающегося родиться через четыре-пять месяцев, ей не хотелось, хотелось занять этот вечер чем-то более интересным. - Устал уже от этой рыбы, - улыбнулся парень – С пяти лет плаваю. Сначала с отцом. Потом сам. Поневоле устанешь. - А может быть, сегодня выйдешь? Я хочу покататься на лодке, - девушка заискивающе улыбнулась. Не зря соседские кумушки называли её чаровницей. Перед этой улыбкой Майк сдался.

На закате, под мелодичный шелест волн, баркас вышел в море. Девушка хлопала в ладоши и плескала в Майка водой. Тот жмурился и смеялся. И никто из них не замечал фигуры на скале Ротвуд и сгущающихся над ней угольно-черных туч. То был Честер. Сжав губы, он наблюдал за парой, плывущей в лодке, и теперь огонек злобы в его душе, раздутый ветром, пылал ярким ненавидящим пламенем. Нарушенное обещание приводило его в ярость. Он не был человеком, и честность была у него в крови, а любая попытка на неё покуситься вызывала вполне естественный гнев. Он хмурил брови, и небо хмурилось вслед. Где-то в вышине уже урчали молнии, и собирался шквальный ветер. Тем временем ничто не предвещало беды находящимся в море Майку и его жене. Небо сияло чистой лазурью, волны лишь слегка качали баркас.

И в одно мгновение все переменилось. Стало темно. Налетел ураганный ветер и сорвал парус. Мачта треснула, как щепка. Волны вздымались до небес, и лодка была на их фоне словно ореховая скорлупка. Лихорадочно пытался хоть как-то управлять баркасом Майк, но все тщетно. Краткая вспышка молнии осветила застывшее в ужасе лицо его супруги. Затем ударил гром. И казалось, что от этого удара мир перевернулся вверх ногами. Потерянная, носилась в этом беспросветном хаосе лодка, а над ней белесой тенью летал дух моря. От его ненавидящего взгляда вскипало море, его дыхание заставляло и без того буйный океан бесноваться с утроенной силой, его руки хватали молнии в охапку и швыряли совсем рядом с баркасом. - Вот какой ты друг! – грохотал дух – Вот как ты держишь свое слово! - Прости! – силился перекричать ветер Майк – Прости, пожалуйста! - Нет! – громом ударил голос духа, - Нет! – еще раз повторил он и хлопнул в ладоши. Волна захлестнула баркас, лодка накренилась, левый борт опустился в воду. Майк пытался увидеть в темноте свою жену, но уже не видел. Волна смыла её. Через несколько секунд и Майк исчез в бешеном хороводе неба и моря.

В ту же секунду все стихло. Грустный Честер опустился на берег и шикнул на море. Последние волны выровнялись, и снова настал почти полный штиль. О совсем недавнем буйстве стихии напоминали лишь обломки баркаса Майка, вынесенные волной на песок.

Так погиб не сдержавший слово Майк, его жена и не родившийся даже его ребенок. С той поры каждую пятницу в море у Строббвилла поднимается страшный ветер. Он дует с такой силой, что сдувает камни со скалы Ротвуд. Если прислушаться, то в его вое можно расслышать и громоподобные крики «Вот какой ты друг!» и слабый человеческий голос в ответ «Прости! Прости, пожалуйста!». С той поры жители Строббвилла не выходят в море по пятницам.

elquadra.narod.ru

Призраки моря — RealFear.ru

Мы с детства знаем легенду о Летучем голландце, который является мореплавателям, предвещая гибель их корабля. Однако существует великое множество других таинственных историй, связанных с морскими привидениями. Ими наряду с фантомами людей, животных, пароходов, самолетов, автомобилей, старинныхсражений занимается новая наука гостология (от английского «гост» — привидение). Она мало что еще может сказать о сути феномена призраков, однако накопила множество фактов о них. В предлагаемой вашему вниманию статье английский писатель Рой Бейнтон рассказывает о наиболее характерных типах привидений, встречающихся на просторах океанов и морей.Море, океан … Как много в этих словах волнующего и таинственного. За хрупкой береговой линией наших знаний, в мрачных глубинах морских вод, покрывающих 7/10 поверхности планеты, живут призраки, следующие в кильватере океанских кораблей.Морских тайн очень много, и относиться к ним, по мнению опытных путешественников, следует очень серьезно. Иначе можно натерпеться всяческих бед, а то и вовсе распрощаться с жизнью.В 1959 году я был матросом на грузопассажирском корабле «Бородино», который курсировал между Гуллем (порт в Великобритании) и Данией. Была жутко холодная ноябрьская ночь, и «Бородино» стоял в порту Гулля, готовясьотчалить в направлении Копенгагена. Большинство членов команды еще находилось в городе. На борту были только я, ночной вахтенный, механик и молодой стюард. Усталый, я лежал на своей койке, стюард был в соседней каюте.Вскоре после полуночи лампочки начали вдруг то гаснуть, то снова зажигаться. Через несколько минут послеэтого раздался жуткий крик, эхом пронесшийся по всему судну. Я выскочил в коридор и нос к носу столкнулся с трясущимся от страха мертвенно-бледным стюардом, кричавшим в истерике:— Он пришел! Он постучал в дверь! Я открыл и увидел его… Это был Перси… Он парил в воздухе, а вместо ног у него были окровавленные обрубки. Потом он прошел прямо через переборку корабля и растворился!Позже один матрос поведал мне, что он слышал, будто на нижней палубе часто появляется призрак механика Перси Макдональда, умершего в страшных мучениях после того, как в машинном отделении ему по неосторожности отрезало обе ноги.Перепуганный стюард взял расчет в ближайшем порту, а через месяц и я списался с корабля.За долгие годы плаваний я понял, что тот случай с Перси был лишь маленьким эпизодом в бесконечной череде сверхъестественных явлений, происходящих на море.Воскрешение «Памира»21 декабря 1957 года в три часа ночи суда, находившиеся в Атлантическом океане, получили сигнал бедствия, посланный немецким учебным парусником «Памир»: «Сильный ураган. Все паруса сорваны. Крен — 45 градусов. Угроза затопления!»Это была последняя весточка, переданная с «Памира». Судно исчезло бесследно, чтобы вскоре возродиться в качестве корабля-призрака…Прошло четыре года. Другое учебное судно — чилийское «Эсмеральда», находясь в проливе Ла-Манш, сражалось с сильнейшим штормом. Неожиданно появился корабль, который, несмотря на бурю, спокойно проплыл мимо.Это был «Памир». После встречи море стало спокойнее, и «Эсмеральда» благополучно добралась до порта.Несколько месяцев спустя, яхтсмен Рид Биерс попал в шторм у Виргинских островов — архипелага в Атлантике. По его словам, он тоже видел «Памир», который сопровождал его почти до самого порта, а когда вдали показался берег, исчез. С этим кораблем-призраком встречались и другие суда, например, норвежский пароход «КристианРэдич», американский катер береговой охраны «Игл», немецкий учебный парусник «Горх Фох». Каждый раз, когда «Памир» материализовывался поблизости от попавшего в беду судна, вся его команда, как живая, гордо стояла на палубе. Очевидцы отметили одну любопытную деталь: поначалу на паруснике видели все 70 погибших членовкоманды. С каждым последующим появлением судна их количество уменьшалось. Так, моряки немецкого парусника насчитали уже только 20 человек. Может быть, когда-нибудь исчезнет последний член призрачного экипажа, и тогда этот Летучий голландец нашего века уйдет на покой?Друг или враг?Морские призраки гораздо чаще, чем наземные, творят добро. Об этом свидетельствует статистика. Заняться подобными расчетами меня побудила история, услышанная в 1960 году на совершавшем кругосветные круизы пароходе «Галифакс». Как-то вечером один старый машинист поведал мне о драматических событиях, происшедших на корабле «Пирей». В 1948 году по пути в Австралию у него взорвался паровой котел из-за отсутствия в нем воды. В результате погиб дежуривший машинист. Спустя год, когда «Пирей» стоял в Сиднее, механикПитер Джоунс проводил профилактический осмотр двигателя корабля. У парового котла есть насос, с помощью которого в котел накачивается вода. И вот неожиданно онначал издавать громкие звуки. Приборы показывали, что котел полон, и Джоунс выключил насос.Звуки прекратились. Буквально через пару минут они возобновились, хотя стрелка индикатора стояла на отметке «полон» и насос не работал, а значит, никаких звуков не должно было быть!Джоунс внимательно исследовал индикатор и, к своему ужасу, увидел, что он испорчен. На самом деле котел был практически пуст и вот-вот должен был взорваться. Механику повезло, что он вовремя обнаружил неисправность, успел накачать в котел воды, предотвратил взрыв и остался в результате жив. Выходит, подавший голос насоснедвусмысленно предупреждал Джоунса об опасности.Джоунс был молодым, скептически настроенным человеком и никакой связи между своим чудесным спасением и трагедией прошлого года не углядел. Иначе думали старые кочегары «Пирея», знавшие подробности смерти машиниста. Тогда, в предсмертных муках, он поклялся, что на корабле никто больше не умрет из-за аварий вмашинном отделении. Так оно и было: в течение 23 лет, пока «Пирей» бороздил океанские просторы, за двигателем парохода присматривал добрый призрак, вовремя предупреждая товарищей о всех поломках, которые могли привести к трагедии.Живое проклятиеЕсли корабельные призраки часто бывают добрыми, то живые люди нередко оказываются сущим проклятием. Вот что произошло однажды.В 1961 году в австралийском порту Брисбен, на борту «Галифакса» оказался один египтянин, угрюмый и неприятный, постоянно ссорившийся с членами команды и практически никогда не спавший.По вечерам мы обычно собирались на верхней палубе, чтобы поболтать о том о сем. А египтянин, назвавший нам свое прозвище Фараон, уединялся со всеми пожитками в лазарете, так как никто не хотел делить с ним каюту.Странная это была личность: сначала он сам нарывался на скандал или лез в драку, а потом представлял дело так, будто во всем виноваты другие. Как плохой актер, он становился в театральную позу, сводил свои густые брови, выпячивал нижнюю губу и проклинал мнимых обидчиков.

realfear.ru

Дух Моря — ориджинал

Марен Фаррайг, сын Книфа Кораллового Фаррайга и Фаоилиан с Жемчужного острова, всю жизнь провел подле моря. В груди его стоял солоноватый сухой воздух, вместо крови, как говорится, текла морская вода, а в глазах застыла сталь бушующих волн. Высок, крепок и жилист был этот Марен Фаррайг, а еще юн и не обделен диковатой красотой, какая может быть только у дубленных ветром, солью и морем молодцев. Угрюмый и нелюдимый, Марен жил одиночкой в бухте под названием Дохлый Краб. Точнее, ее называли так раньше, когда богатство бухты составляли одни омары да крабы. Потом случился шторм, такой сильный и продолжительный, что поменялись все течения, бухта сменила свои очертания и в ней появился драгоценный жемчуг. Тогда туда нагрянули ловцы и охочие до драгоценностей люди, но быстро покинули место, окрестив его "Русалочьей ловушкой". Лично Марен никогда там русалок не видывал. Всякая дрянь, о какой никто и не слышал, вроде рыбы о семи хвостах, или змее с тремя главами - это всегда пожалуйста, он нередко привозил их в Край-Подле-Моря, чтобы продать каким-нибудь любителям экзотики, но вот русалок никогда не было. Да даже если бы и были, Фаррайг просто выловил бы их и отвез купцам. Ему ли, выходцу из сотен сражений с акулами и осьминогами, боятся каких-то там русалок? Целая бухта, полная крупным прекрасным перлом, была в его единоличной власти, и Марен готов был до последнего ее отстаивать. Целый год он жил в своей бухте, добывал жемчуг, кораллы и прочую экзотику, чтобы только на один день в году приехать на ярмарку в Крае-Подле-Моря. Дорога туда занимала день, и Марен вечно мысленно сетовал на то, что ему приходится терять аж три дня. Скверно ему было, когда попадались попутчики, особенно болтливые. Фаррайг привык говорить о море, об улове, о погоде и о кораблях. И то, разговоры ему всегда давались с трудом, язык каменел от долгого молчания, а уж если с ним пытались болтать... Не любил это дело Марен Фаррайг, очень не любил. Возвращаясь, он вез с собой овечку, чтобы принести в жертву Морю, специи, сухари, вяленое мясо, циновку, парусину, новую рубаху и штаны, а раз в три года и сапоги. А еще много-много золота и серебра, чтобы время от времени покупать у рыбаков из соседней бухты снасти, сети и лекарства. Дома, в бухте под названием Дохлый Краб, у Марена были хижинка, овин и лодчонка. А еще все море, что он мог обвести взглядом, со всеми его богатствами. Марен был одинок, но жилось ему неплохо. Когда умер отец, ему только-только исполнилось четырнадцать. После этого его мать, красивая Фаоилиан с Жемчужного острова, была насильно выдана замуж за купца МакТайра, а мальчика выгнали прочь. После недолгих мытарств Фаррайг нанялся на корабль "Морская курва" и на нем доплыл до своей бухты, где его взяла на воспитание одинокая женщина. Когда ему было уже семнадцать, женщина умерла и оставила ему хижину, овин и лодку. Фаррайг не имел жены, и иметь ее не хотел. В городе девицы, пленившись угрюмостью, высоким ростом и пышной гривой Марена, не раз предлагали ему себя, но он неизменно отказывался, размышляя, что так только наживет бед. Друзей у Марена тоже не было. Даже знакомцев.

***Однажды, ранним утром отчалив от берега на своей небольшой лодчонке о двух веслах и белом парусе, Марен поплыл к месту, которое называл Лиловыми Кораллами. На самом деле, кораллов там было и вправду много, да только они были красными, а не лиловыми. Зато жемчужины, которые там можно было найти, отливали красивым пурпуром. Еще там водились небольшие, но очень злые акулки, и Марен планировал поймать одну-две на ужин. К правому бедру он привязал кривой бронзовый нож, а к левому - мешок для жемчужниц. Остановившись на нужном месте, он скинул с кормы тяжелый камень, обвязанный веревкой, и, глубоко вздохнув, стал спускаться по ней.Соленная вода давно перестала щипать привыкшие глаза, дно было близко и щедро усеяно кораллами, каменьями и норами мурен. Акул вокруг видно не было, и Марен на всякий случай закинул в сумку некстати здесь обретавшего омара. На секунду из норы высунулась бело-черная мурена, но, углядев блестящий кинжал на поясе у Фаррайга, скрылась. Марен закинул в сумку несколько очень красивых раковин, штуки пять жемчужниц и редкий подводный цветок. А затем вынырнул, набрал полные легкие воды и нырнул обратно.Стайки серебристых рыбок куда-то подевались. Марен заозирался в поисках того, что могло их спугнуть, но не заметил ни баракуды, ни акулы, ни даже дельфина. Он снял с пояса кинжал и, часто оглядываясь, стал собирать жемчужниц. Чудовище он заметил только краем глаза и в самый последний момент.Гладкое и большое, мелькающие переливами серого, синего и голубого, оно накинулось на него из-за зарослей кораллов. Длинный сильный хвост в мгновение ока оплел ноги и туловище Марена, острые когти впились в плечи, а пасть, полная мелких острых зубов, потянулась к горлу. Будь Фаррайг каким-нибудь простаком, служить бы ему пищей для чудовища. Но Марен - тертый калач, ему и не с такими чудами доводилось иметь дело. Бронзовый клинок пару раз полоснул длинный хвост, и, к удивлению Марена, который был готов к долгой и тяжкой борьбе, чудовище отпрянуло от него и как-то пронзительно-тонко взвизгнуло.Вода начала окрашиваться голубым, а чудовище, затихая, опало на илисто-песчаное дно. В легких Фаррайга уже горели сотни костров, и он вынырнул, чтобы набрать воздуха, а когда вернулся с сетью и клинком более острым и длинным - муть улеглась. Чудовище все также лежало на дне, а вокруг его хвоста вилась голубоватая дымка. Хвост был длинным, в человеческий рост, с плавником, разделенным на, как минимум, девять сильных перьев прозрачно-голубого цвета. Там, где у человека должны быть бедра - а их смутные очертания все же проглядывались - с каждой стороны отходило по три плавника длинной в два фута. Верхняя часть тела чудовища мало чем напоминала человечью. Разве что очертаниями и размером. Под ребрами отчетливо виднелись по две полоски жаберных дуг, оперенные голубыми сеточками, руки были очень длинными, с пальцами без ногтей, но делающимися у кончиков тонкими, острыми и твердыми. На плечах, как и на хвосте, а также на верхней части рук росли вытянутые, синие в центре и голубые по краям чешуйки. Глаза, у чудовища закрытые, были большими, на пол лица. Острый нос, высокие скулы, вытянутое лицо, безгубый рот с клыками и темно-синие, вьющиеся подобно водорослям волосы - все это ничто, по сравнению с этими закрытыми глазами странной, листовидной формой, с дрожащими от морского течения длинными ресницами.Разглядел все это Марен за пару секунд, подплывая поближе и тыкая в чудовище кончиком клинка. Из-под вспоротой кожи вылетело облачко голубоватой крови, а чудовище слегка дернулось и застонало. В воде это прозвучало странно, растянуто, с эхом."А как прозвучит на суше? - насмешливо подумал Марен, накидывая тяжелую сеть". Забившееся чудище, которое оказалось отнюдь не таким сильным, как сперва подумал Фаррайг, само запуталось как надо, и Марену осталось только втащить его в лодку. Вот это оказалось сложнее. Лодчонка, маленькая и легкая, все время норовила перевернуться. Поняв, что сперва залезть самому, а потом втащить чудище не получится, Марен решил попробовать по другому. Сперва охотник, а теперь уже добыча, к удивлению Марена присмирела, перестала драть когтями и зубами сеть и лишь как-то странно вибрировала. Поднырнув под сеть и уперевшись руками в гладкий хвост чудовища, Фаррайг пихнул его в лодку. У него был прекрасный шанс убить своего пленителя или хотя бы ранить, но чудовище этого не сделало. Как человек, изумленно подумал Марен, поддается панике.В лодке чудовище оказалось совсем не таким, каким казалось в воде, особенно в тот момент, когда неожиданно напало. Фаррайгу даже на секунду сделалось его жалко. Узкое в плечах, словно мальчишка-подросток, с сероватой тонкой кожицей на торчавших ребрах. Да и когти совсем не страшные, а зубы - так вообще смешно. У него у самого поострее будут. А следы, которые чудовище оставило на Марене, выглядели и вовсе абсурдно - четыре неглубокие бороздки на каждом плече. Зато вот сам моряк покалечил чудовище изрядно. Следы от ножа все еще кровоточили голубой, "морской кровью" и выглядели жутко.За него можно было много выручить у циркачей Приморского Края. Только надо было две недели продержать его до ярмарки, а потом еще день - по дороге. Осилит или нет?.. Ну это смотря, сможет ли дышать на суше. Судя по приоткрытым губам, судорожно втягивающим воздух - сможет.- Ты меня понимаешь? - медленно, раздельно, по-островийски спросил Марен. Чудовище не ответило, только продолжило вибрировать на дне лодки. - Понимаешь?Теперь Марен спросил по-кьяррийски. Потом перепробовал еще три знакомых ему, и еще два полузнакомых языка. Чудовище не отвечало, только сжималось тугим клубочком. Воды, подкрашенной голубоватой кровью, с него натекло изрядно.- Наверное вообще говорить не можешь, тварь тупая, - злобно выплюнул Марен, решив, что чудовище все-таки думать не умеет. Но то вдруг подняло голову.- Умеею-ю, - странно-певуче прохныкало оно на родном языке Марена. Горский?.. Откуда обитателю теплых морских вод знать горский?- Если не будешь делать то, что я скажу - отрежу плавники. По одному. Понятно? - Марен пытливо глянул в испуганно вытаращенные глаза. Темно синие, на янтарном фоне. Но зрачки были круглыми, а взгляд, хоть и перепуганным, осмысленным. Ч е л о в е ч е с к и м.Чудовище быстро кивнуло и опустило голову. - Трус, - презрительно скривился Марен. Он не стал бы жестоко обращаться с мыслящим существом. Но лучше бы чудовищу об этом не знать. - Я сейчас чуть-чуть приоткрою сеть, а ты просунешь руки. И знай - если попробуешь сбежать, у меня есть гарпун. Я тебя просто крабам скормлю. Живьем.Чудовище задрожало сильнее - теперь Марен понял, что это за странная вибрация - и послушно свело руки у запястий. Конечно, глупо было связывать скользкую как змея тварь веревкой, но в сети оно само себя царапало и портило.Притрагиваясь к коже чудовища, Фаррайг очень удивился тому, что оно, хоть и мокрое, было слегка теплым. А еще длинные пальцы-когти подводного чуда стали короче и тупее. Или Марену это со страху, под глубинной темнотой они страшнее казались? И вот этого вот звереныша морского Марен испугался под толщей воды? Даже смешно.- У тебя хоть имя есть? - спросил он, стаскивая сеть с узких, покрытых чешуйками плеч. - Ну, все, хорош дрожать. Будешь себя хорошо вести, я тебе рыбы... или чего ты там жрешь принесу.- А больно делать не будешь? - чудовище опустило руки от лица и опять посмотрело на Марена странными, с янтарными белками глазами. - То есть... То есть больнее, чем я смогу вытерпеть?- Не буду вообще делать, - внутри у Марена что-то странно съежилось. Ощущение, что он общается с морским зверем, проходило все быстрее. А коли это не зверь, то с ним как со зверем и обходиться нельзя. Не то чтобы Фаррайг так скверно относился к работорговле... Какие глупые мысли иногда приходят в голову. Наверное, он просто в воде долго пересидел. - Так имя у тебя есть?- Ниамилос. Это означает... означало раньше название одного драгоценного камня, из которого делались витражи в храмах и каньорских покоях. Он такого же цвета, как я, только блестит красивее, - чудовище вдруг резко дернул хвостом, и Марен неосознанным движением кинулся, чтобы прижать его к палубе. До него слишком поздно дошло, что Ниамилос просто помогал ему стянуть с него сеть. - Ай!..Чудовище оказалось очень хрупким и очень слабым на суше. Марен, выпуская его, еще подивился, что неужели этот червяк решил напасть на него? Неужели не страшно было?- А чего ты на меня напал? Ножа не видел? А этого? - Фаррайг сжал руку в локте, продемонстрировав перелив литых мышц.- Откуда я знал, что он острый?! - неожиданно громко вскрикнул Ниамилос. - Нас учили, что вы, люди, с вашими дурацкими подпорками ничего не умеете, что вы боитесь моря и что слабы! Я был голоден, я так давно не ел, я...- Давно - это сколько дней? - резко перебил готовое расплакаться чудовище Марен. Значит, его хотели сожрать. Прелестно, а он уже подумал, что поймал разумное и достойное жалости существо.- Я не знаю... У нас, в В-Толще-Под-Водой всегда темно и светят светильники, а я обретал там очень долго. Сто двадцать бризов или больше... Я не помню.- Сто двадцать бризов?! Это же две декады! Ты, видно, шутишь, - Фаррайг только сейчас заметил, что Ниамилос действительно походил на жертву изнуряющего голода. - Неужели ты не мог за это время сожрать рыбу или водоросли?- Они уже все кому-то принадлежали, - жалобно проскулил Ниамилос. - А я не мог отнять еду у рыб, крабов или мурен. А акул и баракуд я боюсь, смотри, что они один раз сделали, - чудовище, которое и чудовищем называть было стыдно, показало тыльную сторону руки, чуть пониже сгиба локтя. Там остался четкий оттиск укуса мощной челюсти. - Они выгнали меня из обломков В-Толщи-Под-Водой, потому что хотели доесть трупы.- А у меня отнять жизнь - можно?- Меня учили, что у вас нет души и мозгов. Мне говорили, что вы даже говорить не умеете. Я не думал, что ты... ты... Не делай мне больнее, чем я могу стерпеть, - вдруг ни с такого ни с сего прошептал морской чуд и закрыл лицо руками.Марен очень удивился. Он греб веслами, не спуская взгляда с замершего Ниамилоса, а тот и не пытался бежать. Он был так худ, так слаб. Неудивительно, что Марен легко с ним разделался. А еще оказалось, что тот весил ну от силы фунтов семьдесят. Узнал это Фаррайг, когда переносил Ниамилоса из лодки на сушу. Отпускать его в воду он убоялся, мало бы какую ловкость мог обрести в воде ее исконный уроженец.- Из тебя даже ухи нормальной не сваришь, - печально сказал Марен.- Не надо из меня ничего варить, пожалуйста.Фаррайг, вообще-то, шутил. А вот отшучивался Ниамилос или говорил серьезно было совершенно непонятно. Сначала Марен решил отнести его в овин, где был большой чан с пресной водой, но потом передумал и понес морского чуда в дом. Там был сырой, но теплый подвальчик, откуда Ниамилос бы не выбрался. Там его можно будет даже не связывать.Оказывается, носить глупое чудовище на руках было в разы проще, чем пытаться протащить его по песку или дать ему ползти самому. Это было бы слишком жестоко. В своей хижине Марен усадил Ниамилоса прямо посреди каменного пола, так и не развязав рук. Потом пошел к ящику с лекарствами. Он достал спирт, бинты и Камень Жизни. Морской чуд следил за ним внимательно и любопытно, и совсем не испугался, когда человек подошел к нему с флягой, тряпьем, мешочком и толстой ниткой с иглой.- Это зачем? Ты хочешь сшить мне ту же ерунду, что на тебе? - с любопытством спросил Ниамилос.- Нет... Закрой глаза и закуси ладонь.- Зачем? - тут морской чуд испугался, поджал хвост и в ужасе глянул на Марена. - Ты хочешь сделать мне больно?- Да, - сначала Фаррайг не хотел тому ничего объяснять, но потом передумал. - Это чтобы вылечить твои раны. Ты же не хочешь, чтобы они загноились и тебе бы пришлось отрезать хвост?Ниамилос в полном ужасе замотал головой. Его кожа из серебристо-серой сделалась дымчатой, но он послушно закрыл одной ладонью глаза, а второй зажал рот. Когда Марен аккуратно капал спиртом на края раны Ниамилоса, тот держался и судорожно кусал ладонь. Он опять дрожал. Потом Фаррайг достал Камень Жизни и раскрошил половину в центры ран. Потом взял иголку. Ниамилос не выглядывал из-за руки, явно предполагая нечто худшее. Ну и молодец.На самом деле, было не так уж плохо. Он пару раз вскрикнул, но не более того. С хвоста морского чуда попадало много чешуек, и Марен реши продать их в ювелирный магазин по дешевке. Мало бы кому понадобится такая жуть. А одну он оставит себе, просверлит в ней дырочку и нанизает на нитку. Такой трофей, конечно, никому не покажешь, но как символ памяти он вполне подойдет.- Ниамилос, - Фаррайг потрепал морского чуда по плечу.- Я тебе свое имя сказал, - сиплым голосом ни с того ни с сего заметил тот. - А ты можешь сказать свое? Пожалуйста.- Марен Фаррайг. Сын морской волны и чайки, - сухо ответил человек, который, несмотря на наличие весьма большой семьи в тысяче миль от своей хижины, считал себя сиротой.- Марен Фаррайг, пожалуйста, не делай мне больнее, чем я смогу стерпеть, - промямлил Ниамилос.

***Четыре дня прошло с тех пор, как Марен Фаррайг выловил из бухты морское чудовище. Ниамилос ночевал в подвале, а днем Марен брал его с собой в лодку. Но к воде запрещал приближаться строго настрого. Выловленную рыбу и водоросли по началу он просто швырял Ниамилосу на дно палубы, считая, что тот будет есть как зверь.В сущности, первую еду, а именно трех серебристых рыбок размером с ладонь и двух креветок морской чуд сожрал именно по звериному. Жадно, давясь и кашляя, трясясь над драгоценной пищей... А потом, словно бы опомнившись, впился Фаррайгу в руку.- Спасибо, спасибо... Прости, что вел себя так, - он опустил глаза. - Я не хотел.В последствие Ниамилос ел аккуратнее и очень старательно выпрашивал у Марена какие-никакие столовые приборы. Сперва тот отказывался, опасаясь, что подводный чуд убьет себя, дабы не влачить жизнь в плену у двуногих, но потом все же смилостивился.К концу недели Марен Фаррайг начал испытывать к Ниамилосу странные, теплые чувства. Морской чуд совсем не хотел сбегать. Капризничал, правда, много, но не более. Ни разу не пытался укусить или поцарапать Марена, ни разу не нагрубил тому и не нарушил правила. За столь примерное поведение Фаррайг как-то поутру вынес Ниамилоса на пляж и тот, истосковавшийся по теплу, стал извиваться на песке, подставляя худощавые бока яркому солнцу. Марен только сейчас заметил, что волосы у него стали намного темнее, кожа - светлее, а когти совсем укоротились и затупели. Чешуйки щедро сыпались с потягивавшегося и странно мурлыкавшего Ниамилоса. - Лежи тут, если двинешься...- Я никуда не уйду, не переживай, - потупился морской чуд, продолжая потягиваться на песке. - А можно мне в море?- Нет! - Марен вернулся к хижине, взял ведро и направился к морю. Проходя мимо Ниамилоса, он не утерпел и потрепал того по темно-синим, почти лиловым волосам. Тот, словно кошка, потянулся вслед за гладящей его рукой.Набрав соленной воды у берега, Фаррайг побрел обратно к морскому чуду. Тот лежал на животе, уперевшись локтями в песок, и сильно прогибался в пояснице. Он потягивался, словно кошка, выгнувшись, как лук восточного правителя, а горячее морское солнце просвечивало чешуйки и тонкую кожицу у его на хвосте, так что становились видны стройные ноги и сухожилия... Марен, который к своим двадцати четырем годам не знал близости с женщиной, ощутил жар в низу живота и мучительную судорогу в коленях. Отвернувшись, он зажмурился, стараясь выровнять дыхание. Сердце бешено колотилось. А потом все разом прошло, когда Фаррайг вспомнил, как дочь оранжерейника, получив от него отказ, возмущенно и надменно прошипела:"У тебя одна только твоя рыба на уме". Успокоившись, Марен обернулся и почти тут же наткнулся на взгляд темно-синих, на чуть желтоватом фоне глаз. Ниамилос смотрел на него удивлено и жадно. Фаррайг испугался, не догадался ли тот о чем, и быстро опустил взгляд вниз, на свои штаны. Но нет, там все было в порядке. Да и взгляд Ниамилоса большей частью стремился не к Фаррайгу, а к ведру с водой.- Ты хочешь меня сварить? - озорно улыбнулся морской чуд, приподнимаясь на хвосте. - Нет, - улыбнулся Марен, опускаясь рядом с Ниамилосом на песок. В кармане у него был носовой платок, который Фаррайг вымочил в соленной воде. - Сварить я тебя всегда успею.Марен аккуратно промокнул платком волосы, щеки и лоб Ниамилоса. Тот жмурился от наслаждения, охотно запрокидывая голову, открывая тонкий изгиб шеи... Марену опять стало дурно. Противная мелкая дрожь охватила руки, губы разом пересохли, а Ниамилос словно назло легонько улыбался тонкими алыми губами. И когда они у него успели налиться соком?А потом Фаррайг опустил глаза и опять промокнул платок. Сейчас бы хорошо окатить морского чуда водой и уйти, да только желание прикоснуться к необычной коже оказалось сильнее. Капли воды не стекали, мгновенно впитываясь в кожу, а Марен очерчивал ключицы и плечи Ниамилоса. Тот, с счастливой и мягкой улыбкой опрокинулся на спину, прогнулся, подставляя впалый живот и гладкую грудь.- Зачем ты меня держишь? - тихо, голосом, сливающимся с криком чаек, шумом волн и шепотом ветра, спросил Ниамилос, перехватывая руку Фаррайга в запястье. - Сначала я думал, ты хочешь убить меня. Теперь я знаю, что нет.Он уверенно и мягко направлял кисть окаменевшего Марена, прогибался под прикосновениями и крепко жмуря глаза. Фаррайг никогда не прикасался ТАК к чьему то ни было телу, никогда не ощущал холода чужой грудной клетки и жара живота, никогда не ощущал слияния двух тел в одной тонкой грани, где пересекалась его сухая обветренная кожа и чуть влажная Ниамилоса.- Может, ты хочешь... Обладать мной? - морской чуд глянул из-под опущенных век, и у Марена перехватило дыхание. - Хочешь?Видимо, считая дрожь рук и чуть приоткрытые губы согласием, Ниамилос обвил тонкими руками шею Фаррайга и приподнялся. Он целовал, прижавшись мягкими губами, вдыхая в рот Марена дух моря - горькую солонь воды, теплоту нагретых волн и холод шторма. Фаррайг хотел думать, но не мог, слишком пьянящим был дух моря, трепещущий в его руках... И что с того, что юноша, да еще и рыба. Как раз тебе под стать, моряк!- Убери щупальца. Быстро, - Марен подивился, как холодно и жестко прозвучал его голос. Ниамилос вздрогнул, но рук не убрал, а испуганно посмотрел.- Что?- Не прикасайся ко мне, - терпеливо повторил Фаррайг, снимая тонкие руки со своих плеч. Потом приподнял острое лицо морского чуда за подбородок и раздельно произнес. - Ты нужен мне, чтобы продать и заработать много денег. Ярмарка через неделю. Пока я держу тебя при себе. Все ясно?- Н-нет... - Ниамилос испуганно сел на песке, руки его судорожно перебирали песок. - В каком смысле продать? Как вещь? Ты... не надо... пожалуйста... Я хочу быть твоим! Не надо отдавать меня кому-то!И, не позволяя Фаррайгу и слова сказать, Ниамиолос опять прижался к губам моряка. Но теперь это было по-другому. Теперь это было торопливо, жадно, испуганно - сохранить, не отпустить, спастись. Марен положил руку на спину Ниамилоса, медленно провел вниз, к пояснице, и морской чуд охотно прогнулся.- Откуда же ты знаешь про... такое? - прищурившись, спросил Фаррайг.- У нас есть храм богини любви... Меня хотели отправить туда служителем... - Ниамилос заалел и опустил глаза. - Меня многому учили...- Это хорошо, - Марен не был жесток или во всяком случае думал так. Но в тот миг издеваться над морским чудом, только что так нахально пытавшемся его совратить, было высшим пиком удовольствия. - Думаю, какой-нибудь извращенец из города дорого за тебя заплатит.- Пожалуйста, не надо, не надо, не надо, - затравленно зашептал Ниамилос. Он испугался, понял свою ошибку, и теперь опять стал вести себя как пойманная в сеть жертва. - Я не хочу, я боюсь... А Фаррайг только сейчас подумал, что так и может случиться. В смысле, что Ниамилос может привлечь взгляд какого-нибудь содомита, любителя экзотики, да и просто садиста-ученного. Сколько Марена ни учили, что нельзя ломать карьеру из-за личных чувств, он все же пошел наперекор любым доводам логики. Подхватив дрогнувшего от неожиданности Ниамилоса на руки, Фаррайг направился к колеблющему морю.Морской чуд трусил спрашивать, только обвил пояс Марена хвостом, да обнял за шею и прижался, будто мокрый котенок к теплой печке. Фаррайг нарочито холодно смотрел на гладь моря и ничего не говорил. Даже когда Ниамилос зашептал глупые мольбы и просьбы не сердиться и не делать ему больно.Шагнув в лодку и, придерживая и так изо всех сил цепляющегося за него Ниамилоса, Марен оттолкнулся веслом от берега. Лодка, подхваченная волнами, вмиг отпрянула от берега и, к удивлению Фаррайга, Ниамилос не высунул мордашку, радостно ловя соленные капли, а намертво вцепился в него и зажмурился.- Отпусти меня и прыгай в воду, - требовательно отчеканил Фаррайг.- Зачем? - морской чуд пробормотал это, не переставая утыкаться в плечо Марена.- Можешь плыть, куда желаешь. Я не желаю больше держать тебя при себе, - признаться честно, Фаррайгу было горько. Будь Ниамилос девицей без рыбьего хвоста, он бы любил ее больше всего на свете. Но нет и нет, Ниамилос был морским чудовищем, и его нельзя было держать при себе - иначе не миновать беды, и нельзя продавать - совесть замучает.- Что? Нет, не надо, пожалуйста! - почти переставшие быть острыми когти вились в рубашку Марена. - Я не хочу умоляю! Я... За все те сто двадцать бризов я пил всего-то два раза, а еды и вовсе во рту не держал. За все то время надо мной только издевались, даже та ведьма... Все были мне не рады, все были рады причинять мне боль. А тебя... Тебя я люблю, и ты был добр ко мне. Почему... Почему ты не можешь оставить меня с собой? Я очень-очень, больше всего на свете хочу этого...- Убери. От меня. Свои. Щупальца, - сотрясаясь от отвращения просипел Фаррайг. Он сам не знал, с чего бы, но Ниамилос вдруг стал для него омерзительным, жалким, трусливым.- Марен... - простонал морской чуд, лишь немного размыкая объятья хвоста.Фаррайг опустил руки, и Ниамилос упал на дно покачнувшейся лодки с влажным хлопком. Из под бледных ладони полетели щепки и рубины крови. Морской чуд тихонько застонал, протянув руку и впившись в широкую штанину Марена, и прижался к ногам ловца жемчуга, бессвязно моля о чем-то. Фаррайг отпихнул его и, взявшись за весло, причалил к берегу.Пинков оттолкнув липнувшего к себе Ниамилоса, Марен ступил на песок и зашагал по направлению к хижине. Он не оглядывался и ничего не говорил, а дверь за собой захлопнул.Наутро выйдя на порог, Фаррайг с изумлением увидел, свернувшегося клубочком подле порога, Ниамилоса. Он него, к самому морю, по песку тянулась дорожка из осыпающихся чешуек и - Марена чуть не стошнило - сломанные плавники с боков Ниамилоса. Полоска песка, тянувшаяся от моря до сени пальм, под которыми жил Фаррайг, занимала около мили и вся была усыпана осколками раковин и острыми камушками. Неудивительно, что Ниамилос был исцарапан везде, где только можно было. А по щекам его золотились две дорожки приставшего к влажной от слез коже песка.Марен ругнулся и поднял тут же проснувшегося и задрожавшего Ниамилоса. Он отнес его в овин, где был большой бак с пресной водой, и аккуратно опустил туда. По дороге Марен заметил, что кожа Ниамилоса стала сухой, что волосы его еще больше потемнели, что когти стали темно-синими ногтями. И что чешуи на нем стало совсем мало, а хвост реагировал на прикосновения только выше линии, где у нормальных людей начинались стопы. Поблек и растрепался такой прекрасный в первый день трофей, но теперь и продавать его Фаррайгу не хотелось.- Марен, - вдруг тихонько прошептал Ниамилос, протягивая мокрую руку, прикасаясь к щеке Фаррайга. Тот даже и не понял, когда глаза морского чуда влажно блеснули, когда и без того темные и длинные ресницы потемнели и удлинились, сойдясь стрелочками, когда на них блеснула маленькая капелька и прокатилась по щеке до губ, что это все было из-за слезы. - Пожалуйста...- Все, успокойся, - тяжело вздохнул Марен, вытирая влажные щеки морского чуда. - Я не буду выкидывать тебя в море и продавать. Но, скажи, что мне с тобой тогда делать?- Я... Марен, можно я тебе кое-что расскажу? - Ниамилос вынырнул по пояс и перевесился через край бака. Глаза его были напротив глаз Марена. - Когда я только-только ушел из В-Толще-Под-Водой, из великого павшего Аквэинтусиана, мне встретилась морская ведьма Мерцет. Она была ужасна и прекрасна, Марен. Она пригласила меня к себе в дом и там в волшебном котле увидела всю мою юдоль. Она сказала, что свою судьбу я найду только на суше. Она сказала, что там есть бухта, в которую я попаду и не вырвусь. Она много-много говорила, тайно и непонятно, и смогла убедить меня, что нам нужно заключить сделку.- Какую же? - Марен слушал и не мог надивиться.- Она сказала, что тех, кто может говорить на языке павшего Аквэинтусиана осталось только трое - я, она, да ее сын Буфт. Уж лучше я отдам свой голос за возможность говорить с одним, кому я буду принадлежать... Тогда я не понял этого, она так мудрено говорила. А я не мог ей отказать, я уже был под ее чарами. Она забрала мой голос, а потом сказала, что тому, кто будет меня понимать и слышать и сможет говорить со мной, будет приятнее, если я буду таким же, как он. И сказала, что за это заплатить придется дороже. Я уже не мог говорить, и только кивнул, потому что опьянел от прошлого зелья.- И чем же ты заплатил за то, чтобы быть похожим на меня? - Фаррайг с нежностью и удивлением смотрел на бледное лицо Ниамилоса.- Она на три дня отдала меня своему сыны, похожему на жабу-переростка, - морской чуд опустил глаза и замолчал. Его плечи мелко дрожали. Длинные ресницы стрелочками топорщились в стороны, пухлые губы вздрагивали, Ниамилос кусал их и облизывал, силясь присмирить, но ничего не помогало. Он так походил на провинившуюся перед строгой настоятельницей девочку-послушницу, что Фаррайг не утерпел:- Иди ко мне, маленький... - и сам вытянул Ниамилоса к себе, прижал к груди и крепко поцеловал в мокрую макушку.А в следующую секунду вздрогнул и опустил морского чуда на пол. Хвост того оплывал, словно таящая свечка, словно желе от ложки, отходил лоскутьями. А Ниамилос в полном ужасе взирал на это, а потом стал отдирать лоскутки за лоскутками, царапая белую, никогда не знавшую солнца кожу. Кое-где оставались алые следы, которые должны были страшно щипать, но морской чуд не замечал этого и остервенело сдирал с себя ошметки хвоста.А под хвостом были ноги. Тонкие, длинные, с острыми коленкам. Ноги мальчишки-подростка.А потом, когда от хвоста остались лишь редкие скопления чешуи на синеватых остатках кожи, Ниамилос испуганно поглядел на Марена Фаррайга, словно спрашивая "Теперь я страшен и уродлив, верно, и ты меня прогонишь?..", а тот рассмеялся. обнял того и притянул его к себе.Он держал в объятиях море. Море, которое можно сжать в руках, море, которое можно подчинить. Море, чей запах можно вздохнуть, море, что дрожит и прогибается под рукой. Море, в которое можно войти, окунуться с головой. Море, войдя в которое, ты сможешь испробовать вкус его слез, вкус его губ и кожи. Море, которым можно править, море, которое можно вдохнуть. Не осколок, не частичка, но живое воплощение. Ему можно прикусить кожу на шее, услышать в ответ тихий стон и мольбу. Его можно приласкать и приручить, и оно будет твоим и только твоим. Море, в которое уходишь с головой, пьянящее, родное, безумное и горячее, и из которого, вынырнув, кричишь от счастья, удовольствия и блаженной слабости.Марен тяжело упал на пол овина. Сил у него не осталось. Ни капли. Зато неугомонный морской чуд ласково целовал его. Он простил Фаррайгу боль, которую тот с неумения причинил ему, и щедро благодарил ласками и поцелуями за удовольствие. Льнул, ласкался, распаляя Марена раз за разом. Целый день они не покидали овина, целый день они любили друг друга - жадно и безумно, не думая ни о чем.

***А потом, говорят, Марен Фаррайг, сын Книфа Кораллового Фаррайга и Фаоилиан с Жемчужного острова, стал любимцем морской русалки. Говорят, что русалка продала голос морской ведьме и не могла ни с кем разговаривать, кроме возлюбленного. Говорят, что она продала что-то еще более ценное взамен тонких ножек. Девы шушукались, что он только пару раз привозил ее в город. Кожа ее была белее морской пены, глаза лазурнее волн перед закатом, а волосы, когда пронзал их свет, из черных становились голубыми. Губы алые, словно кораллы, ресницы - колючки морского ежа. А черты лица мягкие и плавные, как полет чайки. Улыбка ее сверкала жемчужинами, какие и не снились ее возлюбленному.Правда, с печалью говорили мужчины по тавернам, привозил ее ревнивый Марен Фаррайг от подбородка до пят укутанной в плащ. Даже не разглядишь по фигурке - парень иль девка. Но ножки, которые то и дело обнажала русалка, задрав подол плаща до колен и весело болтая ногами с платформы, вызывали завистливые вздохи главных красавиц города.Говорят еще, что умерли они в глубокой старости. Они вышли, говорят старики, на утес, взявшись за руки, и их унесла в пучины вод морская волна. Русалка обернулась морской пеной, легшей поверх могучей волны - Марена Фаррайга, и с тех пор нет вод более прекрасных, чем те, в которых кончили свою жизнь Маррен Фаррайг и прекрасная русалка.

ficbook.net


Смотрите также