Прохладный покой и безмятежность моего дома никогда не были теплыми и ленивыми, как поздний сон под теплым одеялом в совершенно свободный день, когда вы разрешили себе выпасть из жизни, когда за пределами кроватки стужа, но вы защищены тремя толстыми одеялами, вооружены осознанием собственной беспечности. Мой покой иного рода – он сродни апатии, чист и холоден, как скорбная слеза. Я не думаю, что это скверно, конечно же. Мой дом тих и темен, здесь пахнет талой водой и древесиной. Иногда ко мне заглядывает солнце, в особо жаркие дни оно приносит красивый туман и некрасивый смрад. Не стоит смешивать ясный день и апатию. Мне нравится, когда водная гладь черна и недвижима, как старое зеркало. Никто не нарушает безмолвие, ветер не заставляет скрипеть гниющие старые стволы, давно лишенные жизни, погруженные в воду выше воображаемой ватерлинии. Я склоняюсь над водной гладью и гляжу на то, что было суетно, беспокоилось, искало, терпело поражения, но сейчас недвижимо. Их безмятежность непогрешима. Им никогда не нужно будет спешить, корить себя за промахи, их никто не ждет и не станет ждать. Вы бы увидели только тину на дне болота, может, пару пиявок или вязкую грязь. Я вижу историю, прошлое, каждую каплю, создавшую это место. В моем болоте лица утонувших – они торопились, они заблудились, их загнали, но сейчас у них все хорошо. Их лица расслаблены, в них нет суеты. Случайные твари, искавшие удачное место – наверное, слабые или больные, раз их оттеснили в такие места. Больше никто их не преследует, им не придется беспокоиться о запасах на зиму. Я нахожу мирно спящего на мягком иле волка и нежно провожу пальцами по его пушистой голове. Моя рука не тревожит ни зеркальную поверхность болота, ни глубокий сон хищника – его бока недвижимы, он не перебирает лапами во власти страшных снов. Я брожу целыми днями по своему дому. Я разговариваю с нетерпеливыми, энергичными реками, которые внесли свою лепту в создание болота много столетий назад. И где они теперь? То-то же. Энергичность, быстрота, все это ваше созидание – неверное решение. Будь оно верным, оно служило бы дольше. Но реки проискрились сквозь время и пространство, оставив за собой влажный след, и засохли. Или отправились на покой в мое болото, это как посмотреть. На память о них я храню тонкие рыбьи кости, очень глубоко, нам никогда их не откопать. Я здороваюсь с лугами, покрытыми сочной, нежной травой. В низменности скапливалась вода, сюда за сочными травами стремились кони. Их копыта ступали по дружелюбному ландшафту до того, как реки прибавили в низменности воды – слишком много, земля столько не выпьет. Я гляжу на ленивые облака через кроны деревьев леса, что вырос на берегах маленького озера. Тогда я уже был здесь, также спокоен и миролюбив, как сейчас. Я любил мое озеро, особенно когда водная гладь его была недвижима. Я любил его и когда лес стали вырубать, а не придерживаемая более корнями деревьев почва – оседать и осыпаться. Озеро расползлось шире, потеряв глубину, захватив новую территорию. Теперь оно имело в своем подданстве уцелевшие деревья – слишком кривые и страшные, старые и подгнившие, не интересные дровосекам. Люди ушли, забрав докучающую мне суету и стук топоров. Пришли змеи, москиты, да лягушки. Я не рад им – я бы хотел, чтобы мой дом был совершенно пуст. Но я и рад им – их не любят те, кто не прочь пошуметь, они обходят нас стороною. Я касаюсь пальцами белого лица девушки, пришедшей сюда разделить мой покой. Она много суетилась и металась, ее избранник, вероятно, был не готов к такому темпу и оставил ее. А потом ее энергия кончилась, и она пришла сюда отдохнуть. Я провел с ней пару часов, слушая монолог о несчастной жизни. Мы были на одной волне в наших чувствах, но ее порыв был краток и импульсивен, а я всегда безмятежен. Потом она отдала жизнь воде. Ее лицо больше ничто не омрачает, я вздыхаю с облегчением каждый раз, когда вспоминаю историю ее жизни, полную терзаний и волнений. *** Времена меняются. Я сижу в своем болоте, погрузившись по ноздри. С моих ветвистых рогов свисают длинные водоросли. Ветер покрывает воду рябью, змеи забились в укромные щели. По ненадежной грязи ступают люди. Я слышу вдалеке шум бензопил. Если вы думаете, что нарушенное уединение причиняет мне боль, то вы ошибаетесь. Я – смесь скуки, ожидания и абсолютного безразличия. А змеи негодуют. Такой их народ – лишь бы кого ядом заплевать. Незваные гости, коих с каждым днем все больше, не раз и не два претерпевают нападения моего серпентария. Но нападения ли? Это они на нашей земле. Однако, увозя укушенного, вытаскивая ужа из сапога, спасаясь на горбе товарища от гадюки под ногами, они не уходят. Это очень радует кровопийц. Глупые, суетливые ребята. Они бросаются пировать толпой, их не огорчает, что возвращаются единицы. Позовут друзей, попробуют снова. За неделю из-за ядовитого дыма население комаров уменьшилось втрое. С пиявками сложнее, но мало кто подставлял в воду голую кожу. Шум бензопил приближался. Змеи уходили. Я придерживался того же места, не пошевелившись ни на сантиметр. Выдыхаемый мною туман приобрел нотки лихорадки. Суета немного сбавила обороты, но не на долго. В общем, через несколько месяцев мое болото полностью осушили, и я все же решил подняться со своего места. Мои старые знакомые лежали в грязи. Некоторых окружили лентами, рассмотрели и увезли. Ту девушку, например. Приходили люди и копали с упорством, достойным лучшего применения. Почти дошли до скелетов рыб. Я подставляю лицо холодным каплям дождя, я отвык от них, они кажутся колкими и обжигающе холодными. Водоросли на моих рогах тяжелеют от воды, немного мха покидает мои волосы. Мой тяжкий вздох наполнен ядовитым туманом, но он не работает на открытом воздухе – ветер уносит мое дыхание. Я набираю в горсть немного воды из следа человеческой ноги, они утекает между моими пальцами. Мой дом падает на вязкую землю тяжелыми каплями. *** Стройные, как ноги газели, многоэтажные дома выросли на этом месте. Землю заковали в асфальт, лишь некоторые ее клочки окружили заборами, но и этим крохам не дали жить своей жизнью. То скосят, что выросло, то вырвут и посадят свое, а как вырастет – снова скосят. Солнце жарит каменные стены домов, между ними снуют человечки. До чего они суетливы. И тупы, невероятно тупы – одна эта война с травинками чего стоит. Подумать только, они создают специальную технику, платят друг другу деньги потому, что не могут определиться, что делать с кучкой травинок. Я представляю, как это происходило в ином масштабе. Травинки смотрят на глупых людей, а что люди? Некий умник создает двигатель, думая, вероятно, что это поможет перевозить тяжести, доставлять больным лекарства, защищать город от врагов. Травинки одобряют эту идею. Но время идет, его двигатель в числе прочего становится сердцем газонокосилки. Травинки думают, что это довольно тупо, но в масштабах скотоводства и необходимости прокормить зимой табун – имеет смысл. Кто-то платит деньги, на которые могла бы месяц прожить целая семья, и покупает газонокосилку. Поголовье травинок в городе резко сокращается из-за вездесущего асфальта, о прокорме скота речь не идет, травинки смотрят на газонокосилку и на семью, которая могла бы прокормиться на те деньги, что за нее уплачены, травинки понимают, что они куда умнее людей. Кто-то нанимает работника за цену, на которую, вероятно, прокормится месяц его семья, чтобы он газонокосилкой истреблял скромные, никому не мешающие клочки травы. Травинки не понимают, чего ради столько мороки. Я, правда, пытался это понять, особенно когда увидел, сколько людей фигурирует в геноциде одного газона. Владелец территории, где не повезло оказаться газону, ответственный за красоту города, начальник парня с газонокосилкой, те, кто закупали такого рода технику. А уж если решат посадить травинки другого цвета – целый консилиум соберут. Из-за травинок. Не тупые ли? Зачем? Единственное, что я мог подумать: чтобы в буйно разросшихся зарослях не плодились насекомые-паразиты. В тесном городе, от домашних собак к людям, это могло бы вызвать эпидемию. Но так вопрос никто не ставит, что поразительно. В общем, я думаю, что людей стишком много, и они не знают, куда себя деть. Они придумали разбиться на касты и следить друг за другом под любым тупым предлогом, лишь бы были заняты. У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю, как обладающие целью и талантами к созиданию твари тратят энергию на какую-то ересь. Да, мне не чуждо созидание. Я, прежде всего, за гармоничное течение ресурсов. Лучше, конечно, когда энергия есть, и ее много, и она неподвижна. Но мне ничуть не претит, когда она перетекает из одного резервуара, в другой. Вроде как было болото, стал торф, на нем вырос прекрасный лес. Я был бы ничуть не против такого расклада. Но вот эта вот неживая, бессмысленная суета больше всего напоминает бешеную собаку, которая жрет собственный зад. Мое болото могло бы быть хвойным лесом. Я смог бы привлечь в него пару секвой. Там пахло бы смолой и завывали волки. Я скорблю. Этот парень, что делает ненужную работу, чтобы заработать на ненужные вещи. Он мечтал быть художником. Он паршиво рисует, но это от отсутствия практики – ему внушили, что его цель – ерунда, он не уделял ей время, он вообще не верит в нее. Он не знает, что единственная цель его работы – занять руки. Эта девушка, тратящая силы под ноль ради парня, который ее не любит. Между ними полная взаимность. Она могла бы выращивать цветы – у нее всегда хорошо это получалось. Может, увлеклась бы селекцией. Но она уверена, что создала для семьи и вот эта вот мерзость – ее путь. Хотя и близко не похоже на ее фантазии. А чего стоят дети, надрывающиеся просто чтобы надрываться дальше! В их возрасте это нормально, не думать о причинах. Выложиться до предела чтоб родители гордились, но им плевать, разве что покрасоваться перед кем-то. Угробиться чтоб завоевать внимание и уважение сверстников, или еще лучше: доказать что-то самому себе. Но им можно, а взрослым оправдания нет, пора бы напрячь свои скудные мозги. Мне ясно с точки зрения политики такое деление. Когда стадо огромно и необъятно, пусть оно будет занято своим, пусть даже воображаемым, делом. Либо уставшим. Но я ненавижу суету, меня воротит от ее неестественности, это извращение, насилие над природой, совершенно преступное святотатство. Располагая способностями и силами к созиданию, как можно спустить все на липовые ценности, ни разу не попытавшись подумать над своим заблуждением? А потом просто сгнить в земле, как будто так и надо. *** Идет время. В тени между высокими домами никогда не высыхает асфальт. Этот угол болен хронической лужей, она уже продавила или промыла для себя углубление – результаты трудов рабочих оседают, трескаются. Близлежащие газоны – шедевр грязевого искусства. Тут вязкой земли по колено, местами глубже. Шаловливые дети не единожды попирали тут воспитательские качества своих родителей, игнорируя все эти «Нет! Нельзя ходить по луже! Не делай, а то упадешь! Береги чистую обувь!». Они не учатся на чужих и своих ошибках. Те, что наслаждался чавканьем грязи под галошами, частенько падали лицом в лужу, а выходили из нее – прототипами глиняного голема. Иногда одно и то же повторялось с одним и тем же сорванцом. То ли им это нравится, то ли они готовы ошибаться не раз, чтобы достичь чего-то. Но чего можно достичь в грязи до колена? В этом районе – элитном, экологически чистом, удобно расположенном и прочая ерунда про комфорт, инфраструктуру, надежного застройщика – невероятно много комаров. Это странно, ведь водоемов поблизости нет. Еще страннее – комарам не лень подняться на верхние этажи, хотя такое, кажется, невозможно. Вероятно, это говорит о прекрасном воздухе. Вода в местных домах постепенно начинает пахнуть гнилью. Умные жильцы обзавелись фильтрами и продолжили верить в экологию – вот в неестественных, химических районах вода с хлоркой, потому и не пахнет. Глупые рабочие выкапывали трубы, искали повреждения и коррозию. Коррозии нашли немало, заменили, проблему не решили. Где произошли их раскопки, вязкой грязи стало больше. Целые семейства трясин, хранящие в своих недрах трубы, методично разрушающие надежную, долговечную работу. Я бродил между домами, пока не нашел уютный угол близ низкого магазина – в одном месте его крыша провисла, в ней скапливалась вода. Это повторялось быстрее, чем реконструкция. Под протекающим покровом радовал глаз изумрудный мох, желто-оранжевые разводы на стене, плесень и грибы. Тут тоже поселилась сырость, не высыхающая даже в солнечный, ветреный день. Не скажу, что в этом месте особый микроклимат, повышенная влажность, частые дожди. Некоторая низменность есть, да и только. Но, как вы поняли, мое болото не могло не вернуться. И если вы полагаете, что я к этому причастен, то вы по-своему правы. А по-моему, нет. *** Запах гнили пропитал все дома, мебель, одежду. Суеты стало больше – жильцы сдавали свои квартиры, застройщики – надо отдать им должное, они профессионалы своего дела, просто не на того нарвались – искали причину стремительного разложения, какие-то околоюридические ребята на пару с собственниками недвижимости пытались вернуть деньги или поменять жилье на другое. Я глядел на этот переполох, это было похоже на росток, вдруг пробившийся посреди муравейника. Глядел и перемешивал пальцем лужу на крыше магазинчика. В ней дремали личинки комаров и отражалось серое небо. Бесполезные траты времени, денег и энергии к чему-то привели. Жилые дома стали гостиницами. Магазинчик менял владельцев много раз, превращаясь во все более дешевую лавочку. Каждый новый владелец пытался искоренить крышующую его лужу, но претерпевал фиаско. Персонал был скуден и скудоумен. Скуден потому, что платили мало. Скудоумен потому, что условия были мягко говоря опасные. Возможно, тупые люди полагают, что страдать за работодателя – верное решение, либо слишком глупы, чтобы связать условия труда с происходящими событиями… Вроде еженедельных отравлений, невыносимой вони на рабочем месте, необходимости перебирать весь товар по три раза в сутки – крупы отсыревают, картошка прорастает, под пластиком живут мокрицы, да так много, что продавать можно. И терпят ведь, как будто так и надо, как будто нет другого варианта. А чего стоит энергетика этого места! Мысли словно застревают в вязкой жиже, ошибки в подсчетах – это обыденность, тугие на ухо и на слово покупатели – единственные возможные клиенты, сонливость и упадок сил – естественное состояние. И если вы думаете, что я к этому причастен, то да, я же очень близко к этим ребятам. Но я не со зла – считайте это моей аурой. Я не из тех, кто делает нечто во зло или во благо. Я лишь хочу покоя и…я просто есть. *** Никто не знает, что стряслось, но коррозия портила трубы куда быстрее, чем их чинили. Меняли компании, занимающиеся этим делом, проверяли работников, материалы, поставщиков, искали тех, кто мог устроить саботаж. Зуб даю, многие уже давно поняли, что пора оставить это место, кто-то даже видел предзнаменования, вспоминая, как лихорадка косила работников еще при осушении болота. А те, кто не понимали, чувствовали… Что это уже не их земля. Строго говоря, никогда не была их, но теперь они не могли с этим спорить. Однако, формальности и видимость занятости сильны в шебутном народе. Они готовы землю жрать, но закончить доказывать всем, что дело совершено по придуманным кем-то тупым правилам, цель достигнута, а все прочее – от лукавого. Теперь трудности с водопроводом вошли и внутрь дома. Трубы прорывало каждую неделю. Я не буду останавливаться на этой проблеме, скажу только, что хороших отзывов у гостиниц не было. И прибыли – тоже, что омрачило радость от приобретения недвижимости за неприлично низкую цену. В номерах воняло стоялой водой, комары освобождали людей от лишних литров крови, появились случаи малярии, которые, конечно, возникли совсем даже не здесь, а были принесены гостями со своей родины. Продавщица продуктов повесилась прямехонько под накрышной лужей, которую я перемешивал пальцем, не оставляя рябь на поверхности воды. Она могла бы быть пастушкой в солнечных лугах или матерью пятерых карапузов – это сделало бы ее счастливой. Но она выбрала рабский труд и постоянные долги, в которых была виновата формально, но по факту – нет. Я заглядываю в души людей. Я вижу их внутренний компас, он работает и указывает на их предназначение. Продавщица не знала, что могла бы пасти овец, до нее это делала только ее прабабка. Но ее душа лежала на север, к природе и размеренному, медленному течению жизни, какое не найдешь в душном городе. Прислушайся она к своему сердцу и пойди куда оно зовет – были бы ей овцы, был бы ей муж и счастливая семья. Но она выбрала иной путь. В их душах не только компас, но и болото, мы с ними – родные. У ранних жильцов оно только начало появляться, не все были с этим согласны. Те, что посвежее, уехали сразу. Кто шел в ту же сторону, остался догнивать, как, например, одинокий старик, лишившийся своей гнилой квартиры по глупости и старческому слабоумию. Он протух бы при любых обстоятельствах, но смог найти подходящее под его настрой место. Он жил в подвале и мел двор последние годы. И сгнил никем не замеченный, пока запах не привлек внимание. Новые гости этого места принесли свое болото с собой. У каждого оно уникально, но в целом – мы одной породы, они нашли подходящее место. Все эти гости из разных концов континента, случайно попавшие сюда – они одинаковы, случайности нет. Вы можете думать, ошиблись, искали дешевле, поверили в сказки об эко-районе. Но гляньте: что ни клиент, то депрессия, тупость и полное отсутствие стремлений, потеря цели или даже всего. Последние не выходили из стен гниющих домов – их выносили. Они намеренно искали место достаточно мрачное, чтобы в нем закончить свой путь. И, признаться, глядя на них, я вспоминаю девчушку, говорившую мне о своей потерянной любви, как что-то светлое, живое, свежее. Хотя они, в целом, одинаковы. Но гостиницы не стали памятником суициду, домом с привидениями, скандальным местом, где трубы живут своей жизнью. Очень скоро игнорируемая всеми трещина в стене неожиданно быстро привела к крушению дома. Возможно, сыграла свою роль и эрозия почвы под домом. Не суть. В тот день погибло пять человек, дом опустел. Магазин продуктов, конечно, закрылся после ухода из жизни главного, бессменного, перманентно больного продавца. Новых владельцев не нашлось. Тучи продолжали сгущаться над этим местом – совсем как в те времена, когда я мог смотреть на них через голые, скрюченные ветки деревьев мертвого леса. Последний рывок суеты – и все затихло. Район опустел. Я со вздохом осмотрел окрестности, медленно переступая с одной вязкой лужи в другую. Пройдут годы, прежде чем обрушатся остальные постройки и уйдут также далеко в грязь, как кости рыб. Очень много лет, прежде чем эрозия почвы вернет мне мое болото, и, может быть, деревья, отделявшие меня от мира, словно уютная ширма. После ухода людей я почувствовал себя иначе. Словно на меня снизошло вдохновение. Я бы хотел, чтобы мое болото, которое они у меня отняли, было сейчас здесь. Я не обижен и не скорблю, я понял, к чему все идет. Это новое, чуждое мне ощущение – желания – немного коробит… Я бы хотел, чтобы все шло своим чередом, пока болото не изживет себя, не станет плодородной почвой. И тогда я бы был окружен жизнью, я бы поспособствовал ей. Да, я бы хотел окружить себя лесами, цветами и животными. В сущности, это всего лишь течение жизни, на него ни повлиять, ни помешать. Однако, вспоминая искрящиеся реки, я думаю, что круг замкнулся. Я пережду десятилетия, пока болото поглощает сор жизни людской, а затем – само себя. И вот тогда… Я срываю крошечный, слабый одуванчик, погибающий на излишне сыром газоне, и размещаю его на своих рогах, на память о своем начинании. Я точно чувствую, что шебутной народ здесь и везде играет очень важную роль. Но какую? Были ли они болотом куда более апатичным, чем то, что разлилось в моей душе? Стали ли они критической каплей, после которой даже дух болота не может более созерцать тлен и осознает важность созидания? Или, напротив, своей суетой и деятельностью они заронили в меня семя движения, которое медленно, но верно прорастает и делает то, что сами люди отвергли – созидает, идет к своей цели? Я трясу головой, пытаясь избавиться от несвойственного мне роя мыслей. Я и растущая во мне цель смотрим друг на друга. Я погибаю как Болото, я стану торфом, моя новая цель будет растущей на торфе жизнью. Так задумала Природа, так она убивает Дух Болота, чтобы создать Духа Леса, который зародит Лес. читателей 216 сегодня 1 fancon.ru Страшный дух череповецкого болота Россия может считаться родиной болот – нигде больше их нет в таком количестве и объеме. И у людей, живших в окружении болот, из поколения в поколение формируются определенные черты характера. В записках сельских лекарей XIX века очень часто встречаются упоминания о типичной русской хандре, которая вполне может быть клиническим признаком дурного влияния болот. «“Поющие” болота к северу от города – это не только предание, но и результат долголетних наблюдений многих людей, – так писал лекарь Павел Грязнов в своей докторской диссертации “Опыт сравнительного изучения гигиенических условий крестьянского быта и медико-топография Череповецкого уезда”, которую он защитил в Санкт-Петербурге в 1880 году. – Пустынное болото лежит по обеим сторонам реки Кономы, начинаясь у самого города Череповца, и тянется к северу верст на 30. Площадь его 80 квадратных верст. Среди болота располагаются несколько озер, из которых главные – Ивачевское и Пустынное. Поверхность самого болота состоит из упругого слоя, имеющего волнообразный вид, местами прорванного от напора более жидкого слоя, отчего и образуются так называемые плави, или окнища. Глубина болота достигает всего двух с половиной саженей[9], дно его плотное, глинистое…» Череповецкие болота представляют собой малоизученную местность в Вологодской области. В наше время о ней принято говорить как об аномальной зоне, потому что здесь издавна наблюдались загадочные исчезновения людей с дорог, частые самоубийства, необъяснимо большое количество сумасшедших в близлежащих деревнях и странное поведение, казалось бы, вполне здоровых людей. По статистике XIX века, в районе череповецких болот количество самоубийств в четыре-пять раз превышало общероссийские показатели, а преступность была в девять раз выше. И нет ничего удивительного в том, что старинное болото в окрестностях Череповца обросло своими мифами и легендами. «В давние времена на одной из белозерских дорог стали пропадать люди – в основном иногородние купцы. Купеческие люди выезжали из одного города, а к цели своего назначения уже не добирались, – рассказывается в записках Павла Грязнова. – В первое время люди думали, что в окрестностях появилась разбойничья шайка. Но постепенно эта версия была отброшена… Однажды люди из города с оружием прочесали окрестности и нашли на берегу большого болота брошенную телегу. Ни лошадей, ни купца, ни охраны у телеги не оказалось. А товар стоял нетронутым… И во всех случаях следы людей, которые ехали на телегах, уходили в топь – без следов борьбы или какого-то беспокойства… Пропадали люди в одиночку и большими группами. Никто не вернулся из болота. Кроме одного человека…» Это случилось в XVI веке – купец пропал на целое десятилетие. Конечно, не все это время он скитался по болотам, но испытанный им ужас был так велик, что еще долго у него не было сил вернуться обратно. Объявившись через десять лет, купец рассказал, что повез, как обычно, товар на продажу, но по какой-то необъяснимой причине вдруг изменил маршрут и поехал неизвестными ему местами. Подъехав к краю болота, чуть было не утопился – такой страх на него напал, ужас и желание скорее убить себя. Сохранив малую толику сознания, он убежал от этого места, даже не вспоминая о товаре и не думая за ним вернуться. Местные купцу не поверили, и он вызвался показать желающим то место. Слова его полностью подтвердились: на берегу болота стояли брошенные много лет назад уже развалившиеся телеги с торговым добром. Большинство исследователей аномальных явлений, происходивших на череповецком болоте, определяют эти места как «одержимые темным духом». Какова природа этого духа, никто не знает. Дух – герой местных преданий, некая стихийная темная сила, несущая зло и страдания без каких бы то ни было мотивов. Согласно славянской мифологии, в болотах живет кикимора – злой болотный дух. Людям показывается редко, предпочитает быть невидимой и только кричит из болота громким голосом. Любит наряжаться в «меха» из мхов, вплетает в волосы лесные и болотные растения. Кикимора болотная затаскивает зазевавшихся путников в трясину, где может замучить до смерти. Поэтому в болотистые места далеко и поодиночке не шли. Считалось, что безбоязненно ходить там могут только колдуны и ведьмы. «Дух в болотах появился давно, – писал лекарь Грязнов в 1879 году. – Никто не знает, что его породило: дремучая природа болот, темные силы земли, грехи живущих в этой местности людей, или вообще сам дух, поселившись в этой местности, создал для себя удобные для его жизни и дремучести болота». Древние кельты называли болота «вратами духов» – там, где кажущаяся твердой почва мгновенно уходит из-под ног, открываются врата в мир загадочных духов природы и божеств. Поэтому кельты почитали болота и приходили туда с жертвенными дарами. А вот запись из другого череповецкого источника, сделанная еще раньше, в середине XIX века: «Он воет, этот дух. Стоит однажды попасть туда, чтобы он навсегда остался с тобой. Он всасывает мозг. Он думает и заставляет молчать…» «Его можно вспугнуть, – читаем в письме некоего Перфильева, уроженца этих мест, лечившегося от своей “болотной хандры” у доктора Грязнова. – Не говорите о нем, не показывайте ему дорогу, он живет в самом центре, где лесная поросль обступает небольшое рыжее место, похожее на вытянутый круг. Наш лесник называет его ведьминым. Сам боится-боится, а других приглашает послушать. В лес стал ходить без ружья. Все знают: его предшественник застрелился дома. Дослужился до старшего и застрелился, а из города не уехал. Так и не успел. Или не смог… А еще лучше – молчать. Идти и молчать. И оно не сможет воровать голос». «Отец гнал меня из города, – свидетельствует другой очевидец и жертва череповецкого болота середины XIX века. – Я получил образование и вернулся. Отныне уже нельзя уехать. Эти болота найдут везде. Как можно бороться с такой махиной вонючего торфа? А как прекрасно это болото, когда находишь его впервые! И ягоды почти нет, и птицы мало. Не болото это вовсе. А как слышно его в городе! Я уже знал троих, которые его слышат…» Это подтверждает и Перфильев в письме, написанном в 1905 году: «Все лучшие люди действительно уезжают из Череповца или погибают здесь… Это не душевная – какая-то другая болезнь. Человек перестает ждать лучшего… и будто бы слышит по утрам, как где-то на севере вздыхает Озеро. И живет та вода чужой жизнью. Она подчиняет себе людей, которые выполняют ее волю». Через два года Перфильев уже сам болел этой странной болезнью… «Я взял анализы торфа с этого странного места, – уверяет в своих записях все тот же Грязнов. – Послал в Петербург образцы и привел всех знакомых ученых в недоумение: кроме растительных остатков в торфе оказались следы более высокоорганизованной жизни, которые (следы) ранее нигде не встречались и не наблюдались. Коллеги написали мне, что болото редкое, необычное». Других подробностей и «вещественных доказательств», проливающих хоть какой-нибудь свет на историю с череповецким болотом, мы не знаем. Предполагают, что болото в том виде, в каком оно наводило ужас на всю округу, погибло где-то в 1920-1940-х годах. Вернее, само болото не погибло – просто перестало проявлять себя, во всяком случае открыто. Иначе бы как оно допустило столь бурное строительство города и развитие промышленности? И противостоять активному приливу в Череповец свежих людей болото не смогло. Сдалось… Или затаилось? Следующая глава > public.wikireading.ru Неподалеку от города Череповца находится странная аномалия - Череповецкие болота. Многие пытались найти причину массового безумия и самоубийств людей, попадавших в зону влияния болот. Но эта загадка до сих пор остается неразгаданной, несмотря на то что о странностях этих мест известно давно. Согласно легенде, живет в болотах некий темный дух, который и губит людей. Глубина этого гиблого места немногим больше 5 метров. Прямо в центре его располагаются разные по величине озера, самые большие из них Ивачевское и Пустынное. По всей поверхности болота лежит упругий мох, в некоторых местах порванный напором жидкой грязи, которая поднимается снизу. Такие прорехи называются окнища. Все это похоже на другие болота, встречающиеся в соседних областях. Если бы не тот факт, что в округе происходит в четыре раза больше самоубийств и психических отклонений, квалифицируемых психиатрами как «маниакально-депрессивный психоз». ДНЕВНИК УЧИТЕЛЯ Легенды, мифы, предания обычно имеют под собой частицу каких-то реальных событий, но в случае с Череповецкими болотами есть даже письменные показания очевидцев. Найден дневник учителя из городка, находящегося неподалеку от болот, датированный 1850 годом. Записи в нем отрывочные, будто человек был явно чем-то напуган или не в себе: «Он воет, этот дух. Стоит однажды попасть к нему, чтобы он навсегда остался с тобой — и нет от него ни желания, ни возможности, ни сил уйти. Он всасывает мозг. Он думает и заставляет тебя молчать». Далее учитель писал, что его отец говорил ему, что слышит болото, даже когда находится вдалеке, болото высасывает из него силы, заполняет его мысли, заставляет совершать безумные поступки. Отец в конце концов сошел с ума, но еще до этого убеждал сына уехать из этих мест. Тем не менее сын выучился и вернулся в родной город. И понял, что жить ему здесь всегда, поскольку «болота найдут везде, как бы ты ни старался перебороть этот дух в себе, избавиться от его голоса и влияния». Учитель отмечал в своих записях, что в окрестностях болота, возраст которого около 1 000 лет, нет ягод, грибов, да и птиц тоже мало. «Отказаться нельзя, отказаться поздно...» — на этом дневник учителя обрывается. СПУСТЯ 30 ЛЕТ Жил в этих местах лекарь Павел Грязнов, который тоже оставил кое-какие записи о событиях, происходящих в 1879 году. Интерес к болотам возник у Грязнова после того, как он узнал историю купца, внезапно пропавшего и вернувшегося в эти края спустя 10 лет. Как оказалось, купец, испугавшись чего-то, сбежал из этих мест так далеко, что для возвращения потребовались многие годы. Вернувшись, он рассказал, что какие-то странные силы будто подталкивали к краю болота. Он совсем потерял волю и собирался утопиться. Но, видимо, инстинкт самосохранения в нем еще оставался, и купец, бросив товар, убежал оттуда. Потом он вспоминал, что был удивлен большим количеством брошенных телег с товарами по берегу болота. Что случилось с их владельцами, уточнять вряд ли нужно. Люди не особенно поверили в рассказы купца, и несколько человек решились проверить его слова. Рядом с болотом действительно стояли почти сгнившие телеги. Однако изучить окрестности группе смельчаков не удалось, всех их охватил безотчетный ужас, и пришлось спасаться бегством. Одно время думали, что здесь орудуют разбойники, но никто их не видел, кроме того, люди пропадали здесь десятилетиями, а скрываться столько лет невозможно. К тому же возле недавно брошенных телег находили следы, ведущие к болоту. По ним можно определить, что ни борьбы, ни насилия не было. Ровные цепочки следов, обрывающихся у края. Грязнов писал, что после того, как он взял пробы торфа с болота, у него два дня болела голова и навалилась страшная депрессия. А когда пришел ответ из Петербурга, куда он отправил образцы, загадок стало еще больше: «Кроме растительных остатков, в торфе оказались следы более высокоорганизованной жизни, которые ранее нигде не встречались и не наблюдались». БЕСКОНЕЧНЫЙ КОШМАР Один из жителей Череповца, С. Перфильев, в 1905 году, описывая свои наблюдения, говорил, что у людей есть два варианта: или уехать, или погибнуть. Ему казалось, что местных жителей поражала не душевная болезнь, а что-то другое. Человек перестает надеяться на лучшее, не хочет общения, а потом либо пьет, либо сочиняет небылицы, либо и то и другое. Рассказывает о том, что слышит, как дышит озеро на болоте, что вода в нем живет сама по себе и подчиняет себе людей. И люди эти становятся связаны с водой странными прочными узами. Вот как Перфильев описывает эти ощущения: «По утрам шумит голова. Ужас в том, что шум не в самой моей голове, а вне ее — шум идет откуда-то с севера. Но даже мысль о переезде вызывает животный страх, я не боюсь умереть. Только это не смерть — это потеря самого себя». Руководитель Центра по исследованию аномальных явлений А. К. Прийма, работая в архивах, обнаружил описания случая, произошедшего на Череповецких болотах в 1911 году. Однажды сын сапожника Влас вышел на пристань неподалеку от болота, упал на площадку, вымощенную булыжником, и стал биться о камни головой, пока не треснул череп. Ранее за молодым человеком припадков эпилепсии не наблюдалось. Умирая, парень произнес странную фразу: «Грязная пропасть. Снизу постучали. Потому я отправляюсь туда». Хоть врачи и поставили диагноз «буйное помешательство», он не дает ответы на вопросы, почему произошло самоубийство и что означают последние слова Власа. Известный художник, уроженец Череповца Василий Верещагин, как известно, уехал из этих мест, будучи еще молодым человеком, и не слишком хотел туда вернуться. Его слова тоже подтверждают записи из старых дневников: «То, что пребывало неподалеку от нашей череповецкой усадьбы, порождая ощущения тревоги, недоумения и страха, вряд ли кто, где и когда увидит. Это так называемое у нас Живое болото. Вокруг него березы, заплетенные, закрученные по две-три, трава цветом и рисунком под стать малахиту, грибы со шляпками размером в тележное колесо, валуны, расписанные природой, как пасхальные яйца. Испарения самого болота столь ядовиты, что побуждают долго находящегося там совершать поступки, наносящие вред здоровью, а иногда и отнимающие саму жизнь. Впору это болото именовать болотом самоубийц...» Художник отмечал, что около болота у него немного кружилась голова и подташнивало, а еще он слышал звон и бубнящие звуки. У Батюшкова тоже было имение в этих краях, но как на него действовала обстановка, сказать трудно: жил он здесь, уже будучи душевнобольным. Около 5 лет жил в Череповце поэт Игорь Северянин, и, видимо, его тонкая натура тоже почувствовала что-то угнетающее психику. Он уехал и больше никогда не возвращался сюда. Говорят, даже проклял этот город. ТАИНСТВЕННЫЙ ДУХ ИЛИ БОЛЬНАЯ ВОДА? Изучением аномалии Череповецких болот ученые занялись только сейчас. Кандидат химических наук Ю. Перовский предположил, что веками гниющие на дне биологические останки синтезируют какие-то галлюциногенные соединения, которые и разрушают психику людей. Но это предположение, а профессор из Японии Эмото Масару опытным путем определил, что от воздействия окружающей среды меняется молекулярная структура воды. Грязная вода имела хаотичную структуру, а структура воды из горных ручьев на снимках с микроскопа была похожа на геометрически правильные снежинки. Еще Масару удалось выяснить, что на структуру воды влияет музыка и даже слова, напечатанные на бумаге и наклеенные на емкость с водой. И вполне вероятно, что если вода настолько чувствительна, то она может заболеть от плохих людских мыслей. А заболев, начинает воздействовать на здоровых людей. Невероятное предположение, но... Выводы японца подтверждает Э. Витюк, член Международной европейской лиги психотерапии и Общероссийской профессиональной медицинской ассоциации традиционной медицины. Он считает, что вода имеет память, то есть запоминает информацию и передает ее в виде электромагнитных колебаний. Витюк также рассказал, что ученые в 1995 году определили, что структура воды представляет собой систему ячеек-кристалликов, каждый из которых своего рода маленький биокомпьютер. Известно, что человек на 70% состоит из воды. Получается, что человеческий организм — это программируемая система. И под влиянием различных факторов «молекулы воды в человеке перестраиваются, меняя свою геометрию, и таким образом в состоянии запоминать любую информацию». Выходит, Череповецкие болота веками накапливали негатив, а потом передавали его молекулам воды, находящимся в человеческом мозге. И если данная гипотеза верна, то все становится на свои места. Галина БЕЛЫШЕВА paranormal-news.ruСтрашный дух череповецкого болота. Дух болота
Дух болота | Международный литературный конкурс «Пролёт Фантазии»
Страшный дух череповецкого болота. Проклятые места планеты
Дух череповецких болот
Смотрите также