Судьба гуманизма в XXI столетии. Знак духа земли фауст

Аствацатуров Поэзия Игра

50 S L А. Г. Аствацатуров. ПОЭЗИЯ. ФИЛОСОФИЯ. ИГРА

дух. В алхимической книге Фауст находит знак Духа Земли, и этот Дух является ему в его комнате.

Мы видим прекрасную поэтическую картину — могучий образ Духа Зем ли в сиянии лучей света, свет является его началом. Дух Земли представляется Фаусту и рассказывает о себе. В первой части «Фауста» это одно из важнейших мест, выражающее динамическое мировоззрение молодого Гете, для которого бытие представляет собой безостановочное становление, постоянное изменение всех природных форм.

На море житейском, среди суеты,

Яплаваю взад и вперед.

Ивсюду рука моя ткет!

Исмерть, и рожденье Мое появленье Везде застает, Все то же волненье,

Все то же движенье Мне время несет.

Итак я, свершая свой путь неизменный, Тку ризу для Бога, Владыки вселенной. (46)

Представление о Духе Земли восходит к эпохе Возрождения, и в этом смысле Фауст обрисован как ренессансная личность, каковым, собственно, и был исторический Фауст. Но слово Erdgeist (Дух Земли) до Гете в литера туре, как указывает Эрих Трунц, не встречается. Однако И. Кеплер говорит о «душе Земли» (anima terrae). В своей «мировой гармонии» Кеплер утверж дает, что Земля реагирует на воздействие Солнца, Луны и планет особым образом, который невозможно объяснить с точки зрения физики, и это дает возможность думать, что Земля имеет душу. Также Джордано Бруно в сво их натурфилософских сочинениях пишет об anima terrae. В алхимической и пансофской традиции, с которой Гете был прекрасно знаком, идущей от Парацельса через Базилия Валентина вплоть до Георга Веллинга, использова лись выражения «anima terrae», «archeus» или «archaeus», что соответствова ло греческому слову «archaios» и означало «первоначальный», «исконный». Речь, конечно, шла о неуничтожимой, вечно живой субстанции, первоначале. В лексиконе алхимии Мартина Руланда (1612) мы находим: «Archaeus — раз делитель элементов, он упорядочивает и правит каждым на своем месте, по лом и сущностью. <...> Вездесущий невидимый Дух, который себя обособля ет и поднимается из тела, — художник и врачеватель природы, сокровенная сила и добродетель природы»". Другая особенность Духа Земли, которой Веллинг наделяет его, объясняет нам, почему именно этот Дух так притяги вает к себе Фауста. Этот Дух стихии, как и другие духи, похож на человека. «Мудрецы говорят, что они имеют сходство с людьми по форме и фигуре,1

11 Цит. по комментарию Эриха Трунца: Goethe J. W. Faust. Der Tragodie erster und zweiter Teil. Ur-

faust. hrsg. und kommentiert von E. Trunz. MUnchen, 1999. S. 521.

II. Трагедия И. В. Гете «Фауст». Первая и вторая пасти: образы и идея

JB 51

они не так субтильны, как ангелы, но также и не такой грубой композиции, сходной с той, какая у тела человека»12. Появление Духа Земли восприни мается Фаустом как видение: «Вспыхивает красноватое пламя. В пламени является Дух» (45). Образ Духа Земли у Гете сознательно обрисован нечетко и выдержан как некая всеобщая сила. Мы имеем дело с динамической ме тафорой жизненной силы Земли, о которой уже было сказано в «Прологе на небе» архангелом Гавриилом:

С невыразимой быстротою Кружится дивная Земля, Где за ночною темнотою Блистает райская заря. Там море пенится и бьется

У мощных рек, у скал крутых, И море, скалы — все несется

В сопровожденьи сфер иных. (34)

«Пролог на небе», написанный в 1800 году, то есть почти на три десятиле тия позже, чем сцена с Духом Земли, в окончательной концепции, естественно, проясняет и углубляет смысл этой сцены. Поскольку в «Прологе» уже действует Мефистофель, слышащий слова архангела Гавриила, то фаустовское видение Духа Земли особым образом связано и с появлением Мефистофеля перед Фа устом, о чем необходимо будет сказать несколько позднее. Из слов Духа Земли становится ясно, что он собой представляет. Это высшая деятельность, вечное творчество, которое включает в себя начало и конец всех единичных явлений. И в то же самое время деятельность Духа Земли охватывает единичные движе ния и явления принципом неисчерпаемого обновлении. Это бесконечное порож дение чего-тонового. Мир у Гете находится в вечном становлении, а природа в процессе постоянного самовозвышения— Steigerung. Если в космическом видении показана созерцательная сторона поведения Фауста, то в его желании быть Духом Земли видна его практическая, активная сторона, желание вопло тить в деятельность свои жизненные силы. Его порыв к Духу Земли — это не удержимый порыв к действительной, реальной жизни. Личность хочет расши рять себя до бесконечности. Параллелизмы текста оригинала Ein ewiges Меег / Ein wechslend Weben / Ein gluhend Leben показывают мировоззрение молодогоГете-штюрмера,в основе которого лежит всеединство пантеистически понятой жизни, постоянное динамическое ее осуществление в мироздании. Генрих Риккерт заметил, что «в этой вседеятельности земной жизни, в которую Фауст хочет включиться, исчезает все индивидуальное»13. Сейчас, с появлением Духа Земли, Фауст сталкивается с тем, что ему не мог дать знак макрокосма. В жизни Духа Земли, которой он желает, жизни, связанной со сверхиндивидуальным сущест вованием, царит не гармония созерцательного покоя, а «здесь воплощено, даже возведено на высшую ступень то, к чему стремится Фауст со стороны своей

12 Trunz Е., op. cit. S. 521.

13 Rickert Н. Goethes Faust. Die dramatische Einheit der Dichtung. Tubingen, 1932. S. 127.

52 Si- Д . Г. Аствацатуров. ПОЭЗИЯ. ФИЛОСОФИЯ. ИГРА

двойственной нетеоретической природы, отвернувшийся от знания как актив ный, деятельный человек»14.

Еще один важный момент должен попасть в поле зрения исследователя. Это характеристика Духа Земли как пламенеющей жизни (Ein gluhend Leben). Образ огня, пламени проходит через всю трагедию и вспыхивает в ее кульминационных местах, и Йохен Шмидт достаточно убедительно связывает его с гераклитовым огнем, космическим огнем, понятым как первоначало, постоянно порождающим полярность мира. Этот вечно живой огонь выглядит как душа мира, источник становления и исчезновения, созидания и разрушения. Конечно, акцент делается на творческой, созидательной деятельности15. С другой стороны, нельзя пройти мимо амбивалентной природы Духа Земли, который показан у Гете как космого нический эрос. Если рассмотреть образы речи Духа Земли, то бросается в глаза, что она содержит миф о первоначале, о соединении женского и мужского начал: «женские» потоки жизни (водная стихия чаще всего ассоциируется с женским началом) соединяются с «мужской» бурей деяний (Tatensturm), и эти начала Дух Земли содержит в себе, являясь космическим андрогином. Конвульсивное, рит мическое движение соединения мужского и женского начал изображает празачатие, длящееся бесконечно (ewiges Меег), рождение и смерть (Geburt und Grab),

имы имеем здесь хтонические формулировки молодого Гете. Принцип порож дения из себя, характеризующий мифический образ Земли, распространен на длительность, на время и указывает на последовательность живых образов. Эта хтоническая сила Духа Земли создает «живое одеяние божества» во всем много образии жизни, она содержит в себе две исконные силы: Эрос и Танатос, то есть в ней продолжение того празачатия, которое порождает и разрушает16.

Но Дух Земли отталкивает от себя Фауста. В ужасе Фауст слышит, что он подобен не Духу Земли, а Духу, который он сам постигает: «Du gleichst dem Geist, den du begreifst, / Nicht mir!». Видимо, Дух Земли в провиденциальном смысле намекает Фаусту на Мефистофеля, хотя для героя этот намек остается туманным и непонятым. Здесь происходит первая катастрофа — несмотря на титанический порыв, несмотря на героическую решимость, Фауст не достигает той ступени, к которой так стремился, ступени единства творчества и познания. Отказ от схоластики и книжной премудрости не дает ему возможности стать подобным творящему духу природного самосозидания. В столкновении Фауста

иДуха Земли особенно ярко проявляется вся трагедийность образа Фауста и фаустовского символа вообще.

Фауст — символ титанизма человеческого духа. И в этом он разделяет судь бу всех героев гетевского Sturm und Drang. Чувство творца связывает его с Про метеем, а неприятие мира роднит с Гецем и Вертером. И все же фаустовский титанизм шире, он имеет более глубокие, более сильные побуждения. Это нена

'"RickertH., op. cit. S. 117.

15 Schmidt J. Goethes Faust. Erster und Zweiter Teil. Miinchen, 1999. S. 87.

16 Эта сторона Духа Земли, выводящая этот образ за сферу чисто философского символа и свя зывающая его с древнейшими мифическими представлениями, особенно подчеркивается в книге: Engelhardt М. von. Der plutonische Faust. Eine motivgeschichtliche Studie zur Arbeit am Mythos in der Faust-Tradition.S. 332.

II. Трагедия И. В. Гете «Фауст». Первая и вторая части: образы и идея

J B 53

сытность жизнью, стремление охватить всю полноту жизни, бытия, стремление утвердить себя и силу своей жизни. Формами и знаком этого опыта, этой нехват ки мощных жизненных сил является чувство неудовлетворенности, возникаю щее из борьбы между нашими жизненными формами, которые ограничены вре менем17. Мир пространства и времени для Фауста узок, для него важен именно прорыв за пределы этого мира. И трагизм Фауста прежде всего в его стремлении расширить себя до вселенной. Это уже новая сторона в титанической экспан сии гетевского поколения. «Прафауст» не был завершен по той причине, что штюрмерским героям не хватало масштабности и всеохватности страстей, мир штюрмерских героев был узок для такого героя, как Фауст. Поэтому Гете отло жил «Фауста», и продолжение его последовало только во время итальянского путешествия1*. Некоторые части «Фауста» были написаны уже в 1800 году, Гете совершенно спокойно входил в XIX век, принимая его проблематику.

В 1826 году, в разгар работы уже над второй частью трагедии, Гете писал: «Характер Фауста на той высоте, куда его из старой, необработанной народной сказки подняло новое развитие, представляет человека, который во всеобщих земных границах, чувствуя нетерпение и неудобство, считает недостижимым обладание высшим знанием и наслаждение высшими благами, а свои жела ния — удовлетворенными в самой малой степени, дух, который, стремясь во все стороны, возвращается еще более несчастным. Этот образ мыслей так аналоги чен современной сущности, что многие умные головы чувствовали себя вынуж денными взяться за решение подобной задачи»19.

Фауст — современный несчастный человек, и все несчастья современного характера проистекают из-заимманентного этому характеру титанизма. Конеч но, из гетевских слов не вытекает, что поэт восхищается этим характером, его безусловностью. Вместо восхищения мы читаем о нетерпении, бесприютности, неудовлетворенности знанием и наслаждением, везде неудовлетворенная тоска, несчастное сознание, которое было описано Гегелем в «Феноменологии духа». Стремление к преодолению границ и постоянное разочарование, возникающее, когда сознание, считающее себя безусловным, видит свою ограниченность, пе рерастает в вечную неудовлетворенность временем как источником всех своих несчастий. Таким предстает Фауст уже в первых сценах трагедии, т. е. челове ком модерна.

Трагедия Фауста — специфическая трагедия человека, это трагедия создате ля формы. Ее Гете выражает восклицанием, вырвавшимся из уст его героя, когда он говорит с Духом Земли: «Ich Ebenbild der Gottheit und nicht einmal dir!» — «Я — образ Божий, и не похож я на тебя», а Дух Земли иронически называет его словом, которое много позже вошло в обиход XIX и XX веков, — Ubermensch, сверхчеловек. Во времена Реформации католики называли так лютеран, а в эпо ху Гете слово обозначало героизм, героическое.

17 О титаническом начале в гетевском «Фаусте» см.: Gundolf F. Goethe. Berlin, 1920. S. 106— 150. 18 Strich FT. ZU Faust 1. Deutsche Dramen von Gryphius bis Brecht. Frankfurt am Main und Hamburg,

1965. S. 76— 101.

19 Goethe J. W. Helena, Zwischenspiel zu Faust. Ankundigung // Goethe J. W. Faust. Texte. hrsg. von A. Schone, 2008. S. 636.

54 SJL.

А. Г. Аствацатуров. ПОЭЗИЯ. ФИЛОСОФИЯ. ИГРА

Из текста становится ясно, что встреча с Духом Земли стала поражением Фа уста, говоря точнее, его полным унижением. Фауст не выдержал испытания. Он отвернулся во время появления Духа Земли, воплощающего созидающее вре мя. Вызванный Фаустом Дух действует как субъект времени, и Фауст поставлен в положение чистого объекта, он — всего лишь человек, тварь. Белая магия, которую использовал Фауст, показала невозможность для конечного существа, каковым является гетевский герой, слиться с бесконечным, она отказала ему в способности сравнивать себя с Духом деятельности. Ситуация оказалась без выходной. Созерцание знака макрокосма не смогло удовлетворить Фауста. Сти хийная сила Земли со всеми ее созидательными и хтоническими возможностя ми, иронически назвавшая Фауста «сверхчеловеком», отвергает его20.

Дух Земли покидает Фауста, и в его комнату входит Вагнер, Это ученый-педант, человек, с усердием собирающий в своей голове сокровища знаний, кро потливо суммирующий и регистрирующий данные человеческого опыта. Гете не создает здесь сатирический образ бездарного и бескрылого ученого. Систе матизатор Вагнер — воплощение строгого научного знания. Он жаждет подлин ного знания так же, как и Фауст. Для Вагнера анализ и синтез, классификации и системы — это путь к истинному знанию. Он прежде всего теоретик и, более того, энтузиаст науки.

Но есть отрада для людей В дух времени былого погружаться;

Икак приятно наконец добраться. Как думал древний мудрый человек,

Икак над ним возвысился наш век! (49)

Вагнер относится к Фаусту с большим пиететом, он ценит духовное богат ство Фауста. Но фаустовский ученик уже самостоятелен и в спорах с учителем всегда бескомпромиссно отстаивает свою позицию. Вагнер зашел в неурочный час в кабинет Фауста не случайно, ему показалось, что его учитель декламирует греческую трагедию. Эта маленькая деталь свидетельствует о большой культуре Вагнера, о его преклонении перед античностью. Гетевский Вагнер — человек с тонким вкусом, здесь мы видим направленность учености фаустовского учени ка и адепта. Эрих Трунц определяет Вагнера как гуманиста. Вагнер — ренес сансный гуманист в узком смысле слова, то есть ученый, ориентированный на изучение античных памятников. И наибольший интерес для него представляют риторика и грамматика21. Конечно, он в какой-тостепени карикатура на Фаус та,когда-товерившего во всесилие науки, в превосходство научного разума над природой. Он также стремится ко всезнанию, считая единственно возможным путем к нему только накопление научного опыта. Спор Фауста и Вагнера имеет принципиальный характер. Фауст обращается к непосредственному изучению природы. Мы знаем, что Фауст прошел все университетские факультеты и, ко

20 См. об этом подробнее: Keller W. Faust. Eine Tragodie // Goethes Dramen. hrsg. von W. Hinderer. Stuttgart, 2005. S. 283— 284.

21 Trunz E. Anmerkungen. Goethe J. W. Miinchen, 1999. S. 522— 523.

II. Трагедия И. В. Гете «Фауст». Первая и вторая части: образы и идея

JB 55

нечно, прекрасно знает античность и риторику. Из беседы Фауста и Вагнера можно понять, что Вагнеру представляется важным овладеть всеми формальны ми законами риторики, он ученый-энциклопедист.Фауст же риторику не при знает, он не признает искусственного оформления речи, языка:

Ужель пергамент — ключ святой, Навеки жажду утоляет?

Искать отрады — труд пустой, Когда она не истекает Из родника души твоей. (48—49)

Здесь на спор двух направлений, имеющих своим истоком два вектора ре нессансной мысли, накладываются и противоречия, свойственные эпохе Гете. С одной стороны, культурологически он может быть понят как полемика меж ду филологически ориентированными гуманистами и натурфилософами Воз рождения; с другой — это отображение борьбы деятелей «Бури и натиска» с рассудочным Просвещением, с классицистскими догматами школы Готшеда. Расходятся Фауст и Вагнер и в своем отношении к наследию прошлого. Ваг нера прошлое привлекает больше всего, а Фауст считает изучение прошлого занятием абсолютно бесплодным. Фауст призывает различать истинный труд прошлого, живой и бессмертный труд — и картину прошлого, которая создана в головах ученых мужей:

Прошедшее для нас есть свиток тайный С семью печатями, а то, что духом века Ты называешь, — то есть дух случайный. То дух того, другого человека.

А в этом духе — века отраженье. Оно ворон — ужасное виденье.

Ты отбежишь, лишь только кинешь взор. Порой — сосуд, где собран всякий сор. Порою — камера, набитая тряпьем. (49)

Дух ученого, направленный только в прошлое, лишен устремленности в бу дущее. Вагнер убежден, что человеческое развитие находится на той стадии, когда человек может ответить на все вопросы, его знание становится всеобщим достоянием. Фауст полемизирует с Вагнером в картезианском духе, придержи ваясь мнения Декарта, что на истину скорее натолкнется один человек, нежели целый народ. И это знание и прозрение никогда не будут встречены с радос тью, каждому великому ученому уготована роль мученика познания. Бенедетто Кроче отмечал неоднородность фигуры Вагнера, которая на фоне фаустовских терзаний выглядит весьма прозаично. Его сознание и понимание науки далеки от метафизических интенций. В разговоре Фауста и Вагнера мы найдем кон трастное противопоставление чистой теории жизни, противопоставление бе зоговорочной веры в ее силу полному разочарованию в ней, непоколебимого

56 S3L

A. Г. Аствацатуров. ПОЭЗИЯ. ФИЛОСОФИЯ. ИГРА

упорства в защите ее идеалов их развенчанию. Антитеза здесь налицо. Кроче очень точно описывает психологическую ситуацию в сцене. «Вагнер — можно представить — поневоле раздражает находящегося в ином душевном настрое. Так спокойный и удовлетворенный лик святости невыносим страдающему нерв ным расстройством, в зрелище прозаического счастья — тому, в ком бушуют ураганы страстей. Со всей этой невыносимостью он возвращается к Фаусту, в такие моменты его пугает лицо и голос учителя. Фауст обращается к Вагнеру не иначе как с нетерпением, раздражением, сарказмом. Разговоры, в которых нет понимания со стороны ни Вагнера, ни Фауста, трудно назвать диалогами»22. Действительно, это не диалоги, а упорное, бескомпромиссное отстаивание сво их позиций, где невозможно найти точки соприкосновения. При этом поведение Вагнера отличается особенностью, на которую необходимо обратить внимание. Он терпеливо сносит нескрываемое презрение Фауста, его сарказм и пренеб режение и объясняет это прежде всего дурным расположение духа любимого учителя. Его собственный научный идеал служит ему защитой от фаустовского скептицизма в отношении к человеческому знанию, принявшему форму науки, имеющей многовековую традицию, и эта форма остается для него незыблемой. Изоляция науки от жизни и профанного знания, неприкосновенность границ на уки и правил расширения ее области придают Вагнеру уверенность в его право те. Поэтому совершенно прав Кроче, отвечая на вопрос: «кто прав — Фауст или Вагнер?» «Культ науки иссушает источники жизни и самой науки, части жизни, но разве отчаянный порыв разом исчерпать критику и жизнь, науку и мир на слаждений еще не безумнее?»23 В контексте трагедии становится ясно, что ни риторическая культура, ни рационалистическая логика, ни чистый эмпиризм, ни научные программы идеалистических систем не соответствуют притязаниям субъективизма, возвышающего себя до сверхчеловеческой индивидуальности. С одной стороны, тотальность этих притязаний на богоравность не может быть удовлетворена как самой наукой, остающейся в сфере человеческого, так и кар тиной мира, ею созданной, и тогда ученый будет выглядеть как ограниченный адепт обветшалого знания, с другой — фаустовская экспансия грозит полным уничтожением как научных заблуждений, так и науки вообще.

После беседы с Вагнером у Фауста начинается глубокая душевная депрессия. В отчаянии от мысли, что сын земли ограничен конечностью своего существо вания, Фауст предпринимает последнюю попытку вырваться из навязанной ему формы жизни, ему нужно во что бы то ни стало разорвать формы пространства и времени. Иными словами, выйти за пределы априорных, субъективных форм чувственности, пространства и времени, если говорить языком Канта. Для этого Фауст должен сбросить с себя ограничение собственной телесности, ему нужна свободная смерть, он должен взмыть к новым сферам чистой деятельности, вы рваться из мира пространства и времени, с которым он связан телесно. Только освободившись от телесной оболочки, его дух обретет спонтанность, будет не удержим. В предвкушении такой чистой деятельности Фауст хочет оставить бы

22 Кроче Б. Гете. Педант Вагнер // Кроче Б. Антология сочинений по философии. Перевод, состав ление и послесловие С. А. Мальцевой. СПб, 2008. С. 338.

23 Кроче Б. Указ. соч. С. 343.

II. Трагедия И. В. Гете «Фауст». Первая и вторая части: образы и идея

JB 57

тие червя, копошащегося в одной из борозд мироздания. Он хочет быть свобод ным от страха смерти, от страха перед жизнью. Он хочет доказать, что человек достоин взойти на божественные высоты. Но эти желания после встречи с Ду хом Земли — форма отчаяния, вызванного крушением попытки самообожествления, и отчаяние — расплата за самонадеянность, гордыню, за стремление вырваться за пределы человеческой формы и сущности, возвыситься над ними. Бытие человека выглядит для Фауста как отчаяние, и оно присуще всему, что со ставляет жизнь ограниченного, конечного существа, каковым является человек. Отчаяние и страдание идут рука об руку. Страдание всегда препятствие наслаж дению бытием, и его причиной является сам человек, навсегда укорененный в своей временной сущности, постоянно находящейся в состоянии перехода от бытия к небытию. Поэтому само бытие рассматривается им как исчезновение, как мечта, иллюзия, мираж. Неизбывным остается ощущение грядущего разру шения всех надежд, в будущем — только небытие.

Поступки наши могут, как страданья, Ход нашей жизни замедлять.

К прекрасному, что только может быть, Всегда прибавится совсем ему чужое, Когда удастся нам и благ мирских добыть, Мы лучшее зовем обманом и мечтою.

Ичувства лучшие, что нас одушевляют, Среди земных сует тепло свое теряют. Когда фантазия на чудных крыльях вольно Стремится к вечному, надеждою полна,

Ималого пространства ей довольно.

Коль счастье так течет, как за волной волна, Себе гнездо в сердечной глубине Забота сразу же свивает И боли тайные на сердце налагает. (51)

Что бы человек ни предпринимал, куда бы он ни прилагал свои силы, с ка ким бы размахом ни действовало его воображение, творя самые смелые проек ты, везде его ждет разочарование, везде несбывшиеся надежды, и последним будет только отчаяние. Деятельность человека возможна лишь в границах его собственных сил, которые непреодолимы. Отсюда все блага, полученные в дар от природы, действующей широко и расточительно, в деятельности человека превращаются в уничтожение этих благ.

В тонком и глубоко содержательном анализе этой сцены Иохен Шмидт характеризует душевное состояние гетевского героя как меланхолию, видя в ней предпосылку для заключения пакта с чертом, и признаком охватившей Фауста меланхолии считает поселившуюся в сознании Фауста заботу (Sorge). Заботу приносит отчаяние. Свив себе гнездо в сердце человека, забота про

58 S L

А. Г. Аствацатуров. ПОЭЗИЯ. ФИЛОСОФИЯ. ИГРА

должает разрушительную деятельность несчастного сознания, изматывая его непрекращающейся рефлексией, обостряя недовольство собой и миром, и в этом состоянии несчастное сознание стремится убедить себя в собственной правоте.

Она вся движется, подобная волне,

Имаски разные на лик свой надевает: То кажется имуществом твоим, Не то дитятею, женою,

Не то у ней огонь, она грозится им, Кинжалом, ядом и водою...

Иты, бедняк, трепещешь пред бедою, Которой нет, и слезы льешь всегда

Отом, что не теряешь никогда. (51)

Враждебная жизни и миру, препятствующая спонтанности Духа власть забо ты становится для Фауста аргументом возмущения против человеческой участи. Для описания душевного состояния Фауста Й. Шмидт привлекает обширный материал, который он находит в трактатах о меланхолии начиная с Марсилио Фичино, а также гравюры, в том числе и знаменитые дюреровские «Меланхо лии». В трактате Роберта Бартона «Анатомия меланхолии» (1621) развивается мысль, что гений и ученый обладают особой склонностью к меланхолии, и это обстоятельство, т. е. традиционная типология подобного состояния ума, позво ляет изобразить Фауста меланхоликом. Кроме того, под рукой Гете был богатый иконографический материал с типичными атрибутами изображения меланхо лии: сумерки и летучие мыши как символы помрачения жизненного настроения и тоски. Естественно, полного погружения сознания Фауста в депрессивное со стояние меланхолии у Гете нет. Фауст всегда осознает источник своей мелан холии — неудовлетворенность бытием, противопоставляя «тяжелые сумерки» антиномично разорванного сознания «легкому дню» желаемой духовной спон танности духа:

Als daB dein Him, wie meines, erst verwirret,

Den leichten Tag gesucht und in der Dammrung schwer,

Mit Lust nach Wahrheit, jammerlich geirret. (665-667)

Сумерки (Dammerung) указывают на невозможность овладеть всей полно той знания и высветить внутренним светом истину. Поэтому в состоянии по груженности во внутренние сумерки разум Фауста возобновляет страстную критику науки, ее инструментария, критику как экспериментального, так и тео ретического знания, поскольку последние — лишь доказательство человеческой ограниченности, а следовательно, полной беспомощности. Теория навязывает природе умозрительные схемы, а эксперимент, согласно этой схеме, вырывает природные феномены из целостной жизни мироздания, обрывая естественные связи. Количественное накопление знаний бессмысленно, оно несет с собой

II. Трагедия И. В. Гете «Фауст». Первая и вторая части: образы и идея

JB 59

одно лишь разочарование. Фауст возвращается к тому, что он сказал в самом начале трагедии.

Все эти стены, эти лоскутки, Все это — пыль. Здесь все меня стесняет,

Здесь — царство моли, здесь моей тоски Ничто с души унылой не сгоняет; И здесь ли мне искать, чего недостает, К чему душа моя стремится?

Нет, пусть сотни книг прочесть случится, А все одно мой бедный дух найдет, Что людям предстоят мученья

И что счастливцы — только исключенья. (51—52)

Конечно, возобновление фаустовских жалоб связано с несбывшимися на деждами расширить границы человеческого, однако нельзя упускать из виду, что сейчас ощущение роковой привязанности человеческого бытия к конечному обусловлено прежде всего заботой, к образу которой Фауст свел человеческую жизнь. И если жизненный итог выглядит плачевным, то все попытки человека вырваться за границы, определенные ему формой его бытия, будут выглядеть только как увеличение страданий.

Все духовное навечно привязано к материальному, его затемняющему. За бота следует за заботой, приобретая самые разные формы, надевая различные маски, страх перед возможным омрачает настоящее, погружая его в неизвестное будущее, откуда исходит угроза разочарования, и поэтому бесперспективным кажется любое деяние, ибо оно лишний раз докажет человеческую беспомощ ность. Все же, несмотря на заботу, в этом состоянии глубокой меланхолии и разочарования сверхчеловеческое в Фаусте снова поднимает свой голос, и Фауст сейчас еще более далек от смирения, чем ранее.

Поражение во время встречи с Духом Земли вовсе не убило в Фаусте сверх человеческое, наоборот, интенсивность фаустовского стремления оборачивается героической экспансией самотрансцендирующего духа, и проклятие, презрение к своему человеческому бытию неизбежно все больше усиливает сверхчело веческое в Фаусте. Генрих Риккерт был совершенно прав, когда указывал, что стремление к самотрансцендентности, самообожествлению, попытки прорвать границы конечного и припасть к вечному сейчас еще сильнее, чем до начала магических экспериментов24.

Драматическое развитие третьей попытки Фауста соединиться с целостнос тью вечного бытия и сбросить с себя оковы индивидуации происходит, как уже было сказано, в русле меланхолии, и это решение убить себя, самоубийство, кото рое, в представлении Фауста, есть переход из изоляции во Вселенную природы25. Кажется совершенно необъяснимым поворот сознания гетевского героя от отча яния и чувства полной обреченности на прозябание в конечных формах бытия

24 См. об этом подробнее: Rickert Н., op. cit. S. 134— 135.

25 Keller W„ op. cit. S. 284.

studfiles.net

Краткое содержание "Фауст" Гете И.В.

ПРОЛОГ НА НЕБЕ

Диалог между Творцом и Мефистофелем.

Мефистофель затевает с Господом беседу о низменности человеческой натуры. Человек кажется черту «каким-то насекомым», что напрасно бьется, «маясь».

Он лучше б жил чуть-чуть, не озари

Его ты Божьей искрой изнутри.

Он эту искру разумом зовет

И с этой искрой скот скотом живет.

Господь отвечает, что есть и верные рабы Господни — вот, например, Фауст. Мефистофель соглашается: Фауст «рвется в бой, и любит брать преграды, и видит цель, манящую вдали...». Но если ему будут предоставлены полномочия, то он, черт, берется сбить Фауста с пути Господнего. Творец соглашается на пари: «Ступай, расшевели его застой...»

Часть первая

НОЧЬ

В тесной готической комнате со сводчатым потолком старый доктор Фауст сидит в кресле за книгой.

Фауст.

Я богословьем овладел,

Над философией корпел,

Юриспруденцию добыл

И медицину изучил.

Однако я при этом всем

Был и остался дураком.

Однако ни в чем не находит Фауст подлинного знанья, поэтому он обращается к магии,

...чтоб дух по зову мне явился

И тайну бытия открыл,

Чтоб я, невежда, без конца

Не корчил больше мудреца,

А понял бы, уединяясь,

Вселенной внутреннюю связь,

Постиг все сущее в основе

И не вдавался в суесловье.

В магической книге доктор рассматривает знак макрокосма и восхищается совершенством и непознаваемостью Вселенной:

В каком порядке и согласье

Идет в пространствах ход работ!

...С напрасным стоном,

Природа, весь я в стороне

Перед твоим священным лоном!

На другой странице Фауст находит знак духа Земли, который ему ближе других духов. Доктор произносит заклинание — и желанный дух является ему. Фауст отворачивает лицо в испуге, однако под насмешками духа берет себя в руки:

О деятельный гений бытия,

Прообраз мой.

Дух Земли отрекается от родства с Фаустом:

С тобою схожЛишь дух, который сам ты познаешь, —

Не я!

Фауст сокрушается: «Он, знающий себе цену ученый, несравним даже с низшим существом — духом!»

Дух исчезает.

В двери стучит подручный Фауста — доктор Вагнер. Он в ночном колпаке, с лампой в руке.

Вагнер (возможно, не без иронии) просит Фауста научить его искусству декламации. Он хотел бы стать более артистичным и красноречивым, чтобы завоевывать умы.

Где нет нутра, там не поможешь потом.

Цена таким усильям медный грош.

Лишь проповеди искренним полетом

Наставник в вере может быть хорош...

Учитесь честно достигать успеха

И привлекать благодаря уму.

А побрякушки, гулкие, как эхо,

Подделка и не нужны никому.

Двое ученых спорят. Вагнер с глубоким почтением относится к древ ним книгам и мнению почтенных профессоров. Фауст возражает: «Ключ мудрости не на страницах книг...»

Вагнер удаляется: завтра Пасха, нужно подготовиться.

Фауст в отчаянье из-за того, что его работа бессмысленна — он ни на шаг не продвинулся к великой загадке жизни.

Ученый решает принять яд, давно приготовленный им. Но оставит!» уже налитый смертоносный бокал заставляет его колокольный звон и пение ангелов.

У ВОРОТ

Однако Вагнеру доктор признается, что в нем как бы живут две души: одна льнет к земле, другая — рвется в облака.

Вагнер предостерегает своего учителя от опасного увлечения магией. Вокруг беседующих ученых бегает черный пудель. Фаусту кажется, что за подозрительным псом стелется огненный след. Подручный убеждает доктора, что это просто смышленый пес, хорошо выдрессированный студентами. Потерявшуюся собачку ученые берут с собой.

РАБОЧИЙ КАБИНЕТ ФАУСТА

Пудель своей возней мешает ученому работать. Фауст открывает книгу, приступает к работе.

«В начале было Слово»...Ошибка!

Ведь я так высоко не ставлю слово,Чтоб думать, что оно всему основа.

Пудель становится все более беспокойным. Ученый решился выставить его за дверь. Пудель начинает расти — «разбухает ввысь и вширь». И конце концов — в облаках дыма — пудель превращается в Мефистофеди. Он одет, как странствующий студент. Фауст просит нежданного гостя представиться. Тот отвечает, что он

...часть части, которая была Когда-то всем и свет произвела.Свет этот — порожденье тьмы ночной

И отнял место у нее самой.

Черт вызывает духов, которые поют о земле и небе, о свободе и полете. Эта песня усыпляет Фауста. Крысы отгрызают луч пентаграммы — и Мефистофель покидает келью Фауста.

Через некоторое время Мефистофель опять является к Фаусту. Черт разряжен: на нем шляпа с петушиным пером и «сбоку шпага с выгнутым эфесом». Он предлагает Фаусту нарядиться так же и «изведать после долгого поста, что означает жизни полнота». Фауст отнекивается:

Я слишком стар, чтоб знать одни забавы,И слишком юн, чтоб вовсе не желать.Что даст мне свет, чего я сам не знаю?

Мефистофель. «Смиряй себя» — вот мудрость прописная.

Мефистофель обещает ученому исполнять при жизни любую его блажь, но при условии, что тот ответит ему тем же в загробной жизни. Фауст отвечает, что к загробной жизни он равнодушен: «с тем светом я не заведу родства. Я сын земли». Однако и об «ускользающих благах» жизни земной философ отзывается тоже с пренебрежением: слава, золото, любовь продажных красоток — все вызывает только скуку.

Ученый находится в вечном поиске, ничто не может остановить его в росте. В конце концов ученый заключает с чертом договор:

Едва я миг отдельный возвеличу, Вскричав: «Мгновение, повремени! Все кончено — и я твоя добыча.

ПОГРЕБ АУЭРБАХА В ЛЕЙПЦИГЕ. КУХНЯ ВЕДЬМЫ

Фауст и Мефистофель заглядывают в кабачок, где веселится разгульная молодежь. Завсегдатаи кабачка задирают гостей, которые кажутся им слишком чванными. Мефистофель поет песню про блоху, что была любимицей короля.

Блохи не смеют трогать,

Ее боится двор,

А мы блоху под ноготь,

И кончен разговор!

В этой песне слышится вольнолюбивый призыв: «Да здравствует свобода и вино!»

Черт бранит местные вина и вызывается угостить каждого его любимым напитком: рейнским, шампанским, токайским. Он просверливает в столе отверстия — и из каждого бьет струя прекрасного вина. Но стоит пролить каплю — и она загорается. Забияки сначала восхищаются гостем - «фокусником », а потом видят в нем колдуна. При попытке затеять с ним ножевую драку Мефистофель наводит на задир галлюцинации: им кажется, что они в чудесном саду собирают виноград. Когда туман рассеивается, выясняется, что они держат друг друга за носы ...

На кухне ведьмы варится волшебный напиток, с помощью которого Фаусту возвращается молодость.

УЛИЦА. ВЕЧЕР

Мефистофель умоляет «пылкого юношу» умерить «горячку». Пока что омоложенному профессору предоставляется только возможность посетить комнату невинной девушки в ее отсутствие. В комнате — чистота, порядок, «дыханье мира и добра». Мефистофель дает Фаусту шкатулку с драгоценностями — черт отыскал один из подземных кладом специально для подарка Маргарите:

Тут безделушки для твоей вострушки,

А дети ой как падки на игрушки!

Парочка запирает сундучок в шкаф и удаляется. Маргарита, вернувшись, переодевается перед сном и поет песенку:

Король жил в Фуле дальней,

И кубок золотой

Хранил он дар прощальный

Возлюбленной одной...

Открыв шкаф, девушка обнаруживает сундучок и думает, что мать, очевидно, взяла ценности в заклад. Девушка открывает сундучок и примеряет уборы перед зеркалом:

Ах, мне б такую парочку серег!Что толку в красоте природной нашей,Когда наряд наш беден и убог...

НА ПРОГУЛКЕ. ДОМ СОСЕДКИ. САД

Простодушная Маргарита показывает шкатулку матери. Мать чуть не упала в обморок и пожертвовала добро в дар церкви. Священник без колебаний сгреб драгоценности, «как горсть каких-нибудь орешков».

Мефистофель вне себя от гнева:

...церковь при своем пищеваренье

Глотает государства, города

И области без всякого вреда...

Гретхен же потеряла покой: «Кто же тот таинственный даритель?»

Фауст советует Мефистофелю найти подход к девушке через ее соседку Марту. В шкаф подброшен новый ящик с драгоценными уборами — еще богаче, чем первый.

Девушка уже не показывает сокровище матери, а прибегает тайком к соседке — похвастаться и принарядиться перед зеркалом. Ах, как жаль, что нельзя в этих украшениях покрасоваться ни на прогулке, ни в церкви. Марта советует наивной красавице надевать то брошку, то сережку... А потом «гору матери наврем!».

В гости к солдатке является Мефистофель. Он приносит Марте ложную весть о гибели ее мужа. Женщина вовсе не огорчена: такое известие дает ей возможность снова выйти замуж. Однако для получения необходимой бумаги (о смерти) нужны два свидетеля. Мефистофель обещает привести приятеля (Фауста). Только пусть и Маргарита придет!

Назначается вечернее свидание в саду.

На свидании девушка стеснительна, она считает, что ее «незанимательная речь» не может увлечь знатного господина. Да и руки ей целовать вовсе ни к чему:

Да что вы, право, руки целовать!

Ведь кожа у меня так огрубела.

Тружусь, минуты не сижу без дела,

И требует порядка в доме мать.

Девушка очарована Фаустом и не может противиться его уговорам, Они договариваются о встрече дома у Маргариты.

Чтобы мать не проснулась и не услышала, Фауст дает возлюбленной пузырек со снотворным. От этого зелья мать девушки умирает.

НОЧЬ. УЛИЦА ПЕРЕД ДОМОМ ГРЕТХЕН. СОБОР

Валентин, солдат, брат Гретхен, удручен и повержен в бездну стыда, Раньше он мог гордиться чистотой и невинностью своей сестры, а теперь?

Каждый может позволить себе грязный намек в адрес падшей девушки, загубившей свое доброе имя связью без брака.

Завидев Фауста, Валентин вызывает его на поединок.

В этом поединке Фауст смертельно ранит брата своей возлюбленной. Маргарита рыдает. Валентин говорит, что причина его гибели — сестра:

Ты мне сама из-за углаУдар бесчестьем нанесла.

В соборе девушки сторонятся Гретхен и осуждают ее: дескать, так гордилась своей скромностью и чистотой и так низко пала. То, что Маргарита носит под сердцем ребенка, ни для кого не секрет. Злой дух витает за ее спиной, напоминая о смерти матери и брата.

Несчастная падает в обморок.

ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ. ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ. ПОЛЕ

Фауст и Мефистофель путешествуют в горах Гарца. Они слышат голоса ведьм, летящих на шабаш на гору Брокен: на свиньях, на вилах, на метлах...

Ведьмы ссорятся и даже дерутся с колдунами.В одной из фигур Фаусту мерещится Гретхен:

Как ты бела, как ты бледна,Моя краса, моя вина!Ученого мучает чувство вины.

...

В поле Фауст беседует с чертом. Он обрушивается на Мефистофеля г упреками: почему черт скрыл от него, что Марагарита, отверженная об ществом, долго нищенствовала и теперь находится в тюрьме, поскольку утопила свою новорожденную дочь.

Черт задает резонный вопрос:Кто погубил ее — я или ты?

Дух зла напоминает Фаусту о пролитой крови брата, о смерти матери девушки — что тоже по существу было убийством. Вот теперь готовят эшафот для последней жертвы — для самой Маргариты.

Фауст требует спасти девушку, доставить его немедленно туда, где она томится в заключении!

ТЮРЬМА

На вороных конях проносятся ученый и черт. Вот они уже перед камерой Маргариты. Она сошла с ума и поет безумные песни. Фауста погубленная им женщина не узнает, утверждая, что видит его в первый раз. Потом она плачет: почему ей не приносят покормить ее девочку? И тут же вспоминает, что сама погубила своего ребенка...

Мысли ее путаются, то она упрекает любовника в холодности: «Ты разучился целоваться...», то просит его:

Ты выкопай лопатой

Три ямы на склоне дня:

Для матери, для брата

И третью для меня.

Мою копай сторонкой,

Невдалеке клади

И приложи ребенка

Тесней к моей груди.

Безумной женщине мерещится ее тонущая в пруду дочь, мертвая мать...

Фауст умоляет ее немедленно бежать с ним. Черт торопит: «Все эти пререканья невпопад!»

В конце концов Маргарита принимает решение:

Я покоряюсь Божьему суду.

...Спаси меня, Отец мой в вышине!

Вы, ангелы, вокруг меня, забытой,

Святой стеной мне станьте на защиту!

Ты, Генрих, страх внушаешь мне.

Мефистофель:

— ОнаОсуждена на муки!

Голос свыше:

— Спасена!

Фауст и Мефистофель спасаются бегством из тюрьмы.

Часть вторая

Во второй части изображается судьба Фауста в сфере государственных интересов.

Герой путешествует во времени. Он попадает в мир античности, где женится на Елене Прекрасной. От этого брака рождается сын Эвфорион. Символичность этого брака в том, что он олицетворяет гармонию античного и романтического начал. В образе Эвфориона, по мнению исследователей, Гете изобразил английского поэта Байрона, несущего в себе единство этих двух начал.

Вернувшись в современность, Фауст получает во владение участок земли, где население страдает от наводнений. Герой собирается создать на этом участке благодатную жизнь. Жертвой его благих намерений становится пара любящих друг друга старичков — Филемон и Бавкида, Они не готовы принять новую жизнь и гибнут.

Фауст, занимаясь созидательной деятельностью, доживает до ста лет. Годы берут свое, ученый должен умереть. Перед смертью он ясно видит светлое будущее — и это прекрасное мгновение!

Мефистофель торжествует. Он хочет унести душу ученого в ад. Одна, ко небеса посылают светлых ангелов спасения. Душу Фауста ожидает соединение с душой Гретхен.

Таков символический финал трагедии, который отражает убежденность Гете в торжестве благороднейших идеалов человечества.

Последний монолог Фауста

...яЧерез мир промчался быстро, несдержимо,

Все наслажденья на лету ловя.

Чем недоволен был, пускал я мимо,

Что ускользало, то я не держал.

Желал достичь — и вечно достигал,

И вновь желал. И так я пробежал

Всю жизнь — сперва неукротимо, шумно;

Теперь живу обдуманно, разумно.

Достаточно познал я этот свет,

А в мир другой для нас дороги нет.

Слепец, кто гордо носится с мечтами,

Кто ищет равных нам за облаками!

Стань твердо здесь — и вкруг следи за всем:

Для дельного и этот мир не нем.

Что пользы в вечность воспарять мечтою!

Что знаем мы, то можно взять рукою.

И так мудрец весь век свой проведет.

Грозитесь, духи! Он себе пойдет,

Пойдет вперед, средь счастья и мученья,

Не проводя в довольстве ни мгновенья!

* * *

Вокруг меня весь мир покрылся тьмою,

Но там, внутри, тем ярче свет горит;

Спешу свершить задуманное мною:

Одно владыки слово все творит!

Вставайте, слуги! Все трудолюбиво

Мой смелый план исполнить пусть спешат!

Машин побольше, заступов, лопат!

Что я наметил, пусть свершится живо!

Порядок строгий, неустанный труд

Себе награду славную найдут;

Великое свершится — лишь бы смело

Рук тысячью одна душа владела!

* * *

Жизни годы

Прошли недаром; ясен предо мной

Конечный вывод мудрости земной:

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой!

Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной

Дитя, и муж, и старец пусть ведет,

Чтоб я увидел в блеске славы дивной

Свободный край, свободный мой народ!

Тогда сказал бы я: мгновенье!

Прекрасно ты, продлись, постой!

И не смело б веков теченье

Следа, оставленного мной!

В предчувствии минуты дивной той

Я высший миг теперь вкушаю свой.

lit-helper.com

Иоганн Вольфганг Гёте . Фауст. Часть I. Сцены 1-2.

Зарубежная литература

Гёте Иоганн Вольфганг(1749—1832)

Фауст

Трагедия (пер.Н.Холодковский)

Часть I

Сцена I. Ночь

Старинная комната c высокими готическими сводами. Фауст, исполненный тревоги, сидит у своего стола в высоком кресле.

Фауст Я философию постиг, Я стал юристом, стал врачом... Увы! с усердьем и трудом И в богословье я проник, —И не умней я стал в конце концов, Чем прежде был... Глупец я из глупцов! Магистр и доктор[1] я — и вот Тому пошёл десятый год; Учеников туда, сюда Я за нос провожу всегда. И вижу всё ж, что не дано нам знанья. Изныла грудь от жгучего страданья! Пусть я разумней всех глупцов — Писак, попов, магистров, докторов, — Пусть не страдаю от пустых сомнений, Пусть не боюсь чертей и привидений, Пусть в самый ад спуститься я готов, — Зато я радостей не знаю, Напрасно истину ищу, Зато, когда людей учу, Их научить, исправить — не мечтаю! Притом я нищ: не ведаю, бедняк, Ни почестей людских, ни разных благ... Так пёс не стал бы жить! Погибли годы! Вот почему я магии решил Предаться: жду от духа слов и сил,Чтоб мне открылись таинства природы, Чтоб не болтать, трудясь по пустякам, О том, чего не ведаю я сам, Чтоб я постиг все действия, все тайны, Всю мира внутреннюю связь; Из уст моих чтоб истина лилась, А не набор речей случайный. О месяц! Если б в этот час Ты озарил в последний раз Меня средь комнаты моей, Где я познал тоску ночей!.. О, если б мог бродить я там В твоем сиянье по горам, Меж духов реять над вершиной, В тумане плавать над долиной, Науки праздный чад забыть, Себя росой твоей омыть!.. Ещё ль в тюрьме останусь я? Нора проклятая моя! Здесь солнца луч в цветном окне Едва-едва заметен мне; На полках книги по стенам До сводов комнаты моей — Они лежат и здесь и там, Добыча пыли и червей; И полок ряд, убог и сир, Хранит реторт и банок хлам И инструменты по стенам. Таков твой мир! И это мир! Ещё ль не ясно, почему Изныла грудь твоя тоской,И больно сердцу твоему, И жизни ты не рад такой? Живой природы пышный цвет, Творцом на радость данный нам, Ты променял на тлен и хлам, На символ смерти — на скелет!.. О, прочь! Беги, беги скорей Туда, на волю! Нострадам[2] Чудесной книгою своей Тебя на путь наставит сам. К словам природы будь не глух — И ты узнаешь ход светил. И дух твой будет полон сил, Когда ответит духу дух! Чудесных знаков дивный вид Сухой наш ум не объяснит. О духи! Здесь вы в тишине Витаете: ответьте мне! (Раскрывает книгу и видит знак Макрокосма.)[3] Что за блаженство вновь в груди моей Зажглось при этом виде, сердцу милом! Как будто счастье жизни юных дней Вновь заструилось пламенно по жилам! Начертан этот знак не бога ли рукой? Он душу бурную смиряет, Он сердце бедное весельем озаряет, Он таинства природы раскрывает Пред изумленною душой! Не бог ли я? Светло и благодатно Всё вкруг меня! Здесь с дивной глубиной Всё творчество природы предо мной! Теперь мне слово мудреца понятно: В мир духов нам доступен путь, Но ум твой спит, изнемогая, О ученик! восстань, купая В лучах зари земную грудь!» (Рассматривает изображение.) Как в целом части все, послушною толпою Сливаясь здесь, творят, живут одна другою! Как силы вышние в сосудах золотых Разносят всюду жизнь божественной рукою И чудным взмахом крыл лазоревых своих Витают над землей и в высоте небесной — И стройно всё звучит в гармонии чудесной! О, этот вид! Но только вид — увы! Мне не обнять природы необъятной! И где же вы, сосцы природы, — вы, Дарующие жизнь струёю благодатной, Которыми живёт и небо и земля, К которым рвётся так больная грудь моя? Вы всех питаете — что ж тщетно жажду я? (Нетерпеливо перелистывая книгу, видит знак Духа Земли.) Вот знак другой. Он чувства мне иные Внушает. Дух Земли, ты ближе мне, родней! Теперь себя я чувствую сильней — Снесу и горе я и радости земные. Как будто бы вином живительным согрет, Отважно ринусь я в обширный божий свет; Мне хочется борьбы, готов я с бурей биться — И в час крушенья мне ли устрашиться? Повсюду мрак и тишина. Меж туч скрывается луна, И лампа тихо угасает. Над головою в вышине Кровавый луч во мгле сверкает, И в кровь, стесняя сердце мне, Холодный ужас проникает. О дух, ты здесь, ты близок — о, приди! Как сердце бьётся у меня в груди! Всем существом, души всей мощным зовом Я порываюсь к чувствам новым! Явись, явись мне — я всем сердцем твой! Пусть я умру — явись передо мной! (Закрывает книгу и таинственно произносит заклинание. Вспыхивает красноватое пламя, в котором является Дух.)

Дух Кто звал меня?

Фауст (отворачиваясь) Ужасное виденье!

Дух Я вызван мощным голосом твоим: К моей ты сфере льнул, её ты порожденье,— И вот...

Фауст Увы, твой вид невыносим!

Дух Не ты ли сам желал с тоской упорной Увидеть лик, услышать голос мой? Склонился я на зов отважный твой — И вот я здесь! Но что за страх позорный, Сверхчеловек, тобою овладел? Где мощный зов души, где тот титан могучий, Кто мир весь обнимал, кто мыслию кипучей Сравняться с нами, духами, хотел? Ты Фауст ли, кто звать меня посмел Всей силою души неосторожной? И что ж? Моим дыханьем обожжён, Дрожит, в пыли дорожной корчась, он,Как червь презренный и ничтожный!

Фауст Во прах перед тобой я не склонюсь челом. Знай: равен я тебе, дух пламенный, во всём! Дух В буре деяний, в волнах бытия Я подымаюсь, Я опускаюсь... Смерть и рожденье - Вечное море; Жизнь и движенье И вечном просторе... Так на станке проходящих веков Тку я живую одежду богов.

Фауст Ты целый мир обширный обнимаешь: О деятельный дух, как близок я тебе!

Дух Ты близок лишь тому, кого ты постигаешь - Не мне. (Исчезает.)

Фауст (падая) Не тебе! Но кому ж? Я, образ божества, Не близок и тебе!

Стучатся в дверь.

Стучатся. Знаю я: помощник это мой! Погибло всё! О смерть, о муки! Да, он пришел смутить видений чудный рой, Ничтожный червь сухой науки!

Отворяется дверь. Входит Вагнер в спальном колпаке и халате, держа лампу в руке. Фауст с неудовольствием отворачивается.

Вагнер Простите! Что-то вслух читали вы сейчас — Из греческой трагедии, конечно? Вот в этом преуспеть желал бы я сердечно:Ведь декламация в большой цене у нас! Случалось слышать мне, что может в деле этом К комедианту поп явиться за советом.

Фауст Да, коль священник ваш актер и сам, Как мы нередко видим здесь и там.

Вагнер Что ж делать! Мы живем всегда в уединенье; Едва по праздникам покинешь свой музей[4], И то, как в телескоп, свет видишь в отдаленье. Так где ж найти слова, чтоб нам учить людей?

Фауст Когда в вас чувства нет, всё это труд бесцельный; Нет, из души должна стремиться речь, Чтоб прелестью правдивой, неподдельной Сердца людские тронуть и увлечь! А вы? Сидите, сочиняйте, С чужих пиров объедки подбирайте — И будет пёстрый винегрет Поддельным пламенем согрет. Когда таков ваш вкус — пожалуй, этим Вы угодите дуракам и детям; Но сердце к сердцу речь не привлечёт, Коль не из сердца ваша речь течёт.

Вагнер Нет, в красноречье — истинный успех! Но в этом, признаюсь, я поотстал от всех.

Фауст Ищи заслуги честной и бесспорной! К чему тебе колпак шута позорный? Когда есть ум и толк в словах у нас, Речь хороша и без прикрас. И если то, что говорится, дельно,— Играть словами разве не бесцельно? Да, ваши речи, с праздным блеском их, В обман лишь вводят вычурой бесплодной. Не так ли ветер осени холодной Шумит меж листьев мертвых и сухих?

Вагнер Ах, боже мой, наука так пространна, А наша жизнь так коротка! Моё стремленье к знанью неустанно, И всё-таки порой грызёт меня тоска. Как много надо сил душевных; чтоб добраться До средств лишь, чтоб одни источники найти; А тут, того гляди, ещё на полпути Придётся бедняку и с жизнию расстаться.

Фауст В пергаменте ль найдём источник мы живой? Ему ли утолить высокие стремленья? О нет, в душе своей одной Найдём мы ключ успокоенья!

Вагнер Простите: разве мы не радостно следим За духом времени? За много лет пред нами Как размышлял мудрец и как в сравненье с ним Неизмеримо вдаль подвинулись мы сами?

Фауст О да, до самых звёзд! Ужасно далеко! Мой друг, прошедшее постичь не так легко: Его и смысл - и дух, насколько не забыты,— Как в книге за семью печатями сокрыты. То, что для нас на первый, беглый взгляд Дух времени — увы! — не что иное, Как отраженье века временное В лице писателя: его лишь дух и склад! От этого в отчаянье порою Приходишь: хоть беги куда глаза глядят! Всё пыльный хлам да мусор пред тобою, И рад ещё, когда придётся прочитать О важной пьесе с пышным представленьем И наставительным в конце нравоученьем, Как раз для кукольной комедии под стать!

ВагнерА мир? А дух людей, их сердце? Без сомненья, Всяк хочет что-нибудь узнать на этот счет.

Фауст Да; но что значит — знать?Вот в чем все затрудненья! Кто верным именем младенца наречёт? Где те немногие, кто век свой познавали, Ни чувств своих, ни мыслей не скрывали, С безумной смелостью к толпе навстречу шли? Их распинали, били, жгли... Однако поздно: нам пора расстаться; Оставим этот разговор.

Вагнер А я хоть навсегда готов бы здесь остаться, Чтоб только продолжать такой ученый спор! Ну что ж: хоть завтра, в пасху, в воскресенье, Позвольте вам ещё вопрос-другой задать. Ужасное во мне кипит к наукам рвенье: Хоть много знаю я, но всё хотел бы знать. (Уходит.)

Фауст (один) Он всё надеется! Без скуки безотрадной Копается в вещах скучнейших и пустых; Сокровищ ищет он рукою жадной — И рад, когда червей находит дождевых!.. И как слова его раздаться здесь могли, Где духи реяли, всего меня волнуя! Увы! Ничтожнейший из всех сынов земли, На этот раз тебя благодарю я! Ты разлучил меня с отчаяньем моим; А без тебя я впал бы в исступленье: Так грозно-велико восстало то виденье, Что карликом себя я чувствовал пред ним! К зерцалу истины, сияющей и вечной, Я, образ божества, приблизиться мечтал, Казалось — я быть смертным перестал В сиянии небес и в славе бесконечной; Превыше ангелов я был в своих мечтах, Весь мир хотел обнять и, полный упоенья, Как бог, хотел вкусить святого наслажденья —И вот возмездие за дерзкие стремленья: Я словом громовым повержен был во прах! О нет, не равен я с тобою, Тебя я вызвать мог тоскующей душою, Но удержать тебя я силы не имел: Так мал я, так велик казался, — но жестоко Ты оттолкнул меня; одно мгновенье ока — И вновь я человек, — безвестен мой у дел! Кто ж скажет мне, расстаться ли с мечтами? Научит кто? Куда идти? Увы, себе своими же делами Преграды ставим на пути! К высокому, прекрасному стремиться Житейские дела мешают нам, И если благ земных нам удалось добиться, То блага высшие относим мы к мечтам. Увы, теряем мы средь жизненных волнений И чувства лучшие и цвет своих стремлений. Едва фантазия отважно свой полет К высокому и вечному направит, — Она себе простора не найдет: Её умолкнуть суета заставит. Забота тайная тяжелою тоской Нам сердце тяготит, и мучит нас кручиной, И сокрушает нам и счастье и покой, Являясь каждый день под новою личиной. Нам страшно за семью, нам жаль детей, жены; Пожара, яда мы страшимся в высшей мере; Пред тем, что не грозит, дрожать обречены; Еще не потеряв, мы плачем о потере. Да, отрезвился я — не равен я богам! Пора сказать «прости» безумным тем мечтам! Во прахе я лежу, как жалкий червь, убитый Пятою путника, и смятый и зарытый. Да, я во прахе! Полки по стенам Меня мучительно стесняют: Дрянная ветошь, полусгнивший хлам На них лежат и душу мне терзают. Все пыльный сор да книги! Что мне в них?И должен ли прочесть я эти сотни книг, Чтоб убедиться в том, что в мире всё страдало Всегда, как и теперь, и что счастливых мало? Ты, череп, что в углу смеёшься надо мной, Зубами белыми сверкая? Когда-то, может быть, как я, владелец твой Блуждал во тьме, рассвета ожидая! Насмешливо глядит приборов целый строй, Винты и рычаги, машины и колеса. Пред дверью я стоял, за ключ надёжный свой Считал вас... Ключ хитер, но всё же двери той Не отопрёт замка, не разрешит вопроса! При свете дня покрыта тайна мглой, Природа свои покров не снимет перед нами, Увы, чего не мог постигнуть ты душой Не объяснить тебе винтом и рычагами! Вот старый инструмент, не нужный мне торчит! Когда-то с ним отец мой много повозился; Вот этот свёрток здесь давным-давно лежитИ весь от лампы копотью покрылся. Ах, лучше бы весь скарб я промотал скорей, Чем вечно здесь потеть под гнётом мелочей! Что дал тебе отец в наследное владенье, Приобрети, чтоб им владеть вполне; В чем пользы нет, то тягостно вдвойне, А польза только в том, что даст тебе мгновенье. Но что там за сосуд? Он мощно, как магнит, Влечёт меня к себе, блестящий, милый взору! Так сладко нам, когда нам заблестит В лесу луна в ночную пору. Привет тебе, единственный фиал, Который я беру с благоговеньем! В тебе готов почтить я с умиленьем Весь ум людей, искусства идеал! Вместилище снов тихих, непробудных, Источник сил губительных и чудных,— Служи владельцу своему вполне! Взгляну ли на тебя — смягчается страданье; Возьму ли я тебя — смиряется желанье. И буря улеглась в душевной глубине. Готов я в дальний путь! Вот океан кристальный Блестит у ног моих поверхностью зеркальной, И светит новый день в безвестной стороне! Вот колесница в пламени сиянья Ко мне слетает! Предо мной эфир И новый путь в пространствах мирозданья. Туда готов лететь я — в новый мир. О наслажденье жизнью неземною! Ты стоишь ли его, ты, жалкий червь земли? Да, решено: оборотись спиною К земному солнцу, что блестит вдали, И грозные врата, которых избегает Со страхом смертный, смело нам открой И докажи, пожертвовав собой, Что человек богам не уступает. Пусть перед тем порогом роковым Фантазия в испуге замирает; Пусть целый ад с огнем своим Вокруг него сверкает и зияет, — Мужайся, соверши с весельем смелый шаг, Хотя б грозил тебе уничтоженья мрак! Приди ж ко мне, кристальный мой фиал[5], Покинь футляр, под слоем пыли скрытый! Как долго ты лежал, презренный и забытый!На дедовских пирах когда-то ты сверкал, Гостей суровых веселя беседу, Когда тебя сосед передавал соседу. Краса резьбы причудливой твоей, Обычай толковать в стихах ее значенье И залпом осушать всю чашу в заключенье — Напоминают мне попойки юных дней. Не пировать уж мне, тебя опорожняя, Не изощрять мой ум, узор твой объясняя! Хмелён напиток мой, и тёмен зелья цвет: Его сготовил я своей рукою, Его избрал всем сердцем, всей душою. В последний раз я пью и с чашей роковою Приветствую тебя, неведомый рассвет! (Подносит к губам бокал.)

Звон колоколов и хоровое пение.[6]

Хор ангелов Христос воскрес! Тьмой окружённые, Злом заражённые,Мир вам, прощённые Люди, с небес!

Фауст О звук божественный! Знакомый сердцу звон Мне не дает испить напиток истребленья. Его я узнаю: нам возвещает он Божественную весть святого воскресенья. В ту ночь, когда с землёй сроднились небеса,Не так ли ангелов звучали голоса Святым залогом искупленья?

Хор женщин Щедро мы лили Миро[7] душистое, В гроб положили Тело пречистое; В ткань плащаницы[8] Был облачён Христос, — Кто ж из гробницы Тело унёс?

Хор ангелов Христос воскрес! Кто средь мучения, В тьме искушения Ищет спасения,— Мир вам с небес!

Фауст О звуки сладкие! Зовёте мощно вы Меня из праха вновь в иные сферы!Зовите тех, чьи души не черствы, А я — я слышу весть, но не имею веры! Меня ли воскресить? Могу ли верить я? А чудо — веры есть любимое дитя! Стремиться в мир небес, откуда весть нисходит, Не смею я; туда пути мне нет... И всё же милый звон, знакомый с юных лет, Меня, как прежде, к жизни вновь приводит. В субботу тихую касалася меня Небесная любовь святым своим лобзаньем, И звон колоколов пленял очарованьем, И вся молитвою пылала грудь моя. Влекомый силою какой-то непонятной, Я уходил в леса, бродил в тиши полей, И за слезой слеза катилась благодатно, И новый мир вставал в душе моей. Всё, всё мне вспомнилось — и юности отвага, И счастье вольное, краса моей весны... О нет! Не сделаю я рокового шага: Воспоминанием все муки смягчены! О звуки дивные, плывите надо мною! Я слезы лью, мирюсь я с жизнию земною!

Хор учеников Гроб покидает он, Смерть побеждая; К небу взлетает он, Славой блистая; Мир озаряет весь Светом спасения; Нас оставляет здесь В области тления.Здесь мы томимся все В тяжкой борьбе! Сердцем стремимся все, Боже, к тебе!

Хор ангелов Чуждый истления, Мощно Христос восстал! Узы мучения Он разорвал! Вам, здесь страдающим, Всех утешающим, Ближних питающим, В рай призывающим, — Близок учитель вам: С вами он сам!

Сцена 2. У городских ворот

Гуляющие выходят из ворот.

Несколько подмастерьевЭй, вы! Куда вы, господа?

Другие В охотный двор. А вы куда?

Первые На мельницу!

Один из подмастерьевПойдем к прудам!

Второй подмастерье Бог с ними! Туда дорога чересчур худа.

Вторая группа подмастерьев А ты?

Третий подмастерье Пойду куда-нибудь с другими.

Четвертый В Бургдорф наведаться советую я вам. Какие девушки, какое пиво там! А драка — первый сорт! Пойдёмте-ка, ребята!

Пятый Знать, чешется спина: всё драки подавай, Вот погоди, намнут тебе бока-то! Ступай-ка сам — меня не зазывай.

Служанка Нет, нет! Вернуться надо мне скорее.

Другая Куда? Он, верно, там, у тополей, в аллее.

Первая Да мне-то что за радость в нём? Он вечно ходит за тобою, Болтает, пляшет не со мною: Что мне в веселии твоём?

Вторая Да мы пойдем не с ним одним: Кудрявый тоже будет с ним.

Студент Эх, девки, чёрт возьми! Смотри, бегут как живо!А что, коллега, надо их догнать! Забористый табак, да пенистое пиво, Да девушка-краса — чего еще желать!

Девушка-горожанка Вот так молодчики! Как им не удивляться! Ведь это просто стыд и срам! Могли бы в обществе отличном прогуляться —Нет, за служанками помчались по пятам!

Второй студент (первому) Постой: вон две идут другие; Из них соседка мне одна. Мне очень нравится она. Смотри, нарядные какие! Не торопясь, идут они шажком И поджидают нас тайком.

Первый студент Эх, братец, брось! Стесняться неохота. Скорей вперёд: дичь может ускакать! Чья ручка пол метёт, когда придёт суббота, Та в праздник лучше всех сумеет приласкать.

Горожанин Нет, новый бургомистр ни к чёрту не годится. Что день, то больше он гордится. А много ль город видит пользы в нём? Что день, то хуже, без сомненья: Всё только больше подчиненья Да платим мы всё больше с каждым днем.

Нищий (поёт) Весёлой, пёстрою толпою Вы здесь идете, господа; Взгляните, сжальтесь надо мною, Да тронет вас моя нужда! Услышьте голос мой молящий! Лишь тот блажен, кто может дать. О, пусть день праздника блестящий Днем сытым буду я считать!

Другой горожанин Люблю послушать я, как в праздник соберутся Потолковать о битвах, о войне,Как где-то в Турции, в далёкой стороне, Народы режутся и бьются. Стаканчик свой держа, стою перед окном, И барки по реке проходят предо мною; А после, к вечеру, иду себе в свой дом, Благословляя мир спокойною душою.

Третий горожанин Так, так, сосед! Мы смирно здесь живём, А там, кто хочет, пусть себе дерётся! Перевернись весь свет вверх дном —Лишь здесь по-старому пускай всё остаётся!

Старуха (девушкам-горожанкам) Вишь, как разряжены, — что розан молодой!Ах вы, красавицы! Ну как в вас не влюбиться? Что гордо смотрите? Не брезгайте вы мной: Старушка может пригодиться.

Девушка-горожанка Сюда, Агата! От старухи прочь! Нам с ведьмой говорить при людях не пристало. Хотя, поверь, в андреевскую ночь* Она мне суженого ловко показала.

Другая У ней я тоже видела его: Мне в зеркале колдунья показала. Военный — как хорош! Уж я его искала, Да встретить не могу, не знаю отчего.

Солдаты Башни с зубцами, Нам покоритесь! Гордые девы, Нам улыбнитесь!Все вы сдадитесь! Славная плата Смелым трудам! Подвиг солдата Сладостен нам. Сватаны все мы Звонкой трубою К радости шумной, К смертному бою. В битвах и штурмах Дни наши мчатся; Стены и девы Нам покорятся. Славная плата Смелым трудам! Миг — и солдата Нет уже там.

Фауст и Вагнер.

Фауст Умчалися в море разбитые льдины; Живою улыбкой сияет весна; Весенней красою блистают долины; Седая зима ослабела: в теснины, В высокие горы уходит она. Туда она прячется в злобе бесплодной И сыплет порою метелью холодной На свежую, нежную зелень весны, — Но солнце не хочет терпеть белизны; Повсюду живое стремленье родится, Всё вырасти хочет, спешит расцветиться, И если поляна ещё не цветёт, То вместо цветов нарядился народ. Взгляни, обернись: из-под арки старинной Выходит толпа вереницею длинной; Из душного города в поле, на свет Теснится народ, оживлён, разодет; Погреться на солнце — для всех наслажденье, Они торжествуют Христа воскресенье И сами как будто воскресли они: Прошли бесконечные зимние дни, Из комнаты душной, с работы тяжёлой, Из лавок, из тесной своей мастерской, Из тьмы чердаков, из-под крыши резной Народ устремился гурьбою весёлой, И после молитвы во мраке церквей Так сладостен воздух зеленых полей. Смотри же, смотри: и поля и дорога Покрыты весёлой и пёстрой толпой; А там, на реке, и возня, и тревога, И лодок мелькает бесчисленный рой. И вот уж последний челнок нагружённый С усильем отчалил, до края в воде; И даже вверху, на горе отдалённой, Виднеются пёстрые платья везде. Чу! Слышится говор толпы на поляне; Тут истинный рай им! Ликуют селяне, И старый и малый, в весёлом кругу. Здесь вновь человек я, здесь быть им могу!

Вагнер Люблю прогулку, доктор, с вами, В ней честь и выгода моя; Но враг я грубого — и не решился б я Один здесь оставаться с мужиками. Их кегли, скрипки, крик и хоровод Я наблюдаю с сильным отвращеньем: Как бесом одержим, кривляется народ,— И это он зовет весельем, пляской, пеньем!

Крестьяне (танцуют под липой; пляска и пение] Пустился в пляску пастушок; На нем и ленты, и венок, И куртка красовалась. Народ под липами кишел, И танец бешеный кипел, И скрипка заливалась.В толпу немедля он влетел И локтем девушку задел Для первого начала. Но бойко девушка глядит: «Как это глупо, — говорит, — Потише б не мешало!» Но он, обвив её рукой, Пустился с нею в пляс лихой — Лишь юбки развевались. Ее он поднял на локте, Им стало жарко в тесноте, И оба задыхались. «Пусти, меня не проведёшь! Я знаю: ласки ваши — ложь, И клятвы ваши зыбки!» Но он, обняв её, влечёт, А там, вдали, шумит народ И льются звуки скрипки.

Старый крестьянин Прекрасно с вашей стороны, Что вы пришли в весёлый час! Вы так учёны и умны, А не забыли и о нас. Вас кружкой лучшего питья Народ признательный дарит, И громко здесь желаю я: Пусть грудь она вам освежит, И сколько капель чистых в ней — Дай бог вам столько светлых дней.

Фауст Я за здоровье ваше пью, А за привет — благодарю.

Народ собирается вокруг.

Старик Да, мысль благая — посетить Народ теперь, в весёлый час; Но вам случалось приходить И в дни беды, трудясь для нас. Немало здесь стоит таких, Которых ваш отец лечил: От верной смерти спас он их И нам заразу потушил. Тогда ты, юноша, за ним Везде ходил среди больных, Отважен, чист и невредим Меж трупов, гноем залитых,— И жив остался покровитель: Хранил спасителя Спаситель.

Народ Ученый муж, ты многих спас;Живи ж сто лет, спасая нас!

Фауст Склонитесь лучше перед тем, Кто учит всех и благ ко всем. (Идет с Вагнером дальше.)

Вагнер Что должен был ты, муж великий, ощутить, Услышав эту речь и эти восклицанья! О, счастлив, кто дары свои и знанья С такою пользой мог употребить! Приход твой мигом изменил картину: Отец тебя показывает сыну, Бегут, спешат, теснятся все вокруг; Замолк скрипач, затихла пляска вдруг; Проходишь ты — они стоят рядами, И шапки вверх летят все тут! Еще момент — и ниц они падут, Как пред священными дарами.

Фауст Пойдём туда: на камне том Присядем мы и отдохнём немного.Не раз я здесь сидел, томя себя постом, Молясь и призывая бога. С надеждой, с верою в творца, В слезах, стеня, ломая руки, Для язвы злой, для страшной муки Просил я скорого конца. Слова толпы звучат насмешкой злою В ушах моих, и знаю я один, Как мало мы, отец и сын, Гордиться можем этой похвалою. Отец мой, темный труженик, в тиши Над тайнами природы тщетно бился; В ее круги святые он стремился Проникнуть всеми силами души — По-своему, но честно. Меж адептов Сидел он в чёрной кухне* взаперти И силился бальзам целительный найти, Мешая разных множество рецептов. Являлся красный лев* — и был он женихом, И в теплой жидкости они его венчали С прекрасной лилией*, и грели их огнем, И из сосуда их в сосуд перемещали. И вслед — блиставшую лучами всех цветов Царицу юную* в стекле мы получали: Целительный напиток был готов. И стали мы лечить. Удвоились мученья: Больные гибли все без исключенья, А выздоравливал ли кто, Спросить не думали про то. Вот наши подвиги леченья! Средь этих гор губили мы Страшней губительной чумы! Я сам дал тысячам отраву: Их нет — а я живу... И вот —В моём лице воздал народ Своим убийцам честь и славу!

Вагнер Ну стоит ли об этом вам тужить! Довольно, если правильно и честно Сумели вы все к делу приложить, Что от других вам сделалось известно. Как юноша, трудам отца почет Воздали вы, — он был доволен вами; Потом науку двинули вы сами, А сын ваш снова далее пойдет!

Фауст О, счастлив тот, кому дана отрада — Надежда выбраться из непроглядной тьмы! Что нужно нам, того не знаем мы, Что ж знаем мы, того для нас не надо.Но перестань: не будем отравлять Прекрасный этот час печальными речами, Взгляни: уж солнце стало озарять Сады и хижины прощальными лучами. Оно заходит там, скрываяся вдали, И пробуждает жизнь иного края... О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли И мчаться вслед за ним, в пути не уставая! И я увидел бы в сиянии лучей У ног моих весь мир: и спящие долины, И блеском золотым горящие вершины, И реку в золоте, и в серебре ручей. Ущелья диких гор с высокими хребтами Стеснить бы не могли стремления души: Предстали бы моря, заснувшие в тиши, Пред изумлёнными очами. Вот солнце скрылось, но в душе больной Растет опять могучее желанье Лететь за ним и пить его сиянье, Ночь видеть позади и день передо мной, И небо в вышине, и волны под ногами. Прекрасная мечта! Но день уже погас. Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, — Нельзя нам воспарить телесными крылами! Но подавить нельзя подчас В душе врожденное стремленье — Стремленье ввысь, когда до нас Вдруг долетает жаворонка пенье Из необъятной синевы небес, Когда, внизу оставя дол и лес, Орёл парит свободно над горами Иль высоко под облаками К далёкой родине своей Несётся стая журавлей.

Вагнер Хандрил и я частенько, без сомненья, Но не испытывал подобного стремленья. Ведь скоро надоест в лесах, в полях блуждать... Нет, что мне крылья и зачем быть птицей! Ах, то ли дело поглощать За томом том, страницу за страницей! И ночи зимние так весело летят, И сердце так приятно бьётся! А если редкий мне пергамент попадется, Я просто в небесах и бесконечно рад.

Фауст Тебе знакомо лишь одно стремленье, Другое знать — несчастье для людей. Ах, две души живут в больной груди моей, Друг другу чуждые, — и жаждут разделенья! Из них одной мила земля — И здесь ей любо, в этом мире, Другой — небесные поля, Где тени предков там, в эфире. О духи, если вы живёте в вышине И властно реете меж небом и землёю, Из сферы золотой спуститесь вы ко мнеИ дайте жить мне жизнию иною! О, как бы я плащу волшебному был рад, Чтоб улететь на нем к неведомому миру! Я б отдал за него роскошнейший наряд, Его б не променял на царскую порфиру!

Вагнер Не призывай знакомый этот рой, Разлитый в воздухе, носящийся над нами; От века он душе людской Грозит со всех концов и горем и бедами. То мчатся с севера, и острый зуб их лют, И языком они язвят нас, как стрелою; То от востока к нам они бездождье шлют И сушат нашу грудь чахоткой злою; То, если из пустынь пошлёт их жаркий юг, Они палящий зной над головой нам копят; То с запада они примчат прохладу вдруг, А после нас самих, луга и нивы топят.Они спешат на зов, готовя гибель нам: Они покорствуют, в обман увлечь желая, Уподобляются небес святым послам, И пенью ангелов подобна ложь их злая... Однако нам домой пора давно: Туман ложится, холодно, темно... Да, только вечером мы ценим дом укромный!Но что ж ты стал? И чем в долине темной Твое вниманье так привлечено? Чего твой взор во мгле туманной ищет?

Фауст Ты видишь — чёрный пёс по ниве рыщет?

Вагнер Ну да; но что ж особенного в том?

Фауст Всмотрись получше: что ты видишь в нем?

Вагнер Да просто пудель перед нами: Хозяина он ищет по следам.

Фауст Ты видишь ли: спиральными кругами Несётся он всё ближе, ближе к нам. Мне кажется, что огненным потоком Стремятся искры по следам его.

Вагнер Ты в зрительный обман впадаешь ненароком; Там просто чёрный пёс — и больше ничего.

Фауст Мне кажется, что нас он завлекает В магическую сеть среди кругов своих.

Вагнер Искал хозяина — и видит двух чужих! Взгляни, как к нам он робко подбегает.

Фауст Круги тесней, тесней... Вот он уж близок к нам.

Вагнер Конечно, пёс как пёс — не призрак: видишь сам! То ляжет, то, ворча, помчится без оглядки, То хвостиком вильнёт: собачьи все ухватки!

Фауст Иди сюда! Ступай за нами вслед!

Вагнер Да, с этим псом конца забавам нет; Стоишь спокойно — ждёт он терпеливо; Окликнешь — он к тебе идёт; Обронишь вещь — он мигом принесёт;Брось палку в воду — он достанет живо.

Фауст Ты прав, я ошибался. Да: Всё дрессировка тут, а духа ни следа.

Вагнер Да, вот к такой собаке приручённой Привяжется порой и муж учёный. Воспитанник студентов удалых, Пёс этот стоит милостей твоих.

Они входят в городские ворота.

Источник: Источник: Гёте. Фауст. – М.: Детская литература, 1973, стр. 53–81.

*Примечания:

Сцена 1: 1. Магистр и доктор – учёные степени

2. Нострадам – алхимик XVI века.

3. Макрокосм – по учению средневековых мистиков Макрокосм является воплощением вселенной, мироздания, а Микрокосм – это человек. Знак Макрокосма в книгах по магии обозначал вселенную, живые силы природы.

4. Музей – в данном случае кабинет учёного.

5. Фиал – чаша, склянка.

6. Церковное песнопение и звон колоколов доносятся, по-видимому, из ближайшего собора, где, по средневековому обычаю, происходит пасхальное представление и изображается воскресение Христа из мёртвых.

7. Миро – благовонное масло, употребляемое при исполнении христианских церковных обрядов.

8. Плащаница – покров с изображением тела Христа в гробу.

Сцена 2: В андреевскую ночь... – по немецкому народному поверью, в андреевскую ночь (под 30 ноября) девушка, помолившись святому Андрею, может увидеть своего суженого.

Чepнaя кухня – рабочий кабинет алхимика. Гёте пользуется терминологией алхимиков для изображения фантастического опыта добывания панацеи – всеисцеляющего средства.

Под красным львом алхимики разумели золото или серу.

Лилия – в алхимии название серебра или ртути.

Царица юная – в алхимии панацея.

hallenna.narod.ru

ФАУСТ - ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ - Короткий пересказ и изложение произведений литературы - краткое содержание книг - комментарий - сокращенное изложение школьных произведений - Краткое содержание произведений - биография авторов - краткий пересказ произведений

Все произведения школьной программы в кратком изложении по зарубежной литературе 5-11 классы

ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ

ФАУСТ

ПРОЛОГ НА НЕБЕДиалог между Творцом и Мефистофелем.Мефистофель затевает с Господом беседу о низменности человеческой натуры. Человек кажется черту «каким-то насекомым», что напрасно бьется, «маясь».

Он лучше б жил чуть-чуть, не озариЕго ты Божьей искрой изнутри.Он эту искру разумом зоветИ с этой искрой скот скотом живет.

Часть перваяночьВ тесной готической комнате со сводчатым потолком старый доктор Фауст сидит в кресле за книгой.Фауст.

Я богословьем овладел,Над философией корпел,Юриспруденцию добылИ медицину изучил.Однако я при этом всемБыл и остался дураком.

Однако ни в чем не находит Фауст подлинного знанья, поэтому он обращается к магии,

...чтоб дух по зову мне явилсяИ тайну бытия открыл,Чтоб я, невежда, без концаНе корчил больше мудреца,А понял бы, уединяясь,Вселенной внутреннюю связь,Постиг все сущее в основеИ не вдавался в суесловье.

В каком порядке и согласьеИдет в пространствах ход работ!... С напрасным стоном,Природа, весь я в сторонеПеред твоим священным лоном!

О деятельный гений бытия,Прообраз мой.

Дух Земли отрекается от родства с Фаустом:

С тобою схожЛишь дух, который сам ты познаешь, —Не я!

Фауст сокрушается: «Он, знающий себе цену ученый, несравним даже с низшим существом — духом!»Дух исчезает.В двери стучит подручный Фауста — доктор Вагнер. Он в ночном колпаке, с лампой в руке.Вагнер (возможно, не без иронии) просит Фауста научить его искусству декламации. Он хотел бы стать более артистичным и красноречивым, чтобы завоевывать умы.

Где нет нутра, там не поможешь потом.Цена таким усильям медный грош.Лишь проповеди искренним полетомНаставник в вере может быть хорош...Учитесь честно достигать успехаИ привлекать благодаря уму.А побрякушки, гулкие, как эхо,Подделка и не нужны никому.

Двое ученых спорят. Вагнер с глубоким почтением относится к древним книгам и мнению почтенных профессоров. Фауст возражает: «Ключ мудрости не на страницах книг...»Вагнер удаляется: завтра Пасха, нужно подготовиться.Фауст в отчаянье из-за того, что его работа бессмысленна — он ни на шаг не продвинулся к великой загадке жизни.Ученый решает принять яд, давно приготовленный им. Но оставить уже налитый смертоносный бокал заставляет его колокольный звон и пение ангелов.

У ВОРОТ

В пасхальный день толпы гуляющих направляются за город. Подмастерья и студенты заигрывают со служанками. Девушки вслух высказывают мечты о солдатах, солдаты поют о наградах. В толпе гуляющих — и Фауст с Вагнером. Люди благодарят Фауста за то, что он еще юношей вместе со своим отцом (тоже доктором) входил в чумные бараки и помогал больным. Фауст отвечает, что благодарить следует Бога — Он всех учил любить.Однако Вагнеру доктор признается, что в нем как бы живут две души: одна льнет к земле, другая — рвется в облака.Вагнер предостерегает своего учителя от опасного увлечения магией. Вокруг беседующих ученых бегает черный пудель. Фаусту кажется, что за подозрительным псом стелется огненный след. Подручный убеждает доктора, что это просто смышленый пес, хорошо выдрессированный студентами. Потерявшуюся собачку ученые берут с собой.

РАБОЧИЙ КАБИНЕТ ФАУСТА

Пудель своей возней мешает ученому работать. Фауст открывает книгу, приступает к работе.

«В начале было Слово»...Ошибка!Ведь я так высоко не ставлю слово,Чтоб думать, что оно всему основа,

Фауст перебирает варианты: «В начале Мысль была?» Но мысль не может вдохнуть жизнь в созданье. «Была в начале Сила?» Да! Нет? Фауст останавливается на варианте: «В начале было Дело!»Пудель становится все более беспокойным. Ученый решился выставить его за дверь. Пудель начинает расти — «разбухает ввысь и вширь». В конце концов — в облаках дыма — пудель превращается в Мефистофеля. Он одет, как странствующий студент. Фауст просит нежданного гостя представиться. Тот отвечает, что он

...часть части, которая былаКогда-то всем и свет произвела.Свет этот — порожденье тьмы ночнойИ отнял место у нее самой.

Выясняется, что Мефистофель — в плену у Фауста, так как над дверью начертана пентаграмма. Луч ее немного загнут, так что внутрь войти можно, а вот выйти — нельзя. Мефистофель обещает Фаусту его «развлечь».Черт вызывает духов, которые поют о земле и небе, о свободе и полете. Эта песня усыпляет Фауста. Крысы отгрызают луч пентаграммы — и Мефистофель покидает келью Фауста.Через некоторое время Мефистофель опять является к Фаусту. Черт разряжен: на нем шляпа с петушиным пером и «сбоку шпага с выгнутым эфесом». Он предлагает Фаусту нарядиться так же и «изведать после долгого поста, что означает жизни полнота». Фауст отнекивается:

Я слишком стар, чтоб знать одни забавы,И слишком юн, чтоб вовсе не желать.Что даст мне свет, чего я сам не знаю?

Мефистофель. «Смиряй себя» — вот мудрость прописная.Мефистофель обещает ученому исполнять при жизни любую его блажь, но при условии, что тот ответит ему тем же в загробной жизни. Фауст отвечает, что к загробной жизни он равнодушен: «с тем светом я иг заведу родства. Я сын земли». Однако и об «ускользающих благах» жизни земной философ отзывается тоже с пренебрежением: слава, золото, любовь продажных красоток — все вызывает только скуку.Ученый находится в вечном поиске, ничто не может остановить его в росте. В конце концов ученый заключает с чертом договор:

Едва я миг отдельный возвеличу,Вскричав: «Мгновение, повремени!Все кончено — и я твоя добыча.

ПОГРЕБ АУЭРБАХА В ЛЕЙПЦИГЕ. КУХНЯ ВЕДЬМЫ

Блохи не смеют трогать,Ее боится двор,А мы блоху под ноготь,И кончен разговор!

В этой песне слышится вольнолюбивый призыв: «Да здравствует свобода и вино!»Черт бранит местные вина и вызывается угостить каждого его любимым напитком: рейнским, шампанским, токайским. Он просверливает в столе отверстия — и из каждого бьет струя прекрасного вина. Но стоит пролить каплю — и она загорается. Забияки сначала восхищаются гостем- «фокусником», а потом видят в нем колдуна. При попытке затеять с ним ножевую драку Мефистофель наводит на задир галлюцинации: им кажется, что они в чудесном саду собирают виноград. Когда туман рассеивается, выясняется, что они держат друг друга за носы ...На кухне ведьмы варится волшебный напиток, с помощью которого Фаусту возвращается молодость.

УЛИЦА. ВЕЧЕР

Фауст встречает Маргариту, возвращающуюся из церкви. Она была на исповеди, которую подслушал Мефистофель. Девушка так невинна, что у черта над нею власти нет. Фауст угрожает расторгнуть договор, если ему немедленно не предоставят возможности унести в своих объятиях Маргариту.Мефистофель умоляет «пылкого юношу» умерить «горячку». Пока что омоложенному профессору предоставляется только возможность посетить комнату невинной девушки в ее отсутствие. В комнате — чистота, порядок, «дыханье мира и добра». Мефистофель дает Фаусту шкатулку с драгоценностями — черт отыскал один из подземных кладов специально для подарка Маргарите:

Тут безделушки для твоей вострушки,А дети ой как падки на игрушки!

Король жил в Фуле дальней,И кубок золотойХранил он дар прощальныйВозлюбленной одной...

Ах, мне б такую парочку серег!Что толку в красоте природной нашей,Когда наряд наш беден и убог...

НА ПРОГУЛКЕ. ДОМ СОСЕДКИ. САД

...церковь при своем пищевареньеГлотает государства, городаИ области без всякого вреда...

Гретхен же потеряла покой: «Кто же тот таинственный даритель?»Фауст советует Мефистофелю найти подход к девушке через ее соседку Марту. В шкаф подброшен новый ящик с драгоценными уборами — еще богаче, чем первый.Девушка уже не показывает сокровище матери, а прибегает тайком к соседке — похвастаться и принарядиться перед зеркалом. Ах, как жаль, что нельзя в этих украшениях покрасоваться ни на прогулке, ни в церкви. Марта советует наивной красавице надевать то брошку, то сережку... А потом «гору матери наврем!».В гости к солдатке является Мефистофель. Он приносит Марте ложную весть о гибели ее мужа. Женщина вовсе не огорчена: такое известие дает ей возможность снова выйти замуж. Однако для получения необходимой бумаги (о смерти) нужны два свидетеля. Мефистофель обещает привести приятеля (Фауста). Только пусть и Маргарита придет!Назначается вечернее свидание в саду.На свидании девушка стеснительна, она считает, что ее «незанимательная речь» не может увлечь знатного господина. Да и руки ей целовать вовсе ни к чему:

Да что вы, право, руки целовать!Ведь кожа у меня так огрубела.Тружусь, минуты не сижу без дела,И требует порядка в доме мать.

Бесхитростная девушка рассказывает Фаусту о своей жизни: брат — в солдатах, отец умер, умерла от болезни и маленькая сестренка, за которой Маргарита ухаживала заботливее, чем родная мать.Девушка очарована Фаустом и не может противиться его уговорам. Они договариваются о встрече дома у Маргариты.Чтобы мать не проснулась и не услышала, Фауст дает возлюбленной пузырек со снотворным. От этого зелья мать девушки умирает.

НОЧЬ.УЛИЦА ПЕРЕД ДОМОМ ГРЕТХЕН.СОБОР

Валентин, солдат, брат Гретхен, удручен и повержен в бездну стыда. Раньше он мог гордиться чистотой и невинностью своей сестры, а теперь?Каждый может позволить себе грязный намек в адрес падшей девушки, загубившей свое доброе имя связью без брака.Завидев Фауста, Валентин вызывает его на поединок.В этом поединке Фауст смертельно ранит брата своей возлюбленной. Маргарита рыдает. Валентин говорит, что причина его гибели — сестра:

Ты мне сама из-за углаУдар бесчестьем нанесла.

ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ. ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ. ПОЛЕФауст и Мефистофель путешествуют в горах Гарца. Они слышат голоса ведьм, летящих на шабаш на гору Брокен: на свиньях, на вилах, на метлах...Ведьмы ссорятся и даже дерутся с колдунами.В одной из фигур Фаусту мерещится Гретхен:

Как ты бела, как ты бледна,Моя краса, моя вина!Ученого мучает чувство вины.

В поле Фауст беседует с чертом. Он обрушивается на Мефистофеля с упреками: почему черт скрыл от него, что Маргарита, отверженная обществом, долго нищенствовала и теперь находится в тюрьме, поскольку утопила свою новорожденную дочь.Черт задает резонный вопрос:Кто погубил ее — я или ты?Дух зла напоминает Фаусту о пролитой крови брата, о смерти матери девушки — что тоже по существу было убийством. Вот теперь готовят эшафот для последней жертвы — для самой Маргариты.Фауст требует спасти девушку, доставить его немедленно туда, где она томится в заключении!

ТЮРЬМАНа вороных конях проносятся ученый и черт. Вот они уже перед камерой Маргариты. Она сошла с ума и поет безумные песни. Фауста погубленная им женщина не узнает, утверждая, что видит его в первый раз. Потом она плачет: почему ей не приносят покормить ее девочку? И тут же вспоминает, что сама погубила своего ребенка...Мысли ее путаются, то она упрекает любовника в холодности: «Ты разучился целоваться...», то просит его:

Ты выкопай лопатойТри ямы на склоне дня:Для матери, для братаИ третью для меня.

Мою копай сторонкой,Невдалеке кладиИ приложи ребенкаТесней к моей груди.

Безумной женщине мерещится ее тонущая в пруду дочь, мертвая мать...Фауст умоляет ее немедленно бежать с ним. Черт торопит: «Все эти пререканья невпопад!»В конце концов Маргарита принимает решение:

Я покоряюсь Божьему суду....Спаси меня, Отец мой в вышине!Вы, ангелы, вокруг меня, забытой,Святой стеной мне станьте на защиту!Ты, Генрих, страх внушаешь мне.

Мефистофель:

ОнаОсуждена на муки!Голос свыше:Спасена!

Фауст и Мефистофель спасаются бегством из тюрьмы.

Часть втораяВо второй части изображается судьба Фауста в сфере государственных интересов.Герой путешествует во времени. Он попадает в мир античности, где женится на Елене Прекрасной. От этого брака рождается сын Эвфорион. Символичность этого брака в том, что он олицетворяет гармонию античного и романтического начал. В образе Эвфориона, по мнению исследователей, Гете изобразил английского поэта Байрона, несущего в себе единство этих двух начал.Вернувшись в современность, Фауст получает во владение участок земли, где население страдает от наводнений. Герой собирается создать на этом участке благодатную жизнь. Жертвой его благих намерений становится пара любящих друг друга старичков — Филемон и Бавкида. Они не готовы принять новую жизнь и гибнут.Фауст, занимаясь созидательной деятельностью, доживает до ста лет. Годы берут свое, ученый должен умереть. Перед смертью он ясно видит светлое будущее — и это прекрасное мгновение!Мефистофель торжествует. Он хочет унести душу ученого в ад. Однако небеса посылают светлых ангелов спасения. Душу Фауста ожидает соединение с душой Гретхен.Таков символический финал трагедии, который отражает убежденность Гете в торжестве благороднейших идеалов человечества.Последний монолог Фауста

...яЧерез мир промчался быстро, несдержимо,Все наслажденья на лету ловя.Чем недоволен был, пускал я мимо,Что ускользало, то я не держал.Желал достичь — и вечно достигал,И вновь желал. И так я пробежалВсю жизнь — сперва неукротимо, шумно;Теперь живу обдуманно, разумно.Достаточно познал я этот свет,А в мир другой для нас дороги нет.Слепец, кто гордо носится с мечтами,Кто ищет равных нам за облаками!Стань твердо здесь — и вкруг следи за всем:Для дельного и этот мир не нем.Что пользы в вечность воспарять мечтою!Что знаем мы, то можно взять рукою.И так мудрец весь век свой проведет.Грозитесь, духи! Он себе пойдет,Пойдет вперед, средь счастья и мученья,Не проводя в довольстве ни мгновенья!

* * *Вокруг меня весь мир покрылся тьмою,Но там, внутри, тем ярче свет горит;Спешу свершить задуманное мною:Одно владыки слово все творит!Вставайте, слуги! Все трудолюбивоМой смелый план исполнить пусть спешат!Машин побольше, заступов, лопат!Что я наметил, пусть свершится живо!Порядок строгий, неустанный трудСебе награду славную найдут;Великое свершится — лишь бы смелоРук тысячью одна душа владела!

* * *Жизни годыПрошли недаром; ясен предо мнойКонечный вывод мудрости земной:Лишь тот достоин жизни и свободы,Кто каждый день за них идет на бой!Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывнойДитя, и муж, и старец пусть ведет,Чтоб я увидел в блеске славы дивнойСвободный край, свободный мой народ!Тогда сказал бы я; мгновенье!Прекрасно ты, продлись, постой!И не смело б веков теченьеСледа, оставленного мной!В предчувствии минуты дивной тойЯ высший миг теперь вкушаю свой.

Комментарий. Для читателя, который впервые приобщается к художественному миру «Фауста», многое покажется необычным. Перед нами — философская драма, жанр, характерный для века Просвещения. Особенности жанра проявляются здесь во всем: в характере и мотивировке конфликта, в выборе и расстановке действующих лиц. Острота конфликта определяется не просто столкновением человеческих характеров, а столкновением идей, принципов, борьбой разных мнений. Место и время действия условны, то есть лишены точных исторических признаков.Следует обратить внимание на особенности сюжета в «Фаусте». Сюжет, как известно, отражает взаимоотношения персонажей. Но «Фауст» — не бытовая драма, а философская трагедия. Поэтому главное здесь — не внешний ход событий, а движение гетевской мысли. С этой точки зрения очень важен и необычный пролог, действие которого происходит на небесах.Гете пользуется привычными для того времени образами христианской легенды, но, конечно, вкладывает в них совершенно иное содержание. Гимны архангелов создают своего рода космический фон. Вселенная величественна, все в природе находится в непрерывном движении, в борьбе.

Звуча в гармонии ВселеннойИ в ходе сфер гремя как гром,Златое солнце неизменноИдет предписанным путем.

Есть глубокий смысл в том, что сразу по окончании этого гимна мирозданию начинается спор о человеке, о смысле его существования. Поэт как бы приоткрывает перед нами величие космоса, а затем спрашивает: что же такое человек в этом огромном, бесконечном мире?Мефистофель отвечает на этот вопрос уничтожающей характеристикой человека. Человек, даже такой как Фауст, по его мнению, ничтожен, беспомощен, жалок. Мефистофель издевается над тем, что человек гордится своим разумом; он же считает, что это пустое самомнение. Этот разум, утверждает Мефистофель, служит лишь во вред человеку, ибо делает его «еще более животным, чем любое животное».Гуманистическую программу Гете вкладывает в уста Господа, который противопоставил Мефистофелю свою веру в человека. Поэт убежден, что Фауст преодолеет временные заблуждения и найдет дорогу к истине.

И посрамлен да будет сатана!Знай: чистая душа в своем исканье смутномСознаньем истины полна!

Важную роль в «Фаусте» играет Мефистофель. Он воплощает в себе сомнение, отрицание, разрушение. Становясь спутником Фауста, он стремится сбить его с намеченного пути, вселить в него сомнение, повести его «путем превратным за собою». Чтобы отвлечь Фауста от высоких стремлений, Мефистофель ведет его в кухню ведьмы, опьяняет волшебным зельем, увлекает его за собой в погребок Ауэрбаха, устраивает его встречи с Маргаритой, чтобы волнение страсти заставило ученого забыть о долге перед истиной.Маргарита как бы воплощает в себе мир простых чувств, простых людей, естественного, здорового существования. Фаусту показалось, что именно здесь он обретет всю полноту счастья. Маргарита поверила в его возможность. Всю силу большого женского чувства Гете передает в проникновенном монологе Гретхен за прялкой. И хотя вся сцена состоит из одного лирического монолога, она обозначает целый этап в судьбе героини.Гетевский Фауст вошел в мировую культуру как один из «вечных образов». В наше время проблемы, поставленные Гете, не только обрели новый смысл, но и необычайно усложнились.

scribble.su

Судьба гуманизма в XXI столетии

Я попытался проследить, куда именно тянется некая смысловая тропинка, исходным пунктом в которой является фраза гётевского Мефистофеля «кровь есть особый сок». Такое микроисследование не может не превращаться в обсуждение множества биографий. А также множества идей, поскольку каждый обладатель биографии так или иначе связан с определенными идеями.

Теперь, после того как данная тропинка привела нас и к Матерям из «Фауста», и к тем античным, крито-минойским, матерям, к которым явным образом адресует нас автор Фауста, можно уже в другом, более быстром темпе пройти по той же тропинке, не останавливаясь на каждой очередной вехе, не обсуждая каждую — уже обсужденную — биографию и не снабжая эти биографии комментариями идейного свойства.

Двигаясь в ином темпе по данной смысловой тропинке, уплотняя до предела уже проведенное нами (хотя и не завершенное в полной мере) микроисследование, мы обнаруживаем, что фигура Гёте и гётевский «Фауст» были культовыми, например, для не потерявших свое значение антропософов школы Рудольфа Штайнера.

И что особо культовыми для самого Штайнера и его последователей были слова Мефистофеля про кровь как особый сок.

Сделаем заметку на полях: столь же культовыми являлись и эти слова, и «Фауст», и личность Гёте для самого (не побоюсь этого слова) влиятельного на сегодняшний момент постфрейдистского психоаналитического направления, связанного с Карлом Юнгом. Позже мы это обсудим подробно. Здесь же важно осуществить то, что называется калибровкой явления. Если и Юнг, и Штайнер, и их последователи особым образом центрированы на Гёте, его Матерях, теме крови и всём прочем, то обсуждаемые нами смысловые эксцессы никак не являются микроскопическими.

Исследуя обнаруженную нами тематику, признанную достойной рассмотрения, мы убедились в том, что Гёте, «Фауст», тема крови, тема Матерей и так далее по-разному оценивались различными представителями нацистского Третьего рейха. Что внутри рейха были и противники Гёте, и его почитатели. Что к числу этих почитателей относятся, как минимум, такие видные фигуры Третьего рейха, как Альфред Розенберг и Йозеф Геббельс.

Мы столкнулись с целой плеядой нацистских почитателей Гёте. Таких, как Франц Кох, Герман Август Корфф, Ханс Фолькельт, Вильгельм Фезе, Иоганн Бертрам и Герман Бурте. Мы могли бы продолжить знакомство с этой специфической плеядой — и мы обязательно продолжим его — но, вчитываясь в высказывания Германа Бурте по поводу появления нового человека (то есть нацистского сверхчеловека, каковым для Бурте является очевидным образом Гитлер) из царства Матерей, мы задались вопрос о том, что же это за Матери.

Ознакомившись с тем, что говорится о Матерях в «Фаусте», мы затем собрали воедино всё, что говорили по поводу этих самых Матерей древние авторитеты — такие, как Плутарх, излагаемый Плутархом Посидоний...

Затем мы перешли к трактовке этих же Матерей разного рода гётеведами — Шубартом, Дюнцером.

И наконец, сочли необходимым самым внимательным образом ознакомиться с трактовкой тех же — как я убежден — Матерей Томасом Манном, к чьим оценкам и отсылкам мы уже не раз обращались.

Ознакомившись со зловеще-матриархальным, людоедским содержанием, которое Томас Манн вкладывает в образ Матерей, из царства которых, согласно Гёте, Фауст извлек с помощью Мефистофеля Елену Прекрасную, а побежденная в Первой мировой войне Германия, согласно Бурте, извлекла Адольфа Гитлера как спасителя и мессию, мы вновь вернулись к античности. И убедились в том, что царство Матерей не имеет никакого отношения к олимпийской Греции, но зато имеет самое прямое отношение к Греции совсем иной, гораздо более древней и — тактично скажем — неоднозначной: крито-минойской.

Мы исходили и исходим из того, что «Фауст» Гёте является неким специфическим тайником, открыв который с помощью различных герменевтических ключей можно понять, куда именно устремлена западная историко-культурная личность. Ведь не зря же Освальд Шпенглер, которого нам еще предстоит обсудить, этот автор культовой книги «Закат Европы», назвал индустриальную западную историко-культурную личность фаустианской, а индустриальное западное человечество фаустианским!

Но если это так, если «Фауст» Гёте действительно может поведать нам нечто о судьбе гуманизма в XXI столетии, то крито-минойский генезис обсуждаемых нами Матерей крайне важен.

Он важен, как мы убедились, и для самого Гёте, и для его героя. Но он не менее важен и для того нацизма, который проводит параллель между извлечением Фаустом из царства Матерей Елены Прекрасной и извлечением немецким духом, оскорбленным поражением в Первой мировой войне, из этого же царства Матерей — Гитлера.

Неужели и впрямь какой-то эзотерический нацизм, причем именно тот, который наиболее важен для XXI века, уходит корнями именно в доахейскую, даже не крито-микенскую, а именно крито-минойскую наидревнейшую Грецию?

«Да, это именно так», — говорит нам Диодор Сицилийский. И ведь не он один. Кстати, получив такую «наводку» от очень важных авторитетов, мы убеждаемся в том, что не зря столько времени посвятили Вергилию и его «Энеиде». Тут вам и крито-минойский Анхиз, отец Энея, и пеласгические, то есть соразмерные крито-минойским по древности, существенно доахейские, корни всей римской истории с ее особой приверженностью к Аркадии. Мы ведь всё это рассмотрели в связи с выдвинутой нами гипотезой о наличии некоего КОВЦ (Кочующего очага высокой цивилизации), явно очень древнего, почему-то устойчивого, уходящего и в Египет, и в сопряженные с ним территории, обнаруживающего свое существование в доарабских и иных древностях, прорывающего себе ходы внутри ислама и других мировых религий...

Так неужели Гитлер вынырнул из этих глубин? И неужели эти же глубины задают коды западной цивилизации, суля нам тем самым ее очередную неонацистскую ипостась в XXI столетии?

Если из этих глубин способна вынырнуть с помощью Мефистофеля и Фауста одна лишь только Елена Прекрасная, то при всей важности этой роковой особы и всего, что с ней связано, такое выныривание в общем-то имеет решающее значение только для историка и специалиста по филологической герменевтике.

Но если из этих же глубин выныривает Гитлер, нацизм... Если из этих же глубин может вынырнуть — а я убежден, что уже выныривает — неонацизм XXI века... Если в этих глубинах скрыты коды той историко-культурной личности, которую мы именуем фаустианским Западом, то впору говорить о результате, имеющем определенное значение не только для истории, истории культуры, философии, филологической герменевтики... Тут впору говорить о результате, имеющем значение для будущего России и человечества.

Пока что рано утверждать, что мы получили подобный результат. Но что-то существенное нами, безусловно, получено.

А если так, то нам негоже торопиться, и мы должны продолжить работу в рамках обнаруженного нами «материнского фаустовского» очага, расширяя и углубляя его настолько, насколько это возможно.

В 1941 году в Лейпциге выходит монументальная книга Курта Гильдебрандта о Гёте. Отдельно можно было бы рассмотреть попытку данного автора привязать к нацизму еще и Прометея, поскольку Гёте волновал этот образ. А также Магомета и т. п. Но это, во-первых, тема другого исследования. И, во-вторых, слишком уж очевидно, что подобные сопряжения абсолютно бессодержательны. Достаточно указать на то, что в «Фаусте» Гёте нет никаких адресаций к Прометею, пострадавшему за человечество. Он весь посвящен фактическому антагонисту Прометея Мефистофелю, стремящемуся не спасти, а погубить человечество. Так что нацистский Прометей — это уже смешно. А вот адресация к Духу Земли, осуществленная Гильдебрандтом, его предшественником Грютцмахером, опубликовавшем книгу о гётевском «Фаусте» в 1936 году, заслуживает внимания.

Грютцмахер утверждает: «Дух Земли — гений северного волюнтаризма, который желает подчинить себе мир».

Гильдебрандт, вторя Грютцмахеру, считает, что именно этот дух создает новый народ, обновляет народы старые и так далее. Внимательный читатель, возможно, помнит, что мы уже обсуждали, правда, весьма пунктирно, этот самый Дух Земли в самом начале исследования. Ну так мы и Матерей обсуждали несколько раз. В подобного рода исследованиях и впрямь повторение — мать учения. Поэтому я позволю себе вновь воспроизвести всё, что связано с почти мгновенным столкновением с этим самым Духом Земли будущего подельника Мефистофеля.

Беседа Мефистофеля с Господом Богом о Фаусте содержит короткое упоминание чего-то такого, что при желании можно соотнести с этим самым Духом Земли. Но именно при желании. И тем не менее я приведу эти строки.

Мефистофель говорит Господу:

Мне нечего сказать о солнцах и мирах: Я вижу лишь одни мученья человека. Смешной божок Земли, всегда, во всех веках Чудак такой же он, как был в начале века!

Перехожу к главному. Фауст в своей келье читает тайные рукописи, в том числе и труды Нострадамуса, позволяющие вызывать различных духов. Раскрывая тайную книгу, он видит сначала знак Макрокосма, но, восхищаясь этим знаком, Фауст понимает, что с его помощью он не может «объять природы необъятной». И потому переходит к рассмотрению других изображений.

Нетерпеливо перелистывая книгу, он вдруг видит знак Духа Земли. Того самого духа, о значении которого рассуждают названные мною выше нацистские гётеведы. Коль скоро они о нем рассуждают, давайте вчитаемся внимательнее в то, что уже обсуждали ранее, но что в этом контексте заслуживает более внимательного прочтения.

Фауст:

Вот знак другой. Он чувства мне иные Внушает. Дух Земли, ты ближе мне, родней! Теперь себя я чувствую сильней — Снесу и горе я, и радости земные. Как будто бы вином живительным согрет, Отважно ринусь я в обширный божий свет; Мне хочется борьбы, готов я с бурей биться — И в час крушенья мне ли устрашиться? Повсюду мрак и тишина. Меж туч скрывается Луна, И лампа тихо угасает. Над головою в вышине Кровавый луч во мгле сверкает, И в кровь, стесняя сердце мне, Холодный ужас проникает.

Поскольку мы уже подробно обсуждали тему этой самой крови как особого сока, и нам еще предстоит снова ее обсудить, рассматривая самую разную, в том числе и античную, информацию, то я не могу здесь не прервать цитирование и не обратить внимание читателя на то, что рассмотрение знака Духа Земли способствует проникновению в этот самый «особый сок» некоего холодного ужаса, а вовсе не восхищения.

Зафиксировав это, продолжаю цитирование.

Фауст:

О Дух, ты здесь, ты близок — о, приди! Как сердце бьется у меня в груди! Всем существом души, всем мощным зовом Я порываюсь к чувствам новым! Явись, явись мне — я всем сердцем твой! Пусть я умру — явись передо мной!

(Закрывает книгу и таинственно произносит заклинание. Вспыхивает красноватое пламя, в котором является Дух.)

Дух:

Кто звал меня?

Фауст (отворачиваясь)

Ужасное виденье!

Дух:

Я вызван мощным голосом твоим: К моей ты сфере льнул, ее ты порожденье, — И вот...

Фауст:

Увы, твой вид невыносим!

Дух:

Не ты ли сам желал с тоской упорной Увидеть лик, услышать голос мой? Склонился я на зов отважный твой — И вот я здесь, но что за страх позорный, Сверхчеловек, тобою овладел? Где мощный зов души, где тот титан могучий, Кто мир весь обнимал, кто мыслию кипучей Сравняться с нами, с духами, желал? Ты Фауст ли, кто звать меня посмел Всей силою души неосторожной? И что ж? Моим дыханьем обожжен, Дрожит в пыли дорожной, корчась, он, Как червь презренный и ничтожный!

Фауст:

Во прах перед тобой я не склонюсь челом. Знай: равен я тебе, дух пламенный, во всем!

Обращаю внимание читателя на то, что уже при первой встрече с Духом Земли Фауст говорит, увидев этот дух: «Ужасное виденье!» Что дальше он говорит этому духу: «Увы, твой вид невыносим!»

Естественно, возникает вопрос: если это дух воскресенья немецкого народа, как утверждают нацистские гётеведы, то почему Фаусту невыносим его вид, почему явленье этого, до встречи с ним желанного для Фауста, духа при встрече вызывает восклицание Фауста «ужасное виденье»? Почему ужасное, а не прекрасное?

Да, далее Фауст продолжает встречу с духом, вроде бы говоря о своем равенстве с ним во всем. Но чем это всё заканчивается?

Дух раскрывает Фаусту свою суть, заявляя:

В буре деяний, в волнах бытия Я подымаюсь, Я опускаюсь... Смерть и рожденье — Вечное море; Жизнь и движенье В вечном просторе... Так на станке проходящих веков Тку я живую одежду богов.

Обращу внимание читателя на то, что функция ткачества в древнем мире была очень существенной, что некую нить пряли богини-мойры, которые были властны над судьбой, в отличие от всех прочих богов. И, между прочим, в каком-то смысле тоже были Великими Матерями. Понимая, что эта ассоциация в случае ее разработки уведет нас в сторону, я просто продолжаю цитирование, всего лишь обратив внимание на некоторую, явно небессмысленную, деталь.

Фауст, отвечая духу, раскрывающему свою суть, говорит:

Ты целый мир обширный обнимаешь: О деятельный дух, как близок я тебе!

Дух отвечает Фаусту:

Ты близок лишь тому, кого ты постигаешь — Не мне.

Произнеся это, дух исчезает. Фауст падает. Он сокрушен тем, что дух исчез. А еще больше тем, что дух отвергает выдвинутую им идею близости между собой и Фаустом.

Фауст, падая:

Не тебе! Но кому ж! Я, образ божества, Не близок и тебе!

Далее в их беседу вторгается Вагнер и начинает дискуссию с Фаустом о роли науки.

Оставшись один, Фауст подводит итог своему взаимодействию с Духом Земли.

Фауст:

Я словом громовым повержен был во прах! О нет, не равен я с тобою, Тебя я вызвать мог тоскующей душою, Но удержать тебя я силы не имел: Так мал я, так велик казался, но жестоко Ты оттолкнул меня; одно мгновенье ока — И вновь я человек, — безвестен мой удел!

Далее Фауст живописует свой удел, рассуждая о жалкой роли человека вообще и ученого в частности.

Порассуждав на эту тему, он хочет выпить яда и покончить жизнь самоубийством. Ему мешает в этом хор ангелов, хор женщин, хор учеников. Фауст отказывается от идеи самоубийства. На этом кончается первая сцена — «Ночь».

Во второй сцене «У городских ворот» Фауст встречается с неким черным пуделем, которого зачем-то приводит к себе в кабинет.

В третьей сцене — «Кабинет Фауста» — черный пудель меняет обличье и превращается в Мефистофеля, который намного позже — уже во второй части произведения — предложит Фаусту встретиться с Матерями, пройдя через пустоту.

Находятся ли Матери и Дух Земли в определенном соотношении?

У Гёте об этом ничего не говорится. Мы могли бы порассуждать на тему о связи между Матерями и Великой Матерью в разных ее обличьях (Геи, Деметры и так далее), но эта тема опять же увела бы нас в сторону. Поэтому я предлагаю вернуться к рассмотрению нацистского гётеведения, обратив внимание на то, что идея этого гётеведения об особой близости Фауста именно к Духу Земли является более чем сомнительной. Ведь этот Дух очевидным образом отверг Фауста. И этим породил в нем такое отчаяние, которое чуть было не привело к самоубийству героя.

То, что способно обеспечить сопряжение такого детального рассмотрения конкретного текста с общими проблемами, имеющими для нас существенное значение, именуется хтоническими доолимпийскими (и во многом антиолимпийскими) культами.

Хтон — на греческом языке означает земля, почва.

Хтония — это другое название Геи, богини Земли. А. Ф. Лосев в своей «Античной мифологии» утверждает, что хтоническое начало тесно связано с биосоциальной нерасчлененностью, то есть таким первоначальным состоянием человека, при котором он находится в максимальной зависимости от природы. Лосев настаивает на том, что настоящее господство хтонического начала существовало в древнейшую эпоху, когда «социальные функции человеческого коллектива, хотя они как социальные уже и здесь несводимы на биологию, по содержанию своему тесно переплетаются с биологическими функциями и находятся под их водительством».

Далее Лосев сообщает нечто, имеющее прямое отношение к интересующей нас теме Матерей: «Возникающий же после этого на базе некоего прогресса в состоянии производительных сил матриархат уже предполагает постепенное развитие сознания; следовательно социальные функции здесь уже отличны от биологических. Однако, будучи отличными, они здесь всё же тесно переплетены. В эпоху матриархата социальные связи всё еще остаются заполненными биологическим содержанием. Всё мыслится здесь на основе простейших чувственных реакций, и мыслится всегда страшным и неожиданным, полным всяких непонятных ужасов и опасностей. Так возникает в первобытном общинно-родовом коллективе мифология, которую мы назовем хтонической мифологией, противопоставляя ее последующей, более гармонической и пластической мифологии патриархата и последующих периодов мифологического развития».

Лосев рассматривает также некие эпохи перехода. Он говорит об эпохе «перехода от титанизма к олимпийству», что, согласно нашим исследованиям, есть эпоха перехода от хтонизма к героизму. Или, в конечном счете, от матриархата к патриархату.

Лосев утверждает, что «змей и змея — типичнейшие хтонические животные. Когда впоследствии появятся мифы о героях, убивающих драконов, то это будет наилучшим свидетельством борьбы новой передовой культуры с хтонизмом вообще. Даже такие светлые и прекрасные богини, как Афина Паллада, имели свое змеиное прошлое. У Софокла она называлась «живущей со змеей» (__dracaylos), а в орфическом гимне она просто змея. На афинском Акрополе в храме Афины Паллады содержалась священная змея, одна или две . В Аргосе же змеи вообще считались неприкосновенными... Змеи или змеевидные существа (а таких образов немало в разных мифах) были ближайшими порождениями Земли и самым ярким символом ее могущества и силы, ее мудрости и стихийного смешения добра и зла. Культ священных змей являлся одним из самых живучих культов в античном мире.

...Змеиные хвосты попадаются не только у чудовищ (Химера, Цербер), но и у героев (Кадм, Эрихтоний)».

Далее Лосев сообщает нечто, имеющее самое непосредственное отношение к обсуждаемой нами теме. Он утверждает, что кровь для такого рода представлений «является носителем души. У раненого душа выходит через рану, очевидно в виде крови : «...чрез отверстие зияющей раны вышла поспешно душа»; Патрокл одновременно вырвал из тела «душу и жало копья» . По Пифагору , «душа питается кровью». Эмпедокл опровергал тех, кто учил, что душа есть кровь. По Сервию , в крови находится «седалище души».

Мы позже более подробно рассмотрим эту связь между кровью и душой. Но и того, что сказано в данном отрывке из книги Лосева, достаточно для того, чтобы по-новому посмотреть на тему крови у Штайнера и его последователей, на эту же тему в Фаусте и так далее. Но главное, что требует к себе внимания, — это хтонизм определенных построений, осуществляемых Гёте и восхваляемых его определенными нацистскими почитателями (хочу вновь подчеркнуть, что не все нацисты были гётефилами).

Обсуждавшиеся нами образы из «Фауста» (такие, как Дух Земли и Матери) — это, конечно же, хтонизм. И одновременно это тот слой античного мифологизма, который предшествует ахейскому началу как таковому. Это пеласгический и крито-минойский слой. Хотелось бы подчеркнуть, что во второй части «Фауста» Гёте, всецело посвященной античности, нет ни слова о Зевсе, Афине, Артемиде, Аполлоне. Зато кишмя кишат кабиры, корибанты, прочие явно доолимпийские божества. А тут еще и Матери... А тут еще и этот Дух Земли...

Казалось бы, если оккультные нацисты, восхвалявшие Гёте, являются арийскими поклонниками солярных культов, поклонниками антихтонического Аполлона, победившего хтонического Пифона, то они должны были бы наброситься с особой яростью на гётевских хтонических Матерей и гётевского Духа Земли. Или же начать говорить о том, что для Гёте это отрицательное хтоническое начало. Но они подчеркивают, что для них именно начало, воспроизведенное Гёте, является сугубо положительным, восхитительным, отражающим суть немецкого характера. Что оно-то и есть то лоно, из которого явились миру и новая Германия, и ее мессия Адольф Гитлер. Что Гёте их интересует именно постольку, поскольку он воспевает хтонику. Ту самую хтонику, сокровенное содержание которой раскрывает Томас Манн, описывая Матерей как обезумевших старух-детоубийц, старух-людоедок.

Чуть позже мы обсудим подробнее этот, обычно скрываемый, второй, хтонический лик нацизма. Но перед этим нам необходимо завершить разбор нацистского гётеведения, уже предоставившего нам ценный материал в том, что связано и с Матерями, и с Духом Земли. Уже упоминавшийся мною Курт Гильдебранд утверждал, что «Гёте был пророком: в XIX веке он увидел предвестие будущего упадка, в воодушевлении прогрессом — отказ от обновления нации, в гердеровском (Иоганн Готфрид Гердер, 1744–1803, немецкий писатель и теолог, историк культуры — С.К.) гуманизме — зародыш современного гуманизма, ратующий за сохранение жизни тех, кто жизни недостоин, и предлагающего отменить борьбу за существование».

Ну вот мы и подошли вплотную к вопросу о судьбе гуманизма в XXI столетии.

Бертольд Брехт, как мы помним, говорил о том, что нельзя успокаиваться, победив нацизм в 1945 году. Он говорил: «Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада».

Что если из определенного подземного «чрева» типа того, в котором оказался Ганс Касторп, произрастет — со ссылкой на Гёте или без нее — всё тот же антигуманистический гад, восхваляющий борьбу за существование как единственное лекарство против окончательного вырождения в этом самом XXI столетии?

В 1932 году историк литературы Адольф Бартельс в своей книге «Гёте — немец» писал: «Сегодня, когда мы справедливо говорим о народе без пространства (имеется в виду так называемое «жизненное пространство» — С.К.), образцом для немецкой экспансии должен послужить грандиозный фаустовский план колонизации».

Другой мудрец той эпохи, Курт Энгельбрехт в своем сочинении «Фауст в коричневой рубашке», изданном в Лейпциге в 1933 году, писал: «Высочайшее счастье находит немецкий Фауст... в борьбе за новую Родину».

В серии «Пёстрые брошюры для солдат», изданной в 1944 году, есть брошюрка «Прафауст» И. В. Гёте», в которой прямо говорится: «Адольф Гитлер — исполнитель политических заветов Гёте».

Конечно, любого великого поэта или мыслителя могут использовать злые силы для того, чтобы представить в качестве своего провозвестника. Разве то же самое нацизм не осуществлял по отношению к творчеству Шиллера или Гельдерлина?

Конечно, осуществлял. И как раз в случае Гёте у нацистов не было полного единодушия в вопросе о том, надо ли считать Гёте одним из своих самых существенных провозвестников. Кто-то считал, что надо, а кто-то — нет.

И конечно же, в таких попытках нацизма превратить Гёте как такового в своего Гёте много комического, примитивно-пропагандистского. Но согласитесь, есть и нечто другое. Поэтому давайте, не поддаваясь соблазну низведения Гёте к тому, что из него лепили нацисты, присмотримся и к этому другому. Присмотримся неторопливо, сохраняя максимальную объективность.

(Продолжение следует.)

rossaprimavera.ru

Фауст (более подробная версия) – Краткое содержание (краткий пересказ в сокращении)

Перевод:

В основе трагедии — средневековая легенда «О докторе Фаусте» и фрагменты жизни самого автора, Гете.

Первая часть «Фауста» изображает вечную историю любви, «микромир» человека, вторая — общественно-политическая жизнь человечества, «макромир».

Своей трагедией Гете намеревался дать ответ на вопрос, постоянно волнуют человечество: в чем смысл жизни, естественная сущность человека …

Уже в «Прологе на небе» сталкиваются различные подходы к природе человека: это раб, преданный слуга или человек непреодолимой и непокоренной души? Бог позволяет Мефистофелю, силе зла, испытать на стойкость к соблазну ученого Фауста.

Спор на небе между чертом и Богом продолжается в душе Фауста, где борется темное и светлое начало. Жажда познать мир толкает Фауста к гаданию, применение магии.

Цитата:

Фауст

В философию я вник,

К краю всех наук дошел —

Уже я и врач, и юрист,

И, к несчастью, богослов …

Ну и до чего же я доучился?

Как дураком был, так и остался.

Хотя имею докторского звания

И десять лет наугад

Туда и сюда, навкрив-наискось

Вожу я учеников своих за нос, —

А сердце разрывается у самого:

Не можем знать мы ничего!

Хоть я и умнее, как бевзни те всякие,

Ученые, магистры, попы и писаки,

Хотя я в суеверия и страхи не прибегаю,

Из ада смеюсь, чертей не боюсь, —

Зато никаких радостей нет,

Не верю я, что я-то знаю,

Не умею я людей учить.

Не умею их на хорошо напучаты …

Денег, имущества я не нажил

И славы тоже не заслужил;

Собака, и тот не стал бы так жить!

Вот и начал я гадать, —

ли откроет духов мощь

Мне извечных тайн,

Чтобы я зря не мудрил.

Чего не знаю, не говорил,

Чтобы я понял почин мыслей

И миру внутренняя связь,

Чтобы я познал основ основу,

А не бросал слова-половую …

Перевод:

В книге Фауст встречает знак Духа Земли и вызывает его. Ученый-чернокнижник считает себя равным Духу, которого он вызывает:

Цитата:

Фауст

Нет, я снесу огонь волшебный!

Это я, это Фауст, тебе я равный!

Дух

В жизни потоках, в море действий

Вьюся вверх, вниз,

Ллюся всюду и везде!

Рождение и смерть —

Океан и твердь,

Ткущая изменчиво,

Жизнь бурная, —

Я тку на громким станке времени

Богам на одеяния — для самой живую красоту.

Фауст

По всему миру ты снуеш,

Деятельный дух, как я близок к тебе!

Дух

Близкий к тому, что дело темное

А не ко мне!

(исчезает).

Фауст

(падает наземь)

Не до тебя?

А к кому же?

Я, подобие Божье,

И не близок к тебе!

Перевод:

Вагнер, добросовестный и скромный помощник Фауста, появляется на смену Духовые и жалуется на недолговечность жизни человека, чтобы постичь все, что написано в книгах.

Цитата:

Вагнер

А я готов и всю ночь не спать,

Чтобы вести с вами ученую вещь.

Позвольте и завтра, в Пасхальный праздник,

Спросить вас о том, о сем.

Я искренний к наукам — и знаю уже много,

Но хотел бы знать все.

Перевод:

Но Фаусту мало познать часть истины, он хочет знать ее всю.

Цитата:

Фауст

А что же «познать» означает?

Кто настоящим именем назовет дитя?

Так, мало кто пизнать хоть немного смог,

Да и те провидцы, сердцем опрометчивые,

Несли свои мысли толпе неблагодарной;

За то и жгли, и распинали их.

Перевод:

Понимание собственного бессилия ведет Фауста к попытке самоубийства. Только колокола Благовеста, людской гомон, шутки и песни останавливают руку Фауста с бокалом яда.

Уже первое действие трагедии раскрывает двойственность натуры главного героя, в котором сидит и Дьявол, и Бог.

Фауста охватывает праздничное настроение, ведь наступил Пасху. Простой народ выражает благодарность Фаусту и его отцу — врачу, который лечил людей от чумы.

Цитата:

Фауст

За ласку благодарю отдаю

И за здоровье ваше пью.

Народ обступает их кругом.

Старый крестьянин

Да ладно, что вы к нам

В этот веселый день пришли;

Да вы и в другой, худший время

К нам благосклонны были.

Немало между нами таких,

Что ваш покойный батюшка

Одзволив из когтей чумы,

Положив поветрия конец.

А вы, еще молодым человеком, с ним

Из села ходили в села

Между больных, чумных мертвецов —

Не принимала вас недуг зла.

Испытаний кончился время:

Спасителя Спаситель спас.

Все

Пусть Бог пошлет вам долгий век,

Ученый муж, наш спаситель!

Перевод:

Но максималист Фаусту этого мало — он хотел бы достичь несравненных вершинам познания. Этот порыв останавливает друга, земная половина его личности: Вагнеру понятна цель и радость жизни — «книги, книги читать», Фаусту хочется большего.

Цитата:

Фауст

Тебе одна знакомая путь,

А я стою на распутье …

У меня в груди две души живут,

Между себя крайне не похожи — и враждебные.

Одна впилась жаждиво в мир земной

И наслаждается с ним в любовной неги,

А вторая рвется в тоске огню

У неба родные вышине.

О духи, духи, вы же здесь есть,

парит между небом и землей,

придите ко мне и силой своей

Измените, измените жизнь моя!

Когда плаща волшебного я имел,

Чтобы он меня понес в мир неведомый,

Так я бы его, счастливец несравненный,

И за царскую порфиру не отдал.

Перевод:

Мефистофель считает, что наступил благоприятный момент ворваться в жизнь Фауста и доказать, что ученый как представитель человеческого племени — низменное существо, «животное из животных». В образе черного пуделя Мефистофель появляется Фаусту.

В кабинете Фауста пудель превращается в Мефистофеля, который представляется ученому частью единого целого, представляет мир и темноту. Цитата:

Мефистофель

Поздравляю вас, великовчений муже!

От ваших чар вспотел я очень.

Фауст

Как называешься ты?

Мефистофель

Как странно запрос этот

От того чуть, кто презирает слово

И, не привыкнув мыслит поверхностно,

Зглибляе истинную суть вещей.

Фауст

Таких, как ты, известна суть —

Вплоть светится сквозь покров названия;

Пизнаетесь всюду вдруг вы,

Когда «лихими» вас «соблазнителями» зовут.

Ну, хорошо, кто же ты?

Мефистофель

Я — той силы часть,

Что делает лишь добро, желая лишь худого.

Фауст

Это загадка! Разгадку же кто подаст?

Мефистофель

Я — отрицание всего!

Ибо всякое дело, что возникает,

Наконец ничем становится,

И ни одна вещь бытия не достойна.

А все, что вы называете грехом,

или повредить, или просто злом. —

Вот моя стихия родная.

Фауст

Ты говоришь, что ты — часть, а сам явился целиком.

Мефистофель

Мне чужда высокомерие.

Это же только вы со своим глупым подсветкой

Себя считаете целое.

Я — часть от частые лишь,

что первое всем была,

Частичка той тьмы, что свет привела,

То свет Гордея, что хочется ему

С извечных владений прогнать мать тьму.

Перевод:

Через некоторые время Мефистофель снова приходит к Фаусту, чтобы заключить соглашение со отчаявшимся в поисках истины ученым. Фауст дерзко уверен, что может обмануть Мефистофеля и не отдать свою душу, считает, что черт не остановит его в желании познания.

Цитата:

Фауст

Что хочешь ты, несчастный черт, дать?

Можешь ли ты стремление те узнать,

Что их питает дух человеческий?

Есть у тебя еда — в ней нет пищи;

Есть у тебя золото — и оно подвижное,

Из рук извергает неподвижен;

Покажи игру — в ней выиграли невозможно

Дашь любовницу — а она, неверная,

Из моих объятий другом морга;

Есть у тебя честь и слава дорога —

Как метеор, она исчезает;

У тебя плод зеленым сгнивает,

А дерево лишь мгновение одну цветет.

Мефистофель

Такое требование черта не испугает,

Я могу дать тебе все это.

Да, мой друг, когда-то и то хорошее

утешить в покое придет нас.

Фауст

Когда, вспокоений, упаду на линии ложе.

Это будет мой последний час!

Когда тебе лукавче, удастся

Меня собой удовлетворит,

Когда найду в роскоши счастье, —

Пусть погибну я в тот миг!

Идем в заведение?

Мефистофель

Идем!

Фауст

Дай руку, перебью!

Как буду вынужден крикнуть:

«Остановись, мгновение! Прекрасная ты!» —

Тогда закукуй меня в оковы,

Тогда я рад на смерть идти.

Тогда пусть колокол умерла звонит,

Тогда пусть послушание твое пройдет,

Часы станет, стрелку уронит,

И безвик поглотит меня.

Перевод:

Соглашение подписано. Фауст начинает познавать мир обычных людей. Мефистофель приводит ученого в трактир, где Фауст не находит радости в примитивных развлечениях и пьяные обществе. Эта первая соблазн Мефистофеля для Фауста не стала роковой.

Чтобы сделать Фауста чувственным и страстным, Мефистофель обращается и к помощи ведьмы, которая готовит колдовской напиток, возвращающий Фаусту молодость. Это новое испытание Фауста.

Цитата:

Мефистофель

Нет, нет! Жди, всем женщинам царица

К тебе придет наяву.

(Тихо).

Теперь, с тем хмелем в головке,

Гелену усмотрит в каждой девке.

Перевод:

На пути помолодевшего Фауста, жаждущего соблазнов, появляется Маргарита (Гретхен). Моральные установки Гретхен и Фауста диаметрально противоположны: Маргарита ищет привязанности, любви, Фауст же, несмотря чувства к девушке, — наслаждения. Он подговаривает Мефистофеля содействовать ему в соблазнении Маргариты и даже шантажирует черта.

Цитата:

Фауст

Ты должен девку ту пидмовы!

Мефистофель

Какую?

Фауст

Но ту, что вот прошла.

Мефистофель

Она приходила на исповедь,

Здесь у священника была;

В исповедальню я прокрался —

Она невинна, я узнал.

Ходила на исповедь даром;

Над ней у меня нет власти.

Фауст

Уже за четырнадцать ей.

Мефистофель

Говоришь ты, как Ганс падки,

Что на все милые цветы жадный

И думает, что каждая честь

И пожалуйста лишь для него есть;

Этот путь бывает порой трудный.

Фауст

Господин Магистр Похвальное,

Не надо морали, то напрасный труд!

Вот тебе мое слово твердое:

Как то девчушка молодое

Эту ночь мне на руки не упадет,

То полночь мы мусим расстаться.

Перевод:

В душе Фауста борется «черное» и «белое». Чувства к Гретхен останавливают Фауста на время, он теперь обращается к Мефистофеля с просьбой.

Цитата:

Фауст

Не искушай, не говори

И раны в сердце не ятры!

НЕ розпаляй в душе безумной похоти

К яровой, нетронутой плоти.

Мефистофель

Она гада, что ты ее забыл уже …

Тебе, кажется, безразлично.

Фауст

И вдали я все близок ей буду,

Ее вовек не брошу, не забуду.

Я завидую и на распятого Христа,

Когда его тронут ее уста.

Перевод:

Постепенно Фауст даже спорит с Мефистофелем и готов погибнуть вместе с Маргаритой.

Цитата:

Мефистофель

Бывает и мне, что аж поджилки трясутся

К серн-близнецов, между лилий пасутся.

Фауст

Вон, своднику!

Мефистофель

Ну ругайся, пусть и так; про меня!

Создав парня и девушку, Бог

вместе тут же поднял обоих,

Чтобы наполнили призвание священно.

Тяжелая беда мне с тобой!

Да я к милой комнате,

А не на смерть тебя веду.

Фауст

Что за небесный рай — ее объятия!

Пусть она меня в них горячо примет!

ли я забыл ее беду?

ли не слонялся я бродягой бездомным,

извергом без просвета и цели,

будто водопад, в полете сногсшибательные

Шумит в зивущу Хлань с ужасающей высоты …

А вот она — в невиновности детское

На тихом альпийском лугу

Жила в своей комнате,

Как в маласеньким свитку.

И я, богомерзенний,

На том не перестал,

Что скалы огромнейшие

На вдребезги разбивал!

Я еще и ее жизнь разбил вызывающе!

Ты, ад, цеи жертвы требовало!

Эй, черт, помоги это время тревоги избавит!

Что должно быть, пусть сбудется опрометью,

Пусть судьба ее падет и меня раздавит,

Пусть погибнем вместе!

Перевод:

И все же Фауст погубил жизнь не только Маргариты — он становится причиной гибели всей семьи Гретхен: сонное зелье, которое Маргарита дает матери, под чарами превращается в яд. Брат девушки, Валентин, защищая честь сестры, гибнет в поединке с Фаустом, шпагу которого направляет Мефистофель.

После смерти Валентина Фауст вынужден бежать. Между тем Маргарита, подавлена смертью родных и осуждением людей, убивает своего ребенка — плод внебрачной любви. Взбалмошную Гретхен люди бросают в тюрьму и приговаривают к смертной казни.

Две души — «черная» и «белая» — снова ведут борьбу за Фауста. Жаль приводит Фауста в тюрьму, где находится Маргарита.

Цитата:

Фауст и Мефистофель.

Фауст

В скорби! В отчаянии! Долго блуждала,

страдая, по земле, а теперь — в неволе. Как

преступницу, брошены в тюрьму на сильные муки —

ее, милое, несчастную тварь! Вот к чему

дошло! Вот к чему! .. — И ты, раб

ничтожный духа, таил все от меня! — Стой

теперь, стой! Ворочает бешено своими

сатанинскими круговорот! Стой надо мной

навис, противный! — В неволе!

В беспросветной рабстве Во власти злых духов

и бессердечно осуждающей человечности! А ты

заколихуеш тут меня неприятней развлечениями,

скрываешь от меня ее горькое горе, — пусть гибнет

в безпоради!

Мефистофель

Она не первая!

Фауст

Собака! Чудовище мерзкая! — Оберни его,

бесконечный духа! Обрати этого Гробака вновь

в собачью фигура, в ней он любил гонять

ночной эпохой, клубком пидкочуватись под ноги

мирному прохожему и бросаться на плечи

свергнутому. Обрати его снова в его

любимую облик, пусть ползает передо мной

в пыли, пусть я шлепать его потоптом,

подлеца! — Не первая! — Горе! Горе! Ни

мнением подумаешь, ни мыслью вспомнить! Уже ведь не

один погиб в пучине такой беды, и

смертной своей нечеловеческой мукой НЕ

видпокутувала вине всех остальных перед глазами

всепрощения! Сердце мое четвертинки терзается

как подумаю об одной сию несчастную, а тебе

безразлично — смеешься с скорби тысяч существ!

Мефистофель

Вот и довеслувалы мы к тому берегу, где у вашего

брата, человека, ум за разум заходит. Зачем

же было вступать с нами в союз, когда таланта

нет? И летать хочется, и головокружение

боишься? Что ж, мы к тебе набивались ты к

нас?

Фауст

Чего оскалился на меня так людожерно?

Вплоть противно! — Великий, могучий духа, ты, что

ласково явился мне, ты, что знаешь сердце мое

и душу мою, зачем ты приковал меня к этому

позорного спутника, что ему обидно за

лакомство, а гибель за роскоши?

Мефистофель

Ты еще не выговорился?

Фауст

Спаси ее! А нет — горе тебе! Тяжелые

проклятия на твою голову на тысячи тысяч лет.

Мефистофель

Невозможно мне разорвать путы мстителя, разбить

его затворы. — Спаси ее! А кто довел ее до

гибели? Я или ты?

Фауст дико озирается.

Что, грома ищешь? Жаль, не дадим его вам,

нищим смертным! Ишь тиранско привычка:

раздробить безвинного противниками когда

загонит в угол.

Фауст

Веди меня к ней. ее надо освободить!

Мефистофель

А об опасности свою забыл? В городе еще свежи

следы твоего кровавого преступления! Над могилой

убитого парят духи мести, чигаючы

поворота душегуба!

Фауст

И тебе еще об этом говорить! Смерть и погибель

всемирная тебя, чудовище! Веди меня к ней,

слышишь и освободи ее!

Мефистофель

Но поведу уже, сделаю что могу. Что же у меня,

вся власть на небе и на земле? Я обмарю

стражу; какому ключа и выведи ее оттуда

человеческой рукой. Я же подстерегать наготове с

волшебными лошадьми, — умчу вас. Это я могу.

Фауст

Быстрее!

Перевод:

Фауст появляется в тюрьме. Сначала Маргарита не узнает любимого и называет его палачом: действует не только больной разум девушки, но и интуитивное восприятие Фауста — ведь он погубил всю семью Гретхен.

Цитата:

Фауст

Опять сожалению меня пробирает неодолимый,

В сердце вновь всю боль всех сердец человеческих.

Здесь, здесь она, за стенами сырыми,

Наказывается за свой безгрешный грех!

Ты боишься войти в нее?

Ты страшишься вине своей?

Иди, не медли! Смерть идет на порог.

(Бросается к замку. Изнутри доносится пение)

Песня

Моя мать, лентяй,

заколола меня!

Мой отец, гуляка,

съел меня!

А сестренка имела

Взяла и снесла

Кости в зеленый лес;

Я птичкой полетела —

вылетает! Вылетай!

Фауст

(отпирая)

Не думает ли она, что милый здесь,

соломы шелест слышит, звон оков.

(Входить.)

Маргарита

(прячась в солому)

Ой горе! Идут … Ой смерть, не уходи! ..

Фауст

(тихо)

Цыц, цыц! Я выпущу тебя на волю.

Маргарита

(бросаясь к ногам)

Когда человек ты, Помилуй по моему скорби!

Фауст

Да не кричи, сторожа не разбуди!

(схватывает кандалы, чтобы отпереть.)

Маргарита

(колени)

А кто тебе эту власть дал

Надо мной, палач!

Крови ночью уже потребовал …

Ой сжалься, успеешь еще казнить!

ли ждать утра тебе жалко?

(Встае.)

Я готовила еще, молодой! И должен умереть!

Я красивой была, и в том ли причина смерти.

У меня был дружок, а теперь нет,

Кто порвал венок, цветы поломал …

Ой, пусти! За что такая трудом?

Пощады! Что я тебе сделала?

Вчуй мою умоляюще вещь …

Да я не видела тебя и воочию!

Фауст

ли выживу я эту страждущую ночь!

Маргарита

Теперь твоя здесь воля, Кате.

Дай хоть дитя покормить,

Всю ночь он еще здесь было;

Они взяли его, мне назло,

И говорят, что я убийца младенца,

И я безрадостно умру,

Перевод:

Фауста и Маргариту трагически разделяют три смерти — матери, брата Гретхен и ребенка любовников. Маргарита остается в тюрьме, а Фауст, вместо высшей мгновения наслаждения, получил худшее — совести, трагедию личной жизни.

Но для Гете Бог — Бог природы и любви, поэтому, оправдывая Маргариту, автор дает в трагедии ответ высшей силы: с неба звучит голос: «Спасенная!»

Вторая часть посвящена опыта общественной жизни человека. Пораженный потрясением личной трагедии, Фауст возрождается, окроплен росой забвения.

Теперь Мефистофель готовит для Фауста более изощренные соблазны — миром красоты, искусства, власти, славы. Мефистофель знакомит Фауста с императором и рекомендует его как человека, способного решить проблемы страны.

При придворного маскарада император одевается богом Паном, Фауст — богом Плутос, а в образе Худого, воплотившая скряги, выступает Мефистофель, соблазняющий людей: когда Плутос открывает сундук с сокровищами, люди бросаются к золотой приманки.

В аллегорической форме представлены мнение, что только дьявольская сила может спасти страну от упадка.

При дворе императора царит культ наслаждения. Император отправляет Фауста в поисках подземного хода извечных Матерей, потому Мефистофель не имеет власти над античным миром героев.

С помощью волшебного ключа Фауст переселяет античных героев Париса и Елену (Елену) Прекрасную в наш мир. На балу, где появляются Гелена и Парис, никто не способен понять величие античной красоты.

Фауст, которого пленила красота Елены, пытается привлечь внимание красавицы. Раздается взрыв — Фауст оказывается в своем старом кабинете. Время сделало свое дело — Фауст научился противостоять Мефистофелю.

Вагнер, бывший помощник Фауста, становится известным ученым и изобретает Гомункула, умного, но физически неразвитого двупалые карлика, который бросается в море, чтобы пройти трудный путь формирования полноценного человека.

И снова Мефистофель переносит Фауста в другие времена. Это Греция. При возвращении красавицы Елены в Спарту Фауст спасает ее от смерти за измену Менелая и провозглашает царицей. В Гелены и Фауста рождается сын Эвфорион, который погибает, как мифологический Икар. В аллегорической форме автором показано стремление человечества к борьбе и подвигу, часто завершается поражением.

Цитата:

Эвфорион

Вам слышать из моря гром прибоя?

Вам слышать из поля грозный клич?

То рать на рать идет стеной

На смертную брань на лютую сечь.

В бой пойти

И пасть —

Это же такая обычная вещь.

Елена, Фауст и хор

Бойся замера страшного!

В бой идти и лечь!

Эвфорион

Нет, смотреть неспособность!

Должен братьям помочь!

Елена, Фауст и хор

Там опасность, ужас,

Некоторое загиб!

Эвфорион

Хай! Крыльев мощный взмах!

Вверх! В гон!

Далее! Вперед! Вперед!

В бою пожар!

(Бросается в воздух; одинмя какую волну несет его; голова его сияет, за ним легла полоса света.)

Хор

Пагубное, безумный лет!

Икар! Икар!

Прекрасный юноша падает к ногам родителям; в погибшем будто узнают знакомую фигуру, но телесное мигом исчезает, в небо кометой сносится ореол, судьбы остается только одежду, лира и мантия.

Перевод:

Гелена покидает Фауста и идет за сыном.

Цитата:

Гелена (до Фауста)

Словно обо мне древнее слово сказано:

С красотой счастье долго не употребляется.

Жизнь и любовь нити разрываются,

И с тем и с тем прощаюсь я, тоскуя.

раз, друг, крепко обнимимося …

Прими меня, Персефона, с отроком!

(Обнимает Фауста, тело ее исчезает, одеяния — для самой остается у него в руках.)

Перевод:

Мефистофель продолжает соблазнять Фауста богатством, славой, властью. Жизнь в стране, где правит император, повторяет общую историю человечества, которое постоянно находится в борьбе, раздоре, измене.

Картины борьбы меняются идиллическими образами Филемона и Бавкиды, взятые из античной мифологии. Но в жизни супругов появились изменения: стихия захватила сушу. Чтобы обуздать морскую стихию, люди возводили гать, и силы не хватало.

Цитата:

Бавкида

Днем, бывало, хотя труд,

Как те люди не пыхтят;

А ночью огни искрятся,

Утром глянь — готова гать!

Жертв упало здесь немало,

Ночью — крики, вопли, шквал …

Море пламенем шатало …

Утром глянь — готов канал.

Ох, безбожник он, Завидово,

Уже и на наше зазиха …

От смутного соседа

Недалеко до греха.

Филемон

Он нас к себе зовет:

Сколько хоть земли бери!

Перевод:

Этот канал сводит Мефистофель. Фауста, который является обладателем дворца и земли, не волнует, что «рай» строится «на костях» за награбленные Мефистофелем деньги. Супруги были своеобразным укором совести Фаусту. Мысленно Фауст дает разрешение на расправу с Филемон и Бавкида. Трое дюжих сжигают дом супруги вместе с их гостем-путешественником.

Цитата:

Фауст

Непослушенство и Собою и

Мне струилы власть и мир;

Здесь ворвется к концу

И справедливости терпение.

Мефистофель

Чего же тебе на них смотрит?

Вели сюда переселится!

Фауст

Гони их оттуда, будь они неладны!

И здесь им хорошо будет житься —

дам прекрасный хуторок.

Мефистофель

Да мы их мигом переселим

И опомниться не дадим,

И в новом поселке веселом

Старый забудется же.

(Свиснув.)

Приходят Трое дюжих.

Пойдем выполнит приказ,

А завтра будет праздник у нас!

Перевод:

Фауст отрекается власти и снова ищет смысл жизни. Он находит его в работе.

Во дворец Фауста приходят четыре женщины — Теснота, Нищета, Забота и Беда. Все покидают дворец, кроме Заботы, которая ослепляет Фауста.

Но он не оставляет своего дела.

Цитата:

Фауст (ослипшы)

Вокруг ложится ночь кромешной адом,

Но не угасла ума заря;

Еще успею я осуществит великий замысел —

Все решает слово властелина.

За дело, люди, Шарварко умелым!

Смелое мысль явить замечательным делом!

Намеченное нам выполнить след —

Берите орудия, лопаты, лопаты!

По искренний труд, за щедрый пот

Ждите незаурядной платы;

Одна душа и руки сто сот

Достигнут творчества высот!

Перевод:

Забота — это голос совести за всю жизнь Фауста. Фантастические существа лемуры роют могилу Фаусту, которого Мефистофель считает проигравшим.

Но Фауст, пройдя путь поиска смысла жизни в науке, любви, красоте, природе, власти, пытается искупить свои грехи и ошибки неутомимым трудом, чтобы дать счастье людям — быть свободными на свободной земле.

Цитата:

Фауст

Край гор лежит гнилое болото,

Весь край струи грозит оно;

Его мы мусим осушить

И тем наш подвиг совершить.

Миллионам мы напасешься места здесь —

Стихию зборе их свободный труд.

Простеляться поля широкополые.

Стада обильные заиграют на раздолье

Крутые холмы сведет трудящийся люд,

Укры их узорами сооружений —

И заживет на земле, как в раю …

Пусть свирепствуют волн бешеные стаи,

Пусть попробуют где плотину ту Прорва —

Одолеет группа прорыв затамувать.

Служит этому делу заповедной —

Это верх премудростей земных:

Лишь тот жизни и свободы достоин,

Кто бьется изо дня в день за них.

Пусть возраст и молодое и старое

Жизненные блага из боя здесь берет.

Когда увидел, что стою

С народом свободным в свободном края,

Тогда крикнул бы до минуты:

Постой, минут, хорошая ты!

Никакая вечность не поглотит

Мои дела, мои труды!

провидя то щасне будущее,

вкушаю я наивысший миг жизни.

Перевод:

Между темными силами и силами любви и добра начинается борьба за душу Фауста, в которой побеждают ангелы.

Цитата:

Стремлиння вечное и ревностный труд

сподобятся епитимьи.

Любовь одвичная над ним.

следя, витает,

И сонм святых псалмом громким

Прибывшего приветствует.

Перевод:

Душу Фауста встречает и проводит в рай душа Маргариты.

Цитата:

Одна покутниця

(бывшая Гретхен)

Между этого сонма пресвятого

Он сам себя еще не узнал,

Но в предчувствия жизни нового

Уже блаженным с ними стал.

Смотри, уже он тлена рвет покровы,

Земное вретище свое,

И в светлой ризе Ефирова

Мощная юность восстает!

Пусть я введу в дверь! —

Его еще слепит райский мир.

Перевод:

Последняя истина, которую познает теперь уже душа Фауста — это сила всепрощающей женской любви, покровительство Богоматери: небесный хор поет им хвалу.

Перевод Н. Лукаша

Комментарий

В основе трагедии — средневековая легенда «О докторе Фаусте» и фрагменты жизни самого автора, Гете.

Своим произведением Гете намеревался дать ответ на вопрос, постоянно волнуют человечество: в чем смысл жизни, естественная сущность человека …

www.1kessay.ru

КЛЮЧ к расшифровке (неужели на самом видном месте?) : Мишель Нострадамус - Страница 27

Немного вклинюсь, с вашего позволения, в процесс распознавания знаков на картинках.Перечитывал тут на днях Фауста. Нострадамусу у Гете отводится всего несколько строк, но все же француз там упоминается.Предположим, что Нострадамус - гений. То, что Гете - гений, факт общеизвестный. Предположу также, что источник гениальности у всех один. Понятно, кто :ni_zia:

. Но гений бывает и "злым". Это уже другая история.Напомню эти строки:О, прочь! Беги, беги скорей Туда, на волю! Нострадам Чудесной книгою своей Тебя на путь наставит сам. К словам природы будь не глух — И ты узнаешь ход светил. И дух твой будет полон сил, Когда ответит духу дух! Чудесных знаков дивный видСухой наш ум не объяснит. О духи! Здесь вы в тишине Витаете: ответьте мне!

(Раскрывает книгу и видит знак Макрокосма.)

Что за блаженство вновь в груди моейЗажглось при этом виде, сердцу милом!Как будто счастье жизни юных днейВновь заструилось пламенно по жилам!Начертан этот знак не бога ли рукой?Он душу бурную смиряет,Он сердце бедное весельем озаряет,Он таинства природы раскрываетПред изумленною душой!Не бог ли я? Светло и благодатноВсё вкруг меня! Здесь с дивной глубинойВсё творчество природы предо мной!Теперь мне слово мудреца понятно:В мир духов нам доступен путь,Но ум твой спит, изнемогая,О ученик! восстань, купаяВ лучах зари земную грудь!»

(Рассматривает изображение.)

Как в целом части все, послушною толпоюСливаясь здесь, творят, живут одна другою!Как силы вышние в сосудах золотыхРазносят всюду жизнь божественной рукоюИ чудным взмахом крыл лазоревых своихВитают над землей и в высоте небесной —И стройно всё звучит в гармонии чудесной!О, этот вид! Но только вид — увы!Мне не обнять природы необъятной!И где же вы, сосцы природы, — вы,Дарующие жизнь струёю благодатной,Которыми живёт и небо и земля,К которым рвётся так больная грудь моя?Вы всех питаете — что ж тщетно жажду я?

(Нетерпеливо перелистывая книгу, видит знакДуха Земли.)

Вот знак другой. Он чувства мне иныеВнушает. Дух Земли, ты ближе мне, родней!Теперь себя я чувствую сильней —Снесу и горе я и радости земные.Как будто бы вином живительным согрет,Отважно ринусь я в обширный божий свет;Мне хочется борьбы, готов я с бурей биться —И в час крушенья мне ли устрашиться?Повсюду мрак и тишина.Меж туч скрывается луна,И лампа тихо угасает.Над головою в вышинеКровавый луч во мгле сверкает,И в кровь, стесняя сердце мне,Холодный ужас проникает.О дух, ты здесь, ты близок — о, приди!Как сердце бьётся у меня в груди!Всем существом, души всей мощным зовомЯ порываюсь к чувствам новым!Явись, явись мне — я всем сердцем твой!Пусть я умру — явись передо мной!

(Закрывает книгу и таинственно произносит заклинание.Вспыхивает красноватое пламя, в котором являетсяДух.)

Фауст читает не абы какую книгу, а какие-то рукописи Нострадамуса, при этом в этой книге есть несколько символов. Это знак "макрокосма" и знак "духа земли".Насколько это известно, Фауста Гете не выдумал, и это персонаж действительно существовал, и более того, был современником Нострадамуса. Годы жизни, предположительно 1480-1540 г. В 1604 году вышла книга английского поэта и драматурга Кристофера Марло - "Трагическая история доктора Фауста", где присутствовал такой вот рисунок.По мнению Гете, что явствует из текста Фауста, вышедшего спустя более века, в руках у доктора как раз таки что-то из Нострадамуса.Несколько интересных строк из произведения Марло:

Что быть должно, то будет! Прочь, писанье! (читал до этого Библию)Божественны лишь книги некромантов И тайная наука колдунов,Волшебные круги, фигуры, знаки... Да, это то, к чему стремится Фауст! О, целый мир восторгов и наград, И почестей, и всемогущей власти Искуснику усердному завещан! Все, что ни есть меж полюсами в мире, Покорствовать мне будет !

Фауст Гете читает Нострадамуса, Фауст Марло - некромантов и колдунов. Буду исходить из предположения, что это одна и та же книга.Далее уже интересно. Появляются ангелы добра и зла:Ангел добра

Проклятую оставь ты книгу, Фауст!Закрой ее, не искушай души, Чтоб божий гнев не грянул над тобой! Читай, читай писанье! Не кощунствуй!

Ангел зла

Нет, далее в искусстве упражняйся, В котором вся сокровищница мира! Стань на земле, как на небе Юпитер, Владыкою, властителем стихий!

(Ангелы уходят).

У Гете такого резко-отрицательного эпитета по отношению к этой книге нет. А Марло есть. Он называет её "проклятой". И если провести параллели между Гете и Марло, то гений Нострадамуса, отнюдь не "добрый".Гете, к своему изданию Фауста 1790 года использовал гравюру Рембранда "Фауст" (первоначально называлась - "Алхимик у себя в кабинете"):

До боли знакомый образ:

I.Я сижу ночью, один, в тайном кабинете,Опершись на медную подставку,Язычок пламени, выходящий из одиночества,Приносит успех тому, кто верит не напрасно.

Кстати, интересная деталь, левая рука алхимика на картине Рембранда тоже опирается на что-то.Краткое описание из Википедии:

На офорте изображен учёный, на что указывают книги, карандаш в его правой руке, глобус, череп. Как его зовут, неизвестно. Не исключено, что это Иоганн Фауст, герой пьесы «Трагическая история доктора Фаустуса» английского драматурга Кристофера Марло.

На окне виден светящийся круг, в центральной его части стоят четыре буквы INRI, соответствующие надписи на кресте при распятии Христа «Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum», однако у алхимиков аббревиатура INRI имеет второе значение — «Ignis Natura Renovatur Integram» — «Вся природа постоянно обновляется огнём». Далее в круге по часовой стрелке вписан следующий текст:

« ADAM Te DAGERAM AMRTET ALGAR ALGASTNA. »Это анаграмма, истинный текст неизвестен, его можно получить из исходного перестановкой букв. Из центра круга высовывается рука, указывающая на что-то в форме овала.

Опять, встречаем анаграммы. Судя из постов данной темы, их получается некоторым интересным образом расшифровывать.Также стоит обратить внимание на отражение символа справа, на которое указывает рука.В письме Генриху есть такие строки: "...Следуя в большинстве случае движению небесных светил, я как будто бы глядел в туманное огненное зеркало..."На картине и туманное, и огненное...только не ясно, зеркало ли, но персонаж картины смотрит именно на него.К примеру, в Рейксмюсеум в Амстердаме, в описании данного произведения предмет, на которое указывает рука, называется именно зеркалом.Есть более подробный разбор этих символов. Только он называется не зеркалом, а кольцом, а именно, уроборосом.Подробнее:

3. На внешней стороне круга видна анаграмма: ADAM TЕ DAGERAM AMRTET ALGAR ALGASTNA. Ее смысл можно понять, только если правильно переставить буквы. Версий существует множество. Одна, например, такая: ADAM TЕ DAGERAM трансформируется в Adam te аdgeram («Человек, я приведу тебя»). Вероятно, имеется в виду процесс познания секретов алхимии. Что касается AMRTET ALGAR ALGASTNA, то ее легко превратить в Tangas larga latet am(o)r («Ты многого коснешься, любовь сокрыта»). Речь здесь может идти о любви к миру, которая подвигает человека к его познанию. Это аллюзия на слова апостола Павла: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

5. Кольцо — аллегорическое изображение уробороса (змеи, кусающей собственный хвост). Это символ завершения Великого Делания алхимиков, то есть получения философского камня, способного превращать в золото любой металл.

7. Перст, принадлежащий духу золота и указующий на символ уробороса, символизирует, во-первых, магическую силу, поскольку в средневековой хиромантии она приписывалась именно указательному пальцу, и, во-вторых, ответственность ученого — носителя всякого, в том числе и сакрального знания.

hyren.ru

Судьба гуманизма в XXI столетии. Знак духа земли фауст

Аствацатуров Поэзия Игра

Краткое содержание "Фауст" Гете И.В.

Иоганн Вольфганг Гёте . Фауст. Часть I. Сцены 1-2.

Все произведения школьной программы в кратком изложении по зарубежной литературе 5-11 классы

Судьба гуманизма в XXI столетии

Фауст (более подробная версия) – Краткое содержание (краткий пересказ в сокращении)

КЛЮЧ к расшифровке (неужели на самом видном месте?) : Мишель Нострадамус - Страница 27

Смотрите также