Ссылки и упоминания:
Авалиани С.Л. Земские соборы. Одесса, 1916.
Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII — первой трети XVIII в. Уфа, 1978.
Алданов Марк. Ключ. (Многочисленные издания).
Американа. Лингво-страноведческий словарь., 1996.
Анисимов Е.В. Народ у эшафота. Звезда. 1998, № 11.
Барбаро и Контарини в России. К истории итало русских связей в XV веке. Л., 1971.
Белов Е.А. Об историческом значении русского боярства. Спб., 1886.
Белоновская В.Н. и Белоновский А.В. Представительство и выборы в России с древнейших времен до XVII века. М., 1999.
Бердяев Николай. Русская идея, СПб., 1994.
Бердяев Николай. Судьба России, М., 1990.
Богданов И.А. Три века петербургской бани. СПб, 2000.
Болотов Андрей. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Тт. 1–3. М., 1993.
Бунин Иван. Окаянные дни. (Многочисленные издания).
Верт Александр. Франция 1940–1955, М., 1959.
Война Германии против Советского Союза. 1941–1945, русская версия, Argon Verlag. Берлин, 1992.
Гессен И.В. В двух веках. Архив русской революции. Т. XXII. Берлин, 1937.
Гоголь Николай. Вий. (многочисленные издания).
Горянин А. Большой покер 1941 года. Грани № 193, 2000.
Горянин А. Будь счастлива, Украина! Посев. №№ 3(1431) и 4(1432), 1996.
Горянин А. Величайшая из дорог. Русская мысль (Париж). 1996, № 4148 (7 — 13 ноября).
Горянин А. Второе пришествие среднего класса. Paris Match (русское издание). Нулевой номер, 19 марта 1998.
Горянин А. Дача. Воскрешение утраченного рая. Амадей. № 2(11), 1997.
Горянин А. Зомби хлопочет впустую. Русская мысль (Париж). № 4124 (2–8 мая), 1996.
Горянин А. Какое счастье — гробанулась ракета! Журналист. № 8, 1997.
Горянин А. Мост любви. Литературная газета. № 11, 1991.
Горянин А. «Мы не жалели о пройденном пути…» . Новый мир. № 2, 2000.
Горянин А. На очной ставке газетных суждений. Журналист. № 7, 1997.
Горянин А. О лихости слова и бодрости духа. Журналист. № 4, 1998.
Горянин А. Плетется ли заговор против России? Русская мысль (Париж). № 4120 (4 — 10 апреля) 1996.
Горянин А. Реформы, дух и самосознание. Посев. № 7(1462) 1999.
Горянин А. Россия и Украина: проблемы культурного пространства. В сб.: Национальные интересы Украины и России: совпадения и расхождения. Киев, 1996.
Горянин А. Соотечественники из всех стран — мобилизуйтесь! Век. 18 сентября — 2 октября, 1992.
Горянин А. Что мы знаем о России? Новые вехи. № 1(2) 1998.
Грачев А. Кто наложил на Россию проклятье? Журналист. № 1, 1997.
Грачев А. Не такая, как другие? Московские новости. 15 октября 1996.
Грин Джон Ричард. История английского народа. Т. 3. М., изд. Солдатенкова, 1892.
Громыко Марина. Мир русской деревни. М., 1991.
Демографический энциклопедический словарь. М., 1985.
дон Хуан Персидский. Путешествие персидского посольства через Россию, от Астрахани до Архангельска, в 1599–1600 гг. М., 1898.
Дриё ла Рошель Пьер. Дневник 1939–1945. СПб, 2000.
Дуров А.В. Краткий очерк колонизации Сибири. Томск, 1891.
Дьяконов М.А. Власть московских государей. СПб., 1889.
Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
Итоги второй мировой войны. Пер. с нем. М., 1957.
Кабузан В.М. Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII — начале ХХ века, М., 1998.
Кабузан В.М. Народы России в XVIII веке. М., 1990.
Кабузан В.М. Русские в мире. СПб, 1996.
Кара-Мурза С. Ловушки смыслов. Правда. 16 января 1996.
Карпов Р. Антирусские мифы в украинской действительности. За Россию. Вестник Народно-трудового Союза российских солидаристов. № 6(338) 1997.
Кашкин Иван. Джеффри Чосер. В кн.: Джеффри Чосер, Кентерберийские рассказы. М., 1996.
Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 2. М., 1988.
Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1991.
Ключевский В.О. Сочинения в 9 томах. Т. 3, М., 1988.
Коллинс Самюэль. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне. М., 1846.
Коринфский А.А. Народная Русь. М., 1995.
Корсаков Д.А. Воцарение Анны Иоанновны. Казань, 1880.
Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993.
Крашенинников Н.А. Угасающая Башкирия. М., 1907.
Крашенинников Степан. Описание земли Камчатки. М.-Л., 1949.
Кривошеина Н.А. Четыре трети нашей жизни. М., 1999.
Крижанич Юрий. Политика. М., 1965.
Леонтович В.В. История либерализма в России 1762–1914. М., 1995.
Лизек Адольф. Сказание Адольфа Лизека о посольстве от императора римского Леопольда к великому царю московскому Алексею Михайловичу в 1675 году. СПб, 1837.
Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века, М., 1996.
Мамлеев Юрий.. Литературная газета, 28 января 1998.
Маржерет Якоб. Состояние Российской державы и Великого княжества Московского, с присовокуплением известий о достопамятных событиях четырех царствований, с 1590 года по сентябрь 1606 года. М., 1913.
Маркес Габриель Гарсиа. Осень патриарха (роман). (Многочисленные издания).
Махнач В. Россия в ХХ столетии (Диагноз историка культуры). В сб.: Иное. Хрестоматия нового российского самосознания, М., 1995.
Мацкевич Юзеф. О «сказочном» времени. Новый Журнал (Нью Йорк). 1962. № 67.
Мейерберг Августин фон. Путешествие в Московию барона Августина Мейерберга к царю и великому князюАлексею Михайловичу в 1661 году, описанное самим бароном Мейербергом. М., 1874.
Мец Адам. Мусульманский Ренессанс. М., 1973.
Мир в цифрах: обзор по странам. Cпециальное приложение к журналу «Эксперт», 17 января 2000, № 1–2 (214)
Мишле Жюль. Народ. М., 1965.
Набоков Владимир. Дар. (Многочисленные издания).
Набоков Владимир. Другие берега. (Многочисленные издания).
Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991.
Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света. (Многочисленные издания).
Новый энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Тт. 1 — 29. СПб — Пг., 1911–1916.
Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб,1906.
Очерки русской культуры XVIII века. Ч. 4. М., 1990.
Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. Вып. 1–5. М., 1896–1900.
Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., 1997.
Петрей Эрлезунда Петр. История о Великом княжестве Московском, происхождении великих русских князей. Чтения в Обществе истории и древностей российских. Кн.4, 1865, кн. 1–3, 1866, кн.2, 1867.
Повесть временных лет. Ч. 1–2. М. — Л., 1950.
Преемство. Материалы международной научной конференции «Кризис российской идентичности: причины и пути преодоления» М., 2000.
Против смертной казни. М., 1907.
Пушкарев С.Г. Cамоуправление и свобода в России. Франкфурт, 1985.
Пушкин Александр. Евгений Онегин. (Многочисленные издания).
Рейтенфельс Яков. Сказания светлейшему герцогу тосканскому Козьме Третьему о Московии. М., 1906.
Российский статистический ежегодник 1996. М., 1997.
Российский статистический ежегодник 1999. М., 2000.
Русская правда. В изд.: Российское законодательство Х — ХХ веков, в 9 тт. Т.1. М., 1984.
Сатаров Г. (отв. редактор). Россия в поисках идеи. Анализ прессы. Изд. Управления делами Президента РФ, 1997.
Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. Тт. 1–2, СПб, 1888.
Сокольский Л. Рост среднего сословия в России. Одесса, 1907.
Солженицын Александр. Предисловие к серии «Исследования новейшей русской истории». В кн.: В.В.Леонтович. История либерализма в России 1762–1914. М., 1995.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III, М.,1960.
"Стоглав" . В изд.: Российское законодательство Х — ХХ веков, в 9 тт. Т.3. М., 1985.
Сэй Сёнагон. Записки у изголовья. М., 1975.
Терещенко Александр. Быт русского народа. Ч. I. СПб, 1848.
Тишков Валерий. Готовы ли мы к переписи населения? В России нет демографической катастрофы, а есть плохие демографы и недостоверная статистика. Независимая газета. 10 октября 2000.
Тишков Валерий. Мы стали жить лучше. Независимая газета, приложение "НГ сценарии» № 1, 12 января 2000.
Тоддес Евгений. В ответ Стивену Коэну, Русская мысль, 30 января 1997.
Толстой Лев. Власть тьмы (многочисленные издания).
Толстой Лев. Записная книжка № 4. Полное собрание сочинений в 90 тт. Т.48. М.-Л., 1952.
Тревельян Дж. Социальная история Англии. М., 1959.
Трифонов Юрий. Нетерпение. (Многочисленные издания).
Тростников Виктор. Бог в русской истории (в печати).
Тэн Ипполит. Старый порядок. СПб, 1907.
Ульянов Николай. Замолчанный Маркс. Франкфурт, 1969.
Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Тт. 1–2. СПб, 1991-92.
Ферро Марк. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1992.
Флетчер Джильс. О Государстве Русском. СПб, 1906.
Фуко Мишель, Надзирать и наказывать, М., 1999.
Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1899.
Чудакова Мариэтта. Осенние споры о войне и мире, а также некоторые идейные перспективы. Грани, № 182, 1996.
Чугунов Т.К. Деревня на Голгофе. Мюнхен, 1968.
Швидковский Дмитрий и Шорбан Екатерина. Московские особняки. М., 1997.
Шелленберг В. Мемуары. М., 1991.
Шмелев Иван. Лето Господне. (Многочисленные издания).
Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Тт. 1 — 55, 57, 58, доп. т. 1. М., 1910–1948.
Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. Тт. 1 — 82, доп. тт. 1–4. СПб, 1890–1907.
Янов Александр. Российские либералы против русской истории. Дружба народов. № 11, 1996.
Blair Tony.. The Independent. December 30. 1999.
Casanova Giovanni. Istoria delle turbulenze della Polonia dalla morte di Elisabet Petrowna fino alla pace fra la Russia e la Porta Ottomana. Graz, 1774.
Cobbett William. The History of the Protestant Reformation in England. London. 1980.
Coxe W. Travels in Poland, Russia, Sweden, and Denmark. London, 1784.
De Lagarde Paul. Deutsche Schriften. Leipzig 1905.
Doré Gustave. Histoire de la Sainte Russie. Paris, 1854
Fischer A. Grundriss der sozialen Hygiene. Karlsruhe, 1925.
Gautier Théophile. Voyage en Russie. Paris, 1867. Александр Горянин - Мифы о России и дух нации. Горянин мифы о россии и дух нации
Александр Горянин. Мифы о России и дух нации. «Мифы о России и дух нации»
Keennan E.L. On Certain Mythical Beliefs and Russian Behaviors. The Legacy of History in Russia and the New States of Eurasia. London, 1994.
Kennedy Paul. The Rise and the Fall of the Great Powers. London, 1988.
Koestler Arthur. The Thirteenth Tribe. London, 1976.
Linz Juan J. The Breakdown of Democratic Regimes. Baltimore/London, 1979.
Maréchal S. Histoire de la Russie réduite aux seuls faits importants. Paris, 1802.
Massie Suzanne. The Land of the Firebird. The Beauty of Old Russia. New York, 1980.
Masson Charles F.Ph. Memoires secrets sur la Russie, et particulièrement sur la fin du regne de Catherine II, et le commencement de celui de Paul I. Paris, 1802.
Michelet Jules. La Pologne Martyre. Paris, 1863.
Pollard A.F. The Evolution of the Parliament. London, 1964
Schweinitz Lotar von. Denkwurdigkeiten. Band II. Berlin, 1927.
Seton-Watson Hugh. The New Imperialism. London, 1961.
Sismondi Jean Charles Leonard Simonde de. Etudes d’économie politique. Paris, 1837.
Stannard David E. American Holocaust: the Conquest of the New World. Oxford (Сonnecticut), 1993.
Szamueli T. The Russian Tradition. London, 1976.
Treisman Daniel. Blaming Russia First. Foreign Affairs, Nov-Dec, 2000.
Trevelyan George M. Autobiography and other essays. London, 1949.
Trevelyan George M. Clio, a Muse. London, 1913.
Veber Eugene. From Ordure to Order. The New Republic. July 1, 1991; русский перевод: Интеллектуальный форум, № 1, 2000.
Williams Neville. Chronology of the Modern World 1763–1965. Penguin Books, 1975.
Wittfogel K.A. Oriental Despotism. New Haven, 1957.
litresp.ru
Александр Горянин - Мифы о России и дух нации читать онлайн
Александр Горянин
Мифы о России и дух нации
Нам надобно изучать свое собственное,
свою Россию — наше сердце и счастие наше.
Александр Терещенко. Быт русского народа, ч. I, СПб, 1848Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное(!) избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе. Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о российской катастрофе твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой — бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.
Велики ли различия народов? На эту тему можно долго рассуждать, а можно ограничиться одним примером, что я и сделаю. Вот он. Командование Красной Армии с конца 1943-го, когда стало ясно, что предстоит воевать на территории Германии, стало очень серьезно готовиться к отражению действий немецких партизан. В русскую голову не приходило, что таковых просто не будет. Конец примера.
Велики ли различия национальных мифов? У большинства цивилизационно близких нам народов (не будем пытаться обсуждать японский, иранский или эфиопский случай) они горделивы, а порой и напыщенны. Но есть народы и страны с выраженно скромной и некичливой национальной психологией. К сожалению, они вполне способны усваивать отрицательные мифы о себе — по большей части умело и намеренно сконструированные. К таким странам относится, увы, и наша.
Главная задача предлагаемой работы — показать и, по мере сил, разрушить наиболее злонамеренные мифы о России. Мифы, которые подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками.
Сегодня мы переживаем не «национальную катастрофу», как нам внушают слева и справа, а истинное возрождение, хотя и не ведаем об этом. Во времена итальянского Возрождения люди тоже о нем не знали. Истинная картина открылась лишь их потомкам, современники же Возрождения поверили Макиавелли, объявившему Италию растерзанной и обесчещенной.
Спору нет, мы проходим трудный отрезок своей истории. В такие времена абсолютно решающее значение имеет настрой людских масс. Но именно сейчас дух российской нации пребывает (согласно как социологическим замерам, так и эмпирическому ощущению) на опасно низкой точке. Если верить опросам, всего шесть процентов россиян ощущают себя счастливыми. В немалой степени это плод работы вредоносных мифов.
Работа по разрушению мифов важна и по другой причине. Она помогает выявлению истинного образа России. Пока мы не уберем искажающие наслоения, наша родина будет оставаться, по большому счету, неизвестной страной. Неизвестной даже для нас самих.
Другую, не менее важную свою задачу я видел в том, чтобы приблизиться к пониманию механизмов, прошлых и нынешних, подрыва национального духа. Обезвредить эти механизмы можно, лишь поняв их.
Первый, краткий вариант данной работы (в виде статьи под названием «Что мы знаем о России?») был напечатан в журнале «Новые вехи» № 1(2) за 1998 г. Расширенная версия, уже под нынешним названием, печаталась с конца 1998-го до начала нынешнего года в журнале «Грани» (№№ 187, 188, 189, 190, 194, 196 и 199). То, что для каждого номера писалась, по сути, отдельная статья, которую можно читать без связи с предыдущими и последующими, обернулось, при их соединении, вполне предсказуемыми структурными недостатками работы в целом. Для настоящей книги я по-новому разбил текст на главы, сделал ряд небольших дополнений и исправлений.
Получив предложение выпустить «Мифы» отдельной книгой, я решил сперва, что стоило бы радикально перегруппировать материал и добавить известное количество новейших цитат, однако меня убедили, что не стоит терять на это время. Тот, кто открыт к доводам и пафосу этой работы, воспримут ее и без переработки, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Буду глубоко признателен своим читателям за любые замечания, дополнения, новые факты и ссылки на неизвестные источники. Пишите по электронному адресу: [email protected]
Автор
Глава I. Почему мы верим вздору?
ФАКТОР ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое — образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает — дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
libking.ru
Александр Горянин - Мифы о России и дух нации
Александр Горянин
Мифы о России и дух нации
Нам надобно изучать свое собственное,
свою Россию — наше сердце и счастие наше.
Александр Терещенко. Быт русского народа, ч. I, СПб, 1848Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное(!) избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе. Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о российской катастрофе твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой — бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.
Велики ли различия народов? На эту тему можно долго рассуждать, а можно ограничиться одним примером, что я и сделаю. Вот он. Командование Красной Армии с конца 1943-го, когда стало ясно, что предстоит воевать на территории Германии, стало очень серьезно готовиться к отражению действий немецких партизан. В русскую голову не приходило, что таковых просто не будет. Конец примера.
Велики ли различия национальных мифов? У большинства цивилизационно близких нам народов (не будем пытаться обсуждать японский, иранский или эфиопский случай) они горделивы, а порой и напыщенны. Но есть народы и страны с выраженно скромной и некичливой национальной психологией. К сожалению, они вполне способны усваивать отрицательные мифы о себе — по большей части умело и намеренно сконструированные. К таким странам относится, увы, и наша.
Главная задача предлагаемой работы — показать и, по мере сил, разрушить наиболее злонамеренные мифы о России. Мифы, которые подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками.
Сегодня мы переживаем не «национальную катастрофу», как нам внушают слева и справа, а истинное возрождение, хотя и не ведаем об этом. Во времена итальянского Возрождения люди тоже о нем не знали. Истинная картина открылась лишь их потомкам, современники же Возрождения поверили Макиавелли, объявившему Италию растерзанной и обесчещенной.
Спору нет, мы проходим трудный отрезок своей истории. В такие времена абсолютно решающее значение имеет настрой людских масс. Но именно сейчас дух российской нации пребывает (согласно как социологическим замерам, так и эмпирическому ощущению) на опасно низкой точке. Если верить опросам, всего шесть процентов россиян ощущают себя счастливыми. В немалой степени это плод работы вредоносных мифов.
Работа по разрушению мифов важна и по другой причине. Она помогает выявлению истинного образа России. Пока мы не уберем искажающие наслоения, наша родина будет оставаться, по большому счету, неизвестной страной. Неизвестной даже для нас самих.
Другую, не менее важную свою задачу я видел в том, чтобы приблизиться к пониманию механизмов, прошлых и нынешних, подрыва национального духа. Обезвредить эти механизмы можно, лишь поняв их.
Первый, краткий вариант данной работы (в виде статьи под названием «Что мы знаем о России?») был напечатан в журнале «Новые вехи» № 1(2) за 1998 г. Расширенная версия, уже под нынешним названием, печаталась с конца 1998-го до начала нынешнего года в журнале «Грани» (№№ 187, 188, 189, 190, 194, 196 и 199). То, что для каждого номера писалась, по сути, отдельная статья, которую можно читать без связи с предыдущими и последующими, обернулось, при их соединении, вполне предсказуемыми структурными недостатками работы в целом. Для настоящей книги я по-новому разбил текст на главы, сделал ряд небольших дополнений и исправлений.
Получив предложение выпустить «Мифы» отдельной книгой, я решил сперва, что стоило бы радикально перегруппировать материал и добавить известное количество новейших цитат, однако меня убедили, что не стоит терять на это время. Тот, кто открыт к доводам и пафосу этой работы, воспримут ее и без переработки, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Буду глубоко признателен своим читателям за любые замечания, дополнения, новые факты и ссылки на неизвестные источники. Пишите по электронному адресу: [email protected]
Автор
Глава I. Почему мы верим вздору?
ФАКТОР ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое — образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает — дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
Дух российской нации ныне непозволительно низок — и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) — вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.
Все познается в сравнении. Некоторое время назад президент Литвы во всеуслышание пожалел, что нельзя предать суду литовского журналиста за статью под названием «Маленькая сельская Литва смотрит на Европу, как деревня на город». Канал НТВ сообщил об этом, дабы позабавить зрителей. На фоне развязности российских газетных шапок контраст между травоядностью заголовка и реакцией главы государства и впрямь должен был вызвать смех. А может, следовало задуматься? Литовского президента заботит явно не «что подумают в Европе»— там о статье никто и не узнает. Его заботит иное: статья, поддерживая невыгодный стереотип, подрывает дух литовской нации. Неужели России полностью чужды подобные заботы?
Россия страдает от стереотипов и мифов о себе куда больше, чем маленькая Литва. Они тормозят и без того затянувшийся процесс пробуждения творческих сил российской нации после долгой спячки, подрывают уверенность в своих силах, сбивают настрой на преодоление трудностей. Нелепицы, постоянно повторяемые публицистами и теледикторами, часто в форме придаточных предложений, т. е. как общеизвестные и уже не обсуждаемые истины, практически не встречают протеста — к ним привыкли. Они незримо закладываются, как константные параметры при планировании социологических исследований (сколько бы это ни отрицалось, но то, что закладывается в вопросы, закладывается и в ответы). На этот вздор, как на объективную данность, опираются публицисты, политологи, культурологи, философы. Его кладут в основу общественно-политического прогнозирования, социальной футурологии, политических программ ряда партий. Они уже привели и еще приведут к ошибочным решениям.
www.libfox.ru
Мифы о России и дух нации
Автор убедительно доказывает, что мировосприятие современного российского общества заволокли мифы — то откровенно нелепые, то почти правдоподобные на вид. Многие из этих мифов даже стали частью нашей политической культуры. Общее у них одно — они навязывают нам преуменьшенную самооценку, пониженное самоуважение, подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Когда дух нации низок, она подобна организму с разрушенной сопротивляемостью. Когда он высок, никакие трудности не страшны, любые цели достижимы.
Автор ставит перед собой задачу разрушить наиболее вредоносные мифы о России. «Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками» — утверждает он.
Книга адресована всем, кто любит Россию.
Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое неудобовспоминаемое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе.
Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о «российской катастрофе» твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой-бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Фактор исключительной важности
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое — образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает — дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
Дух российской нации ныне непозволительно низок — и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) — вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.
Все познается в сравнении. Некоторое время назад президент Литвы во всеуслышание пожалел, что нельзя предать суду литовского журналиста за статью под названием «Маленькая сельская Литва смотрит на Европу, как деревня на город». Канал НТВ сообщил об этом, дабы позабавить зрителей. На фоне развязности российских газетных шапок контраст между травоядностью заголовка и реакцией главы государства и впрямь должен был вызвать смех. А может, следовало задуматься? Литовского президента заботит явно не «что подумают в Европе» — там о статье никто и не узнает. Его заботит иное: статья, поддерживая невыгодный стереотип, подрывает дух литовской нации. Неужели России полностью чужды подобные заботы?
Россия страдает от стереотипов и мифов о себе куда больше, чем маленькая Литва. Они тормозят и без того затянувшийся процесс пробуждения творческих сил российской нации после долгой спячки, подрывают уверенность в своих силах, сбивают настрой на преодоление трудностей. Нелепицы, постоянно повторяемые публицистами и теледикторами, часто в форме придаточных предложений, т. е. как общеизвестные и уже не обсуждаемые истины, практически не встречают протеста — к ним привыкли. Они незримо закладываются, как константные параметры при планировании социологических исследований (сколько бы это ни отрицалось, но то, что закладывается в вопросы, закладывается и в ответы). На этот вздор, как на объективную данность, опираются публицисты», политологи, культурологи, философы. Его кладут в основу общественно-политического прогнозирования, социальной футурологии, политических программ ряда партий. Они уже привели и еще приведут к ошибочным решениям.
То, что наше нынешнее состояние духа поддерживается во многом искусственно, проистекает чаще не от злого умысла, а от инерции и умственной лени. Эту инерцию жизненно необходимо переломить. Для того, чтобы это сделать, нужно, по примеру классического психоанализа, начинающего лечение невроза с выявления его подсознательных первопричин, обратиться к истокам явления. Нужно понять, почему Россия поверила в негативный миф о себе, поверила в собственный отрицательный портрет.
Миф о многотерпеливости
Сама возможность существования мифа о терпении и покорности русского народа — вещь довольно странная. Спросим у себя хотя бы следующее: чего ради коммунисты создали такую беспримерно мощную карательную машину, такую неслыханную в мировой истории тайную политическую полицию и с их помощью умертвили десятки миллионов своих же сограждан? Неужели из чистого садизма? Вряд ли. Может, с целью уменьшить толчею на стройплощадке коммунизма? Непохоже.
Я слышал, правда, и такой ответ: всякий тоталитаризм держится на поиске врага и устрашении, вот коммунисты и устрашали. Данная гипотеза плохо вписывается в подлинные события советской эпохи. Запугивание действенно, если доводится до сведения каждого. Таким оно было в гражданскую войну, когда большевики печатали в газетах и вывешивали на заборах списки расстрелянных и взятых в заложники. Но когда душегубы начинают действовать предельно скрытно, существование концлагерей (не говоря уже о числе казнимых) становится государственной тайной, репрессии яростно отрицаются, а официальное искусство и идеология изо всех сил изображают счастливую, жизнерадостную и практически бесконфликтную страну, это означает, что запугивание отошло на второй план, а на первом встала другая задача — истреблять тех, кто враждебен воцарившемуся строю, кто сопротивляется либо способен и готов к сопротивлению, кто ждет или предположительно ждет своего часа. С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора коммунисты тайно ломали потенциал народного сопротивления.
Не ясно ли, что для целей простого устрашения количество жертв этого террора было бесконечно избыточно? Приходится признать: сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия. Это противодействие редко прорывалось на поверхность, не имело шанса заявить о себе, быть услышанным и увиденным. Чем дальше, тем оно больше становилось подспудным, пассивным, инстинктивным, но коммунисты все равно не смогли его одолеть — ни во времена коллективизации, ни во времена «бригад коммунистического труда». Сколь бы долог ни был путь коммунистов к поражению, этот путь был предопределен именно тотальным «сопротивлением материала».
Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несовместимости. «Сопротивление материала» во всех его формах отменило саму возможность коммунизма. В конечном счете, именно оно — не иностранные армии, как в случае Германии, Италии или Японии — вернуло в Россию свободу.
Но может быть период строительства «измов» как-то нетипичен для нашей истории? Что ж, давайте вернемся к истокам этой строительной деятельности, к событиям 1917 года и порожденных ими долгой гражданской войны. Кровавость этого периода также едва ли говорит о тяге ее участников к непротивлению. Никак не свидетельствует о такой тяге и гражданская война 1905–07 годов. Весь российский XX век можно рассматривать как продолжение и развитие событий этих двух непримиримых гражданских войн
Вопрос об эндемичности либерализма нуждается в новом рассмотрении
Второй почти общепринятый, почти не обсуждаемый постулат гласит: в России никогда не знали прав и свобод человека, независимой печати, независимого суда,
«тысячелетней демократии»
и прочих благ либерального общества, личность у нас всегда была бесправна перед лицом государства, в счастливой же Европе права человека лелеются с древности.
Углубление в древность отняло бы слишком много места, так что пропустим череду утомительных, малогигиеничных (в незнакомой с баней Европе) и кровавых веков борьбы между монархами и баронами за привилегии. Красивы эти века только в кино, да и права народных масс от этой борьбы приросли ненамного. Но зато уж, думаем мы, едва Великая Французская революция провозгласила «Декларацию прав человека и гражданина», всякая личность сразу же оказалась огражденной от произвола. Но вот после принятия замечательной декларации прошло без малого полвека, и в 1834 в Париже произошло выступление, не слишком мощное, республиканцев против Луи Филиппа. У дома 12 по улице Транснонен был ранен офицер, и в наказание все жители дома, включая женщин и детей были зверски убиты. (Многие вспомнят литографию французского художника О. Домье, отразившую эту бойню.) В России 1834 года такое, согласимся, было совершенно невозможно.
В 1858, после покушения на Наполеона III, во Франции был принят закон «О подозрительных» (известный еще как «Закон Эспинаса»). Париж и крупные города очистили от лиц, имевших несчастье не понравиться полиции. На места была спущена разнарядка раскрыть в каждом из 90 департаментов заговоры с числом участников не менее 10, замешав в них всех заметных недоброжелателей монархии. «Заговорщиков» без суда отправили в Кайенну и иные гиблые места. Возможность защиты или обжалования исключалась. Европа отнеслась с пониманием: как-никак, это было уже третье покушение на Наполеона III. В России 1858 года подобное также было бы совершенно невозможно. Стало, правда, возможно в ленинско-сталинском СССР.
Следует ли отсюда, что в России тогда царила терпимость, а в Европе — тирания? Нет. Следует лишь то, что нынешнюю европейскую модель демократии, уважения личности и гарантий от произвола нельзя проецировать даже в прошлый век (простите, уже в позапрошлый), а тем более считать ее, как Ю. Гусман, тысячелетней. Данная модель сложилась буквально в последние десятилетия. Уже с трудом верится, что еще сравнительно недавно, 8 февраля 1962, в Париже был возможен «Кровавый четверг» — совершенно чудовищный расстрел (никаких резиновых пуль!') мирной уличной демонстрации. Отдадим прогрессу должное: сегодня, 39 лет спустя, такое в Париже уже кажется немыслимым.
Великая Французская революция провозгласила права и свободы, в чем ее великая и вечная заслуга, однако превращение этих превосходных идеалов в повседневную для большинства людей реальность заняло примерно век и еще три четверти. Приведенные эпизоды показывают, каким трудным и непрямым был этот процесс.
В какую сторону бежали люди?
Либеральная школа (на самом деле радикальная) сумела внушить слишком многим, что история у нас жуткая и что Россия это такое место, где всегда было плохо. Ой ли? Понять, хорошо или плохо было в данной стране, довольно просто. Надо выяснить, стремились в нее или нет. И что же? В Россию, а до того — в русские княжества, стремились всегда. Родословные пестрят записями вроде: «Огаревы — русский дворянский род, от мурзы Кутлу-Мамета, выехавшего в 1241 г. из Орды к Александру Невскому»; «Челищевы — от Вильгельма (правнука курфюрста Люнебургского), прибывшего на Русь в 1237 г.»; «Хвостовы — от маркграфа Бассавола из Пруссии, выехавшего в 1267 г. к великому князю московскому Даниилу»; «Мячковы — от Олбуга, „сродника Тевризского царя“, выехавшего к Дмитрию Донскому в 1369 г.»; «Елагины — от Вицентия, „из цесарского шляхетства“, прибывшего в 1340 г. из Рима в Москву, к князю Симеону Гордому» и так до бесконечности.
Во времена ордынского ига (ига, читатель!) иностранцы идут на службу к князьям побежденной, казалось бы, Руси. Идут «от влахов», «от латинов», «от ляхов», «от литвы», «от чехов», «от свеев», «из Угорской земли», «из немец», «из Царьграда» и, что поразительно, из Орды. Переселения простых людей не отразились в «бархатных книгах», но несомненны. С XI века в Киеве, Новгороде, Владимире известны поселения армян и грузин, в Москве уже в XV веке были греческая и польская (Панская) слободы, в XVII возникла грузинская, не переводились персияне, турки и «бухарцы» (в седьмой главе «Евгения Онегина» последние названы среди постоянных московских персонажей). В русские пределы сознательно переселялись целые народы: между 1607 и 1657 переселились из китайской Джунгарии калмыки, а после русско-турецкой войны 1806–12 переселились гагаузы. Вслед за Столбовским миром с Швецией на русские земли устремляются «из-под шведов» водь, ижора и карелы. И уже почти не в счет (а собственно, почему?) сотни тысяч «чиркасов запорожских» — по-нынешнему, украинцев, бежавших из Сечи на российские земли, начиная с 1638. Во все достатистические века в Русь-Россию непрерывно вливались народные струйки с Балкан, Кавказа, из Персии, при-дунайских земель, Крыма, Бухары, германских княжеств, из Литвы, не говоря уже о славянских землях. Имей мы родословные древа, уходящие вглубь веков, почти каждый нашел бы кого-то из этих людей среди своих предков.
Появление, с XVIII века, статистики позволяет называть уже почти точные цифры. Скажем, число немцев, въехавших в Россию при Екатерине II, чуть не дотянуло до ста тысяч, а за 87 лет между 1828 и 1915 к нам вселилось, ни много, ни мало, 4,2 млн иностранцев, больше всего из Германии (1,5 млн чел.) и Австро-Венгрии (0,8 млн)
Россия всегда притягивала к себе людей, в пугало ее превратил коммунизм. Он же сделал все, чтобы очернить ее прошлое. Общее впечатление от русской истории, выносимое из школы (до сих пор!), таково, что наш рядовой читатель легко верит любому мрачному вздору о России.
Большое недоразумение с русской общиной
Перейдем к мифу ни отрицательному, ни положительному, а просто ошибочному, к мифу об общине. Община — любимица изрядной части современной российской публицистики, священная корова политических деклараций некоторых партий. Общинность, внушают нам, есть родовой признак нашей национальной души, русский способ жизни. Среди базовых констант, которые берутся в расчет при социальном прогнозировании и в политической футурологии, часто фигурирует и наша якобы общинная психология.
Но сперва маленькое отступление. Из какого сора у нас растут, не ведая стыда, россиеведческие теоретизирования, я понял, прочтя однажды в «Общей газета» якобы письмо якобы из Пензенской области.
«Вот сейчас все говорят: фермер спасет российскую, деревню. Америку, там, Голландию по ТВ показывают. Счастливые коровы… Но у нас в Пензе не Америка и не Голландия, у нас 7–8 месяцев в году зима… Вот почему для крупного товарного производства в деревне нужна масса техники и масса народа в одном кулаке
(имеется в виду не тот кулак, которого ликвидировали как класс, нет, это ласковая метафора для председателя колхоза — А.Г.)…
Всегда в России мужики общиной жили. Коль нужда заставит, помогали друг другу. Трудно средь бескрайних снегов одному выжить».
Выдержки из этого удивительного сочинения торжествующе, приводились затем в качестве народного гласа, в частности публицистом В. Сироткиным.
То, что текст родился в Москве, было ясно без слов. Пензяк не напишет про восьмимесячную зиму. Поражало другое: каков же уровень познаний о своей стране имеет скромный труженик идеологической обслуги коммунистов-аграриев, сочинявший этот текст? Да и в редакции газеты никто почему-то не вспомнил, что так долго зима длится разве что в Готхобе, столице Гренландии, никак не в Пензе. А ведь все свои выводы о том, что в России могут
выжить
(любимое словцо) только колхоз, община и госсобственность на землю, наш ряженый поселянин и ему подобные авторы выводят из постулата, будто у нас этого требует сама природа. Дескать, Россия — страна приполярная, зона рискованной агрикультуры и так далее. Эта фантастическая климатология потребует отдельного, не впопыхах, разбора, чем мы займемся позже, а пока что обратимся непосредственно к общине.
Публицисты из бывших доцентов «научного коммунизма» (от латинского commune — община) страстно хотят доказать склонность России к выдуманному идеалу, давшему имя их былой специальности, и создать этим себе ретроспективное алиби. Противопоставляя «русскую общинную психологию» западному индивидуализму, они делают вид, будто речь идет о предмете настолько бесспорном, что обсуждать его излишне. Однако неосторожные детали частенько выдают, что понятие об общине у них довольно смутное. Примерно такое: как пришли, мол, славяне на приполярную Русскую равнину, так и порешили выживать среди бескрайних снегов коллективными хозяйствами за счет взаимовыручки. С тех пор и по сей день на Руси стихийный общинный социализм. Один за всех, все за одного.
На деле же, как естественная форма народной самоорганизации для совместной борьбы с природой, община в России сошла на нет еще до появления самого слова «Россия». Наш блестящий этнограф дореволюционной школы академик Д. Зеленин посвятил уцелевшим формам коллективного, общинного поведения крестьян раздел «Общественная жизнь» в своем капитальном труде «Восточнославянская этнография». В предисловии он подчеркивает, что его труд писался в начале 20-х гг. на материалах
litresp.ru
Мифы о России и дух нации
Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное(!) избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе. Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о российской катастрофе твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой — бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.
ФАКТОР ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое — образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает — дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
Дух российской нации ныне непозволительно низок — и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) — вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.
Все познается в сравнении. Некоторое время назад президент Литвы во всеуслышание пожалел, что нельзя предать суду литовского журналиста за статью под названием «Маленькая сельская Литва смотрит на Европу, как деревня на город». Канал НТВ сообщил об этом, дабы позабавить зрителей. На фоне развязности российских газетных шапок контраст между травоядностью заголовка и реакцией главы государства и впрямь должен был вызвать смех. А может, следовало задуматься? Литовского президента заботит явно не «что подумают в Европе»— там о статье никто и не узнает. Его заботит иное: статья, поддерживая невыгодный стереотип, подрывает дух литовской нации. Неужели России полностью чужды подобные заботы?
Россия страдает от стереотипов и мифов о себе куда больше, чем маленькая Литва. Они тормозят и без того затянувшийся процесс пробуждения творческих сил российской нации после долгой спячки, подрывают уверенность в своих силах, сбивают настрой на преодоление трудностей. Нелепицы, постоянно повторяемые публицистами и теледикторами, часто в форме придаточных предложений, т. е. как общеизвестные и уже не обсуждаемые истины, практически не встречают протеста — к ним привыкли. Они незримо закладываются, как константные параметры при планировании социологических исследований (сколько бы это ни отрицалось, но то, что закладывается в вопросы, закладывается и в ответы). На этот вздор, как на объективную данность, опираются публицисты, политологи, культурологи, философы. Его кладут в основу общественно-политического прогнозирования, социальной футурологии, политических программ ряда партий. Они уже привели и еще приведут к ошибочным решениям.
То, что наше нынешнее состояние духа поддерживается во многом искусственно, проистекает чаще не от злого умысла, а от инерции и умственной лени. Эту инерцию жизненно необходимо переломить. Для того, чтобы это сделать, нужно, по примеру классического психоанализа, начинающего лечение невроза с выявления его подсознательных первопричин, обратиться к истокам явления. Нужно понять, почему Россия поверила в негативный миф о себе, поверила в собственный отрицательный портрет.
МИФ о многотерпеливости
Сама возможность существования мифа о терпении и покорности русского народа — вещь довольно странная. Спросим у себя хотя бы следующее: чего ради коммунисты создали такую беспримерно мощную карательную машину, такую неслыханную в мировой истории тайную политическую полицию и с их помощью умертвили десятки миллионов своих же сограждан? Неужели из чистого садизма? Вряд ли. Может, с целью уменьшить толчею на стройплощадке коммунизма? Непохоже.
Я слышал, правда, и такой ответ: всякий тоталитаризм держится на поиске врага и устрашении, вот коммунисты и устрашали. Данная гипотеза плохо вписывается в подлинные события советской эпохи. Запугивание действенно, если доводится до сведения каждого. Таким оно было в гражданскую войну, когда большевики печатали в газетах и вывешивали на заборах списки расстрелянных и взятых в заложники. Но когда душегубы начинают действовать предельно скрытно, существование концлагерей (не говоря уже о числе казнимых) становится государственной тайной, репрессии яростно отрицаются, а официальное искусство и идеология изо всех сил изображают счастливую, жизнерадостную и практически бесконфликтную страну, это означает, что запугивание отошло на второй план, а на первом встала другая задача — истреблять тех, кто враждебен воцарившемуся строю, кто сопротивляется либо способен и готов к сопротивлению, кто ждет или предположительно ждет своего часа. Не будем себя обманывать: чекисты видели врагов. С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора они тайно ломали потенциал народного сопротивления.
Не ясно ли, что для целей простого устрашения количество жертв этого террора было бесконечно избыточно? Приходится признать: сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия. Это противодействие редко прорывалось на поверхность, не имело шанса заявить о себе, быть услышанным и увиденным. Чем дальше, тем оно больше становилось подспудным, пассивным, инстинктивным, но коммунисты все равно не смогли его одолеть — ни во времена коллективизации, ни во времена «бригад коммунистического труда». Сколь бы долог ни был путь коммунистов к поражению, этот путь был предопределен именно тотальным «сопротивлением материала».
Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несовместимости. «Сопротивление материала» во всех его формах отменило саму возможность коммунизма. В конечном счете, именно оно — не иностранные армии, как в случае Германии, Италии или Японии — вернуло в Россию свободу.
Но может быть период строительства «измов» как-то нетипичен для нашей истории? Что ж, давайте вернемся к истокам этой строительной деятельности, к событиям 1917 года и порожденных ими долгой гражданской войны. Кровавость этого периода также едва ли говорит о тяге ее участников к непротивлению. Никак не свидетельствует о такой тяге и гражданская война 1905-07 годов. Весь российский ХХ век можно рассматривать как продолжение и развитие событий этих двух непримиримых гражданских войн.
Вопрос об эндемичности либерализма нуждается в новом рассмотрении
Второй почти общепринятый, почти не обсуждаемый постулат гласит: в России никогда не знали прав и свобод человека, независимой печати, независимого суда, «
тысячелетней демократии»
и прочих благ либерального общества, личность у нас всегда была бесправна перед лицом государства, в счастливой же Европе права человека лелеются с древности.
Углубление в древность отняло бы слишком много места, так что пропустим череду утомительных, малогигиеничных (в незнакомой с баней Европе) и кровавых веков борьбы между монархами и баронами за привилегии. Красивы эти века только в кино, да и права народных масс от этой борьбы прирасли ненамного. Но зато уж, думаем мы, едва Великая Французская революция провозгласила «Декларацию прав человека и гражданина», всякая личность сразу же оказалась огражденной от произвола. Но вот после принятия замечательной декларации прошло без малого полвека, и в 1834 в Париже произошло выступление, не слишком мощное, республиканцев против Луи Филиппа. У дома 12 по улице Транснонен был ранен офицер, и в наказание все жители дома, включая женщин и детей были зверски убиты. (Многие вспомнят литографию французского художника О.Домье, отразившую эту бойню.) В России 1834 года такое, согласимся, было совершенно невозможно.
В 1858, после покушения на Наполеона III, во Франции был принят закон «О подозрительных» (известный еще как «Закон Эспинаса»). Париж и крупные города очистили от лиц, имевших несчастье не понравиться полиции. На места была спущена разнарядка раскрыть в каждом из 90 департаментов заговоры с числом участников не менее 10, замешав в них всех заметных недоброжелателей монархии. «Заговорщиков» без суда отправили в Кайенну и иные гиблые места. Возможность защиты или обжалования исключалась. Европа отнеслась с пониманием: как-никак, это было уже третье покушение на Наполеона III. В России 1858 года подобное также было бы совершенно невозможно. Стало, правда, возможно в ленинско-сталинском СССР.
Следует ли отсюда, что в России тогда царила терпимость, а в Европе — тирания? Нет. Следует лишь то, что нынешнюю европейскую модель демократии, уважения личности и гарантий от произвола нельзя проецировать даже в прошлый век (простите, уже в позапрошлый), а тем более считать ее, как Ю.Гусман, тысячелетней. Данная модель сложилась буквально в последние десятилетия. Уже с трудом верится, что еще сравнительно недавно, 8 февраля 1962, в Париже был возможен «Кровавый четверг»— совершенно чудовищный расстрел (никаких резиновых пуль!) мирной уличной демонстрации. Отдадим прогрессу должное: сегодня, 39 лет спустя, такое в Париже уже кажется немыслимым.
Великая Французская революция провозгласила права и свободы, в чем ее великая и вечная заслуга, однако превращение этих превосходных идеалов в повседневную для большинства людей реальность заняло примерно век и еще три четверти. Приведенные эпизоды показывают, каким трудным и непрямым был этот процесс.
В КАКУЮ СТОРОНУ БЕЖАЛИ ЛЮДИ?
Либеральная школа (на самом деле радикальная) сумела внушить слишком многим, что история у нас жуткая и что Россия это такое место, где всегда было плохо. Ой ли? Понять, хорошо или плохо было в данной стране, довольно просто. Надо выяснить, стремились в нее люди или нет. И что же? В Россию, а до того — в русские княжества, стремились всегда. Родословные пестрят записями вроде: «Огаревы — русский дворянский род, от мурзы Кутлу-Мамета, выехавшего в 1241 году из Орды к Александру Невскому»; «Челищевы — от Вильгельма (правнука курфюрста Люнебургского), прибывшего на Русь в 1237 году»; «Хвостовы — от маркграфа Бассавола из Пруссии, выехавшего в 1267 г. к великому князю московскому Даниилу»; «Мячковы — от Олбуга, «сродника Тевризского царя», выехавшего к Дмитрию Донскому в 1369 г.»; «Елагины — от Вицентия, «из цесарского шляхетства», прибывшего в 1340 г. из Рима в Москву, к князю Симеону Гордому «и так до бесконечности.
Во времена ордынского ига (ига, читатель!) иностранцы идут на службу к князьям побежденной, казалось бы, Руси. Идут «от влахов», «от латинов», «от ляхов», «от литвы», «от чехов», «от свеев», «из Угорской земли», «из немец», «из Царьграда «и, что поразительно, из Орды. Переселения простых людей не отразились в «бархатных книгах», но несомненны. С XI века в Киеве, Новгороде, Владимире известны поселения армян и грузин, в Москве уже в XV веке были греческая и польская (Панская) слободы, в XVII возникла грузинская, не переводились персияне, турки и «бухарцы» (в седьмой главе «Евгения Онегина» последние названы среди постоянных московских персонажей). В русские пределы сознательно переселялись целые народы: между 1607 и 1657 переселились из китайской Джунгарии калмыки, а после русско-турецкой войны 1806-12 переселились гагаузы. Вслед за Столбовским миром с Швецией на русские земли устремляются «из-под шведов» водь, ижора и карелы. И уже почти не в счет (а собственно, почему?) сотни тысяч «чиркасов запорожских» — по-нынешнему, украинцев, бежавших из Сечи на российские земли, начиная с 1638. Во все достатистические века в Русь-Россию непрерывно вливались народные струйки с Балкан, Кавказа, из Персии, придунайских земель, Крыма, Бухары, германских княжеств, из Литвы, не говоря уже о славянских землях. Имей мы родословные древа, уходящие вглубь веков, почти каждый нашел бы кого-то из этих людей среди своих предков.
Появление, с XVIII века, статистики позволяет называть уже почти точные цифры. Скажем, число немцев, въехавших в Россию при Екатерине II, чуть не дотянуло до ста тысяч, а за 87 лет между 1828 и 1915 к нам вселилось, ни много, ни мало, 4,2 млн иностранцев, больше всего из Германии (1,5 млн чел.) и Австро-Венгрии (0,8 млн).
Россия всегда притягивала к себе людей, в пугало ее превратил коммунизм. Он же сделал все, чтобы очернить ее прошлое. Общее впечатление от русской истории, выносимое из школы (до сих пор!), таково, что наш рядовой читатель легко верит любому мрачному вздору о России.
БОЛЬШОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ С РУССКОЙ ОБЩИНОЙ
Перейдем к мифу ни отрицательному, ни положительному, а просто ошибочному, к мифу об общине. Община — любимица изрядной части современной российской публицистики, священная корова политических деклараций некоторых партий. Общинность, внушают нам, есть родовой признак нашей национальной души, русский способ жизни. Среди базовых констант, которые берутся в расчет при социальном прогнозировании и в политической футурологии, часто фигурирует и наша якобы общинная психология.
Но сперва маленькое отступление. Из какого сора у нас растут, не ведая стыда, россиеведческие теоретизирования, я понял, прочтя однажды в «Общей газета» якобы письмо якобы из Пензенской области. «
Вот сейчас все говорят: фермер спасет российскую деревню. Америку, там, Голландию по ТВ показывают. Счастливые коровы… Но у нас в Пензе не Америка и не Голландия, у нас 7–8 месяцев в году зима… Вот почему для крупного товарного производства в деревне нужна масса техники и масса народа в одном кулаке
(имеется в виду не тот кулак, которого ликвидировали как класс, нет, это ласковая метафора для председателя колхоза — А.Г.)…
Всегда в России мужики общиной жили. Коль нужда заставит, помогали друг другу. Трудно средь бескрайних снегов одному выжить»
. Выдержки из этого удивительного сочинения торжествующе приводились затем в качестве народного гласа, в частности публицистом В.Сироткиным.
То, что текст родился в Москве, было ясно без слов. Пензяк не напишет про восьмимесячную зиму. Поражало другое: каков же уровень познаний о своей стране имеет скромный труженик идеологической обслуги коммунистов-аграриев, сочинявший этот текст? Да и в редакции газеты никто почему-то не вспомнил, что так долго зима длится разве что в Готхобе, столице Гренландии, никак не в Пензе. А ведь все свои выводы о том, что в России могут
выжить
(любимое словцо) только колхоз, община и госсобственность на землю, наш ряженый поселянин и ему подобные авторы выводят из постулата, будто у нас этого требует сама природа. Дескать, Россия — страна приполярная, зона рискованной агрикультуры и так далее. Эта фантастическая климатология потребует отдельного, не впопыхах, разбора, чем мы займемся позже, а пока что обратимся непосредственно к общине.
Публицисты из бывших доцентов «научного коммунизма» (от латинского commune — община) страстно хотят доказать склонность России к выдуманному идеалу, давшему имя их былой специальности, и создать этим себе ретроспективное алиби. Противопоставляя «русскую общинную психологию» западному индивидуализму, они делают вид, будто речь идет о предмете настолько бесспорном, что обсуждать его излишне. Однако неосторожные детали частенько выдают, что понятие об общине у них довольно смутное. Примерно такое: как пришли, мол, славяне на приполярную Русскую равнину, так и порешили выживать среди бескрайних снегов коллективными хозяйствами за счет взаимовыручки. С тех пор и по сей день на Руси стихийный общинный социализм. Один за всех, все за одного.
На деле же, как естественная форма народной самоорганизации для совместной борьбы с природой, община в России сошла на нет еще до появления самого слова «Россия». Наш блестящий этнограф дореволюционной школы академик Д.Зеленин посвятил уцелевшим формам коллективного, общинного поведения крестьян раздел «Общественная жизнь» в своем капитальном труде «Восточнославянская этнография». В предисловии он подчеркивает, что его труд писался в начале 20-х гг. на материалах «
ИСТОРИЯ, ПИСАВШАЯСЯ БЕЗ ЛЮБВИ
Было бы ошибкой думать, что наша новейшая публицистика в своем бездумном очернении России подхватила исключительно марксистскую эстафету. Правда состоит в том, что марксисты — не более, чем ученики тех, кто, исповедуя полностью радикальные взгляды, слыли у нас либералами. Они-то и были пионерами очернительства. Вот что записал для памяти — а развил ли эту мысль печатно, не ведаю — в 1870 году Лев Толстой (сокращаю по недостатку места, а не из желания утаить часть мыслей писателя):
«4 апреля. Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать
…
и правительство
…
такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. [25] Но как же так ряд безобразий произвели великое единое государство?…
Читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в «Истории»), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли?
…
Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался России, а не Турции и Польше?
…
5 апреля. История хочет описать жизнь народа — миллионов людей. Но тот, кто
…
хотя бы из описания понял период жизни не только народа, но человека, тот знает, как много для этого нужно. Нужно знание всех подробностей жизни, нужно искусство — дар художественности, нужна любовь».
[26]
Нужна любовь! Эта черновая, непричесанная запись великого писателя, вместила, тем не менее, удивительно много: точную оценку скверной соловьевской, предвзятым судейским пером писаной «Истории», предельно ясное осознание того, что даже мельчайший факт истории неотчуждаем от людей, ибо он всегда дело их рук и, главное, прозрение о любви, как о внутренней установке, обязательной для авторов, берущихся за темы родиноведения. Увы, и ныне пером многих из них водит (удачно дополняя невежество) совершенно противоположное чувство — явственно заметная нелюбовь к своей стране.
Печальные плоды сытого легковерия
В течение почти двух веков наши благодушные дворяне, ездя за границу, из любопытства покупали там антирусские памфлеты, дефицита которых Европа не знала с той поры, как знакомство с географической картой перестало быть в этой части мира достоянием немногих. Жанр просто не мог не возникнуть, ибо карта (особенно в широко принятой тогда равноугольной цилиндрической проекции Меркатора) рисовала совершенно устрашающую картину того, как огромная Россия нависает над сутуленькой тонкошеей Европой. Вспышки памфлетной деятельности порождались то обострением политической обстановки (сразу же выходил в свет, среди прочего, очередной вариант подложного «завещания Петра Первого»— плана завоевания Россией мирового господства), то войнами (особо обильный урожай дала Крымская война), то обоснованным гневом на Россию в связи с подавлениями польских восстаний, то личными обидами авторов.
Широта кругозора памфлетистов поражает. Например, известный искатель приключений Дж. Казанова в своей «Истории потрясений в Польше от смерти Елизаветы Петровны до русско-турецкого мира» («Istoria delle turbulenze della Polonia dalla morte di Elisabet Petrowna fino alla pace fra la Russia e la Porta ottomana», 1774) внес вклад в этнографию, заявив, что русские — не славяне. Эта интересная новость, подхваченная в XIX в. польским эмигрантом Ф.Духиньским, ныне радостно тиражируется то одним, то другим маргинальным недоучкой на просторах бывшего СССР.
Изобретатель «революционного календаря» (брюмеров, термидоров и пр.) С.Марешаль в книге «История России, сведенная к изложению лишь важнейших фактов» («Histoire de la Russie reduit aux seuls faits importants», 1802) представил исторический путь России как «сумму преступлений ее правителей», и подобный взгляд имеет своих энтузиастов доныне.
Швейцарец Шарль Массон, учитель сыновей генерала Н.И.Салтыкова, а затем секретарь великого князя Александра Павловича, в 1796 подвергся высылке (возможно, несправедливой) из России по распоряжению Павла I, и — верх обиды! — после смерти последнего не был приглашен своим бывшим работодателем, теперь уже царем Александром I, обратно. Кипя негодованием, он накатал довольно большую книгу «Memoires secrets sur la Russie pendant les regnes de Catherine et de Paul I» («Тайные записки о России времен царствования Екатерины и Павла I», 1803) и утешился ее хорошим сбытом по всей Европе. Благовоспитанный «Брокгауз» говорит по поводу Массона, что «
Не совсем бесследный вклад в россиеведение внес иллюстратор Библии и «Дон Кихота» Г.Доре, выпустивший по случаю Крымской войны книгу карикатур «История святой Руси»(«Histoire de la Sainte Russie», 1854). Библиотекарь и ученый В.Ген, после десятилетий безуспешных попыток сколотить в России капиталец, уехал в Германию всего лишь с пенсией и сочинил там полную редкостной злобы — злобы неудачника — книгу «De moribus Ruthenorum» (1892). Он писал, что русские неспособны сложить два и два, что «
Гвельфы против холизма. Почему метался Стенька?
Импортных мифов нам мало. Рождаются они (иногда «поновляются») и на родной почве. Плодовитый коммунистический автор С.Кара-Мурза любит писать о несовместимости России и «Запада». Чтобы не ворошить его больших эссе в «Нашем современнике», возьмем пусть и не новую (
Правда
, 16.1.96), зато краткую статью «Ловушки смыслов». От сжатия любимая мысль автора не пострадала. Цитирую: «
парламент и Советы
(«Советы» тов. Кара-Мурза пишет с большой буквы) —
два типа власти, лежащие на разных траекториях цивилизации, за ними тысячи лет истории. За одним — римский сенат, борьба партий, гвельфы и гибеллины, тори и виги, дуализм западного мышления. За другим — вече, соборы, сельские сходы, холизм (чувство единства бытия) Византии».
Наш правдист отлично знает, что своими костюмными красивостями он ничего не объяснил, да это и мудрено было бы сделать, мудрено доказать, что Россия и Европа несовместимы, как кислота и щелочь (С.Кара-Мурза — не только очеркист, но и химик). Зато работает старый прием: читателя берут на испуг редкостными словами.
Что же ведет нас по особому пути? Ведет, оказывается, наша российская «соборность» (слово, скажу по секрету, не означающее ровно ничего
[31]
). Согласно всем красным авторам, «соборность» — это большой российский плюс, хотя рядовой читатель скорее почешет в затылке и скажет: «И все-то у нас не как у людей». Успокойся, милый, все у нас так. Если спокойно обозреть (пользуясь пышным словарем С.Кара-Мурзы) «траектории цивилизаций», непременно увидишь, что не было особой разницы между новгородским вече и современным ему древнеисландским альтингом, а Земские Соборы допетровской Руси как две капли воды походили на французские Генеральные Штаты, причем в обеих странах эти представительные органы схожим образом вытеснил абсолютизм.
Казалось бы, ну и что? Нынче свобода, пиши что хочешь — хоть про гвельфов с гибеллинами (приплел их С.Кара-Мурза, прямо скажем, по недомыслию, ни в каких парламентах они сроду не заседали
[32]
). И все же, среди старых и новых мифов — это один из самых вредоносных. Он означает, что в России невозможна парламентская демократия, что нам не найти общего языка с внешним миром и что венец нашей общественной эволюции — советы, этот убогий гибрид законодательной и исполнительной властей.
Вернусь еще раз к злополучной статье А.Грачева (
РОЛЬ РОССИИ В ИСТОРИИ ЕВРОПЫ: ШАГ ЗА ПРЕДЕЛЫ СТЕРЕОТИПА
Утверждение о несовместимости России и Запада вызывает в памяти еще один бродячий сюжет. За последние годы неутомимые зарубежные политологи не раз устраивали научные посиделки на одну из самых пустых тем, какую только в силах измыслить досужий ум, а именно: «Является ли Россия частью Европы?» Приезжают на них и российские участники (отчего не приехать, если все оплачено?). Виду не подают, но тема для нашего человека недостаточно увлекательна. Нет у нас европейской одержимости, столь типичной для Польши, Румынии и т. д. — стремления быть и слыть Европой, Европой, Европой. Как правило, к подобным географическим радостям наш брат относится спокойно, ибо где-то на уровне подкорки твердо знает, что Россия — это такая величина, которая не может быть (и не нуждается в том, чтобы быть) частью чего бы то ни было. Ну объявите нас не-Европой, что дальше? По отсутствию каких-либо практических приложений данный сюжет имеет мало себе равных. К какому бы выводу ни пришло ученое собрание, это будут только слова. А раз так, каждый вправе иметь, не спрашивая чьего-либо разрешения, свою Европу. И не спорить с теми, для кого она заканчивается на германо-польской границе, пусть заканчивается.
Правда, от европейских политиков сегодня, наоборот, нередко слышишь: «Европа простирается до Владивостока»(западному уху как-то вообще приятно слово «Владивосток»), и, скорее всего, это заявление — просто следствие трезвого анализа. Да, качество жизни на бескрайних зауральских просторах немало (выражаясь мягко) отстает от того, что принято называть «европейскими стандартами». Но качество жизни еще более ощутимо отстает в Албании. Мало того, жизнь показала, что отнесение к Европе Сибири — не предел расширению первой. У английских моряков было присловие: «Где соленая вода, там и Англия». Когда ОБСЕ принимала в свои ряды азиатские страны СНГ, оно явно исходило из принципа: «Где Россия, пусть даже бывшая, там и Европа».
Кажется, не существует труда, специально посвященного значению России для Европы, эту тему задевают лишь по касательной. Даже странно, почему отечественные историки не потрудились написать подобный трактат — неужели русское самосознание совсем не трогает данная проблема? (У поляков воздействие Польши на мир обсуждают даже герои художественной литературы.) Иногда кто-нибудь напомнит, что наши предки заслонили Европу от Дикого Поля и Золотой Орды, сломали шею Наполеону и Гитлеру. «Знаем, знаем», — говорим мы и переключаемся на что-то другое.
Почти никто не отдает себе отчет в том, каким важным был русский фактор в судьбах Европы уже тысячелетие назад. Когда князь Владимир, сидя в Киеве, размышлял около 986 года, какую веру избрать для своего народа, судьба континента была на распутье. Предпочти Владимир мусульманство, Европа очень скоро оказалась бы в мусульманских клещах, ибо это динамичное вероисповедание господствовало в то время на ее западном конце — на Пиренейском полуострове, а также на Сицилии. Не исключено, что эти клещи однажды сомкнулись бы.
Избери Владимир иудаизм, это почти наверняка привело бы к восстановлению на юго-востоке Европы иудейского Хазарского каганата. Чем был этот каганат? По существу, Новым Иудейским царством, еврейским Новым Светом, созданным на просторах Причерноморья, Крыма, Северного Кавказа и низовьев Волги 700 лет спустя после разрушения Иерусалима римским императором Титом. Просуществовав чуть менее двухсот лет, Хазария (Артур Кёстлер в работе «Тринадцатое колено»
СЛОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОСТЫХ ПРИЧИН
Более или менее установлено, что все разнообразие моделей развития в Европе сводимо к двум. Этносы, предел территориальному расширению которых, особенно после Великого Переселения народов, был положен сильными соседями и природными рубежами, поневоле обращались к интенсивному способу ведения хозяйства. Они претерпели на этом пути тьму лишений, зато приучились к систематическому, без рывков, труду, изобрели тьму полезных навыков и технологий, и, по истечении всего-то какой-нибудь тысячи лет, были ощутимо вознаграждены. Яркий пример — история голландцев от франкского завоевания до завершения нидерландской революции, т. е. до начала XVII века.
Вторая модель наглядно воплотилась у восточных славян, поселившихся в краю почти без четко обозначенных природных рубежей. Лишь на юго-западе вставала стена Карпат и обитали сильные соседи, да на юге таило угрозу Дикое Поле. На прочих путях раскинулись почти нетронутые леса. Можно было углубляться все дальше и дальше на восток и север, селиться вдоль бесчисленных рек, где, как справедливо заметил Г.П.Федотов, проще было выжечь и распахать кусок ничьего соседнего леса, чем удобрять истощившееся поле. На всяком новом месте за неделю ставилось деревянное жилище. При таком обилии леса кто бы стал тратить силы и время на каменное, чтобы оно потом держало его на месте, как якорь?
Вот где истоки нашей экстенсивной психологии, нашей легкости на подъем, позволившей русскому этносу заселить огромные пространства. Видимо, точно так же вел бы себя любой народ, независимо от языка и расы, оказавшись в этом углу мира, у края бесконечного леса — сказочно богатого, но не враждебного, как в тропиках. Экстенсивная модель поведения, будучи усвоена большинством отдельных личностей, стала моделью поведения их государства. Вся история нашей страны — это, с одной стороны, блаженное следование данной модели, а с другой — попытки ее преодолеть. Попытки эти были то успешными, то нет, и предпринимались то под влиянием иноземного примера, то по внутреннему императиву.
Другим судьбоносным для нас обстоятельством стало то, что в момент своего обращения к христианству русские, в отличие от большинства других наций-прозелитов, получили Священное Писание не на чуждом ему языке (латыни, греческом или древнееврейском), а в понятном переводе славянских апостолов Кирилла и Мефодия. Это не могло не сделать русское православие более домашней, демистифицированной, народной религией, чем латиноязычный католицизм. Случайно ли, что народная масса присвоила себе у нас имя христиан (крестьян)?
Однако, по меткому наблюдению того же Г.П.Федотова, именно из-за этого на Руси не возникло присущего Западу типа монастырской учености, в основе которого лежало непременное знание монахами латыни и приобщение — через латынь — к сокровищам римской философии, истории, литературы. В Западной Европе на почве этой монастырской учености выросли университеты, возродились «семь вольных искусств». Из-за того, что главные проводники просвещения на Руси не были обязаны изучать древние языки, подобного не произошло в землях наших предков, и наоборот, проистекло накапливавшееся отставание в науках и технологиях. Данное обстоятельство — досадный изъян нашего исторического наследия, по крайней мере, на материалистический, картезианский, позитивистский взгляд.
ПОРАЖЕНЧЕСТВО СПЕРВА ОБРАЩАЕТСЯ В ПРОШЛОЕ
В августе 1996 наш президент объявил, что России нужна национальная идея, чем вызвал бурную полемику. Одни стали пространно уверять, что идея не нужна и скорее даже вредна, другие гневно настаивали, что необходима (но выдвигать свои предложения воздерживались). Мало кто обошел вниманием «национальные идеи» старца Филофея и графа Уварова. По-моему, никто не вспомнил уже упоминавшуюся выше «Святую Русь» — наш единственный не надуманный, истинно народный идеал, т. е. как раз национальную идею. Не цитировались, кажется, и вполне достаточные, на мой взгляд (как говорят математики, необходимые и достаточные), пушкинские слова: «
Два чувства дивно близки нам — / В них обретает сердце пищу:/ Любовь к родному пепелищу,/ Любовь к отеческим гробам./ На них основано от века/ По воле Бога самого/ Самостоянье человека — / Залог величия его» .
Перекладываю на язык прозы: лишь тот, кто «дивно» (в старину еще говорили: по Божьему наущению — то есть сердцем, а не по расчету) любит свое отечество и хранит благодарную память о предках, является личностью и способен на величие. Что есть национальная идея? Едва ли ею может быть лозунг (кем-то сочиненный) на полотнище, натянутом поперек улицы. Национальная идея — это скорее мысль, общая и дорогая для самых разных личностей, образующих нацию. Они могут различаться во многом и даже во всем, но не в этой мысли. Так вот, разве пушкинские слова не есть готовая программная установка для каждого из нас — а стало быть и для всех вместе?
Но приведенные пушкинские слова в дискуссии, кажется, не прозвучали. Зато не было недостатка в надрывных благоглупостях и жалком лепете вроде: «
Россия — это Голгофа» ,
а также прелестных по наивности прогнозах — процитирую один: «
В стране с запозданием на 200 лет по европейским меркам пойдут процессы — экономические, политические, классовые, — описанные Марксом в «Капитале»»
(д-р В.Шевченко,
Независимая газета
, 28.1.97). Появлялись, конечно, и основательные, крепко аргументированные статьи, но все же наиболее ценным во всем этом было то, что в подтверждение своих доводов почти каждый автор излагал свое понимание России и нынешнего этапа ее истории.
По итогам дискуссии Управление делами Президента РФ выпустило в конце 1997 сборник «Россия в поисках идеи. Анализ прессы» (отв. редактор Г.Сатаров, редактор и составитель А.Рубцов), включивший свыше 200 цитат — от фразы до целой статьи — из упомянутой дискуссии. Не уверен, что это приблизило выявление национальной идеи, зато хорошо высветило, как видит Россию наш пишущий люд. Некоторые тексты вызывали вопрос, зачем их авторы вообще взялись за перо: ведь с их же слов выходило, что спасти нас не может уже ничто, менее всего газетная статья. «
Вообще знакомых мифов, включая уже обсуждавшиеся в настоящей книге, я встретил немало. П.Сидаренко (
ЧТО ГОВОРИТ ЧУЖОЙ ОПЫТ?
Не знаю, приглядываются ли наши россиеведы, авторы учебников и иных сводных трудов по истории России к зарубежному опыту. Судя по их текстам, нет. Полистаем слывущий образцовым («standard» ) обширный труд одного из самых известных в нашем веке английских историков Дж. Тревельяна «Социальная история Англии» . Эта книга из тех, что всегда имеются в наличии («in print» ) в виде удешевленного издания в мягкой обложке. Только не сочтите, что речь идет о какой-нибудь пропагандистской дешевке — нет, это в высшей мере эрудированное и почтенное исследование.
Тревельян освещает около шести веков британской истории — от середины XIV века и до 1901 года — года смерти королевы Виктории. Нам будет любопытно узнать, что о восстании Уота Тайлера автор рассказывает всего на двух страницах и скорее как о некоем курьезном эпизоде. Восстание, по нашим меркам, конечно, не ахти, длилось всего месяц; это не Разин, не Болотников, не Булавин, не Пугачев. С другой стороны, сам факт крупнейшего (все-таки!) в Европе XIV века восстания крестьян, их четкие требования (отмена крепостного права и барщины, возврат отнятых общинных земель), повод восстания (утроение подати), то, что крестьяне захватили Лондон, овладели неприступной королевской крепостью Тауэр, убили архиепископа Кентерберийского — все это требовало бы (кажется нам, воспитанным на иных образцах) чуть больше места.
[52]
Тревельян очень сглаженно и в самых общих словах говорит о крайне важной примете времени, взятого им за отправную точку — потому, возможно, что это не самое радостное среди британских исторических воспоминаний. Дело в том, что в середине XIV века еще был далек от завершения занявший свыше трети тысячелетия период господства в Англии языка завоевателей-норманнов. Как пишет биограф создателя английского литературного языка Джеффри Чосера (собственно Жеффруа Шосье), «
двор и знать говорили по-французски не только в своей среде, но и в парламенте и даже с народом — французским языком указов…»
А в это время деревня — «
глухо-враждебная… полудикая, темная вотчина разбойничьих баронов» ,
Почти на тысяче страниц книги нет ни слова о чартистском движении — многолетних волнениях английских рабочих в прошлом веке. И это в книге по социальной истории! Вы не узнаете у Тревельяна и об участи крестьян, сгонявшихся помещиками с земли, когда разводить овец делалось выгоднее, чем сеять рожь. И о том, что число прегрешений, каравшихся виселицей, вплоть до начала XIX века превышало в Британии сотню (к этому мы еще вернемся).
Скажу проще: вы не встретите у Тревельяна ничего, что бросало бы слишком явную тень на социальные отношения в его стране в каком бы то ни было веке. И не только у него. В том же духе писал его родной дед, знаменитый в Англии историк Томас Маколей, так писали все «большие» английские историки.
ДУХ НАЦИИ И МРАЧНЫЕ ПЕСНИ О ВАЖНОМ
Удивительно, но отечественные СМИ делают все, чтобы эта Божья милость не была осознана нашим народом как милость. На наших глазах они строят новый миф, превосходящий своей мерзостью все рассмотренные выше — миф о бедствии, якобы постигшем Россию с крушением коммунизма. То, что в апокалиптических оценках заинтересованы коммунисты, объяснения не требует. Мотивацию же демократических СМИ при нынешнем раскладе сил в стране поймет разве что психоаналитик.
Роль печати и эфира у нас сегодня воистину парадоксальна. Они — главные стражи наших свобод и демократических достижений. И они же — мощный дестабилизирующий фактор. Можно гордиться тем, что нигде на просторах бывшего СССР не появилось таких зорких и зубастых средств массовой информации, как в России. Не будь их, духи гнилых коммунистических болот, возможно, уже утянули бы нас в какую-нибудь новую историческую трясину. Однако лихая безоглядность наших СМИ, их любовь к мрачным прогнозам и подстрекательским заголовкам, их похоронный настрой вперемешку с шутовской развязностью, их незнакомство с заповедью «не навреди» также вполне способны торпедировать наше будущее.
Мини-эсхатологию, которую наши СМИ то ли от затмения разума, то ли от инфантилизма почти полтора десятилетия внедряют в наше сознание, хорошо обрисовал председатель Российского Социал-демократического союза Василий Липицкий: «
Сложился повторяемый из года в год стереотип. По весне мы слышим: «Вот вернется осенью народ с огородов и дач — тогда и грянет буря!» Зимой нас подбадривают: «Вот иссякнут к весне запасы, собранные на дачах и огородах, — тут-то народ и поднимется!» , «К лету промышленность окончательно встанет!»»
Горько признавать, но наша журналистика повинна в нескольких тягчайших грехах. Первый из них состоит в том, что за последние годы она полностью разрушила мировосприятие среднего нормального человека, постоянно внушая ему мысль, что он существует в обстановке нескончаемой катастрофы, что Россия переживает перманентную трагедию, что каждую сферу нашего бытия постиг провал и крах. Эту установку наших СМИ Иван Толстой (Радио «Свобода» ) грубо, но метко определяет как дерьмоцентризм, а пишущий эти строки — как катастрофизм
Совсем неспроста в этой среде зародился новейший миф о том, будто «
СТАРЧЕСКОЕ БРЮЗЖАНИЕ МОЛОДЫХ
Говорят, мы переживаем кризис. Есть соблазн принять это утверждение в качестве медицинского образа — ведь кризис есть перелом болезни к выздоровлению. И соблазн добавить, что коммунистическая короста будет сходить долго, не надо только ее сдирать. И вспомнить, что государства выходят из кризисов с возросшей сопротивляемостью, обновленными и гибкими.
Но куда точнее будет сравнить нашу сегодняшнюю жизнь с капитальным ремонтом дома без отселения жильцов. Никто из занятых этим ремонтом никогда подобных работ не производил — не было прецедентов. Работа трудная и даже опасная, а кроме того надо считаться с гневом тех жильцов, кто предпочли бы и дальше жить в своих ужасных засаленных комнатах, лишь бы не терпеть ужасы ремонта.
Как другие одолевали сложные периоды своей истории? Крайне поучителен опыт США. Говорят, правда, Россию 90-х нельзя сравнивать со Штатами 30-х: там продолжали действовать механизмы свободного рынка, а нам их еще создавать и создавать. Из этого суждения, как обычно, выпала психологическая составляющая. Население США воспринимало кризис как кару, свалившуюся непонятно за что, тогда как в России лишь неловкость власти, не умеющей ничего объяснить обществу, помешала связать трудности нашего Большого Ремонта с платой за устранение тоталитаризма — платой безмерно легкой по сравнению с той, какую уплатили страны, где тоталитаризм был выкорчеван чужеземным штыком. Кстати, в бывших республиках СССР трудности — и куда более тяжкие, чем в России — психологически облегчаются чувством, что это плата за обретенную свободу.
Приходится слышать и такое: 30-е годы в США — дом отдыха по сравнению с сегодняшней Россией. Так ли это? В США поры Великой Депрессии безработица в своем пике охватывала, если считать вместе с иждивенцами, треть населения страны, были километровые очереди перед биржами труда, «голодные марши на Вашингтон, общественные работы, трудовые лагеря, куда еще и не брали вторично. От 1,5 до 4 млн бездомных — оценки расходятся — скитались по стране, строили на городских пустырях «гувервили» (первые 39 месяцев кризиса у руля страны стоял президент Гувер) из фанеры и жести, то в одном, то в другом округе вводилось военное положение. По сводкам Амторга
Что же переломило кризис в Америке 30-х? Прямые обращения президента США Рузвельта к народу, усилия газет, радио, Голливуда
Публицистика плохая, совсем плохая и опасная
Не менее, чем репортажам, сходный настрой присущ публицистике. Е.Тоддес («В ответ Стивену Коэну» ,
Русская мысль
, 30.1.97) дает оценки, приложимые ко многим мастерам этого жанра. Они «
идеологически сентиментальны и, пытаясь оценить положение общества в целом, учитывают только бросающиеся в глаза несправедливости… А поскольку этот взгляд заведомо защищен морально, всякий другой объявляется аморальным — и ангажированным аморальной же властью» .
Это, добавлю от себя, почти всё — увы, увы! — на что оказалась способна «
нарциссическая и надрывная интеллигентная оппозиционность, порождающая потоки и ливни инвектив, при полном отсутствии какого-либо созидательного начала… Потоки и ливни хлещут во имя истины, добра, красоты, свободы, равенства, братства, социальной справедливости, народа и др. Имеющаяся налицо демократия — больная и некрасивая — годится лишь на то, чтобы ее бичевать, отнюдь не лечить» .
Если бы беда публицистики ограничивалась одним лишь «отсутствием созидательного начала» , с этим можно было бы, погоревав, смириться. К несчастью, налицо начало разрушительное, прежде всего для духа аудитории, для ее настроя на преодоление трудностей.
Квазилиберальные инвективы сплошь и рядом неотличимы от большевизанских — и те, и другие источают одинаковый, как удачно выразился кто-то, «агрессивный испуг» . Перебирая вырезки, порой лишь по шрифту вижу, где «Завтра» , где газета как бы демократическая. А есть газеты, что напоминают вагон для курящих и некурящих сразу. Люди, чьи карьеры подкосило падение советской власти,
[65]
лауреаты упраздненных премий, слывшие и не слывшие вольнодумцами академики, бывшие главные редакторы и режиссеры, пьющие и непьющие писатели, многочисленные «политологи» (читай: профессора марксистской философии и научного коммунизма) и другие граждане, чье время ушло по календарным, не говоря об иных, причинам, сыпят статьями и любительскими трактатами с обличением
катастройки
, антинародной клики, натовского заговора, язв демократии, навязывают (почти уже навязали) мысль, что произошла национальная катастрофа, что мы уже четырнадцатый год сползаем, все никак не сползем, в пропасть, делают злые пророчества, укоряют массы в терпеливости, деланно недоумевая (большого ума люди!), отчего те не бунтуют, пинают
Неприятный тон присущ не только текстам специально на тему
Тут есть какая-то загадка, и я все время пытаюсь найти на нее ответ. Нормальный человек болеет за свою родину более или менее так же, как за любимую команду — его чувство, другими словами, целостно и инстинктивно. Любой анализ, любая рефлексия на тему родины не могут в нем выйти за пределы этого чувства. Поэтому есть вещи, которые он попросту не может произнести. А если может, значит дело неладно.
Нам навязывают психологию обиженных
В конце июня 1999 сперва в Москве, а затем в Сочи прошел первый всемирный Конгресс русской прессы. Его открытие сопровождалось довольно внушительной выставкой этой самой прессы. Так как на ней повсюду лежали бесплатные образцы, почти каждый посетитель выходил, сгибаясь под их тяжестью. Автор этих строк не стал исключением — когда еще представится возможность погрузиться в газеты и журналы, выходящие по-русски в странах бывшего СССР, не говоря уже о пространствах от Сеула до Мельбурна и от Хельсинки до Буэнос-Айреса!
СМИ на русском языке вне российских пределов — отдельная тема, и я не собираюсь здесь в нее углубляться. В унесенных же с выставки и полученных на конгрессе в подарок газетах и журналах мне любопытнее всего было то, каким они рисуют образ России. Но увы, за редкими (приятными) исключениями, этот образ оправдал мои опасения. Он оказался, как бы сказать помягче, вводящим в заблуждение. Складывается он понятно из чего — из телевизионного супового набора (нищета-олигархи-кризис-мафия) да из пересказов наиболее паникерских и похоронных материалов российской прессы.
Правда — и это частично оправдывает коллег — их образ России мало отличается от мифа, более или менее устоявшегося во внешнем мире. Знакомый рассказывал, как недавно его спросили в Лондоне: «Большой у вас был голод этой зимой?» — «Видите ли…» , начал было он, собираясь объяснить, что о голоде он слышит впервые. «Понятно, — перебил собеседник, — был обычный голод!»
[68]
В России, по мнению западных масс-медиа, перманентный Хаос, Коррупция, No Reforms (что бы это ни означало) и ничего больше, а населяют ее недораскаявшиеся коммунисты с ужасными имперскими замашками. Они угрожают своим мирным свободолюбивым соседям и выпивают в среднем пять литров водки в неделю — недавно прочел такое в «Johnson's Russia List» . Но легковерие, которое можно извинить западной публике, непростительно для своих, пусть и бывших.
В своем слове на конгрессе я попытался убедить слушателей, что их представления о России нуждаются в пересмотре, причем для убедительности начал со ссылки на авторитетный западный источник. Базирующаяся в Париже Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР)
ОЭСР не открыл никаких Америк для тех, кто общается с «гастарбайтерами» — а их в сегодняшней России не один миллион (утверждают, что всего незаконных переселенцев и беженцев из мест, набравших меньше пунктов, чем Россия, свыше пяти миллионов). Люди, бывающие в странах бывшего СССР и бывшего соцлагеря, еще и ужесточат некоторые цифры, ибо знают, как бесчеловечно много, по сравнению с заработками, вынуждены жители Прибалтики или той же Польши платить за жилье, свет, тепло, газ, телефон, транспорт; знают, что, например, в Прибалтике вообще прекращено муниципальное жилое строительство. Но почему не слышно причитаний о катастрофическом положении Молдавии, Узбекистана или Латвии, тогда как про Россию ничего другого, кажется, прочесть и услышать нельзя?
Страшный мир катастрофиста
Живя в невыносимой среде, катастрофист находит в ней, подозреваю, свой мазохистический уют.
Попытки правительства потерпели очередной крах. Генофонд нации безвозвратно подорван. БАМ никому не нужен. Восстановление Храма Христа Спасителя никому не нужно. Мы отстали от Запада навсегда. Россия переживает экологическую катастрофу. Россия переживает нравственную катастрофу. Российской науки больше нет. Российской авиакосмической промышленности больше нет. В России тоталитарный строй, а партии и свободная пресса — это чтобы замазать глаза Западу. В России нет свободной прессы — есть какой-то балаган для дурачков. В тоннелях метро завелись крысы-мутанты ростом с овчарку. Все российские атомные электростанции стоят на тектонических разломах и вот-вот разломятся.
Не требуйте у авторов подобных ламентаций определения, что такое генофонд или что такое разлом — у них об этом слишком смутные понятия. Не просите их показать на контурной карте, где пролегли рельсы БАМа: те, кто легко покажут БАМ, и те, кто походя, в придаточном предложении, решают проблемы БАМа — это всегда разные люди.
«Одно мне ясно: из этой страны надо уносить ноги» , — завершает свое телевизионное выступление знаменитейший кинорежиссер, пошляк в самом чистом виде, живое олицетворение пошлости в каждом снятом за долгую жизнь кадре и сказанном слове. Он тоже катастрофист.
Положительные новости катастрофисту отвратительны, он их подает не иначе, как с ужимками. Читаю в «Общей газете» : «
Невероятно, но факт: с начала года валовый внутренний продукт вырос на по сравнению с тем же периодом года прошлого. А промышленное производство, как уверяет Госкомстат, увеличилась на» .
Чувствуете тон? «
Невероятно» , «как уверяет» .
Слов нет, у нас множество журналистов, безупречно исполняющих свой долг. Они брезгуют безответственными обобщениями, выходящими далеко за рамки исследуемого вопроса. Не они, а совсем другие люди сочиняют подстрекательские заголовки вроде «
В кого будет стрелять голодная армия?» , «Власть без ума, чести и совести» , «Российское государство убило учительницу Попову» , «Жизнь в России все больше похожа на зоопарк»
Оглянемся и удивимся
Забавно, но никто как бы не замечает — одни искренне, другие притворно — насколько поразительны итоги последних 10–12 лет нашей истории. Даже неловко напоминать, что сегодня в нашей стране либеральная конституция, многопартийность, оппозиция, парламент, неподцензурные (и какие неподцензурные!) СМИ, неподцензурное книгоиздательство (и какое!), независимый суд, свободный въезд и выезд, создана законодательная основа местного самоуправления. В стране взлет гуманитарного образования, свобода предпринимательства и любой частной инициативы, полная культурная свобода, а главное — свобода как таковая, свобода без прилагательных, к которой мы так привыкли, что перестали ее замечать, как здоровый не замечает здоровья. Каждый день, выходя из метро «Кропоткинская» , я вижу воссозданный Храм Христа Спасителя и каждый день не могу до конца поверить в чудо.
Благодаря России преодолен раскол Европы, ликвидирована Берлинская стена, с тоталитарной изоляцией покончено, остановлена гонка вооружений, резко сокращены ядерные арсеналы. Далее, как ни стараются сегодня в странах Восточной Европы об этом забыть, каждая из них избавилась от коммунизма не сама по себе, она была избавлена от коммунизма Москвой, вплоть до прямой режиссуры событий. (Не замечательно ли, что ни слова, ни вздоха благодарности Москва ни от одной из этих стран не дождалась?) Все это свидетельства такой оглушительной победы либерализма, о какой невозможно было даже помыслить в середине 80-х без того, чтобы тебя не подняли на смех. Либерализма в истинном смысле этого слова — не в том извращено-кадетском значении, о котором речь уже шла выше. Если слова «либеральный» и «либерализм» невозможны в данном констекте без оговорок, все же оставим их на правах условно-общепонятных терминов.
После такого беспримерного рывка всегда неизбежен некоторый откат, таков универсальный закон общественного маятника. В этот откат вписывается и чеченская война, и замедление реформ. Но такие вещи почему-то редко понимают нетерпеливые люди, задающие тон в нашей публицистике. Для них формирующаяся российская демократия — всегда «
Много радости приверженцам басни об имперской России доставили демонстрации весной 1999 года у американского посольства в Москве связи с войной НАТО против Югославии. Впрочем, не им одним тогда показалось, что неадекватные действия НАТО могут привести к неадекватной реакции российского общества. Но не привели. И, как теперь понятно, не могли привести. Более того, согласно опросам, коммунисты за первые недели апреля сильно съехали вниз по популярности, пропустив вперед антивоенные партии «Яблоко» и «Отечество» . Уж не потому ли это произошло, что совпало со временем весеннего призыва в армию?
Может, это и упрощение картины, но тенденция именно такова — и в том, что касается недавних (но обнищавших) собратьев по СССР, и относительно перспективы сколько-нибудь серьезного, а не только словесного, конфликта с НАТО из-за Сербии. Кто-то скажет: тенденция мещанская. Однако слово мещанин по-французски звучит как «буржуа» , а именно буржуа совершают буржуазные революции. Россия сделала свой цивилизационный выбор, и это буржуазный выбор — нравится это антибуржуазно настроенным интеллектуалам или нет. Точнее, это возврат к давным-давно сделанному цивилизационному выбору, это отказ от модели, которая не принадлежала к какой бы то ни было среди известных цивилизаций. Подспудная подготовка к смене цивилизационного вектора шла в СССР все советские годы, и этот процесс ощущался незашоренными наблюдателями начиная с 50-х годов. Во второй половине 80-х процесс вырвался на поверхность и привел к падению коммунизма.
Главное российское чудо
Минувшим маем мне пришлось выслушать точным счетом семь не наводящих на благодушие сценариев будущего России (участвовал в трех подряд «круглых столах» еще не разъехавшихся по дачам политологов). Убедительностью эти сценарии не отличались, но единодушие наших записных рыдальцев уже почти совсем вогнало меня в грусть, когда знакомый глобалист (есть теперь и такая специальность) вверг меня в еще большее уныние, рассказав, что положение Китая и вовсе безнадежно. Если в стране 900 миллионов крестьян, объяснял он, эта взрывоопасная страна не вошла даже в двадцатый век, что уж говорить о двадцать первом. Потом он поведал, какая страшная угроза нависла над США: у нее не только принципиально нерешаемые расовые проблемы (черные мусульмане и пр.), но еще и 5 триллионов — пять тысяч миллиардов! — только внутреннего долга и чуть меньше внешнего, причем эта суперпирамида (российские долги рядом с этой суммой — песчинка рядом с валуном) может начать падать в любой день. Не лучше оказались и дела Европы. Население стареет, его прирост отрицателен, но при этом безработица держится на уровне 12–15 %. Одновременно растет число занятий, которые европейцы не желают выполнять, так что их места занимают пришельцы. Англия не смогла колонизировать Индостан, зато теперь Индостан колонизирует Англию. Социальные обязательства, принятые в 50-х, в условиях роста трудоспособного населения, уже непосильны, повышать налоги далее невозможно, а объединение Европы лишь усложнит принятие непопулярных решений…
Я прервал собеседника, не в силах выслушивать этот каталог ужасов далее. Меня вдруг осенило, что все носители катастрофического мышления бессознательно (если они искренни) или цинично (когда играют обдуманную роль) не отступают от одного и того же, еще византийского, правила: настроишь людей на хорошее и промахнешься — все на тебя злы; напророчишь плохое, а оно не сбудется — тебя еще и расцелуют. Горевать нет смысла, понял я. Здравый смысл и знание истории подсказывают, что и Китай, и Америка, и Европа, и уж конечно Россия справятся со своими проблемами. Любителей предсказывать светопреставления хватало во все века, но свет не преставился. И нам ли бояться будущего, когда на наших глазах, после длившейся больше семидесяти лет российской катастрофы вдруг произошло чудо.
Я уже касался этой темы выше, но как-то непозволительно вскользь. А ведь мы, россияне, стали свидетелями величайшего из чудес, свидетелями и творцами события, которого «не могло быть» . Мы твердо знали, что всем нам суждено прожить жизнь при постыдном и убогом советском строе, в который мы погрузились при рождении, что даже нашим детям вряд ли удастся увидеть его конец, ибо этот строй не навязан нам извне, как Восточной Европе, он наше отечественное изобретение, и народ наш, увы, ощущает его своим. Этот строй, рассуждали мы, устранит лишь медленное, поколениями, изживание его. И вдруг, словно истек срок проклятья, он затрещал и рассыпался — подобно тому, как от петушьего крика в гоголевском «Вие» рассеялась нечистая сила, хлопая перепончатыми крыльями и застревая в окнах.
Конечно, советский период российской истории закончился не одномоментно, это был процесс. Но процесс по историческим меркам исключительно короткий. Настолько, что порой в наших воспоминаниях дело воспринимается так: мы проснулись, здрасьте — нет советской власти. Исторически мгновенный крах коммунизма никакому академическому объяснению не поддается, что лишний раз подтверждает: история — ничто иное, как цепочка антинаучных чудес. Ведь ни один ученый муж (все равно, кремлевед, футуролог или звездочет) не предрек полтора десятилетия назад, что от «развитого социализма» вот-вот останется мокрое место.
Многим эта внезапность мешает понять, что коммунизм не околел сам по себе и не пал жертвой хитроумного заговора, а что его победила либеральная составляющая развития нашей страны, составляющая всегда очень сильная в русской истории — отсылаю к работам В.В.Леонтовича, С.Г.Пушкарева, А.Л.Янова и ряда других авторов. В нашей стране произошел, повторюсь, необыкновенный по мощи либеральный прорыв (оговорки относительно слова «либеральный» см. выше).
litresp.ru
Александр Горянин - Мифы о России и дух нации
Автор убедительно доказывает, что мировосприятие современного российского общества заволокли мифы - то откровенно нелепые, то почти правдоподобные на вид. Многие из этих мифов даже стали частью нашей политической культуры. Общее у них одно - они навязывают нам преуменьшенную самооценку, пониженное самоуважение, подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Когда дух нации низок, она подобна организму с разрушенной сопротивляемостью. Когда он высок, никакие трудности не страшны, любые цели достижимы.
Автор ставит перед собой задачу разрушить наиболее вредоносные мифы о России. "Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками" - утверждает он.
Книга адресована всем, кто любит Россию.
Содержание:
Александр ГорянинМИФЫ О РОССИИ И ДУХ НАЦИИ
Нам надобно изучать свое собственное, свою Россию - наше сердце и счастие наше.
(Александр Терещенко. Быт русского народа, ч. I, СПб, 1848)
Предисловие
Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: "Во всем виноват антинародный режим". Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: "Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки". Устраивают и множество журналистов - неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое неудобовспоминаемое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость - мирное избавление России от коммунизма - наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в "холодной войне") и ужасное горе.
Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о "российской катастрофе" твердят - изображая сочувствие, но со злорадной надеждой-бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова "дано", у нас почему-то значится: Россия - страна неправильная и неудачная. Россия - сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из "Братьев Карамазовых"). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. "Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию", - важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.
Велики ли различия народов? На эту тему можно долго рассуждать, а можно ограничиться одним примером, что я и сделаю. Вот он. Командование Красной Армии с конца 1943 года, когда стало ясно, что предстоит воевать на территории Германии, стало очень серьезно готовиться к отражению действий немецких партизан. В русскую голову не приходило, что таковых просто не будет. Конец примера.
Велики ли различия национальных мифов? У большинства цивилизационно близких нам народов (не будем пытаться обсуждать японский, иранский или эфиопский случай) они горделивы, а порой и напыщенны. Но есть народы и страны с выражение скромной и некичливой национальной психологией. К сожалению, они вполне способны усваивать отрицательные мифы о себе - по большей части умело и намеренно сконструированные. К таким странам относится, увы, и наша.
Главная задача предлагаемой работы - показать и, по мере сил, разрушить наиболее злонамеренные мифы о России. Мифы, которые подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками.
Сегодня мы переживаем не "национальную катастрофу", как нам внушают слева и справа, а истинное возрождение, хотя и не ведаем об этом. Во времена итальянского Возрождения люди тоже о нем не знали. Истинная картина открылась лишь их потомкам, современники же Возрождения поверили Макиавелли, объявившему Италию растерзанной и обесчещенной.
Спору нет, мы проходим трудный отрезок своей истории. В такие времена абсолютно решающее значение имеет настрой людских масс. Но именно сейчас дух российской нации пребывает (согласно как социологическим замерам, так и эмпирическому ощущению) на опасно низкой точке. Если верить опросам, всего шесть процентов россиян ощущают себя счастливыми. В немалой степени это плод работы вредоносных мифов.
Работа по разрушению мифов важна и по другой причине. Она помогает выявлению истинного образа России. Пока мы не уберем искажающие наслоения, наша родина будет оставаться, по большому счету, неизвестной страной. Неизвестной даже для нас самих.
Другую, не менее важную свою задачу я видел в том, чтобы приблизиться к пониманию механизмов, прошлых и нынешних, подрыва национального духа. Обезвредить эти механизмы можно, лишь поняв их.
Первый, краткий вариант данной работы (в виде статьи под названием "Что мы знаем о России?") был напечатан в журнале "Новые вехи" № 1(2) за 1998 г. Расширенная версия, уже под нынешним названием, печаталась с конца 1998-го до начала нынешнего года в журнале "Грани" (№№ 187, 188, 189,190,194, 196 и 199). То, что для каждого номера писалась, по сути, отдельная статья, которую можно читать без связи с предыдущими и последующими, обернулось, при их соединении, вполне предсказуемыми структурными недостатками работы в целом. Для настоящей книги я по-новому разбил текст на главы, сделал ряд небольших дополнений и исправлений.
Получив предложение выпустить "Мифы" отдельной книгой, я решил сперва, что стоило бы радикально перегруппировать материал и добавить известное количество новейших цитат, однако меня убедили, что не стоит терять на это время. Тот, кто открыт к доводам и пафосу этой работы, воспримут ее и без такой переработки, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Буду глубоко признателен своим читателям за любые замечания, дополнения, новые факты и ссылки на неизвестные источники.
Пишите мне по электронному адресу: [email protected]
Глава I. Почему мы верим вздору?
Фактор исключительной важности
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое - образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает - дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
Дух российской нации ныне непозволительно низок - и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) - вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.
profilib.net
Читать онлайн "Мифы о России и дух нации" автора Горянин Александр - RuLit
Александр Горянин
Мифы о России и дух нации
Нам надобно изучать свое собственное,
свою Россию — наше сердце и счастие наше.
Александр Терещенко. Быт русского народа, ч. I, СПб, 1848
Российское общество, по многим признакам, созрело для осознания того, что жить дальше с нынешним самоощущением нельзя.
Кто-то нас, доверчивых, все время ловко убеждает, что мы недотепы, совсем пропащие и все у нас не как у людей. Что у нас ужасное прошлое, кошмарное настоящее и никаких надежд на будущее. Подобные настроения устраивают многих. Устраивают левых, ибо дают повод долбить своё: «Во всем виноват антинародный режим». Устраивают правых, которые подхватывают на свой лад: «Так будет и дальше, пока всем заправляют перекрасившиеся коммуняки». Устраивают и множество журналистов — неустанным производством чернухи они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят за то, что эти времена ушли.
Наши СМИ сделали все, чтобы величайшую Божью милость — мирное(!) избавление России от коммунизма — наш народ постепенно начал расценивать как поражение (в «холодной войне») и ужасное горе. Жизнь в современной России можно сравнить с капитальным ремонтом в доме без отселения жильцов. Отселить их некуда, значит все зависит от понимания и восприятия происходящего. Но понимание и восприятие простого человека, доверившегося нашим СМИ, разрушено. Он живет в ощущении непрерывной катастрофы, в преддверии конца света в отдельно взятой стране. Опираясь на российские источники, о российской катастрофе твердят — изображая сочувствие, но со злорадной надеждой — бессчетные леворозовые и розоволевые за рубежом.
Перед нами ошибка в условиях задачи. Против слова «дано», у нас почему-то значится: Россия — страна неправильная и неудачная. Россия — сильная и смелая страна. И удивительно везучая. Мы должны избавиться от привычного, как привычный вывих, Большого Негативного Мифа о России. Этот миф возник не вчера. Он вылупился из змеиного яйца лет 250 назад, его разрабатывали многие могучие умы (вроде Смердякова из «Братьев Карамазовых»). Львиную долю негативной мифологии добавила советская власть, чья идеология строилась на очернении исторической России. «Все, кому только не лень, били отсталую царскую Россию», — важно говорил тов. Сталин, и восторженным слушателям не приходил в голову вопрос: а как же она заняла шестую часть суши, отсталая и всеми битая?
Ни один народ на свете не обходится без мифов о своей истории, о своих национальных качествах. Эти мифы различаются в той же степени, в какой различаются сами народы.
Велики ли различия народов? На эту тему можно долго рассуждать, а можно ограничиться одним примером, что я и сделаю. Вот он. Командование Красной Армии с конца 1943-го, когда стало ясно, что предстоит воевать на территории Германии, стало очень серьезно готовиться к отражению действий немецких партизан. В русскую голову не приходило, что таковых просто не будет. Конец примера.
Велики ли различия национальных мифов? У большинства цивилизационно близких нам народов (не будем пытаться обсуждать японский, иранский или эфиопский случай) они горделивы, а порой и напыщенны. Но есть народы и страны с выраженно скромной и некичливой национальной психологией. К сожалению, они вполне способны усваивать отрицательные мифы о себе — по большей части умело и намеренно сконструированные. К таким странам относится, увы, и наша.
Главная задача предлагаемой работы — показать и, по мере сил, разрушить наиболее злонамеренные мифы о России. Мифы, которые подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками.
Сегодня мы переживаем не «национальную катастрофу», как нам внушают слева и справа, а истинное возрождение, хотя и не ведаем об этом. Во времена итальянского Возрождения люди тоже о нем не знали. Истинная картина открылась лишь их потомкам, современники же Возрождения поверили Макиавелли, объявившему Италию растерзанной и обесчещенной.
Спору нет, мы проходим трудный отрезок своей истории. В такие времена абсолютно решающее значение имеет настрой людских масс. Но именно сейчас дух российской нации пребывает (согласно как социологическим замерам, так и эмпирическому ощущению) на опасно низкой точке. Если верить опросам, всего шесть процентов россиян ощущают себя счастливыми. В немалой степени это плод работы вредоносных мифов.
Работа по разрушению мифов важна и по другой причине. Она помогает выявлению истинного образа России. Пока мы не уберем искажающие наслоения, наша родина будет оставаться, по большому счету, неизвестной страной. Неизвестной даже для нас самих.
Другую, не менее важную свою задачу я видел в том, чтобы приблизиться к пониманию механизмов, прошлых и нынешних, подрыва национального духа. Обезвредить эти механизмы можно, лишь поняв их.
Первый, краткий вариант данной работы (в виде статьи под названием «Что мы знаем о России?») был напечатан в журнале «Новые вехи» № 1(2) за 1998 г. Расширенная версия, уже под нынешним названием, печаталась с конца 1998-го до начала нынешнего года в журнале «Грани» (№№ 187, 188, 189, 190, 194, 196 и 199). То, что для каждого номера писалась, по сути, отдельная статья, которую можно читать без связи с предыдущими и последующими, обернулось, при их соединении, вполне предсказуемыми структурными недостатками работы в целом. Для настоящей книги я по-новому разбил текст на главы, сделал ряд небольших дополнений и исправлений.
Получив предложение выпустить «Мифы» отдельной книгой, я решил сперва, что стоило бы радикально перегруппировать материал и добавить известное количество новейших цитат, однако меня убедили, что не стоит терять на это время. Тот, кто открыт к доводам и пафосу этой работы, воспримут ее и без переработки, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Буду глубоко признателен своим читателям за любые замечания, дополнения, новые факты и ссылки на неизвестные источники. Пишите по электронному адресу: [email protected]
Автор
Глава I. Почему мы верим вздору?
ФАКТОР ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ
Что сегодня самое важное для России? Состояние ее финансов? Промышленности? Сельского хозяйства? Энергетики? Путей сообщения? Обороны? Или, быть может, на первом месте должно стоять что-то другое — образование, качество жизни, наука, культура, здравоохранение, экология, права человека? Как ни важно все названное, на самое первое место следует поставить то, о чем у нас почему-то никто не вспоминает — дух нации. Когда он низок, нация страдает преуменьшенной самооценкой, пониженным самоуважением, она уподобляется организму с разрушенной сопротивляемостью (что по-научному зовется иммунодефицитом). Когда дух нации высок, никакие трудности не страшны, все проблемы решаемы, любые цели достижимы.
Дух российской нации ныне непозволительно низок — и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) — вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.
Все познается в сравнении. Некоторое время назад президент Литвы во всеуслышание пожалел, что нельзя предать суду литовского журналиста за статью под названием «Маленькая сельская Литва смотрит на Европу, как деревня на город». Канал НТВ сообщил об этом, дабы позабавить зрителей. На фоне развязности российских газетных шапок контраст между травоядностью заголовка и реакцией главы государства и впрямь должен был вызвать смех. А может, следовало задуматься? Литовского президента заботит явно не «что подумают в Европе»— там о статье никто и не узнает. Его заботит иное: статья, поддерживая невыгодный стереотип, подрывает дух литовской нации. Неужели России полностью чужды подобные заботы?
www.rulit.me
