Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц] В такой перспективе наблюдается почти полный разворот диалектики господства, парадоксальная инверсия отношений господина и раба. Когда-то господином был тот, кто подвергался риску смерти и мог пустить ее в ход. А рабом был тот, кто, лишенный смерти и судьбы, был обречен на выживание и на работу. А как сегодня? Мы, сильные мира сего, отныне застрахованные от смерти и сверхзащищенные со всех сторон, занимаем именно позицию раба, тогда как те, кто распоряжается своей смертью и для кого сохранение жизни не является единственной целью, как для нас, именно они сегодня символически занимают позицию господина. Еще одно серьезное возражение, на этот раз не относительно мотива, но относительно символического содержания террористического акта. Является ли теракт 11 сентября – этот жестокий вызов, брошенный торжествующей логике глобализации, – символическим актом в полном смысле этого слова (то есть актом, ведущим к реверсии и трансмутации ценностей)? По мнению Каролины Генрих116 Каролина Генрих – профессор философии (Германия). Была дружна с Бодрийяром в последние его годы жизни. [Закрыть], например, террористы, атакуя логику симуляции и безразличия117 Безразличие, безразличный – в большинстве случаев Бодрийяр употребляет эти слова в буквальном смысле: «без различий», «отсутствие различий». [Закрыть] во имя системы ценностей и высшей реальности, лишь возрождают новую логику идентичности. «Противостоя логике безразличия, – говорит Генрих, – террористы пытаются вернуть смысл тому, что его уже не имеет». Реальности, которая для нас является тем, чем является, то есть референциальной иллюзией, террористы лишь подставляют новые смыслы, новые ценности, идущие из глубины веков. В этом же их упрекает и Филипп Мюрей: «Мы ликвидировали все наши ценности, в этом же смысл всей нашей истории, а вы нам опять привносите ваши призрачные ценности, вашу призрачную идентичность, вашу „слаженность“, которую вы противопоставляете разлагающемуся миру». Террористы принимают «симулированные» референты (башни, рынок, западную мегакультуру) за реальные. Противостоя бесчеловечности полного обмена [l’échange intégral], они заново открывают метафизику истины (опять же, по мнению Каролины Генрих). Однако прежде всего следовало бы разобраться не с симуляцией, а с самой истиной. Нет никакого смысла бороться с симулякрами, чтобы возвратиться к истине. Нет никакого смысла бороться с виртуальностью, чтобы возвратиться к реальности. Тем более что, по словам Каролины Генрих, террористы сами находятся в полной симуляции: террористический акт просчитывался с помощью моделирования. Это замечательный пример прецессии моделей по отношению к реальности (для выработки антитеррористических стратегий даже обращались к голливудским режиссерам в качестве консультантов). Кроме того, их акция во всех отношениях моделируется согласно технологическому устройству [dispositifs] системы. Как в таком случае, играя в ту же самую игру, что и она, можно стремиться к ниспровержению конечных целей системы? Серьезное возражение, но упрощенное тем, что оно ограничивается религиозным и фундаменталистским дискурсом террористов, согласно которому они на самом деле намереваются противостоять глобальной системе во имя высшей истины. Но это не в дискурсе, а в самом действии происходит «минимальное вторжение реверсивности», которое делает этот акт символическим. Террористы атакуют систему интегральной реальности действием, которое в сам момент его совершения не имеет ни истинного смысла, ни референции в ином мире. Речь идет о том, чтобы просто разрушить систему – которая сама безразлична к собственным ценностям – ее собственным оружием. Не только ее технологическим оружием, но и тем, что террористы усваивают прежде всего и из чего делают свое решающее оружие, – это бессмыслица и безразличие, которые лежат в основе системы. Их стратегией является стратегия реверсии и переворота власти – не во имя морального или религиозного противостояния либо какого-то там «столкновения цивилизаций», а в силу чистого и простого неприятия этого глобального всемогущества. Кроме того, совсем не обязательно быть исламистом или апеллировать к высшей истине, чтобы счесть этот мировой порядок неприемлемым. Исламисты или нет, мы разделяем это фундаментальное неприятие, а в самом сердце этого могущества налицо многие признаки беспорядка, надлома и хрупкости. Это и есть «истина» террористического акта, другой не существует, и уж тем более не является ею фундаментализм, с которым этот акт отождествляется, чтобы легче его было дискредитировать. Терроризм возрождает то, что в системе различий и обобщенного обмена не подлежит обмену. Различие и безразличие отлично между собой обмениваются. Событием является то, что не имеет эквивалента. И террористический акт не имеет эквивалента в виде какой-то трансцендентной истины. Когда Каролина Генрих противопоставляет террористическому акту граффити как единственный символический акт в полном смысле этого слова, потому что граффити ничего не означает и использует пустые знаки, которые доводит до абсурда, она сама не понимает, насколько близка к истине: граффити как раз и является террористическим актом (и также в этом случае все началось с Нью-Йорка) не из-за вписанной в него претензии идентичности: «Меня зовут так-то, я есть, я живу в Нью-Йорке», – но из-за его невписываемости в стены и архитектуру города, из-за резкой деконструкции самого означающего (вытатуированные граффитистами составы метрополитена погружались в сердце Нью-Йорка точно так же, как «боинги» террористов вонзались в башни-близнецы). Вся проблема заключается в проблеме реального. Согласно Жижеку118 См. Славой Жижек, «Добро пожаловать в пустыню Реального» (М., 2002). [Закрыть], главной страстью XX и XXI столетий является эсхатологическая страсть к реальному, ностальгическая страсть к предмету, либо уже утраченному, либо находящемуся в процессе исчезновения. И террористы, по сути, лишь удовлетворили это патетическое требование реального. Так же и для Филиппа Мюрея терроризм джихадистов – это лишь судороги агонизирующего реального, осложнение подходящей к концу драматичной истории, которая корчится в судорогах именно потому, что умирает. Но это обращение к порядку Реальности и Истории само патетично, потому что соответствует предыдущей фазе, а не актуальной фазе интегральной реальности, которая является также фазой глобализации. На этой стадии ответом уже не может быть никакое отрицание. Единственным ответом на «фундаменталистское» наступление глобальной системы может быть только вторжение сингулярности, что не имеет ничего общего с реальным. Самая новая и самая эксцентричная из числа интерпретаций 11 сентября та, согласно которой все является результатом внутреннего террористического заговора (ЦРУ, ультраправые фундаменталисты и т. д.). Этот тезис вырос из поставленной под сомнение воздушной атаки на Пентагон и, как следствие, атаки на башни-близнецы (Тьерри Мейсан. «Чудовищная махинация»). А если все это ложь? Если все было сфальсифицировано? Тезис настолько ирреальный, что заслуживает быть принятым во внимание, как и всякое экстраординарное событие заслуживает быть поставленным под сомнение: в нас всегда сосуществуют одновременно ожидание радикального события и ожидание полного надувательства. Фантазм махинации, который, впрочем, довольно часто подтверждается: уже и не счесть количество кровавых провокаций, покушений, «несчастных случаев», срежиссированных всевозможными группировками и спецслужбами. Опуская фактическую правду о 11 сентября, которую, по-видимому, мы никогда не узнаем, то, что остается от этого тезиса, – знакомое утверждение, что господствующее всемогущество является вдохновителем всего, в том числе последствий субверсии и насилия, принадлежащего порядку иллюзии реальности [trompe-l’œil]. Это самое худшее, но все же это совершили мы. Конечно, это не повод для гордости за наши демократические ценности, но это все же лучше, чем признать, что темные джихадисты оказались в состоянии нанести нам такое поражение. Еще в связи с катастрофой «боинга» над Локерби119 Взрыв Boeing 747 над Локерби – авиакатастрофа, произошедшая 21 декабря 1988 года. Самолет авиакомпании Pan American, совершавший рейс из Лондона в Нью-Йорк, был взорван террористами над городом Локерби (Шотландия). В результате погибло 270 человек (259 на борту и 11 на земле). В 2003 году Ливия признала ответственность своих официальных лиц за взрыв самолета. [Закрыть] долгое время предпочитали гипотезу, согласно которой причиной катастрофы была техническая неисправность, а не террористический акт. Несмотря на то что признавать свои собственные недостатки нелегко, мы все же лучше предпочтем сделать это, чем признать силу другого (что не мешает параноическому разоблачению оси Зла). Если бы оказалось, что такая мистификация возможна, если бы событие было раздуто на пустом месте, это очевидно означало бы, что оно не имеет никакого символического значения (если близнецы были взорваны изнутри, потому что удара извне оказалось недостаточно для их обрушения, тогда очень трудно было бы сказать, что они совершили самоубийство!). Речь шла бы уже только о политическом заговоре. И все же… Даже если все это было делом какой-то клики экстремистов или военных, это все равно было бы ясным знаком (так же как теракт в Оклахома-Сити120 Теракт в Оклахома-Сити – террористическая акция, совершенная 19 апреля 1995 года и до событий 11 сентября 2001 года являвшаяся крупнейшим терактом на территории США. В результате взрыва заминированного автомобиля было разрушено федеральное здание, погибли 168 человек и более 680 получили ранения. Совершенно неожиданно оказалось, что организаторами теракта были ультраправые американцы. [Закрыть]) саморазрушительного внутреннего насилия, смутной склонности общества к соучастию в его собственной гибели, проиллюстрированной распрями на высшем уровне между ЦРУ и ФБР, которые, взаимно нейтрализуя свою информацию, дали террористам беспрецедентный шанс на успех. 11 сентября со всей силой поднимает вопрос реальности, тогда как надуманная гипотеза заговора является побочным продуктом воображаемого. Отсюда, по-видимому, тот пыл, с которым этот тезис был отвергнут со всех сторон. Или, быть может, потому, что он антиамериканский и оправдывает террористов? (Но оправдать – это значит лишить их ответственности за событие, что сов падает с презрительной точкой зрения, согласно которой исламисты никогда не были способны на такой перформанс). Нет, это скорее негационистский121 Негационизм – вид исторического ревизионизма, при котором «новая» концепция строится на отрицании или игнорировании твердо установленных наукой фактов. Также нигилизм, отрицающий события прошлого, например армянский геноцид в Турции или холокост в фашистской Германии. Бодрийяр употребляет термин в значении «отрицание реальности». [Закрыть] аспект данного тезиса вызывает такую резкую реакцию. Отрицание реальности – само по себе террористично. Лучше все что угодно, чем оспаривание ее как таковой. То, что нужно спасать прежде всего, так это принцип реальности. Негационизм – враг общества номер один. Однако на самом деле мы уже живем в полной мере негационистском обществе. Больше ни одно событие не является реальным. Теракты, судебные процессы, война, коррупция, опросы общественного мнения – больше нет ничего, что не было бы сфальсифицировано или неразрешимо. Власть, госорганы, институции – первые жертвы этого грехопадения принципов истины и реальности. Повсюду бушует недоверие. Теория заговора – это лишь небольшой бурлескный эпизод в этой ситуации ментальной дестабилизации. Отсюда жгучая необходимость борьбы с этим ползучим негационизмом и спасения любой ценой лежащей под капельницей реальности. Ведь если терроризму и физической нестабильности можно противопоставить весь аппарат репрессии и апотропии, то от этой ментальной нестабильности нас ничто не защитит. Впрочем, все стратегии общественной безопасности являются лишь продолжением террора. И настоящей победой терроризма является погружение всего Запада в манию безопасности, то есть в завуалированную форму постоянного террора. Призрак терроризма вынуждает Запад терроризировать самого себя: планетарная полицейская сеть и являющаяся эквивалентом напряженности всеобщей холодной войны четвертая мировая проникает в наши тела и нравы. Так, например, сильные мира сего недавно собрались в Риме, чтобы подписать декларацию, которая, как они все в унисон заявляют, поставит окончательную точку в холодной войне122 Римская декларация от 28 мая 2002 года положила начало Совету Россия – НАТО. Саммит 19 лидеров стран – членов НАТО и президента России проходил на военной базе США при беспрецедентных мерах безопасности. 1 апреля 2014 НАТО остановило военное сотрудничество с Россией из-за кризиса на Украине. [Закрыть]. Однако сами не покинули даже аэродрома, остались за оградой, расположившись прямо на летном поле в окружении бронемашин, колючей проволоки и вертолетов, то есть всех этих символов новой холодной войны, войны вооруженной безопасности и непрерывной апотропии невидимого врага. Ни политически, ни экономически уничтожение башен не наносит поражение глобальной системе. Тут действует нечто иное: электрошок агрессии, дерзость ее успеха и, как следствие, утрата доверия, крах имиджа. Потому что система может функционировать только тогда, когда может обмениваться на свой собственный образ, отражаться в себе, как башни отражались в своем полном подобии, ощущать свой эквивалент в виде идеальной референции. Именно это делает ее неуязвимой – и именно эта эквивалентность была разрушена. Именно в этом смысле, столь же неуловимом, как терроризм, система все же была поражена в самое сердце.Book: Бодрийяр, Жан «Дух терроризма. Войны в заливе не было». Дух терроризма бодрийяр
Читать книгу Дух терроризма. Войны в заливе не было (сборник) Жана Бодрийяра : онлайн чтение
Насилие глобального123 Глобальное – Бодрийяр, как и многие его предшественники и современники, избегает категоричности существительного, поскольку прилагательное позволяет вместить в себя все смыслы. В данном случае: глобализация – процесс, глобализм – идеология, глобальность – свойство. То же самое касается и употребления слова «универсальное».
Сегодняшний терроризм не является преемником анархии, нигилизма и фанатизма, какими мы знаем их из традиционной истории. Сегодняшний терроризм является современником глобализации, и, чтобы уловить его особенности, необходимо представить краткую генеалогию глобализации в ее соотношении с универсальным и сингулярным.
Между понятиями «универсальный» и «глобальный» есть обманчивое сходство. Универсализация связана с правами человека, разнообразными свободами, культурой, демократией. Глобализация – с технологиями, рынком, туризмом, информацией. Глобализация представляется неотвратимой, тогда как универсализация скорее на пути к исчезновению. По крайней мере, универсализм, понимаемый как система ценностей в контексте западной модерности124 Модерность – Бодрийяр употребляет это словно не столько в значении «современность», сколько как противопоставление традиционности.
[Закрыть], не имеющей аналогов ни в какой другой культуре.
Всякая культура, которая универсализируется, теряет свою сингулярность и погибает. Это произошло как со всеми теми культурами, которые мы уничтожили, насильно их ассимилируя, так и с нашей культурой в ее претензии на универсальность. Разница в том, что другие культуры погибли из-за своей уникальности [singularité], и это красивая смерть, тогда как мы умираем из-за потери какой-либо уникальности, из-за уничтожения всех наших ценностей, и это плохая смерть.
Мы полагаем, что идеальное предназначение любой ценности состоит в возведении ее до уровня универсальной, не учитывая при этом, какую смертельную опасность представляет собой такое продвижение: на самом деле это скорее не возведение, а разведение, размазывание ценности и низведение ее к нулевой степени.
Со времен Просвещения универсализация происходила из-за переизбытка, согласно восходящей линии прогресса, сегодня она происходит из-за недостатка, находясь в стремительном пике по направлению к наименьшему общему знаменателю. Так происходит с правами человека, свободой, демократией: экспансия этих ценностей совпадает со все более ослабляющимся их определением [déf nition].
Фактически, универсальное погибает в процессе глобализации. Глобализация обменов кладет конец универсальности ценностей. Это триумф единомыслия над универсальным мышлением. То, что глобализируется в первую очередь, это рынок, все разнообразие обменов и товаров, непрерывный денежный оборот. В культурном плане это промискуитет всех знаков и всех ценностей, то есть порнография. Поскольку глобальное распространение в Сети всего и вся – это и есть порнография, нет никакой необходимости в сексуальной обсценности – достаточно этой интерактивной копуляции. И, как результат всего этого, нет больше никакой разницы между глобальным и универсальным. Универсализм сам глобализировался, демократия и права человека циркулируют точно так же, как любой другой глобальный продукт, как нефть или как капиталы.
То, что происходит с переходом от универсального к глобальному, это одновременно гомогенизация и фрагментация до бесконечности. Не локальность сменила централизм, а дислокация. Не децентрализация сменила централизацию, а эксцентричность. А дискриминация и маргинализация не побочные последствия – это заложено в самой логике глобализации.
В таком случае встает вопрос: не разрушился ли тогда универсализм под весом собственной критической массы, да и вообще существовал ли когда-либо он и модерность, кроме как только в официальных речах [discours] и официальной морали? Как бы то ни было, для нас зеркало универсализма разбито. Но, может быть, это шанс, потому что в осколках этого разбитого зеркала все сингулярности появятся вновь: те, что считались под угрозой, уцелеют; те, что считались погибшими, воскреснут.
Ситуация радикализируется по мере того, как общечеловеческие [universelles] ценности теряют свой авторитет и легитимность. До тех пор пока они были необходимы в качестве посреднических ценностей, им удавалось с большим или меньшим успехом интегрировать сингулярности как различия в универсальной культуре различий (мультикультурализм), но отныне им это больше не удается, потому что торжествующая глобализация сметает все различия и ценности, кладя начало совершенно безразличной культуре (или бескультурью). С тех пор как исчез универсализм, всемогущая глобальная техноструктура осталась лицом к лицу со вновь одичавшими и предоставленными самим себе сингулярностями.
Универсализм имел свой исторический шанс, но сегодня – в столкновении с безальтернативным мировым порядком, с одной стороны, и с неуправляемыми или восстающими сингулярностями – с другой – понятия свободы, демократии, прав человека сильно блекнут, превращаясь в фантомы исчезнувшего универсализма.
Универсальное было культурой трансцендентности, субъекта и концепта, реального и репрезентации. Виртуальное пространство глобального – это пространство экрана, сетей, имманентности125 Имманентность (пребывание внутри) – понятие, обозначающее свойство, внутренне присущее предмету, процессу или явлению; то, что пребывает в самом себе, не переходя в нечто иное. Противоположное понятие – трансцендентность.
[Закрыть], цифрового формата – безразмерное пространство-время. В универсальном еще была естественная отсылка [référence] к миру, телу, памяти. Было что-то вроде диалектического напряжения и критического движения, которые находили свое выражение в историческом и революционном насилии. Именно вытеснение этой критической негативности дает дорогу другому виду насилия – насилию глобального: верховенству одной лишь позитивности и технической эффективности, всесторонней организации, интегральной циркуляции, эквивалентности всех обменов. Отсюда и конец роли интеллектуала, связанной с Просвещением и универсализмом, а также и роли борца, связанной с историческими противоречиями и насилием.
Неизбежна ли глобализация? Все другие культуры, в отличие от нашей, каким-то образом смогли избежать фатальности безразличного обмена. Где критический порог перехода к универсальному, а затем к глобальному? Что за соблазн толкает мир к абстракции Идеи и что за страстное желание толкает к безоговорочной реализации этой Идеи?
А ведь универсальное было Идеей. Как только Идея реализуется в глобальном, она кончает с собой как Идея, как идеальная цель. Человеческое становится единственной точкой отсчета, и человечество, имманентное самому себе, занимает пустующее место умершего Бога – отныне человеческое царит безраздельно, но оно больше не имеет конечного смысла. Не имея больше врагов, оно вырабатывает их изнутри, выделяя из себя всевозможные нечеловеческие метастазы.
Отсюда это насилие глобального, насилие системы, которая преследует любую форму негативности и сингулярности, включая крайнюю форму сингулярности, которой является смерть сама по себе, насилие общества, где все мы практически лишены права на конфликт, лишены права на смерть, насилие, которое, так сказать, кладет конец самому насилию и которое пытается установить мир, свободный от любого естественного порядка, будь то телесность, секс, рождение или смерть. Более даже чем о насилии следует говорить о вирулентности. Насилие глобального имеет вирусный характер: оно осуществляется через заражение, цепную реакцию и постепенно разрушает весь наш иммунитет и нашу способность сопротивляться.
Однако игра еще не закончилась и глобализация заведомо не выиграла. Перед лицом этой гомогенизирующей и разлагающей власти видно, как повсюду возникают гетерогенные силы – не просто разные, но антагонистические. За все более сильным сопротивлением глобализации, сопротивлением социальным и политическим, надо видеть нечто большее, чем архаичное неповиновение: что-то вроде мучительного ревизионизма касательно достижений модерности и «прогресса», что-то вроде отторжения не только глобальной техноструктуры, но и ментальной структуры эквивалентности всех культур. С точки зрения нашей просвещенной мысли это воскрешение может принять насильственный, аномальный, иррациональный аспекты – как в виде коллективных этнических, религиозных, языковых форм, так и в виде индивидуальных поведенческих и невротических форм. Было бы ошибкой осуждать эти вспышки как популистские, архаичные или даже террористические. Все то, что сегодня является событием, действует против этой абстрактной универсальности глобального, включая антагонизм ислама и западных ценностей (именно потому, что он их наиболее яростно оспаривает, ислам сегодня – враг номер один).
Что может помешать глобальной системе? Конечно же не антиглобалистское движение, единственная цель которого – притормозить дерегуляцию. Его политическое влияние может быть ощутимым, но символическое – ничтожно. Такое насилие к тому же что-то вроде внутренней перипетии, которую система может преодолеть, оставаясь хозяином положения [maître du jeu].
То, что может помешать системе, так это не позитивные альтернативы, а сингулярности. Они не являются ни позитивными, ни негативными. Они не являются альтернативой – они принадлежат к другому порядку. Они уже не подчиняются ни оценочным суждениям, ни принципам политической реальности. Следовательно, они не могут быть лучше или хуже. Их нельзя объединить в общем историческом действии. Они мешают любому единомыслию и любой доминанте, но сами не являются контрединомыслием – они изобретают свою игру и свои собственные правила игры.
Сингулярности не являются непременно насильственными, есть среди них и деликатные [subtiles], такие как язык, искусство, телесность, культура. Но есть и жестокие – терроризм одна из них. Это сингулярность, которая мстит за все уникальные [singulières] культуры, которые заплатили своим исчезновением за установление этого единого глобального всемогущества.
Следовательно, речь идет не о «столкновении цивилизаций126 «Столкновение цивилизаций» – книга американского социолога и политолога, автора концепции этнокультурного разделения цивилизаций Сэмюэля Хантингтона (1927–2008).
[Закрыть]», но о почти антропологическом противостоянии между безразличной универсальной культурой и всем тем, что в какой бы то ни было области сохраняет нечто от непокорной инаковости.
Для глобального всемогущества, не менее фундаменталистского, чем религиозная ортодоксия, все отличные от него сингулярные формы являются ересями. Поэтому они обречены либо на добровольное или принудительное возвращение в лоно глобального порядка, либо на исчезновение. Миссия Запада (или скорее экс-Запада, поскольку он уже давно утратил собственные ценности) заключается в том, чтобы всеми доступными средствами подчинить многообразие культур бесчеловечному закону эквивалентности. Культура, которая утратила свои собственные ценности, может лишь мстить другим за то, что они у них есть. Даже войны, такие как в Афганистане, помимо политической и экономической стратегии, прежде всего направлены на нормализацию дикости и ударное выравнивание всей территории. Цель – сокращение всех непокорных зон, колонизация и покорение всех диких пространств, как географических, так и ментальных.
Создание глобальной системы является результатом страшной зависти – зависти безразличной культуры с размытыми определениями по отношению к культуре с четкими определениями, зависти дезиллюзированной, дезинтенсифицированной системы, по отношению к культурам высокой интенсивности, зависти десакрализованного общества по отношению к культурам, сохранившим жертвенные формы. Для подобной системы любая непокоренная форма потенциально террористична. Например, опять же Афганистан. Если на территории, где все «демократические» права и свободы (а также музыка, телевидение и даже лица женщин) под запретом, если страна полностью отвергает то, что мы называем цивилизацией, на какие бы религиозные устои она ни ссылалась, это полностью невыносимо для остального «свободного» мира. Даже и речи не может быть о том, чтобы модерность со всей ее претензией на универсальность возможно отрицать. Если она не является для кого-то несомненным Добром и чистым идеалом рода людского, с точки зрения единомыслия и консенсуального кругозора Запада это является преступлением; если универсальность наших нравов и наших ценностей кем-то ставится под сомнение, хоть немногими скептиками, это тут же характеризуется как фанатизм и изуверство.
Это противостояние (между глобальным и сингулярным) может быть понято лишь в свете символического обязательства. Чтобы понять ненависть всего остального мира к Западу, нужно сменить угол зрения. Это не ненависть тех, у кого взяли все и не вернули ничего, скорее это ненависть тех, кому все дали так, чтобы они не могли это вернуть. Следовательно, это не ненависть экспроприированных и эксплуатируемых, это ненависть униженных и оскорбленных. И именно на это терроризм ответил 11 сентября: унижением на унижение.
Худшее, чему может подвергнуться глобальное всемогущество, это не агрессия или разрушение, это унижение. И 11 сентября оно было унижено, поскольку террористы нанесли ему то, что оно не сможет вернуть. Все ответные действия, какие теперь применяет аппарат, связаны только с физической расплатой, в то время как поражение было нанесено символически. Война является ответом на агрессию, но не на брошенный вызов. Единственный способ принять вызов – это унизить Другого в ответ (но уж точно не стирая его в пыль под бомбами и не загоняя, словно скот, в Гуантанамо127 Тюрьма в Гуантанамо – лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника, на бессрочно арендуемой США военно-морской базе в заливе Гуантанамо (Куба). Тюрьма появилась в январе 2002 года, когда туда были доставлены из Афганистана первые 20 человек, обвиняемых «в участии в боевых действиях на стороне исламских экстремистов» – талибов.
[Закрыть]).
Основа всякого господства – это отсутствие возможности возмещения, согласно все тому же фундаментальному правилу. Односторонний дар – это акт власти. Имперство Добра, насилие Добра именно в том, чтобы давать без возможности возмещения. То есть быть в положении Бога. Или господина, который оставляет жизнь рабу в обмен на его работу (но работа не является символическим возмещением, поэтому единственным ответом, в конечном счете, является либо бунт, либо смерть). Но Бог оставляет еще место жертвоприношению. В традиционном порядке всегда есть возможность возвращения дара Богу, природе или любой другой инстанции – в виде жертвы. Это то, что обеспечивает символическое равновесие существ и вещей. Сегодня больше нет никого, кому можно было бы возвратить символический долг, – в этом и есть проклятие нашей культуры. Дело не в том, что дар невозможен, дело в том, что невозможен контрдар, поскольку все пути жертвоприношения отрезаны и обезврежены (остается только пародия жертвы, ощутимая во всех сегодняшних формах виктимальности128 Виктимальность [victimalité] – неологизм от слов «жертва» и «зло», «несчастье». К ее формам можно отнести жертвы преступлений, стихии, несчастных случаев, сексуальных домогательств, включая садомазохизм, то есть все те жертвы, которые не имеют отношения к сакральности либо к войне.
[Закрыть]).
Таким образом, мы находимся в патовой ситуации, получая, всегда получая, но уже не от Бога или природы, а благодаря техническому устройству [dispositif] обобщенного обмена и общего довольствования. В принципе, нам все дано, и мы имеем право на все, хотим мы этого или нет. Мы находимся в положении рабов, которым оставили жизнь и которые связаны неоплатным долгом. Все это может функционировать очень долго, пото му что вписано в систему обмена и в экономический порядок, но в какой-то момент фундаментальное правило преобладает, и позитивный перенос неизбежно сменится негативным контрпереносом, сильной абреакцией на эту рабскую жизнь, на это защищенное существование, на это пресыщение существованием. Эта реверсия может принять форму либо открытого насилия (в частности, терроризма), либо бессильного неприятия действительности, характерных для нашей современности ненависти к себе и угрызений совести – всех тех отрицательных эмоций, которые являются искаженной [dégradée] формой невозможного контрдара.
То, что мы ненавидим в себе, смутный объект нашего ресентимента – это как раз избыток реальности, избыток власти и комфорта, эта вседозволенность, это окончательное исполнение, это, по сути, судьба, которую уготовил для покоренных масс Великий Инквизитор Достоевского. Именно это отвергают террористы в нашей культуре – отсюда отклик, который вызывают у нас терроризм и фасцинация, которую он излучает.
Точно так же как и на отчаянии униженных и оскорбленных, терроризм основывается на незримом отчаянии привилегированных от глобализации, на нашей собственной покорности интегральной технологии, подавляющей виртуальной реальности, засилью сетей и программ; на отчаянии, которое, по-видимому, уже очерчивает инволюционный профиль целого вида, рода человеческого, ставшего «глобальным» (верховенство Запада по отношению к остальному миру не является ли прообразом верховенства человеческого вида над всем остальным на планете?). И это незримое отчаяние – наше собственное – безапелляционно, ведь оно происходит из осуществления всех желаний.
Следовательно, если терроризм проистекает из избытка реальности и его невозможного обмена, из этой щедрости без возможности возмещения, из принудительного урегулирования конфликтов, тогда искоренение его как объективного зла – полная иллюзия, поскольку терроризм, как он есть, в своей абсурдности и своей бессмыслице, является осуждением и приговором, который это общество само себе и выносит.129 Можно даже выдвинуть предположение, что стихийные бедствия – это форма терроризма. В крупных техногенных катастрофах, таких как в Чернобыле, есть что-то и от террористического акта, и от стихийного бедствия одновременно. Отравление токсичным газом в индийском Бхопале – техногенная катастрофа – могло бы быть террористическим актом. За каждую случайную авиакатастрофу также можно возложить ответственность на какую-нибудь террористическую группировку. Отличительной чертой иррациональных событий является то, что в них можно обвинить кого угодно и что угодно. В конце концов, при творческом подходе почти все может иметь преступные корни, даже заморозки или землетрясения, – впрочем, это далеко не ново: после землетрясения в Токио в 1923 году мы уже были свидетелями резни тысяч корейцев, которых обвинили в ответственности за сейсмические толчки. В такой интегрированной системе, как наша, все может иметь дестабилизирующий эффект. Все может способствовать внезапному отказу системы, которая претендует на безотказность. И, учитывая все то, чему мы уже подвергаемся в рамках ее рационализации и программатизации, можно задаться вопросом: не является ли наихудшей катастрофой безотказность системы сама по себе?
[Закрыть]
iknigi.net
Бодрийяр, Жан. Дух терроризма. Войны в заливе не было
| Жан Бодрийяр | |
| Jean Baudrillard | |
| 27 июля 1929(1929-07-27) | |
| Реймс, Франция | |
| 6 марта 2007(2007-03-06) (77 лет) | |
| Париж, Франция | |
| Франция | |
| постмодернизм | |
| социология, культурология, социальная философия | |
| гиперреальность, симулякр | |
| Карл Маркс, Фридрих Ницше, Марсель Мосс, Ролан Барт, Жорж Батай, Ги-Эрнст Дебор | |
Обложка книги Жана Бодрийяра «К критике политической экономии знака» Жан Бодрийя́р (фр. Jean Baudrillard; 27 июля 1929, Реймс, Франция — 6 марта 2007, Париж, Франция) — французский социолог, культуролог и философ-постмодернист, фотограф.
Несмотря на то, что Бодрийяра нередко называют даже «гуру» постмодерна, сам он открещивался от подобных ярлыков. Так, в интервью по поводу «войны в заливе» Бодрийяр заявил, что «постмодерности» не было, а тем, кто называет его постмодернистом, он ответил в интервью с Гейном (1993): «…Постмодернизм, как мне кажется, в изрядной степени отдает унынием, а то и регрессией. Это возможность мыслить все эти формы через своеобразное смешение всего со всем. Я не имею с этим ничего общего. Это ваше дело»[1].
Биография
Родился в городе Реймсе в семье служащего. Получил филологическое образование и начал свою научную карьеру как германист. Бодрийяр неоднократно подчёркивал, что в своей семье он был первым, кто получил систематическое образование.
Ранние работы были посвящены Фридриху Ницше и Мартину Лютеру. Особенно его интересовали проблемы, связанные с творчеством Фридриха Гёльдерлина. Его первые печатные работы носили литературно-критический характер. Это были эссе, опубликованные в левом журнале «Les Tempes modernes» в 1962—1963 годах. В то же время Бодрийяр увлекся фотографией (в 1963 он выпустил альбом своих фотографий).
В 1960-х годах Бордийяр опубликовал переводы на французский таких писателей, как Петер Вайс и Бертольд Брехт. В 1960-х годах под влиянием работ Анри Лефевра и Ролана Барта его интересы сместились в сторону социологии.
В конце 1960—х годов Бодрийяр сотрудничает с радикальными левыми журналами «Utopie» и «Traverses». В это время его общественно-политические взгляды во многом близки ситуационизму. Однако, Бодрийяр не принимал никакого участия в социальных протестах 1968, а по их завершении порвал с радикальным левым движением.
Первыми значительными работами Бодрийяра в области социологии стали «Система вещей» (1968) и «Общество потребления» (1970). Методология этих работ, посвященных анализу общества потребления, испытала определенное влияние марксизма. В 1972 году Бодрийяр выпустил в свет книгу «К критике политической экономии знака», в которой подверг серьёзной реформе методы политической экономии.
В следующей работе, «Зеркало производства» (1973), Бодрийяр в провокативной манере нападает на марксизм как на выражение чисто буржуазного взгляда на мир. Он обвиняет марксизм в неадекватном изображении пред-модернистских обществ, главную роль в функционировании которых, по мнению Бодрийяра, играло вовсе не материальное производство, а символический обмен. В работе «Символический обмен и смерть» (1976) Бодрийяр развивает свою концепцию символического обмена. Опираясь на концепции Марселя Мосса и используя эстетику Жоржа Батая, Бодрийяр рисует генезис капитализма из докапиталистических социальных отношений, ставящих в центр не производство, а дарение и обмен.
В 1970-х Бодрийяр много путешествует по странам Западной Европы, Латинской Америки и США. Впоследствии результатом этого путешествия стала книга «Америка» (1986), ставшая одной из самых читаемых работ автора.
С середины 1970-х в центре внимания Бодрийяра — исследование новых средств массовой информации и коммуникаций.
4 января 1991 в газете «Libération» была опубликована знаменитая статья Бодрийяра «Войны в Заливе не будет», в которой он подверг анализу тактику действий массмедиа в ходе подготовки войны в Персидском заливе 1991 года. Эта публикация продолжилась серией статей на ту же тему. 28 февраля вышла заметка Бодрийяра «Война в Заливе на самом деле происходит?», а 29 марта — «Войны в Заливе не было».
Вскоре переработанный вариант статей лёг в основу книги Бодрийяра «Войны в Заливе не было», которая сделала Бодрийяра по-настоящему знаменитым. Этим провокационным вопрошанием Бодрийяр привлекает внимание читателей к феномену современных средств информации, осуществляющих распространение сведений о событиях в реальном времени. Изображение события на телеэкране как бы заменяет собой саму реальность, делая «излишним» само событие.
Основные идеи
Ввёл понятие гиперреальность как развитие марксистского понятия надстройка. Основа гиперреальности — симуляция. Единицами гиперреальности являются симулякры — знаки или несамотождественные феномены, отсылающие к чему-то другому, а потому симулятивные.
Бодрийяр развил учение о трёх порядках симулякров: копии, функциональные аналоги и собственно симулякры. К третьему порядку симулякров он относил все современные феномены, включая деньги, общественное мнение и моду. Они функционируют по принципу символического обмена.
Современную эпоху Бодрийяр называет эрой гиперреальности — надстройка определяет базис, труд не производит, а социализирует, представительные органы власти никого не представляют. Современную эпоху характеризует чувство утраты реальности. Последним бастионом реальности становится смерть («смерть, пожалуй, единственное, что не имеет потребительной стоимости»). На смерти основана любая власть и экономика. Но в этом случае смерть выступает не сама по себе, а как фантазм (представление). В искусстве Бодрийяр видит критическую и терапевтическую функции по возвращению реальности.
Библиография
- Система вещей / Le système des objets (1968, рус. перевод 2001)
- Общество потребления / La société de consommation: ses mythes et ses structures (1970, рус. перевод 2006)
- К критике политической экономии знака / Pour une critique de l’économie politique du signe (1972, рус. перевод 2003, пер. Д. Кралечкина. — М.: Академический проект, 2007. — ISBN 978-5-8291-0898-4)
- 3еркало производства / «The Mirror of Production». — St. Louis: Telos Press, 1975
- Символический обмен и смерть / L’échange symbolique et la mort (1976, рус. перевод 2000)
- Забыть Фуко / Oblier Foucault (1977)
- Соблазн / De la séduction (1979, рус. перевод 2000)
- Симулякры и симуляция / Simulacra and Simulation (англ.) / Simulacres et simulation (фр.) (1981, рус. перевод 2011)
- Жан Бодрийар. В тени молчаливого большинства, или конец социального (A l’ombre des majorités silencieuses, ou la fin du social). Перевод с фр. Н. В. Суслова. Екатеринбург. Издательство уральского университета. 2000.
- Америка (эссе) / Amérique (1986, рус. перевод 2000)
- Selected Writings. Stanford: Stanford University Press, 1988
- Прозрачность зла / La Transparence du Mal (1990, рус. перевод 2006)
- Символический обмен и смерть / Symbolic Exchange and Death. London: Sage, 1993
- Пароли. От фрагмента к фрагменту / Mots de passe. D’un fragment l’autre (2000, рус. перевод 2006)
Интересные факты
- В фильме «Матрица» Нео достает компьютерный диск из книги Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция». Эта книга является популярной критической теорией, пытающейся объяснить, где «реальность», а где, собственно, «Симулякры и симуляция». Когда Нео достает из книжки спрятанный там диск, он открывает её на главе «О нигилизме». В первом приближении, нигилизм — это философская точка зрения, представляющая собой отрицание общепринятых ценностей: идеалов, моральных норм, культуры, форм общественной жизни.
- В интервью «Le Nouvel Observateur»[2] 19 июня 2003 Бодрийяр утверждал, что «Матрица» неправильно понимает и искажает его работу «Симулякры и симуляции».
См. также
Примечания
Литература
Ссылки
books.academic.ru
Жан Бодрийяр. ДУХ ТЕРРОРИЗМА. ВОЙНЫ В ЗАЛИВЕ НЕ БЫЛО: сборник
Вот так выглядит свежая книга Бодрийяра на русском – та самая, благодаря которой он и прославился на весь мир и без упоминания которой не обходится ни одна статья о мыслителе.Правда, терроризм в издательстве решили поставить на первое место. Возможно, они правы, и это главная тема на сегодня, а "Дух терроризма", безусловно, самое сильное эссе Бодрийяра после "Заговора искусства".Собственно, в сборнике целых три книги.Конечно же сама "Войны в Заливе не было" – полный вариант книжного французского издания. В "ХЖ" в 90-х печаталась небольшая газетная компиляция, целиком текста на русском никогда не было."Дух терроризма", который сразу же после опубликования в Le Monde был переведен практически на все основные языки мира и, ввиду особой важности, выпускался во Франции отдельной брошюрой.Следом за ней также отдельным изданием шло продолжение "Power Inferno: Реквием по Башням-близнецам, Гипотезы о терроризме, Насилие глобального".Кроме того, в завершение темы, в сборник включены еще три статьи из Libération, нигде более не печатавшиеся.Ну и, наконец, единственное крупное и словно бы взятое как раз по поводу издания интервью Бодрийяра для наших СМИ.Со всеми этими дополнительными материалами получился не просто тематический "военно-террористический" сборник, а вполне даже сюжетно законченная книга.
Мнение известного критика Николая Александрова. Отрывок из телепередачи "Порядок слов":
Обложка предсказуема: горящие Башни-близнецы. Мультяшное "Бум!", очевидно олицетворяет мультяшную войну в Заливе. А может, бум вокруг книги, кто знает. Ну или просто указывает на ее взрывоопасность, даром, что для подстраховки предисловие попросили написать бывшего КГБшника и знатока единоборств.Зато в этот раз в аннотации ничего не наврали:
В сборник вошли сразу две из самых известных публикаций выдающегося французского философа Жана Бодрийяра: «Войны в Заливе не было» и «Дух терроризма», посвященные анализу двух глобальных событий — Войны в Персидском заливе 1991 года и террористической атаки на США 11 сентября 2001 года. Бодрийяр по максимуму воспользовался этими двумя поводами обратиться к самой широкой публике и постарался превратить предлагаемые вниманию работы в квинтэссенцию основных положений своей философии, наглядно и доступно проиллюстрировав их всем известными примерами.Война в Заливе прославилась не только участием большого количества стран, но и трансляцией телеканалами на весь мир в режиме реального времени. Однако Бодрийяр утверждает, что это «не-война», это «не-событие», это то, чего не было. Сама постановка вопроса о, казалось бы, совершенно очевидном факте, о том, что видели все в прямом эфире, вызвала довольно серьезный скандал, а блестящая аргументация принесла философу мировую известность. Название книги теперь рассматривается многими как поговорка, мем, даже своего рода мантра. Эта работа Бодрийяра легла в основу не менее культового, чем «Матрица», голливудского фильма «Хвост виляет собакой».Если война в Заливе была для Бодрийяра не-событием, то теракт 11 сентября 2001 явился для него, напротив, «абсолютным событием». «Дух терроризма», состоящий из цикла статей, посвященных анализу терроризма и породившей его глобализации, является логическим продолжением «Войны в Заливе не было». Тему терроризма философ разрабатывал еще задолго до того, как она стала актуальной для всех. Поэтому он первый, кто смог предложить наиболее развернутый и оригинальный анализ проблемы.
Текст на заднике тоже удачен, особенно совет самого Бодрийяра: "Быть метеочувствительными к глупости и вранью как к плохой погоде". Это, пожалуй, сейчас самое главное, потому что правду о происходящем на Украине, в Сирии, Турции, все в том же Заливе мы никогда не узнаем. Однако… Впрочем, не будем пересказывать, скажем лишь, что более актуальную именно сейчас книгу сложно найти. Там все про сейчас, не в бровь, а в глаз.
Список онлайн и офлайн магазинов с прямой ссылкой на издание, кликабельно:
ФаланстерВсе свободны (Питер)ЦиолковскийМосковский Дом книгиOZON.ruЛабиринтЧитай-городБуквоедRead.ruУказка.РуТД Москва Дом Книги МедведковоДом Книги Молодая ГвардияСанкт-Петербургский Дом книгиЛитРесMy-shop.ruКомБукБиблионBooks.RuКнига.руПодписные изданияbook&shopРеспубликаbookpiterКнижная лавкаМоя книга100book.rubookin.org.rubooks.ln-shop.rushopmatikPartner-online.ruWildberriesAlib.ruКнижная ярмарка ДК КрупскойМагистрКнижный ЛабиринтЧаконаКнижный барсЗагряSetBook (международный)OZ.by(Белоруссия)bestbooks.by (Белоруссия)Читатель.by (Белоруссия)Literatura.by (Белоруссия)bambook.com (Украина)Topbooks (Украина)mediasvit.com (Украина)Квартал подарков (Украина)Книжный бум (Украина)ЧтецЪ (Украина)Лавка бабуин (Украина)Книгоград (Украина)Аконит (Украина)flip.kz (Казахстан)Rahva Raamat (Эстония)Полярис (Латвия)Интеллектуальная книга (Латвия)Книгамир (международный)insellbooks.com (международный)Knigi-janzen.de (Евросоюз)Руслания (Финляндия)Isradon (Израиль)Kniga.com (США)vasha-kniga.com (США)Bukinist.com (США)Книгомания (Канада)Amazon.com
Bookmate - официальная электронная версия (бесплатно по промокоду GORKY)
Если и вторая книга окажется столь же успешна, как "Симулякры и симуляция" (которая, напомним, вошла в топы наиболее значимых книжных по итогам года), то есть все шансы пробить еще одну – "Идеальное преступление", или, как ее называют "Симулякры и симуляция-2", а может быть, даже и "Заговор искусства". Все в ваших руках.
Ну, по крайней мере, никого, я думаю, сильно не затруднит донести весть о свежей книге Бодрийяра, оставить на вышеприведенных сайтах магазинов отзывы, оценки, и всякие лайки и перепосты в соцсетях. Только от вашей активности теперь зависит, будут ли еще книги Бодрийяра на русском, а у него их еще достаточно.Спасибо.
Требуйте в магазинах Москвы и других крупных городов России, ближнего и дальнего зарубежья! Купить можно всюду.
exsistencia.livejournal.com
