Открытие разума греческой философией было важным событием в истории познания. Человек раскрыл в себе силы, которые раньше были в дремлющем состоянии. Человек овладевает своим разумом, и разум становится самостоятельным. Эмоциональная жизнь человека зависела от впечатлений чувственного мира, мысль находилась в исключительной власти мифологического мироощущения и традиции. Разум же освобождается и освобождает. Он и обогащает человека, и обедняет его. Философ поверил, что разум возносит его до мира идей, мира нуменального. Кант подвергает это сомнению. Но почти всю историю философии познающий оставался верен убеждению, что познание есть чисто интеллектуальный акт, что существует универсальный разум, что разум всегда один и тот же и верен своей природе. Но в действительности познание носит эмоционально-страстный характер, познание есть духовная борьба за смысл и таково оно не у того или другого направления и школы, а у всякого подлинного философа, хотя бы он не сознавался в этом. Познание не есть бесстрастное дублирование действительности. Значительность философии определяется страстной напряженностью философа-человека, присутствующего за познанием, напряженностью воли к истине и смыслу. Познает целостный человек. Дильтей, один из предшественников экзистенциальной философии, верно говорит, что мышление есть функция жизни. Целостный человек, а не разум, создает метафизику. Не автономию интеллекта нужно утверждать, а автономию духа, автономию познающего, как целостного существа. Мышление не может быть отделено от мыслящего, мыслящий не может быть отделен от соборного опыта своих братьев по духу. Познающий, в результате познания, может достигать объективной холодности выражения, но это – вторичный процесс объективации, первична интуиция человека, как существующего в полноте существования. Человек больше познает эмоционально, чем интеллектуально, и совершенно ошибочен тот взгляд, что эмоциональное познание «субъективно» в дурном смысле, а интеллектуальное познание «объективно» в хорошем смысле, и, во всяком случае, это выражено в неверной терминологии. Вживание в предмет познания, во всяком случае, носит более эмоциональный, чем интеллектуальный характер. Интуитивизм у Бергсона, у М. Шелера носит не интеллектуальный характер, так же как у Шеллинга, я не говорю уже о Ницше. Чисто интеллектуальное, дискурсивное познание создает объективированный мир, при котором нет соприкосновения с реальностью. Решающее значение в познании имеет не логический процесс мысли, который носит инструментальный характер и господствует лишь в середине пути, а эмоциональная и волевая напряженность, связанная с целостным духом. Познание есть творчество, а не пассивное отражение предметов, и всякое творчество заключает в себе познание. Интуиция есть не только узрение предмета, но и творческое проникновение в смысл. Более того, самое существование смысла предполагает творческое состояние духа. Феноменологическая философия требует пассивности субъекта, экзистенциальная же философия требует активности и страстности субъекта. «Идейный» нуменальный мир предполагает эту активность и страстность духа, он не есть мир застывший и лишенный движения жизни. Акт познания есть трансцендирование, выход из замкнутости и выход вверх. Трансцендентное можно мыслить лишь потому, что есть трансцендирование. Но трансцендирование есть напряженность всего существа, его подъем, его экстатичность. Погоня за метафизикой вполне наукообразной, метафизикой, как строгой и объективной наукой, есть погоня за призраком. Метафизика может быть лишь познанием духа, в духе и через дух, в субъекте, творящем духовные ценности, трансцендирующем не в объект, а в собственную раскрывающуюся глубину. Метафизика эмпирична в том смысле, что она основывается на духовном опыте. Метафизика есть символика этого опыта. Философское познание в большей степени есть познание образами, чем понятиями. Понятие имеет лишь подсобное значение. Понятие у Гегеля не имеет традиционного логического значения, оно приобретает не только метафизическое, но и почти мистическое значение. Главным, решающим у философа было совсем не то, что он для объективного употребления утверждает. Никогда познающий не открывал истины при помощи того логического аппарата, которым он старается убедить других. Философское познание есть познание истины (правды), а не бытия. Познание же истины есть подъем духа к истине, духовное восхождение и вхождение в истину. Но в познании есть социальная сторона, на которую не обращают достаточного внимания. Познание есть форма сообщения и общения людей. Вместе с тем познание есть прежде всего стояние познающего не перед другим или другими, а перед истиной, перед той первореальностью, которую философы любили называть «бытием». Познание человека, а в особенности философское познание, зависит от духовного состояния людей, от объема их сознания, и формы общности и общения людей играют тут огромную роль. Философское познание носит личный характер, и чем оно более лично, тем оно более значительно. Но личный характер познания не означает изоляции личности. Личность познает в общности и общении с миром и людьми, она приобщается к мировому опыту и мировой мысли. Познание разом и лично, и социально. Ступени духовной общности людей играют тут огромную роль33 Я много писал об этом. Особенно см. мою книгу «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения». [Закрыть]. Все это восходит к той основной истине, что познание антропологично, но это совсем не будет означать релятивизма. Величайшей истиной теории познания должно быть признано, что познающий сам есть существующий, сам есть «бытие», и что признание смысла мира возможно лишь в субъекте, а не в объекте, т. е. в человеческом существовании. В этом и заключается истина экзистенциальной философии. Чтобы не быть наивно и бессознательно антропоцентрической, философия должна быть сознательно и критически антропоцентрической. Философия – антропоцентрична, но философ должен быть теоцентричен. Постижение тайны мира в человеческом существовании возможно лишь потому, что человек есть микрокосм и микротеос. Космоса нет в объективном мире феноменов. Бога нет в объективном миропорядке, но космос есть в человеке, Бог есть в человеке, через человека есть выход в иной мир. Защитник гуманистической теории познания, Ф. С. Шиллер, верно говорит, что произошла деперсонализация и дегуманизация познания и необходимы персонализация и гуманизация.34 См. F. С. S. Schiller «Etudes sur l'humanisme». [Закрыть] Человек есть мерило вещей, но есть высшее мерило человека. Бл. Августин был, может быть, первый повернувшийся к экзистенциальной философии субъекта. Он выставил принцип внутреннего опыта, самодостоверности сознания. Он признал сомнения источником достоверности и доказательством моего существования. Душа для него была целостная личность. Теория закономерного развития в познании не считается со вторжением индивидуальности. Можно считать несомненным, что оценку, которая играет такую огромную роль в познании, совершает прежде всего чувство, а не интеллект. Ницше, который философствовал молотом, говорит, что философ должен быть приказывающим и законодательствующим. Это значит, что в философском познании происходит переоценка ценностей и творчество ценностей. Философия ищет прорыва из рабства этого мира к иному миру, к совершенной, свободной жизни, к избавлению от муки, от уродства мировой данности. Стремление к объективному познанию есть иллюзия и уже, во всяком случае, терминологическая ошибка. Бесстрастного познания не могло быть и никогда не было у настоящих философов, оно могло быть лишь в лишенных творческого дара диссертациях. Менее всего бесстрастное познание было у самого Спинозы. Интеллектуальная страстность может быть источником познавательного трансцензуса. Величайший из философов, Платон, был философом эротическим. Эротическое притяжение было у рационалиста Спинозы, у панлогиста Гегеля. Я не говорю уже о таких философах, как Киркегард или Ницше. Философ есть влюблённый в мудрость. В настоящей первородной философии есть эрос истины, есть эротическое притяжение бесконечного и абсолютного. Философское творчество есть опьянение мыслью. Философское познание может быть основано лишь на опыте, на духовном опыте, и в нем акт познания совершает целостный дух. В познании есть горькость. Но познание носит освобождающий характер. Философское познание призвано освободить человека от власти объективированного мира, от его нестерпимого рабства. Не воля к могуществу, а воля к смыслу и к свободе движет философским познанием. Метафизика невозможна как система понятий. Метафизика возможна лишь как символика духовного опыта. Борьба субъекта и объекта, свободы и необходимости, смысла и бессмыслицы на языке метафизики есть символическая борьба, которая в «этом» дает знаки «иного». За конечным скрыто бесконечное и дает о себе знаки. Глубина моего «я» погружена в бесконечность и вечность, и лишь поверхностный слой моего «я» освещен сознанием, рационализован, опознан на основе противоположения субъекта и объекта. Но из глубины даются знаки, там целые миры, там весь наш мир и его судьба. Прав Н. Гартман, когда говорит, что проблема познания – метафизическая проблема; прав Гейдеггер, когда говорит, что Existenzielle мы понимаем, как понимание самого себя. Но что есть истина? Вот вечный вопрос. Евангельский ответ на этот вопрос имеет и философское значение. Цель философского познания совсем не заключается в познании бытия, в отражении в познающем действительности, – цель – в познании истины, в нахождении смысла, в осмысливании действительности. Поэтому философское познание не есть пассивное отражение, а есть активный прорыв, есть победа в борьбе с бессмысленностью мировой действительности. Я хочу знать не действительность, а истину действительности. И я могу узнать эту истину только потому, что во мне самом, в познающем субъекте, есть источник истины и возможно приобщение к истине. То, что передо мной письменный стол и я пишу пером на бумаге, не есть истина, это – чувственное восприятие и констатирование факта. Вопрос об истине ставится уже в моём писании. Никакой истины в объекте нет, истина есть лишь в субъекте. Истина относится не к феноменальному миру, а к нуменальному, идейному миру. Истина есть отношение, но это совсем не есть отношение между субъектом и объектом, не есть отражение объекта в субъекте. Истину нельзя понимать в духе гносеологического реализма или, во всяком случае, если это будет реализм, то реализм совсем иной. Истина имеет два смысла: есть истина как знание о реальности и есть истина как самая реальность. Истина есть не только идея, ценность, но также существо, существующее. «Я есмь Истина». Истина не есть то, что существует, а есть смысл, логос существующего. Но этот смысл есть существующее, существующий. У Гейдеггера истина существует, лишь поскольку существует Dasein35 Наличное бытие, определенное бытие, здесь-бытие (нем.). [Закрыть]. Истина не существует вне и над нами, она возможна, потому что мы в истине. Гейдеггер думает, что абсолютная истина есть остаток христианской теологии. Но в действительности именно христианство должно отрицать истину вне существа и существующего. Истина есть творческий акт духа, в котором рождается смысл. Истина выше принуждающей нас действительности, выше реального мира, но выше её Бог или, вернее, Бог есть Истина. Материализм последовательный должен отрицать истину, как должен отрицать прагматизм. Маркс, связанный ещё с германским идеализмом, половинчат, Ленин наивен. Но дети их отказываются от истины, как и дети Ницше. Лишь один Ницше дерзновенно признал истину иллюзией, порожденной волей к могуществу. Но он признает ещё аристократическое качество, которое отрицают его вульгаризаторы. В истине есть аристократизм идеи и смысла. Но идею и смысл нельзя оторвать от существа и существования. Истина есть смысл существующего, смысл есть истина существующего. Это нашло себе выражение в учении о Логосе, которое не обязательно связано с границами платонизма и со статической онтологией. Истина-смысл предвечно рождается в Боге-Существующем. И это рождение повторяется во всяком существующем, с ним связано появление личности. Личность не есть порождение родового процесса, личность есть порождение смысла, истины. В истине есть конкретный универсализм, который не только не противоположен личности, но предполагает её существование. Истина есть не отражение мира таким, каким он есть и представляется, а есть борьба с тьмой и злом мира. Познание истины есть самовозгорание света (логоса) в существовании (в бытии), и этот процесс происходит в глубине бытия, а не противостоит бытию. Употребляю слово «бытие» в условном смысле до расследования по существу проблемы «бытия». Истина совсем не есть познание объекта, истина есть победа над объективацией, т. е. над иллюзорностью, призрачностью объектного бытия. Истина совсем ничего не отражает, как ничего не отражает реальность духа. Истина – духовна, она в духе и есть победа духа над бездуховной объективностью мира, – мира вещей. Дух не есть эпифеномен чего-либо, всё есть эпифеномен духа. Истина есть пробуждение духа в человеке, приобщение к духу. Могут предположить, что все сказанное относится к Истине, но не относится к истинам, к тем частичным и относительным истинам, которые открывает наука в природном феноменальном мире. Что нуменального есть в таких истинах, как «дважды два – четыре» или «все тела от нагревания расширяются»? Раскрывается ли в истинах смысл? Есть Истина с большой буквы и есть истина с малой буквы. Это требует разъяснения. Все маленькие частичные истины получают свой свет от целостной, большой Истины, все лучи света исходят от солнца. Философы по-разному выражали это в учении о Логосе, об универсальном разуме, об общеобязательности трансцендентального сознания. Но трансцендентальное сознание подвижно, и его структура зависит от характера и качества познающего и от предмета, на который познание направлено. Логос – Солнце спускается в падший, объективированный мир, и вырабатывается логический аппарат познания, соответствующий этому объектному миру. Это есть познавательное приспособление к миру для победы над миром. Если наука находится во власти детерминизма, если она ищет каузальных связей и не открывает первичных творческих движений в мировой жизни, то вина тут не в науке, а в состоянии мира. Но свет, который наука проливает на мир, восходит, хотя и не прямым путем, к первоисточнику Солнечной Истины. Ложь начинается, когда утверждается сциентизм, т. е. ложная философия. Но соединимо ли признание единой, всецелой Истины, универсального Логоса, с типом экзистенциальной философии? Если философия должна быть личной, если она основана на личном опыте, если субъект вкладывает в познание своё существование со всеми его противоречиями, то не распадается ли универсальная Истина на частные истины, не попадем ли мы во власть релятивизма? Тут нужно отрешиться от обычных, общепринятых взглядов, связанных с границами рационализма. Старое противоположение индивидуально-личного и индивидуально-общего ложно и должно быть преодолено. Истина находится вне этого противоположения. Индивидуально-личное, наиболее экзистенциальное может быть и наиболее универсальным, наиболее духовным, наиболее связанным со смыслом. «Я» погружается в свою глубину, на которой «я» соприкасается с нуменальным духовным миром. Мистики это понимали лучше философов. Но универсальность и целостность раскрывающейся Истины совсем не то же самое, что общеобязательность. Общеобязательность существует как раз для мира объективированного, феноменального, она означает формы сообщения в этом разобщенном мире, она есть приспособление к падшести. Общеобязательность связана с разобщенностью, она есть сообщение в разобщенности. Весь логический аппарат доказательства существует для разобщённых со мной, которые не видят Истины, узреваемой мной, с которыми я не общаюсь в Истине. Логическая общеобязательность имеет аналогию с общеобязательностью правовой. Общеобязательные, доказанные истины как раз наименее универсальные, они находятся во власти объективации. Универсальная же Истина находится вне процесса объективации, она наиболее экзистенциальная, она от духа, не от мира. В духе, необъективированном духе, универсальное и индивидуально-личное соединены. Истина открывается не через объективацию, не через подчинение миру, а через трансцендирование, через выход за пределы противоположения субъекта и объекта. Истина не объективна, она субъективна, но субъективна в смысле духовной глубины, а не той поверхностной субъективности, которая противостоит объективности. Где же искать критерий истины? Слишком часто ищут этот критерий в том, что ниже истины, ищут в объективированном мире с его общеобязательностью, ищут критерий для духа в материальном мире. И попадают в порочный круг. Дискурсивная мысль никаких критериев не может дать для конечной истины, она вся находится в середине пути, она не знает начального и конечного. Всякое доказательство упирается в недоказуемое, в постулируемое, в узреваемое, в творимое. Есть риск, нет гарантий. Самое искание гарантий есть ложное искание, означает подчинение высшего низшему. Свобода духа не знает гарантий. Единственный критерий истины есть самая Истина, излучение её солнечного света. Все остальные критерии существуют лишь для обыденного объективированного мира, для социальных сообщений. Я никогда не доказываю истины для себя, я принужден её доказывать лишь для других. Я познавательно живу в двух мирах – в мире первичном, экзистенциальном, в котором возможно общение с Истиной, и в мире вторичном, объективированном, в котором Истина сообщается другим, доказывается, в котором она дробится на множество истин, вследствие приспособления к падшему состоянию мира. П. Флоренский говорит, что достоверность истины дана потенциально, а не актуально36 См. «Столп и утверждение истины». [Закрыть]. Это значит, что во мне, в моей глубине, в глубине познающего субъекта, есть Истина, так как я вкоренен в нуменальном духовном мире, но она во мне в дремотном состоянии и пробуждение её требует от меня творческого акта. Пробуждение духа, во мне есть пробуждение к истине. Критерий истины в духе, в духовности, в субъекте, сознавшем себя духом, а не в объекте. Истина не получается извне, она получается изнутри. Познание истины делает меня свободным. Но самое познание истины может быть лишь свободным. Всякий внешний критерий истины, взятый из низшего мира, противоречит свободе духа в познании истины и не освобождает. Истина не связана с объектом, не связана и с «объективным бытием», она связана с духом. Дух – в субъекте, а не в объекте, в нумене, а не в феномене. И наука, познающая мир феноменов, мир объектный, мир необходимостей, исходит и нисходит из духа, спускаясь по ступеням объективации, по ступеням разобщенности общеобязательности. Прагматизм пытался дать новый ответ на вопрос о критерии истины, исходя из верного положения, что познание есть функция жизни. Прагматизм прав в отношении к техническим результатам науки. Но истина прямо противоположна прагматизму. Жизненное процветание, успех, выгода, интерес – все это скорее признаки лжи, чем истины. Истина совсем не полезна в этом мире, она не оказывает услуг, она даже может быть разрушительна и гибельна для устройства дел в этом мире. Она требует жертвы, и она часто вела к мученичеству. Истина не столько освобождает и спасает в этом мире, сколько освобождает и спасает от этого мира. Принятие до конца евангельской истины, согласие на её действительную реализацию привело бы к разрушению государств, цивилизаций, обществ, организованных по закону этого мира, к гибели этого мира, во всем противоположного евангельской Истине. Поэтому люди и народы исправили Евангелие, дополнили его «истинами» этого мира, которые действительно были прагматичны, потому что были ложью и приспособлением ко лжи. Узнание и исповедание Истины связаны не с пользой и выгодой, а с риском и опасностью. Но прагматизм во всех своих формах не знает Истины, стоящей над миром и сулящей мир. Свободен от этого приспособляющегося оптимизма лишь трагический прагматизм Ницше, если, впрочем, уместно говорить о его прагматизме. Пафос Ницше связан с amor fati, у него победа связана с гибелью. Философия жизни Бергсона, его биологическая метафизика также оптимистична. Экзистенциальная философия должна быть отличаема и от философии жизни и от философии прагматической, она связана с переживанием трагического конфликта, в ней нет культа жизни как высшего критерия, она не носит биологического характера. Жизнь подлежит суду Истины-Правды. Важен не количественный максимум жизни, не её процветание в мире, не её сила, а качество жизни, её напряженность и патетичность, переводящая за её границы. Узнание Истины совсем не означает первоначально радостного расцвета жизни и возрастания её силы, оно может означать раскрытие падшести мира, испытание боли, сопровождающей всякую жизнь, конфликт между личной судьбой и судьбой мировой, между экзистенциальным опытом и порабощающей объективацией, конфликт свободы со встреченной необходимостью. Истина – спасительна, но спасает она для иной, вечной жизни, которая начинается во временной жизни, но начинается в страдании, в тоске, часто в кажущейся безнадежности. Принятие Истины до конца, до всех её жизненных выводов есть согласие на гибель этого мира, на его конец. Я говорю не об истинах, означающих приспособление к миру феноменов, к неотвратимому процессу объективации, а об Истине как первоисточнике света, как целостной Правды. Познание в объективации открывает истины, в нём есть отблеск света, помогающий ориентироваться во тьме этого мира, но оно не открывает изначальной Истины, которая есть начало и конец. Наука, не философия, есть открытие принципов и законов, ориентирующих в действительности. Но верховная Истина эсхатологична, и этим обличает она условную ложь прагматизма, ложь оптимистического культа жизни. Истина не от мира, а от духа, она познается лишь в трансцендировании объектного мира. Истина есть конец этого объектного мира, она требует согласия на этот конец. Такова Истина христианства, свободного от социальных приспособлений и искажений. Но такова, в сущности, и Истина, приоткрывавшаяся мессиански-пророческому сознанию древнего Израиля, религиозной философии Индии, персидской дуалистической эсхатологии и многим мыслителям – Платону, Плотину, Экхардту, Я. Бёме, Паскалю, Канту, Шопенгауэру, Киркегардту, Достоевскому, Л. Толстому. Вся философия, теория познания, этика, философия истории должны быть построены в перспективе эсхатологии, но, как мы увидим, эсхатологии совсем не в том смысле, в каком обычно её понимают. Познание ищет Истины и истин, оно стремится к очищению от всего, что затемняет и искажает процесс познания, к самоочищению субъекта. Но познающий может познавать ложь мира, его замутнённость и загрязненность, познание может быть открытием истины о лжи. Тогда истина есть суд над ложью мира, свет, обличающий тьму. И провозглашение Истины есть конец мира лжи. В каждом подлинном акте познания наступает конец мира, конец порабощающей объектности. Среди философов всегда были разные расы, они определялись разной структурой сознания, за которой была разная направленность духа. В Греции были Парменид и Гераклит, Демокрит и Платон. Пытались установить типы философских миросозерцании.37 См., напр.: К. Jaspers «Psychologie der Weltanschauungen», а также книги Дильтея. [Закрыть] Различение типов зависело от того, какой принцип был положен в основание классификации. Один и тот же философ может в одном отношении попасть в один тип, в другом отношении – в другой тип. Дильтей предлагает установить три типа философских миросозерцании: натурализм, идеализм объективный, идеализм свободы. В этой условной классификации я решительно должен быть отнесен к идеализму свободы. С таким же основанием это можно было бы назвать реализмом свободы, если не понимать реальность натуралистически. Я предложил бы установить ряд противоположений: Философия субъекта и философия объективная. Философия духа и философия натуралистическая. Философия свободы и философия детерминистическая. Философия дуалистически-плюралистическая и философия монистическая. Философия творчески-динамическая и философия статически-онтологическая. Философия персоналистическая, философия личности и философия универсально-общего. Философия эсхатологическая, философия прерывности и философия эволюционная, философия непрерывности. В этих противоположениях я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую, философию персоналистическую и философию эсхатологическую. До сих пор философия в очень малой степени была эсхатологической, эсхатология относилась лишь к сфере религиозной. Но эсхатология может и должна иметь своё гносеологическое и метафизическое выражение, и я стремлюсь к этому выражению. Должна быть создана философия конца. Она мало общего имеет с толкованием Апокалипсиса и не означает ожидания конца в определенный год. Философия эсхатологическая вытекает из философской проблемы, поставленной ещё Платоном. Философский монизм был попыткой решить эсхатологическую проблему в пределах этого мира, утвердить единство вне перспективы конца. Для меня центральная мысль эсхатологической философии связана с пониманием падшести как объективации и конца как окончательного преодоления объективации. Выбор типа философии определяется целостным духом философа, волением и эмоцией более, чем интеллектом. Но и самый интеллект человека неотделим от существования всего человека, от его волевого выбора и эмоционального опыта. iknigi.net Истина совсем не есть познание объекта, истина есть победа над объективацией, т. е. над иллюзорностью, призрачностью объектного бытия. Истина совсем ничего не отражает, как ничего не отражает реальность духа. Истина - духовна, она в духе и есть победа духа над бездуховной объективностью мира, - мира вещей. Дух не есть эпифеномен чего–либо, всё есть эпифеномен духа. Истина есть пробуждение духа в человеке, приобщение к духу. Могут предположить, что все сказанное относится к Истине, но не относится к истинам, к тем частичным и относительным истинам, которые открывает наука в природном феноменальном мире. Что нуменального есть в таких истинах, как "дважды два - четыре" или "все тела от нагревания расширяются"? Раскрывается ли в истинах смысл? Есть Истина с большой буквы и есть истина с малой буквы. Это требует разъяснения. Все маленькие частичные истины получают свой свет от целостной, большой Истины, все лучи света исходят от солнца. Философы по–разному выражали это в учении о Логосе, об универсальном разуме, об общеобязательности трансцендентального сознания. Но трансцендентальное сознание подвижно, и его структура зависит от характера и качества познающего и от предмета, на который познание направлено. Логос - Солнце спускается в падший, объективированный мир, и вырабатывается логический аппарат познания, соответствующий этому объектному миру. Это есть познавательное приспособление к миру для победы над миром. Если наука находится во власти детерминизма, если она ищет каузальных связей и не открывает первичных творческих движений в мировой жизни, то вина тут не в науке, а в состоянии мира. Но свет, который наука проливает на мир, восходит, хотя и не прямым путем, к первоисточнику Солнечной Истины. Ложь начинается, когда утверждается сциентизм, т. е. ложная философия. Но соединимо ли признание единой, всецелой Истины, универсального Логоса, с типом экзистенциальной философии? Если философия должна быть личной, если она основана на личном опыте, если субъект вкладывает в познание своё существование со всеми его противоречиями, то не распадается ли универсальная Истина на частные истины, не попадем ли мы во власть релятивизма? Тут нужно отрешиться от обычных, общепринятых взглядов, связанных с границами рационализма. Старое противоположение индивидуально–личного и индивидуально–общего ложно и должно быть преодолено. Истина находится вне этого противоположения. Индивидуально–личное, наиболее экзистенциальное может быть и наиболее универсальным, наиболее духовным, наиболее связанным со смыслом. "Я" погружается в свою глубину, на которой "я" соприкасается с нуменальным духовным миром. Мистики это понимали лучше философов. Но универсальность и целостность раскрывающейся Истины совсем не то же самое, что общеобязательность. Общеобязательность существует как раз для мира объективированного, феноменального, она означает формы сообщения в этом разобщенном мире, она есть приспособление к падшести. Общеобязательность связана с разобщенностью, она есть сообщение в разобщенности. Весь логический аппарат доказательства существует для разобщённых со мной, которые не видят Истины, узреваемой мной, с которыми я не общаюсь в Истине. Логическая общеобязательность имеет аналогию с общеобязательностью правовой. Общеобязательные, доказанные истины как раз наименее универсальные, они находятся во власти объективации. Универсальная же Истина находится вне процесса объективации, она наиболее экзистенциальная, она от духа, не от мира. В духе, необъективированном духе, универсальное и индивидуально–личное соединены. Истина открывается не через объективацию, не через подчинение миру, а через трансцендирование, через выход за пределы противоположения субъекта и объекта. Истина не объективна, она субъективна, но субъективна в смысле духовной глубины, а не той поверхностной субъективности, которая противостоит объективности. profilib.net Цель философского познания совсем не заключается в познании бытия, в отражении в познающем действительности, — цель — в познании истины, в нахождении смысла, в осмысливании действительности. Поэтому философское познание не есть пассивное отражение, а есть активный прорыв, есть победа в борьбе с бессмысленностью мировой действительности. Я хочу знать не действительность, а истину действительности. И я могу узнать эту истину только потому, что во мне самом, в познающем субъекте, есть источник истины и возможно приобщение к истине. То, что передо мной письменный стол и я пишу пером на бумаге, не есть истина, это — чувственное восприятие и констатирование факта. Вопрос об истине ставится уже в моём писании. Никакой истины в объекте нет, истина есть лишь в субъекте. Истина относится не к феноменальному миру, а к нуменальному, идейному миру. Истина есть отношение, но это совсем не есть отношение между субъектом и объектом, не есть отражение объекта в субъекте. Истину нельзя понимать в духе гносеологического реализма или, во всяком случае, если это будет реализм, то реализм совсем иной. Истина имеет два смысла: есть истина как знание о реальности и есть истина как самая реальность. Истина есть не только идея, ценность, но также существо, существующее. «Я есмь Истина». Истина не есть то, что существует, а есть смысл, логос существующего. Но этот смысл есть существующее, существующий. У Гейдеггера истина существует, лишь поскольку существует Dasein. [17]Истина не существует вне и над нами, она возможна, потому что мы в истине. Гейдеггер думает, что абсолютная истина есть остаток христианской теологии. Но в действительности именно христианство должно отрицать истину вне существа и существующего. Истина есть творческий акт духа, в котором рождается смысл. Истина выше принуждающей нас действительности, выше реального мира, но выше её Бог или, вернее, Бог есть Истина. Материализм последовательный должен отрицать истину, как должен отрицать прагматизм. Маркс, связанный ещё с германским идеализмом, половинчат, Ленин наивен. Но дети их отказываются от истины, как и дети Ницше. Лишь один Ницше дерзновенно признал истину иллюзией, порожденной волей к могуществу. Но он признает ещё аристократическое качество, которое отрицают его вульгаризаторы. В истине есть аристократизм идеи и смысла. Но идею и смысл нельзя оторвать от существа и существования. Истина есть смысл существующего, смысл есть истина существующего. Это нашло себе выражение в учении о Логосе, которое не обязательно связано с границами платонизма и со статической онтологией. Истина–смысл предвечно рождается в Боге–Существующем. И это рождение повторяется во всяком существующем, с ним связано появление личности. Личность не есть порождение родового процесса, личность есть порождение смысла, истины. В истине есть конкретный универсализм, который не только не противоположен личности, но предполагает её существование. Истина есть не отражение мира таким, каким он есть и представляется, а есть борьба с тьмой и злом мира. Познание истины есть самовозгорание света (логоса) в существовании (в бытии), и этот процесс происходит в глубине бытия, а не противостоит бытию. Употребляю слово «бытие» в условном смысле до расследования по существу проблемы «бытия». Истина совсем не есть познание объекта, истина есть победа над объективацией, т. е. над иллюзорностью, призрачностью объектного бытия. Истина совсем ничего не отражает, как ничего не отражает реальность духа. Истина — духовна, она в духе и есть победа духа над бездуховной объективностью мира, — мира вещей. Дух не есть эпифеномен чего–либо, всё есть эпифеномен духа. Истина есть пробуждение духа в человеке, приобщение к духу. Могут предположить, что все сказанное относится к Истине, но не относится к истинам, к тем частичным и относительным истинам, которые открывает наука в природном феноменальном мире. Что нуменального есть в таких истинах, как «дважды два — четыре» или «все тела от нагревания расширяются»? Раскрывается ли в истинах смысл? Есть Истина с большой буквы и есть истина с малой буквы. Это требует разъяснения. Все маленькие частичные истины получают свой свет от целостной, большой Истины, все лучи света исходят от солнца. Философы по–разному выражали это в учении о Логосе, об универсальном разуме, об общеобязательности трансцендентального сознания. Но трансцендентальное сознание подвижно, и его структура зависит от характера и качества познающего и от предмета, на который познание направлено. Логос — Солнце спускается в падший, объективированный мир, и вырабатывается логический аппарат познания, соответствующий этому объектному миру. Это есть познавательное приспособление к миру для победы над миром. Если наука находится во власти детерминизма, если она ищет каузальных связей и не открывает первичных творческих движений в мировой жизни, то вина тут не в науке, а в состоянии мира. Но свет, который наука проливает на мир, восходит, хотя и не прямым путем, к первоисточнику Солнечной Истины. Ложь начинается, когда утверждается сциентизм, т. е. ложная философия. Но соединимо ли признание единой, всецелой Истины, универсального Логоса, с типом экзистенциальной философии? Если философия должна быть личной, если она основана на личном опыте, если субъект вкладывает в познание своё существование со всеми его противоречиями, то не распадается ли универсальная Истина на частные истины, не попадем ли мы во власть релятивизма? Тут нужно отрешиться от обычных, общепринятых взглядов, связанных с границами рационализма. Старое противоположение индивидуально–личного и индивидуально–общего ложно и должно быть преодолено. Истина находится вне этого противоположения. Индивидуально–личное, наиболее экзистенциальное может быть и наиболее универсальным, наиболее духовным, наиболее связанным со смыслом. «Я» погружается в свою глубину, на которой «я» соприкасается с нуменальным духовным миром. Мистики это понимали лучше философов. Но универсальность и целостность раскрывающейся Истины совсем не то же самое, что общеобязательность. Общеобязательность существует как раз для мира объективированного, феноменального, она означает формы сообщения в этом разобщенном мире, она есть приспособление к падшести. Общеобязательность связана с разобщенностью, она есть сообщение в разобщенности. Весь логический аппарат доказательства существует для разобщённых со мной, которые не видят Истины, узреваемой мной, с которыми я не общаюсь в Истине. Логическая общеобязательность имеет аналогию с общеобязательностью правовой. Общеобязательные, доказанные истины как раз наименее универсальные, они находятся во власти объективации. Универсальная же Истина находится вне процесса объективации, она наиболее экзистенциальная, она от духа, не от мира. В духе, необъективированном духе, универсальное и индивидуально–личное соединены. Истина открывается не через объективацию, не через подчинение миру, а через трансцендирование, через выход за пределы противоположения субъекта и объекта. Истина не объективна, она субъективна, но субъективна в смысле духовной глубины, а не той поверхностной субъективности, которая противостоит объективности. Где же искать критерий истины? Слишком часто ищут этот критерий в том, что ниже истины, ищут в объективированном мире с его общеобязательностью, ищут критерий для духа в материальном мире. И попадают в порочный круг. Дискурсивная мысль никаких критериев не может дать для конечной истины, она вся находится в середине пути, она не знает начального и конечного. Всякое доказательство упирается в недоказуемое, в постулируемое, в узреваемое, в творимое. Есть риск, нет гарантий. Самое искание гарантий есть ложное искание, означает подчинение высшего низшему. Свобода духа не знает гарантий. Единственный критерий истины есть самая Истина, излучение её солнечного света. Все остальные критерии существуют лишь для обыденного объективированного мира, для социальных сообщений. Я никогда не доказываю истины для себя, я принужден её доказывать лишь для других. Я познавательно живу в двух мирах — в мире первичном, экзистенциальном, в котором возможно общение с Истиной, и в мире вторичном, объективированном, в котором Истина сообщается другим, доказывается, в котором она дробится на множество истин, вследствие приспособления к падшему состоянию мира. П. Флоренский говорит, что достоверность истины дана потенциально, а не актуально. [18]Это значит, что во мне, в моей глубине, в глубине познающего субъекта, есть Истина, так как я вкоренен в нуменальном духовном мире, но она во мне в дремотном состоянии и пробуждение её требует от меня творческого акта. Пробуждение духа, во мне есть пробуждение к истине. Критерий истины в духе, в духовности, в субъекте, сознавшем себя духом, а не в объекте. Истина не получается извне, она получается изнутри. Познание истины делает меня свободным. Но самое познание истины может быть лишь свободным. Всякий внешний критерий истины, взятый из низшего мира, противоречит свободе духа в познании истины и не освобождает. Истина не связана с объектом, не связана и с «объективным бытием», она связана с духом. Дух — в субъекте, а не в объекте, в нумене, а не в феномене. И наука, познающая мир феноменов, мир объектный, мир необходимостей, исходит и нисходит из духа, спускаясь по ступеням объективации, по ступеням разобщенности общеобязательности. Прагматизм пытался дать новый ответ на вопрос о критерии истины, исходя из верного положения, что познание есть функция жизни. Прагматизм прав в отношении к техническим результатам науки. Но истина прямо противоположна прагматизму. Жизненное процветание, успех, выгода, интерес — все это скорее признаки лжи, чем истины. Истина совсем не полезна в этом мире, она не оказывает услуг, она даже может быть разрушительна и гибельна для устройства дел в этом мире. Она требует жертвы, и она часто вела к мученичеству. Истина не столько освобождает и спасает в этом мире, сколько освобождает и спасает от этого мира. Принятие до конца евангельской истины, согласие на её действительную реализацию привело бы к разрушению государств, цивилизаций, обществ, организованных по закону этого мира, к гибели этого мира, во всем противоположного евангельской Истине. Поэтому люди и народы исправили Евангелие, дополнили его «истинами» этого мира, которые действительно были прагматичны, потому что были ложью и приспособлением ко лжи. Узнание и исповедание Истины связаны не с пользой и выгодой, а с риском и опасностью. Но прагматизм во всех своих формах не знает Истины, стоящей над миром и сулящей мир. Свободен от этого приспособляющегося оптимизма лишь трагический прагматизм Ницше, если, впрочем, уместно говорить о его прагматизме. Пафос Ницше связан с amor fati, у него победа связана с гибелью. Философия жизни Бергсона, его биологическая метафизика также оптимистична. Экзистенциальная философия должна быть отличаема и от философии жизни и от философии прагматической, она связана с переживанием трагического конфликта, в ней нет культа жизни как высшего критерия, она не носит биологического характера. Жизнь подлежит суду Истины–Правды. Важен не количественный максимум жизни, не её процветание в мире, не её сила, а качество жизни, её напряженность и патетичность, переводящая за её границы. Узнание Истины совсем не означает первоначально радостного расцвета жизни и возрастания её силы, оно может означать раскрытие падшести мира, испытание боли, сопровождающей всякую жизнь, конфликт между личной судьбой и судьбой мировой, между экзистенциальным опытом и порабощающей объективацией, конфликт свободы со встреченной необходимостью. Истина — спасительна, но спасает она для иной, вечной жизни, которая начинается во временной жизни, но начинается в страдании, в тоске, часто в кажущейся безнадежности. Принятие Истины до конца, до всех её жизненных выводов есть согласие на гибель этого мира, на его конец. Я говорю не об истинах, означающих приспособление к миру феноменов, к неотвратимому процессу объективации, а об Истине как первоисточнике света, как целостной Правды. Познание в объективации открывает истины, в нём есть отблеск света, помогающий ориентироваться во тьме этого мира, но оно не открывает изначальной Истины, которая есть начало и конец. Наука, не философия, есть открытие принципов и законов, ориентирующих в действительности. Но верховная Истина эсхатологична, и этим обличает она условную ложь прагматизма, ложь оптимистического культа жизни. Истина не от мира, а от духа, она познается лишь в трансцендировании объектного мира. Истина есть конец этого объектного мира, она требует согласия на этот конец. Такова Истина христианства, свободного от социальных приспособлений и искажений. Но такова, в сущности, и Истина, приоткрывавшаяся мессиански–пророческому сознанию древнего Израиля, религиозной философии Индии, персидской дуалистической эсхатологии и многим мыслителям — Платону, Плотину, Экхардту, Я. Бёме, Паскалю, Канту, Шопенгауэру, Киркегардту, Достоевскому, Л. Толстому. Вся философия, теория познания, этика, философия истории должны быть построены в перспективе эсхатологии, но, как мы увидим, эсхатологии совсем не в том смысле, в каком обычно её понимают. Познание ищет Истины и истин, оно стремится к очищению от всего, что затемняет и искажает процесс познания, к самоочищению субъекта. Но познающий может познавать ложь мира, его замутнённость и загрязненность, познание может быть открытием истины о лжи. Тогда истина есть суд над ложью мира, свет, обличающий тьму. И провозглашение Истины есть конец мира лжи. В каждом подлинном акте познания наступает конец мира, конец порабощающей объектности. * * * Среди философов всегда были разные расы, они определялись разной структурой сознания, за которой была разная направленность духа. В Греции были Парменид и Гераклит, Демокрит и Платон. Пытались установить типы философских миросозерцании. [19]Различение типов зависело от того, какой принцип был положен в основание классификации. Один и тот же философ может в одном отношении попасть в один тип, в другом отношении — в другой тип. Дильтей предлагает установить три типа философских миросозерцании: натурализм, идеализм объективный, идеализм свободы. В этой условной классификации я решительно должен быть отнесен к идеализму свободы. С таким же основанием это можно было бы назвать реализмом свободы, если не понимать реальность натуралистически. Я предложил бы установить ряд противоположений: Философия субъекта и философия объективная. Философия духа и философия натуралистическая. Философия свободы и философия детерминистическая. Философия дуалистически–плюралистическая и философия монистическая. Философия творчески–динамическая и философия статически–онтологическая. Философия персоналистическая, философия личности и философия универсально–общего. Философия эсхатологическая, философия прерывности и философия эволюционная, философия непрерывности. В этих противоположениях я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически–плюралистическую, философию творчески–динамическую, философию персоналистическую и философию эсхатологическую. До сих пор философия в очень малой степени была эсхатологической, эсхатология относилась лишь к сфере религиозной. Но эсхатология может и должна иметь своё гносеологическое и метафизическое выражение, и я стремлюсь к этому выражению. Должна быть создана философия конца. Она мало общего имеет с толкованием Апокалипсиса и не означает ожидания конца в определенный год. Философия эсхатологическая вытекает из философской проблемы, поставленной ещё Платоном. Философский монизм был попыткой решить эсхатологическую проблему в пределах этого мира, утвердить единство вне перспективы конца. Для меня центральная мысль эсхатологической философии связана с пониманием падшести как объективации и конца как окончательного преодоления объективации. Выбор типа философии определяется целостным духом философа, волением и эмоцией более, чем интеллектом. Но и самый интеллект человека неотделим от существования всего человека, от его волевого выбора и эмоционального опыта. Глава II cyberpedia.su Много разговоров про Духовность, но в действительности, как она в Человеке выражается, чтобы каким-то образом "вливать в народ Духовность и призывать к терпению" (цитата с одного из форумов, - прим.ред.)?!.. Часто Духовность путают с культурой, искусством, интеллигентностью, что в итоге она превратилась в плоском сознании обывателя лишь в некий затасканный поэтический термин, которым, по его мнению, пользуются лишь "сопливые интеллигентики", или "дурачки" не от мира сего. Известно о четырёх качественных Направлениях эволюционного Развития Человечества в Гармонии Единства Противоположностей. Но так как Человечество состоит из конкретных Людей, то, надо полагать, каждый из них находится в том или ином ― Вертикальном или Радиальном и центробежном или центростремительном ― Информационно-энергетическом Вихре Сознанием своим. Следовательно, каждый Человек видит одну и ту же Истину со своей ― одной из четырёх ― колокольни, и другие три для него безразличны. Навязывать же видение Истины, не зная, на какой колокольне находится собеседник, и не этично, и себе, может статься, дороже. Только тот, кто способен без ущерба, без презрения и без агрессии воспринимать ДЛЯ СЕБЯ все четыре Направления, может называться Мудрецом. И только Мудрец именно Духовным Взором своим определяет, как и о чём беседовать с Человеком, чтобы не насиловать, т.е. не травмировать его сознание, подчиняясь Закону Мироздания ― НЕ НАВРЕДИТЬ. София! Но если видимая и всегда изменчивая центростремительная Материя своей стоячей волной лишь ОТРАЖАЕТ Вечный Центробежно-виртуальный Дух, то известно, чему Мудрец отдаёт предпочтение во имя Вечности, ибо он не по книжкам знает, что "ДУХ ЕСТЬ МНОГОМЕРНАЯ ОСОЗНАННОСТЬ СОЗНАНИЯ СВОЕЙ МОНОПОЛИИ НА МЫСЛЕТВОРЧЕСТВО И ЖИЗНЬ ВСЯКОЙ ЖИЗНИ" (Калагия), и эта "осознанность" не что иное, как СПОСОБНОСТЬ к Творчеству Мыслью Форм Жизни, а это и есть ДУХОВНОСТЬ! Следовательно, и "вливать в народ Духовность" вряд ли получится "перераспределением национальных богатств в пользу беднейшего населения страны" (цитата с одного из форумов – прим.ред.), так как, известно, сытость и сладость лишь порождают грехи и пороки. И не поможет "влить Духовность" никакая политическая организация или религия, так как природа любого обособления людей ― эгоцентризм или гордыня. Примеры тому налицо. И в том был путь апостола Павла, которого не признавали остальные Апостолы Христа, не учреждавшие религий, но лишь проповедовавшие и убеждавшие Людей в необходимости Веры и Покаяния. Терпеливое убеждение не тащит за собой кармических последствий ни для кого. И потом, никакая организация не изменит сознаний людских через запреты, но породит лишь страх и противостояние. «Есть два пути(восхождения в Духе – прим.ред.) - спиральное восхождение в общем развитии в Луче Эволюции, и вертикальное восхождение в сферы Высшие. Первый путь долог, хотя и прост; второй - мгновенен, но очень труден. Осуществляется второй путь выделением сердечного соединительного вещества, при сердечном порыве к Учителю, в момент перевода духовного состояния в движение Мысли, охватившей собою Сознание и введенной в движение Духа, устремленного в сферы Мира Высшего, к Учителю. Конечно, это возможно лишь при полном освобождении от притяжения к Земле и всему земному.»(Калагия) Именно, что развитие Духовности человеческого Сознания к ВЫСОТАМ Создателя ДОСТИЖЕНИЕМ Благодати Духа Святого ― надо полагать, имеется в виду всё же НЕ радиальное (восхождение в общем развитии), а Вертикальное восхождение! ― определяет изменение образа жизни человека в первую очередь! Но для этого необходимо менять приоритеты ценностей и, в первую очередь, суметь оторваться от пагубного представления о своей жизни только как телесной, или во плоти, параметров Времени и Пространства Земного, прозябание на поверхности которой действительно теперь уже есть "падение в бездну", каким бы крутым ментальным эзотериком, каким бы религиозным человек ни считал себя, ибо... Ибо проверка готовности Человека к Переходу в Миры Высшие именно наличием Духа Святого, который определяется безоговорочным УСТРЕМЛЕНИЕМ к Создателю в сочетании с обычными ПОКАЯНИЕМ, ТЕРПИМОСТЬЮ, ЖЕРТВЕННОСТЬЮ, ВСЕПРОЩЕНИЕМ, ОТРЕЧЕНИЕМ от материальных ценностей, ВОЗДЕРЖАНИЕМ от пагубных страстей пьянства, курения, наркомании, похоти, разврата и т.д. и т.д. Если эти качества Психической Энергии в сознании человека отсутствуют, если он страдает без материального барахла и не довольствуется лишь НЕОБХОДИМЫМ, не взирая на мнение, моду развратившегося общества, если цепляется за плоть свою, глотая килограммами лекарства и наступая на горло соседу, лелея своё эго членством в партиях, фанатичной религиозностью, жадностью, самолюбием, то Духа Святого в душе своей никак не стяжать, и о Переходе нет смысла и говорить. Именно, что «человечество не прошло тест на право войти в Золотой Век» (Послание Иерархии Света от 04.06.2010), ибо, судя по тому, как проявляются в Интернете даже радетели Учений-Откровений-Посланий, пытающиеся, как когда-то иезуиты, насильно их насаживать, то плоду зреть ещё долго... Люди всё ещё не в состоянии освободиться от щупалец общественной системы и избавиться от тенденции насилия в своём характере, чтобы осознать, что Духовность не насаждается даже ментальным влиянием, а прежде всего ЛИЧНЫМ ПРЕОБРАЖЕНИЕМ СОЗНАНИЯ ДЕЛАМИ, которые люди оценят, как они запросто оценивают своих Святых Старцев, которым доверяют, к которым, разочаровавшись в «научной» медицине, стекаются со всей страны нашей, и за Исцелениями Душ и тел своих, и за Благословениями! Примером может быть хотя бы фильм «Остров». Созревание же плода Духовности ознаменуется появлением Людей, которые, в силу своей именно ПРОВЕРЕННОЙ и ИСПЫТАННОЙ Духовности (но не книжной и далеко не религиозно-эзотерической псевдодуховности, и тем более не «научной») неагрессивными отношениями среди себе подобных, и станут теми Маяками, кто, признаваемые бессознательным влечением к себе, как привлекаются мотыльки к свету свечи, будут оценивать Правду и ложь в Душах людских, чтобы опять не создавались лишь внешнемагические религии и всевозможные «измы», всегда порождаемые разрушительным вирусом личного и группового эгоизма. Чтобы возникла, наконец, Истинная Единая Церковь Резонанса Света Любви безо всяких примесей избранности и обособлений. … Но четыре Направления существуют, они необходимы, и в том София, учившая: Сожги что Мир тебе даёт, Своею без остатка кровью. Что называется Любовью, Одно пульсируя живёт! ...Сожги, что Мир тебе даёт. Дух, Духовность, Единение. О ДУХОВНОЙ РАБОТЕ Просматривая многие форумы, так или иначе затрагивающие Веру в Творца, и внимательно их прочитывая, приходится только удивляться, насколько правильно определена опасность Интернета! Толпа всё ещё остаётся невежественной толпой, агрессивной, эмоционально амбициозной, не взирая на религиозные саны, регалии власть преимущих, степени образованности, не взирая на интеллигентность, светское воспитание, а потому неуправляемой никакими Идеями, какие бы они Благие ни были... Даже Искренне религиозные Люди веру свою не представляют иначе, как в некоего старичка на облачке, которого можно обмануть, уговорить или подкупить толстой свечкой, чтобы он помог продолжать существовать животными интересами... Религиозный фанатизм не приемлет ничего свежего, разумного, логичного, и пророков своих способен видеть только старозаветными старцами с посохами, волосатыми, бородатыми и в рубище, перепоясанном верёвкой... Даже действительно Духовно "Продвинутые" помалкивают, опасаясь клеветы, плевков, камней от толпы в свой адрес, как это было с древними Пророками и Апостолами. Так было и есть и со всеми Святыми Йогами, Волхвами, Шаманами, Старцами современности, какая разница, как их называть... «Где же мы найдем в истории, чтобы «Вестник», большой или малый, Посвященный или неофит, который, после того как он стал носителем какой-либо до сих пор сокрытой истины или истин, не был бы Распят и разорван на куски «собаками» зависти, злобы и невежества?» (Е.П. Блаватская, Тайная Доктрина) Но оказывается, что многими даже образованными и интеллигентными эзотериками "продвинутость" в большинстве случаев понимается лишь как бесконечная книжная информация, постигнутая когда-то иными Духовидцами. Однако, они не стесняются чужими знаниями утрамбовывать свои мозги и потом этим кичиться, завидуя действительным Избранникам Божиим, не задавая себе вопроса, почему же не он Избранный? Тем не менее, какой бы невежественной и агрессивной толпа ни была, но публикуемые в общем доступе Откровения, Учения и Послания предназначены всё-таки для неё, и по способности её интеллекта. «Пусть будет раз и навсегда известно, что ничто из того, что напечатано в публичной печати … не является действительно Эзотерическим ... никакая полностью раскрытая Эзотерическая истина не будет отдана в публичную печать, в книгу или журнал.» (Е.П.Блаватская, Тайная Доктрина) Но даже простейшие изложения Вселенских Истин мало кем понимаются и правильно толкуются. Потому совершенно верно Посланником от Иерархии Света написано, что : «Внутри всех религий во все времена были люди, стоящие особняком от официального руководства церкви. Старцы, йоги, пророки, мистики… С авторитетом некоторых из них считалась официальная религия, но чаще их преследовали и даже лишали жизни. Внутри каждой религии есть два подхода: путь внешний – следование определенным догматам и ритуалам, и путь внутренний – поиск непосредственной, личной связи с Богом. По первому пути идет 90 процентов верующих. Второму пути мало кто рискует следовать. Это – путь посвящений, тайных знаний, личного мистического опыта.» Отец Небесный в своих Откровениях через различных Избранных говорит что и почему, но не говорит КАК, ибо для этого и существуют "Продвинутые" от Иерархии Света, оставившие множество печатных Трудов и теперь продолжающие писать, к сожалению, чаще всего в стол, чтобы не обтираться от плевков. Комментируя же эти цитаты, следует учесть и упоминаемую в эзотерических источниках Пирамиду, как символ Иерархичности Единого с Творцом Человечества, верхушку которой занимает Создатель, а основание ― именно эта толпа, без которой не существует ни Творец, ни тем более промежуточные Иерархи-Пассионарии воплощённые или развоплощённые. Но кому ведомо из читающих эти строки, в какой Информационно-энергетической нише Иерархической Пирамиды он находится, а если и знает, то осознаёт ли, что находящиеся на более низкой Ступени конкретные Люди являются ЕГО БЫВШИМИ ВОПЛОЩЕНИЯМИ? С которыми даже, быть может в жизни или на сайтах в интернете, бесстыдно заводит перепалку, вместо того, чтобы ПОКАЯТЬСЯза них, тем и СПАСАЯ их несовершенные души, ибо ОНИ ― ЭТО ОН САМ! Именно это имел ввиду Преподобный Старец Серафим из Сарова, когда говорил, что СТЯЖАЮЩИЙ БЛАГОДАТЬ ДУХА СВЯТОГО СПАСАЕТ МНОГИХ ВОКРУГ СЕБЯ и, тем самым, И СЕБЯ! Но исходя ПОКА из Сути Иерархической именно ДУХОВНОЙ ― но НЕ организационной! ― Пирамиды Власти, любой Иерарх-Пассионарий, уже осознающий себя между её фундаментом и верхушкой, то есть между толпой (тут это слово не в плохом смысле) и Богом, обязан осознать, что часть той толпы конкретными Людьми является ЕГО БЫЛЫМИ ВОПЛОЩЕНИЯМИ, пришедшими в Мир сей вместе с ним! Осознавая же это, он поймёт, что организационность внешняя несёт иные задачи, чем Задачи Духовные. Видимо, пока есть Смысл говорить только о Духовном Труде. Исходя из этого, как пример, чтобы осознать необходимую срочность Действа именно Духовного, вот что выудилось в одном из форумов: "Во мне живет мужчина, он зашел в меня три года назад. Я далеко не сумасшедшая, вполне нормально оцениваю ситуацию. Он говорит всякие гадости. Говорит что учит меня жить в этом мире, что в меня больше никто не вошел. Один раз он довел меня до того, что я наглоталась таблеток, я не видела смысла с ним жить, он меня по всякому оскорблял. Заставил меня все вырвать, после этого он стал более мягче, но я всегда чувствую его презрение, он меня ненавидит, он так меня оскорбляет. Я почти не хожу в туалет, по его словам если у меня будет чистый кишечник, то он не сможет во мне находиться. Ощущения ужасные. То что я пишу это не бред сумасшедшей это правда. Прошу, кто меня понимает, отзовитесь, как я могу от него отделаться. Ведь жизнь невыносима. А так хочется жить, но нет больше сил". Это крик Души бедной одержимой или бесноватой женщины, которая ещё не потеряла рассудок и вопит о помощи! Но одержимых, которые уже не контролируют своего сознания, множество, и, к ужасу, именно они-то и НЕ отсиживаются в кельях, но пища лезут к власти, в том числе и в рясах, и даже захватывают средства информации, стóит только послушать радио, посмотреть ТВ, подключиться к Интернету. Почему так? Да в этом Мире вся жизнь человеческая, начиная от рождения, подчинена бездуховной системе, ложными разрушительными ценностями основательно гниющего общества зомбирующей сознание любой Индивидуальности, должной быть Свободной в своём Выборе Пути Жизни. Спрашивается, как не только оградить людей от посягательств на их сознания, но и без давления на их Свободную Волю очистить их от уже случившейся одержимости, чтобы они способны были слышать, видеть и хотя бы читать о Творце и Ценностях Вечных, для Сохранения себя, как Волевой Индивидуальности в Единстве со всеми Сущими Мироздания, в чём так заинтересован Творец? Ведь никакие религии, партии, общества, как и те самые "измы" никогда не достигали, но и всячески извращали Идею Творца об Эволюции Духовной. Но одержимые-то пищат и лезут, а "Продвинутые" прячутся и молчат, в действительности вместо того, чтобы говорить, писать, показывать, объяснять о Причинах корысти, агрессии, хаоса, разрушений, катаклизмов, болезней... Вместо того, чтобы говорить не шёпотом, не только книжками, пылящимися золотыми обложками на полках... Но говорить об Истине и, главное, СОБСТВЕННЫМ ПРИМЕРОМ ПОКАЗЫВАТЬ необходимость следовать ей везде, всюду и всегда, не взирая на авторитеты, не взирая на плевки, не взирая на противостояние всей системы общества и, главное, СВОЕЙ половины, когда "...и враги человеку домашние его" (Новый Завет)! Извините, но и эти сообщение ― лишь СМИРЕНИЕ, ибо автор этих строк также долго и упорно пытался прятаться и отмалчиваться, даже разбивал пишущую машинку, но за это Карма прижала настолько, что теперь впору вопить! Вопить за те СВОИ Души в толпе, подобно той одержимой женщине, которые, из-за молчания и бездействия их трусливого иерарха, опрокинулись во грех и пороки, вися теперь кармическими гирями на его ногах... К сожалению, за ошибки приходится не только платить ужасом созерцания гибнущих душ СВОИХ, но и испытывать собственными телесными болями их страдания и даже самому страдать проблемами собственных Детей... Карму не обмануть, ибо действительно "нет лицеприятия у Бога" (Новый Завет) Истинного и не может быть. … Никому ещё не шло впрок "воспаление сознания" в эгоистичном самомнении . Так что, "Продвинутые" в Духе или "редкие исключения", стóит ли отмалчиваться в своих конурах, кельях и безвестных квартирах, когда СОБСТВЕННЫЕ Былые Воплощения тонут во грехах и пороках прозябания серою толпою, ибо эта ТОЛПА ― ВЫ САМИ?!.. Ведь каждый Духовно "Продвинутый" является неповторимой Гранью Единого Кристалла Знания, которую он лучше всех может раскрыть ДЛЯ СВОИХ БЫЛЫХ ВОПЛОЩЕНИЙ. megaobuchalka.ru Автор: Арияна Ерошина Дата: 11.12.2010 В последнее время это понятие — духовность человека — как-то часто стало вылезать на поверхность сознания. Очень хочется двигаться в сторону духовности… Но куда это? И как туда двигаться…, и с кем? Начать логично с определения критериев духовности человека. И я очень рада, что среди моих друзей есть люди, с которыми можно поразмышлять на эту тему (и многие другие)). Особенно радует, когда такой способностью — размышлять без железных шор условностей — обладают люди «взрослые» по общепринятым меркам. Наверное, это первый в этой статье критерий духовности — от меня: способность здраво рассуждать и чувствовать, не ограничивая себя привычными схемами мышления и общественными стереотипами.На этом пока останавливаюсь, и передаю слово Борису Волчеку: Это скорее не статья, а поток сознания на заданную тему:Мы сейчас живем в условиях господства рыночных отношений почти во всех сферах нашей жизни. Но, они рыночные отношения, построенные по принципу: ты мне — я тебе, проникают не только в экономику, но и в отношения между людьми, что не всех устраивает. Многие люди ищут чего-то иного… И это в обществе называется духовным поиском..Существует множество разнообразных сект, церквей, и иных групп, а так же отдельных людей, претендующих на то, что они уже что-то в этом направлении нашли, то есть, что они этой духовностью уже обладают.Во всем этом очень трудно разобраться, а разбираться приходиться. Хотя бы потому, что подавляющее большинство авторов книг, руководителей групп считают, что только они обладают ключами к духовности, а остальные все заблуждаются. Некоторые это манифестируют грубо, некоторые тонко — типа мы единственная церковь, которая уважает всех остальных, а другие всех отрицают, а мы с вами, при этом, должны сделать вывод, они лучше других и что именно они нашли истину и.т.д.Итак, глядя на все это, я задался вопросом, правда ли это, и как отличить духовных от бездуховных, и вообще духовный ли я? И надо ли вообще это иное искать?И искать ответы на эти вопросы я буду применимо к самому себе, условно считая, что другого материала у меня нет.И вот «окидываю взором» свою жизнь,- уже не мало прожито, и вижу почти сплошные страдания… Целое море страданий, в котором всплывают острова, походов, творческих вдохновений, интересных встреч, счастливых мгновений… А из чего состоит море? Болезни, лень, суета, серые будни, скука, страхи, пустословие, тщеславие…,Почему же счастья проблески, а страдания море? Ведь я стремлюсь к счастью, к вдохновению, к красоте…Ну что ж, посмотрим на себя – вовнутрь себя, что-то же там порождает эти страдания.И что я вижу? Сначала просто темно, там собственно темнота. Потом глаза привыкают, и начинают мелькать какие-то узоры, огоньки, но это на поверхности. А в глубине роятся мысли, много разных мыслей: начиная с того, что хорошо бы сейчас поесть, до устройства галактики, от того, с кем я завтра встречаюсь, до маршрутов на следующее лето, причем все одновременно! Такой вот бардак внутри головы,И я продолжаю наблюдать за всем этим, и рой постепенно становится прозрачней, и внимание переходит на чувства и ощущения. Я замечаю, что мне неудобно сидеть, что мне скучно и тоскливо… и мне страшно – я боюсь сойти с ума, потерять себя в этом процессе. Мне уже трудно наблюдать,… но чувства внезапно успокаиваются, страхи уходят. Потом на какое-то мгновение все замирает, и возникает чувство глубокого покоя, потом возникают уют и радость и счастье…, потом рой мыслей опять берет свое, — я отвлекаюсь, ко мне приходит мысль – «вот оно то, что искал», и тут же суета, потом скука и – все сначала.Иногда это не мгновение, а несколько секунд, иногда даже больше, но все равно несравнимо со временем страдания.Почему же так происходит?Что мне мешает погрузиться в этот источник радости и пребывать там?Пока не ясно. Но некоторые выводы я уже могу сделать.Где то внутри меня есть источник радости, покоя, уюта и, похоже, он почему-то почти недоступен.И, поскольку, скорее всего, я не имею уникального внутреннего устройства, то получается, что такой источник есть в каждом человеке…Глядя же вокруг, я вижу, что почти все по-своему несчастны, все в поисках счастья, что само по себе странно.Я прочитал очень много книг разных авторов, но «островов радости» от этого почти не прибавилось, и время этих мгновений счастья не сильно изменилось (в детстве, когда я вообще ничего не читал, они, пожалуй, были даже больше).Возвращаясь к своему внутреннему миру и вспоминая свою задачу, я рискну «обозвать», этот источник радости, покоя, уюта, гармонии – духом…В слове «дух», есть что-то от воздуха от полета, парения…, то есть от счастья, радости и гармонии.Я рискну считать, что духовный человек, это тот, кто постоянно пребывает в этом источнике большей частью своего существа, а не отдельные мгновения и краешком своего сознания, как я, и он всегда во всех обстоятельствах жизни счастлив. Иначе он или совсем бездуховен или пока только движется к духу и моменты гармонии пока редки.И как же узнать это со стороны? Как определить критерии духовности, не будучи духовным…?Фактически, это придется сделать по одному мгновению! И я рискну …Так как общество у нас несчастно и дисгармонично, то я смело могу считать, что оно бездуховно – просто по определению. И если принять гипотезу, что духовные люди где-то есть, то мы можем попробовать предположить их местонахождение, и первые кто нам попадутся, это те, кто сам называет себя духовными людьми, или близкими терминами – посвященные, святые, продвинутые, состоящие в различных организациях с духовными названиями и т.п.По настоящему, духовный человек, скорее всего, должен почувствовать, гармоничен ли данный индивидуум или нет. Но я и мне подобные на это рассчитывать по разным причинам не можем, ну хотя бы потому, что обманывались уже не раз, и часто красиво говоривший и выглядевший человек оказывался на поверку несчастным страдальцем таким же, как и мы. А если это так, то принимать его, как учителя жизни, наверное, все-таки не стоит.Похоже, нужны критерии для разума, что бы хотя бы грубо не обманываться.Ну что ж… вернемся к тому мгновению: я счастлив, радостен, гармоничен, спокоен… о чем это может говорить? Это говорит о том, что мне в это мгновение хорошо с самим собою, у меня мир в душе — я в этот миг самодостаточен…Из этого выводим критерий – духовным людям хорошо с самим собою всегда! Людям, реально движущимся к духу, должно быть хорошо с собою большую часть времени.И с помощью такого критерия легко можно проверить, что из себя человек представляет, — посмотреть насколько человеку хорошо в тишине, помолчать рядом с ним и посмотреть его реакцию, Если человеку трудно сохранять тишину, он все время стремиться что то сказать, или напряженно молчит, то вы можете расслабиться он такой же как и вы.Так же при самодостаточности вряд ли возможно тщеславие, выпендреж. Ведь такие способы стяжания внимания счастливому человеку ни к чему – ему и так хорошо. И вряд ли у духовного человека остаются какие-либо страхи, хотя разумной осторожности ничего не препятствует.Опять вернемся в миг счастья и даже слегка до него…перед этим мигом, ушла суета, стихли беспокойства, растворились страхи. Ну что же.. Вот вам и еще признаки,- не заметить суеты и беспокойства в человеке надо суметь, и если ваш гуру много суетится, или чего-то боится, то что-то здесь не так…Вернемся к мгновению гармонии. Когда оно посещает меня с открытыми глазами и в обществе людей, я вижу этот же источник гармонии в других людях, и ощущаю на миг их своими братьями по духу и одновременно ощущаю единство всего сущего.Из этого можно вывести то, что духовный человек, не причиняет зла духовному движению человека, не может желать зла человеку, не может врать и лицемерить, просто потому, что это для него бессмысленно и самоубийственно, а так же относиться к кому-либо всерьез враждебно.При этом смысл поверхностно обманывать и даже притворяться появляется, если духовный человек сталкивается с реальной опасностью и враждебно настроенными людьми, к которым он будет относиться как к больным (не имеющим связи со своим источником гармонии), хотя это не помешает относиться к их болезни как к врагу.Таким образом, духовные качества и свойства вовсе не гарантирует человека от настоящего враждебного отношения к нему со стороны общества. А логичнее считать, что такая враждебность ему гарантирована, так как он одним фактом своего присутствия, по идее, должен разоблачать лицемерие общества.Поэтому, если ваш гуру, лицемерит, желает кому-то погибнуть, попасть в ад и т.п. и при этом ему ничего не угрожает, то тут что-то не так.… Вот мы и нашли несколько разумных критериев…Все что смог, я собрал из одного мгновения собственной гармонии и опыта страдания.Достаточно ли этого?Скорее всего, нет.Люди — мастера притворства, особенно в случае не прямого обмана, а когда они сами обманываются насчет своего «статуса»…Кстати, вряд ли реально духовные люди будут себя сами так называть, и не из природной скромности, а опять же из самодостаточности… Их, по идее, не должна интересовать статусность – дитя тщеславия и честолюбия.А так же вряд ли они будут, гоняться за вами, что бы вас спасти, или агрессивно зазывать вас к себе, по причине все той же самодостаточности. Скорее всего, они легко и без сожалений отпустят вас на все четыре стороны, если вы решите покинуть их навсегда…Вот, пожалуй, и всё, что я смог найти.Правда у нас завис вопрос, о том, что мешает постоянно быть гармоничными, радостными и счастливыми? Может потому, что я бессознательно нарушаю какие-то законы присутствия гармонии во мне? Что это за законы?Может быть, я когда нибудь и ими займусь…А пока.., хоть и приведенных критериев явно недостаточно, все же те, что обнаружены, при желании помогут отсеять легионы псевдодуховных деятелей, стремящихся влезть к вам в доверие…Кроме того, никто не мешает заняться этим дальше самостоятельно.…Продолжение, возможно, следует. Волчек Борис. www.my-zozh.ru У французских философов XIX века нет метафизических глубин и творческой философской фантазии философов германских. Во французской мысли не развивалось такой гениальной диалектики, она более отрывочно-индивидуальна. Французская философская мысль не соприкасается с предельными, конечными проблемами, она не эсхатологична, в ней не приоткрывается жизненная судьба человека. Но у французских мыслителей есть большая психологическая тонкость. У них нет таких срывов, они не находятся во власти монистического прельщения, у них больше выражены персоналистические тенденции (сравните Мен де Бирана с Фихте или в другой области - Прудона с Максом Штирнером и К. Марксом). Именно французская философия XIX века ставила проблему свободы и понимала свободу не так, как Гегель, для которого она была порождением необходимости. Это - философия более антропологическая, чем космологическая. Мен де Биран, швейцарец Секретан, Ренувье, Лекье, Бутру борются с детерминизмом и защищают - философию свободы. Иногда проблема свободы смешивается с традиционной школьной проблемой свободы воли, вследствие антропологически-психологической тенденции. Но независимость человека защищается перед лицом космической необходимости. Для германской метафизики жизнь представляется космической мистерией. В этой космической мистерии легко исчезает лицо человека. Французская философия ближе к Канту, хотя часто философия Канта понимается слишком психологически. Универсальный детерминизм Гегеля, в котором свобода и необходимость тожественны, чужд этой философии. Ренувье особенно остро критиковал гегелианство. Поскольку французская философия рационалистична, это рационализм ограничительный. Не происходит иррационализации разума, как у Гегеля. Французская философская мысль поддерживает эквилибр в середине. Ни Макс Штирнер, ни К. Маркс, ни Ницше не могли бы явиться во Франции. Критика французских философов свободы часто бывает верной. Но в ней не чувствуется осуществление судьбы. В Гейдеггере чувствуется что-то роковое, в Бергсоне нет ничего рокового. Гений английский выразился по преимуществу в литературе и поэзии, но не в философии. Предельные проблемы и предельные срывы раскрывались лишь в германской и русской мысли. Но предельность и эсхатологичность русской мысли более обнаружилась у великих русских писателей, чем у профессиональных философов. Эту предельность и эсхатологичность можно найти у Достоевского и Л. Толстого, в срывах русского нигилизма, у К. Леонтьева, у Н. Федорова, у Вл. Соловьёва (у последнего - в смешанной форме), у некоторых мыслителей начала XX века. Наша творческая философская мысль была окрашена религиозно, в ней обнаружилась тоска по Царству Божьему, невозможность примириться с этим миром. Основными проблемами были не проблемы теории познания, логики, отвлеченной метафизики, а проблемы философии истории, философии религии, этики. Можно открыть темы специфически русские. Такими темами я считаю тему о Богочеловечестве и тему эсхатологическую, тему о конце истории. Острая критика рационализма связана была с пониманием познания как акта целостного духа, в котором участвует совокупность духовных сил человека, не индивидуального только, но и соборного человека. С философией истории связана была специфически русская проблема конфликта личности с мировой историей и мировой гармонией. Эта тема наиболее гениально выражена у Достоевского. Проблема теодицеи присутствует во всей русской мысли, она владеет русской душой, её можно найти в русском анархизме и русском социализме. Обратным полюсом было подавление личности в русской государственности и в формах, которые принял русский марксизм. В Белинском был и бунт личности против мирового духа, мировой истории и мировой гармонии, и новое порабощение личности обществу грядущей социальной гармонией. Идея Богочеловечества, которую развивал, главным образом, Вл. Соловьёв, и религиозная философия начала XX века означают взаимопроникновение и соединение двух природ, Божественной и человеческой, при сохранении их различия и самостоятельности. Учение о Богочеловечестве предполагает соизмеримость между Богом и человеком, присутствие в человеке божественного начала и вместе с тем не допускает монистического тожества. Богочеловеческий процесс произошел не только индивидуально в Богочеловеке, но и должен происходить в человечестве, в человеческом обществе. У Вл. Соловьёва учение о Богочеловечестве носило слишком эволюционно-оптимистический характер и было недостаточно свободно от влияний Гегеля и Шеллинга. Но это необязательно. Самое познание может быть понято как процесс богочеловеческий, в котором действуют два начала. Это будет отличаться от монистического понимания познания, при котором оно есть или процесс божественный (Фихте, Шеллинг, Гегель), или процесс исключительно человеческий (позитивизм). В русской мысли тоже подготовлялась возможность экзистенциальной философии. Наибольшее значение тут имеет проблематика Достоевского, его антропологизм. 4. ЭМОЦИОНАЛЬНО-СТРАСТНЫЙ ХАРАКТЕР ПОЗНАНИЯ. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ МЕТАФИЗИКА КАК СИМВОЛИКА ДУХОВНОГО ОПЫТА Открытие разума греческой философией было важным событием в истории познания. Человек раскрыл в себе силы, которые раньше были в дремлющем состоянии. Человек овладевает своим разумом, и разум становится самостоятельным. Эмоциональная жизнь человека зависела от впечатлений чувственного мира, мысль находилась в исключительной власти мифологического мироощущения и традиции. Разум же освобождается и освобождает. Он и обогащает человека, и обедняет его. Философ поверил, что разум возносит его до мира идей, мира нуменального. Кант подвергает это сомнению. Но почти всю историю философии познающий оставался верен убеждению, что познание есть чисто интеллектуальный акт, что существует универсальный разум, что разум всегда один и тот же и верен своей природе. Но в действительности познание носит эмоционально-страстный характер, познание есть духовная борьба за смысл и таково оно не у того или другого направления и школы, а у всякого подлинного философа, хотя бы он не сознавался в этом. Познание не есть бесстрастное дублирование действительности. Значительность философии определяется страстной напряженностью философа-человека, присутствующего за познанием, напряженностью воли к истине и смыслу. Познает целостный человек. Дильтей, один из предшественников экзистенциальной философии, верно говорит, что мышление есть функция жизни. Целостный человек, а не разум, создает метафизику. Не автономию интеллекта нужно утверждать, а автономию духа, автономию познающего, как целостного существа. Мышление не может быть отделено от мыслящего, мыслящий не может быть отделен от соборного опыта своих братьев по духу. Познающий, в результате познания, может достигать объективной холодности выражения, но это - вторичный процесс объективации, первична интуиция человека, как существующего в полноте существования. Человек больше познает эмоционально, чем интеллектуально, и совершенно ошибочен тот взгляд, что эмоциональное познание "субъективно" в дурном смысле, а интеллектуальное познание "объективно" в хорошем смысле, и, во всяком случае, это выражено в неверной терминологии. Вживание в предмет познания, во всяком случае, носит более эмоциональный, чем интеллектуальный характер. Интуитивизм у Бергсона, у М. Шелера носит не интеллектуальный характер, так же как у Шеллинга, я не говорю уже о Ницше. Чисто интеллектуальное, дискурсивное познание создает объективированный мир, при котором нет соприкосновения с реальностью. Решающее значение в познании имеет не логический процесс мысли, который носит инструментальный характер и господствует лишь в середине пути, а эмоциональная и волевая напряженность, связанная с целостным духом. Познание есть творчество, а не пассивное отражение предметов, и всякое творчество заключает в себе познание. Интуиция есть не только узрение предмета, но и творческое проникновение в смысл. Более того, самое существование смысла предполагает творческое состояние духа. Феноменологическая философия требует пассивности субъекта, экзистенциальная же философия требует активности и страстности субъекта. "Идейный" нуменальный мир предполагает эту активность и страстность духа, он не есть мир застывший и лишенный движения жизни. Акт познания есть трансцендирование, выход из замкнутости и выход вверх. Трансцендентное можно мыслить лишь потому, что есть трансцендирование. Но трансцендирование есть напряженность всего существа, его подъем, его экстатичность. Погоня за метафизикой вполне наукообразной, метафизикой, как строгой и объективной наукой, есть погоня за призраком. Метафизика может быть лишь познанием духа, в духе и через дух, в субъекте, творящем духовные ценности, трансцендирующем не в объект, а в собственную раскрывающуюся глубину. Метафизика эмпирична в том смысле, что она основывается на духовном опыте. Метафизика есть символика этого опыта. Философское познание в большей степени есть познание образами, чем понятиями. Понятие имеет лишь подсобное значение. Понятие у Гегеля не имеет традиционного логического значения, оно приобретает не только метафизическое, но и почти мистическое значение. Главным, решающим у философа было совсем не то, что он для объективного употребления утверждает. Никогда познающий не открывал истины при помощи того логического аппарата, которым он старается убедить других. Философское познание есть познание истины (правды), а не бытия. Познание же истины есть подъем духа к истине, духовное восхождение и вхождение в истину. Но в познании есть социальная сторона, на которую не обращают достаточного внимания. Познание есть форма сообщения и общения людей. Вместе с тем познание есть прежде всего стояние познающего не перед другим или другими, а перед истиной, перед той первореальностью, которую философы любили называть "бытием". Познание человека, а в особенности философское познание, зависит от духовного состояния людей, от объема их сознания, и формы общности и общения людей играют тут огромную роль. Философское познание носит личный характер, и чем оно более лично, тем оно более значительно. Но личный характер познания не означает изоляции личности. Личность познает в общности и общении с миром и людьми, она приобщается к мировому опыту и мировой мысли. Познание разом и лично, и социально. Ступени духовной общности людей играют тут огромную роль.<<15>> Все это восходит к той основной истине, что познание антропологично, но это совсем не будет означать релятивизма. Величайшей истиной теории познания должно быть признано, что познающий сам есть существующий, сам есть "бытие", и что признание смысла мира возможно лишь в субъекте, а не в объекте, т. е. в человеческом существовании. В этом и заключается истина экзистенциальной философии. Чтобы не быть наивно и бессознательно антропоцентрической, философия должна быть сознательно и критически антропоцентрической. Философия - антропоцентрична, но философ должен быть теоцентричен. Постижение тайны мира в человеческом существовании возможно лишь потому, что человек есть микрокосм и микротеос. Космоса нет в объективном мире феноменов. Бога нет в объективном миропорядке, но космос есть в человеке, Бог есть в человеке, через человека есть выход в иной мир. Защитник гуманистической теории познания, Ф. С. Шиллер, верно говорит, что произошла деперсонализация и дегуманизация познания и необходимы персонализация и гуманизация.<<16>> Человек есть мерило вещей, но есть высшее мерило человека. Бл. Августин был, может быть, первый повернувшийся к экзистенциальной философии субъекта. Он выставил принцип внутреннего опыта, самодостоверности сознания. Он признал сомнения источником достоверности и доказательством моего существования. Душа для него была целостная личность. Теория закономерного развития в познании не считается со вторжением индивидуальности. Можно считать несомненным, что оценку, которая играет такую огромную роль в познании, совершает прежде всего чувство, а не интеллект. Ницше, который философствовал молотом, говорит, что философ должен быть приказывающим и законодательствующим. Это значит, что в философском познании происходит переоценка ценностей и творчество ценностей. Философия ищет прорыва из рабства этого мира к иному миру, к совершенной, свободной жизни, к избавлению от муки, от уродства мировой данности. Стремление к объективному познанию есть иллюзия и уже, во всяком случае, терминологическая ошибка. Бесстрастного познания не могло быть и никогда не было у настоящих философов, оно могло быть лишь в лишенных творческого дара диссертациях. Менее всего бесстрастное познание было у самого Спинозы. Интеллектуальная страстность может быть источником познавательного трансцензуса. Величайший из философов, Платон, был философом эротическим. Эротическое притяжение было у рационалиста Спинозы, у панлогиста Гегеля. Я не говорю уже о таких философах, как Киркегард или Ницше. Философ есть влюблённый в мудрость. В настоящей первородной философии есть эрос истины, есть эротическое притяжение бесконечного и абсолютного. Философское творчество есть опьянение мыслью. Философское познание может быть основано лишь на опыте, на духовном опыте, и в нем акт познания совершает целостный дух. В познании есть горькость. Но познание носит освобождающий характер. Философское познание призвано освободить человека от власти объективированного мира, от его нестерпимого рабства. Не воля к могуществу, а воля к смыслу и к свободе движет философским познанием. Метафизика невозможна как система понятий. Метафизика возможна лишь как символика духовного опыта. Борьба субъекта и объекта, свободы и необходимости, смысла и бессмыслицы на языке метафизики есть символическая борьба, которая в "этом" дает знаки "иного". За конечным скрыто бесконечное и дает о себе знаки. Глубина моего "я" погружена в бесконечность и вечность, и лишь поверхностный слой моего "я" освещен сознанием, рационализован, опознан на основе противоположения субъекта и объекта. Но из глубины даются знаки, там целые миры, там весь наш мир и его судьба. Прав Н. Гартман, когда говорит, что проблема познания - метафизическая проблема; прав Гейдеггер, когда говорит, что Existenzielle мы понимаем, как понимание самого себя. Но что есть истина? Вот вечный вопрос. Евангельский ответ на этот вопрос имеет и философское значение. 5. ИСТИНА ВЫГОДНАЯ, ИСТИНА ГИБЕЛЬНАЯ И ИСТИНА СПАСАЮЩАЯ Цель философского познания совсем не заключается в познании бытия, в отражении в познающем действительности, - цель - в познании истины, в нахождении смысла, в осмысливании действительности. Поэтому философское познание не есть пассивное отражение, а есть активный прорыв, есть победа в борьбе с бессмысленностью мировой действительности. Я хочу знать не действительность, а истину действительности. И я могу узнать эту истину только потому, что во мне самом, в познающем субъекте, есть источник истины и возможно приобщение к истине. То, что передо мной письменный стол и я пишу пером на бумаге, не есть истина, это - чувственное восприятие и констатирование факта. Вопрос об истине ставится уже в моём писании. Никакой истины в объекте нет, истина есть лишь в субъекте. Истина относится не к феноменальному миру, а к нуменальному, идейному миру. Истина есть отношение, но это совсем не есть отношение между субъектом и объектом, не есть отражение объекта в субъекте. Истину нельзя понимать в духе гносеологического реализма или, во всяком случае, если это будет реализм, то реализм совсем иной. Истина имеет два смысла: есть истина как знание о реальности и есть истина как самая реальность. Истина есть не только идея, ценность, но также существо, существующее. "Я есмь Истина". Истина не есть то, что существует, а есть смысл, логос существующего. Но этот смысл есть существующее, существующий. У Гейдеггера истина существует, лишь поскольку существует Dasein.<<17>> Истина не существует вне и над нами, она возможна, потому что мы в истине. Гейдеггер думает, что абсолютная истина есть остаток христианской теологии. Но в действительности именно христианство должно отрицать истину вне существа и существующего. Истина есть творческий акт духа, в котором рождается смысл. Истина выше принуждающей нас действительности, выше реального мира, но выше её Бог или, вернее, Бог есть Истина. Материализм последовательный должен отрицать истину, как должен отрицать прагматизм. Маркс, связанный ещё с германским идеализмом, половинчат, Ленин наивен. Но дети их отказываются от истины, как и дети Ницше. Лишь один Ницше дерзновенно признал истину иллюзией, порожденной волей к могуществу. Но он признает ещё аристократическое качество, которое отрицают его вульгаризаторы. В истине есть аристократизм идеи и смысла. Но идею и смысл нельзя оторвать от существа и существования. Истина есть смысл существующего, смысл есть истина существующего. Это нашло себе выражение в учении о Логосе, которое не обязательно связано с границами платонизма и со статической онтологией. Истина-смысл предвечно рождается в Боге-Существующем. И это рождение повторяется во всяком существующем, с ним связано появление личности. Личность не есть порождение родового процесса, личность есть порождение смысла, истины. В истине есть конкретный универсализм, который не только не противоположен личности, но предполагает её существование. Истина есть не отражение мира таким, каким он есть и представляется, а есть борьба с тьмой и злом мира. Познание истины есть самовозгорание света (логоса) в существовании (в бытии), и этот процесс происходит в глубине бытия, а не противостоит бытию. Употребляю слово "бытие" в условном смысле до расследования по существу проблемы "бытия". Истина совсем не есть познание объекта, истина есть победа над объективацией, т. е. над иллюзорностью, призрачностью объектного бытия. Истина совсем ничего не отражает, как ничего не отражает реальность духа. Истина - духовна, она в духе и есть победа духа над бездуховной объективностью мира, - мира вещей. Дух не есть эпифеномен чего-либо, всё есть эпифеномен духа. Истина есть пробуждение духа в человеке, приобщение к духу. Могут предположить, что все сказанное относится к Истине, но не относится к истинам, к тем частичным и относительным истинам, которые открывает наука в природном феноменальном мире. Что нуменального есть в таких истинах, как "дважды два - четыре" или "все тела от нагревания расширяются"? Раскрывается ли в истинах смысл? Есть Истина с большой буквы и есть истина с малой буквы. Это требует разъяснения. Все маленькие частичные истины получают свой свет от целостной, большой Истины, все лучи света исходят от солнца. Философы по-разному выражали это в учении о Логосе, об универсальном разуме, об общеобязательности трансцендентального сознания. Но трансцендентальное сознание подвижно, и его структура зависит от характера и качества познающего и от предмета, на который познание направлено. Логос - Солнце спускается в падший, объективированный мир, и вырабатывается логический аппарат познания, соответствующий этому объектному миру. Это есть познавательное приспособление к миру для победы над миром. Если наука находится во власти детерминизма, если она ищет каузальных связей и не открывает первичных творческих движений в мировой жизни, то вина тут не в науке, а в состоянии мира. Но свет, который наука проливает на мир, восходит, хотя и не прямым путем, к первоисточнику Солнечной Истины. Ложь начинается, когда утверждается сциентизм, т. е. ложная философия. Но соединимо ли признание единой, всецелой Истины, универсального Логоса, с типом экзистенциальной философии? Если философия должна быть личной, если она основана на личном опыте, если субъект вкладывает в познание своё существование со всеми его противоречиями, то не распадается ли универсальная Истина на частные истины, не попадем ли мы во власть релятивизма? Тут нужно отрешиться от обычных, общепринятых взглядов, связанных с границами рационализма. Старое противоположение индивидуально-личного и индивидуально-общего ложно и должно быть преодолено. Истина находится вне этого противоположения. Индивидуально-личное, наиболее экзистенциальное может быть и наиболее универсальным, наиболее духовным, наиболее связанным со смыслом. "Я" погружается в свою глубину, на которой "я" соприкасается с нуменальным духовным миром. Мистики это понимали лучше философов. Но универсальность и целостность раскрывающейся Истины совсем не то же самое, что общеобязательность. Общеобязательность существует как раз для мира объективированного, феноменального, она означает формы сообщения в этом разобщенном мире, она есть приспособление к падшести. Общеобязательность связана с разобщенностью, она есть сообщение в разобщенности. Весь логический аппарат доказательства существует для разобщённых со мной, которые не видят Истины, узреваемой мной, с которыми я не общаюсь в Истине. Логическая общеобязательность имеет аналогию с общеобязательностью правовой. Общеобязательные, доказанные истины как раз наименее универсальные, они находятся во власти объективации. Универсальная же Истина находится вне процесса объективации, она наиболее экзистенциальная, она от духа, не от мира. В духе, необъективированном духе, универсальное и индивидуально-личное соединены. Истина открывается не через объективацию, не через подчинение миру, а через трансцендирование, через выход за пределы противоположения субъекта и объекта. Истина не объективна, она субъективна, но субъективна в смысле духовной глубины, а не той поверхностной субъективности, которая противостоит объективности. Где же искать критерий истины? Слишком часто ищут этот критерий в том, что ниже истины, ищут в объективированном мире с его общеобязательностью, ищут критерий для духа в материальном мире. И попадают в порочный круг. Дискурсивная мысль никаких критериев не может дать для конечной истины, она вся находится в середине пути, она не знает начального и конечного. Всякое доказательство упирается в недоказуемое, в постулируемое, в узреваемое, в творимое. Есть риск, нет гарантий. Самое искание гарантий есть ложное искание, означает подчинение высшего низшему. Свобода духа не знает гарантий. Единственный критерий истины есть самая Истина, излучение её солнечного света. Все остальные критерии существуют лишь для обыденного объективированного мира, для социальных сообщений. Я никогда не доказываю истины для себя, я принужден её доказывать лишь для других. Я познавательно живу в двух мирах - в мире первичном, экзистенциальном, в котором возможно общение с Истиной, и в мире вторичном, объективированном, в котором Истина сообщается другим, доказывается, в котором она дробится на множество истин, вследствие приспособления к падшему состоянию мира. П. Флоренский говорит, что достоверность истины дана потенциально, а не актуально.<<18>> Это значит, что во мне, в моей глубине, в глубине познающего субъекта, есть Истина, так как я вкоренен в нуменальном духовном мире, но она во мне в дремотном состоянии и пробуждение её требует от меня творческого акта. Пробуждение духа, во мне есть пробуждение к истине. Критерий истины в духе, в духовности, в субъекте, сознавшем себя духом, а не в объекте. Истина не получается извне, она получается изнутри. Познание истины делает меня свободным. Но самое познание истины может быть лишь свободным. Всякий внешний критерий истины, взятый из низшего мира, противоречит свободе духа в познании истины и не освобождает. Истина не связана с объектом, не связана и с "объективным бытием", она связана с духом. Дух - в субъекте, а не в объекте, в нумене, а не в феномене. И наука, познающая мир феноменов, мир объектный, мир необходимостей, исходит и нисходит из духа, спускаясь по ступеням объективации, по ступеням разобщенности общеобязательности. Прагматизм пытался дать новый ответ на вопрос о критерии истины, исходя из верного положения, что познание есть функция жизни. Прагматизм прав в отношении к техническим результатам науки. Но истина прямо противоположна прагматизму. Жизненное процветание, успех, выгода, интерес - все это скорее признаки лжи, чем истины. Истина совсем не полезна в этом мире, она не оказывает услуг, она даже может быть разрушительна и гибельна для устройства дел в этом мире. Она требует жертвы, и она часто вела к мученичеству. Истина не столько освобождает и спасает в этом мире, сколько освобождает и спасает от этого мира. Принятие до конца евангельской истины, согласие на её действительную реализацию привело бы к разрушению государств, цивилизаций, обществ, организованных по закону этого мира, к гибели этого мира, во всем противоположного евангельской Истине. Поэтому люди и народы исправили Евангелие, дополнили его "истинами" этого мира, которые действительно были прагматичны, потому что были ложью и приспособлением ко лжи. Узнание и исповедание Истины связаны не с пользой и выгодой, а с риском и опасностью. Но прагматизм во всех своих формах не знает Истины, стоящей над миром и сулящей мир. Свободен от этого приспособляющегося оптимизма лишь трагический прагматизм Ницше, если, впрочем, уместно говорить о его прагматизме. Пафос Ницше связан с amor fati, у него победа связана с гибелью. Философия жизни Бергсона, его биологическая метафизика также оптимистична. Экзистенциальная философия должна быть отличаема и от философии жизни и от философии прагматической, она связана с переживанием трагического конфликта, в ней нет культа жизни как высшего критерия, она не носит биологического характера. Жизнь подлежит суду Истины-Правды. Важен не количественный максимум жизни, не её процветание в мире, не её сила, а качество жизни, её напряженность и патетичность, переводящая за её границы. Узнание Истины совсем не означает первоначально радостного расцвета жизни и возрастания её силы, оно может означать раскрытие падшести мира, испытание боли, сопровождающей всякую жизнь, конфликт между личной судьбой и судьбой мировой, между экзистенциальным опытом и порабощающей объективацией, конфликт свободы со встреченной необходимостью. Истина - спасительна, но спасает она для иной, вечной жизни, которая начинается во временной жизни, но начинается в страдании, в тоске, часто в кажущейся безнадежности. Принятие Истины до конца, до всех её жизненных выводов есть согласие на гибель этого мира, на его конец. Я говорю не об истинах, означающих приспособление к миру феноменов, к неотвратимому процессу объективации, а об Истине как первоисточнике света, как целостной Правды. Познание в объективации открывает истины, в нём есть отблеск света, помогающий ориентироваться во тьме этого мира, но оно не открывает изначальной Истины, которая есть начало и конец. Наука, не философия, есть открытие принципов и законов, ориентирующих в действительности. Но верховная Истина эсхатологична, и этим обличает она условную ложь прагматизма, ложь оптимистического культа жизни. Истина не от мира, а от духа, она познается лишь в трансцендировании объектного мира. Истина есть конец этого объектного мира, она требует согласия на этот конец. Такова Истина христианства, свободного от социальных приспособлений и искажений. Но такова, в сущности, и Истина, приоткрывавшаяся мессиански-пророческому сознанию древнего Израиля, религиозной философии Индии, персидской дуалистической эсхатологии и многим мыслителям - Платону, Плотину, Экхардту, Я. Бёме, Паскалю, Канту, Шопенгауэру, Киркегардту, Достоевскому, Л. Толстому. Вся философия, теория познания, этика, философия истории должны быть построены в перспективе эсхатологии, но, как мы увидим, эсхатологии совсем не в том смысле, в каком обычно её понимают. Познание ищет Истины и истин, оно стремится к очищению от всего, что затемняет и искажает процесс познания, к самоочищению субъекта. Но познающий может познавать ложь мира, его замутнённость и загрязненность, познание может быть открытием истины о лжи. Тогда истина есть суд над ложью мира, свет, обличающий тьму. И провозглашение Истины есть конец мира лжи. В каждом подлинном акте познания наступает конец мира, конец порабощающей объектности. * * * Среди философов всегда были разные расы, они определялись разной структурой сознания, за которой была разная направленность духа. В Греции были Парменид и Гераклит, Демокрит и Платон. Пытались установить типы философских миросозерцании.<<19>> Различение типов зависело от того, какой принцип был положен в основание классификации. Один и тот же философ может в одном отношении попасть в один тип, в другом отношении - в другой тип. Дильтей предлагает установить три типа философских миросозерцании: натурализм, идеализм объективный, идеализм свободы. В этой условной классификации я решительно должен быть отнесен к идеализму свободы. С таким же основанием это можно было бы назвать реализмом свободы, если не понимать реальность натуралистически. Я предложил бы установить ряд противоположений: Философия субъекта и философия объективная. Философия духа и философия натуралистическая. Философия свободы и философия детерминистическая. Философия дуалистически-плюралистическая и философия монистическая. Философия творчески-динамическая и философия статически-онтологическая. Философия персоналистическая, философия личности и философия универсально-общего. Философия эсхатологическая, философия прерывности и философия эволюционная, философия непрерывности. В этих противоположениях я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую, философию персоналистическую и философию эсхатологическую. До сих пор философия в очень малой степени была эсхатологической, эсхатология относилась лишь к сфере религиозной. Но эсхатология может и должна иметь своё гносеологическое и метафизическое выражение, и я стремлюсь к этому выражению. Должна быть создана философия конца. Она мало общего имеет с толкованием Апокалипсиса и не означает ожидания конца в определенный год. Философия эсхатологическая вытекает из философской проблемы, поставленной ещё Платоном. Философский монизм был попыткой решить эсхатологическую проблему в пределах этого мира, утвердить единство вне перспективы конца. Для меня центральная мысль эсхатологической философии связана с пониманием падшести как объективации и конца как окончательного преодоления объективации. Выбор типа философии определяется целостным духом философа, волением и эмоцией более, чем интеллектом. Но и самый интеллект человека неотделим от существования всего человека, от его волевого выбора и эмоционального опыта. refdb.ru 1. Дух и сознание Известно, что научное познание имеет дело с явлениями двух типов – материальными и идеальными, или духовными. Сознание как феномен бытия воплощает в себя и материальное, и духовное. В последнее время слово «духовность» получило широкое распространение. Речь идет о духовной культуре, о многомерности духовной жизни, наконец, о возрождении отечественной духовности и национального самосознания. Нередко при этом имеет место смешение понятий, неадекватное их употребление. К слову, это результат не только многоплановости сфер социальной жизни, в которых используются термины «дух», «духовность», но следствие сложности и недостаточной разработанности проблемы в самой философии. Такая ситуация возникла потому, что долгие годы разработка проблемы сознания велась либо в русле идеализма, либо в материалистической плоскости. Однако в силу многогранности явления анализ природы сознания должен ориентироваться не на противопоставление материального и идеального, а на выявление диалектики их объективной взаимосвязи. Исходя из естественных, биологических предпосылок сознания, следует, что оно тесно связано с психикой человека. Иногда о психике говорят как о душевной жизни, поскольку именно особенности душевной жизни свидетельствуют о тех или иных ее проявлениях в психике. Важно иметь в виду, что «душевная жизнь» и «духовная жизнь» – не одно и то же. Загадка человеческой души с давних пор привлекает внимание философов. Постепенно постановка вопроса вылилась в проблему души и тела. Насколько автономны в своем существовании душа и тело, оказывают ли они влияние друг на друга и если да, то что выступает определяющим – вот те вопросы, вокруг которых сосредоточивалось внимание философов, психологов, ученых других специальностей. Иногда рассмотрение этих вопросов переводится в плоскость так называемой «психофизической проблемы». Сознание человека неотрывно от его телесной организации. История философии содержит множество примеров, свидетельствующих о попытках разрешить противоречие двойственной природы сознания: показать, с одной стороны, определяющую роль его физиологических предпосылок и, с другой, – раскрыть его метафизическое, идеальное начало. Сегодня ясно, что комплекс естественных наук, включая психологию и психофизику, изучает не душу, а физические явления, связанные в нашем теле с психическими процессами. Для естествознания «душа», «дух», «духовная жизнь» – понятия, имеющие проблематичный характер. Философия, будучи одной из форм общественного сознания, направлена, таким образом, на познание самой себя. Такая постановка проблемы открывает возможность ответить на вопрос: имеет ли душа объективное бытие? Вопросы о душе, в сущности, сводятся к вопросу о природе сознания. И познание ее осуществляется с помощью понятий «дух», «идея», «сознание». Рассмотрим эти ключевые понятия. Дух – это совокупность и средоточие всех функций сознания, сконцентрированных в единой индивидуальности. В известной мере дух выступает орудием сознательной ориентации человека. Вся история философии представляет собой попытку подобраться к тайне духа. Это слово достаточно широко распространено в лексиконе всех народов. Употребляя его, мы не всегда вдумываемся, вникаем в его глубинный смысл. Нам понятна суть выражений «боевой дух», «вольный дух», «испустить дух». Ясно нам также и то, когда говорят «дух времени», «здесь русским духом пахнет» и т. п. Наряду с такого рода использованием понятия дух, можно сказать, обыденного характера оно употребляется, когда хотят выразить не только наивысшие проявления человеческой сути, но и указать на наличие некоего запредельного явления, неподвластного человеческим ощущениям. Так, например, говорят «бесплотный дух», имея в виду одну из троичных ипостасей Бога, Абсолюта (одна из заповедей Православия, столь любимая Преподобным Серафимом Саровским, состоит в «стяжании Духа Святаго»). Не случайно, желая подчеркнуть достоинства личностей, преуспевших на этом пути, отмечают: «сознание его исполнено духом святости». Из этого, на первый взгляд, частного мнения уже следует, что «дух» более емкое понятие, чем сознание. Это весьма существенно, если принять во внимание, что направленность духа определяет сознание, а сознание, как известно, направляет познание. Отсюда вытекает представление о духовной жизни как мере, критерии человеческого существования. В христианстве дух есть действие Божией благодати, поэтому его проявления имеют мистический характер, покрыты тайной. Душа же, в соответствии с этими взглядами, рассматривается как вместилище духа. Вот почему выше мы говорили о различии духовной и душевной жизни, что, впрочем, было известно уже Платону. По сути, дух и душа – религиозные понятия, но они вместе с тем непреходящие объекты философского исследования. На ранних этапах человеческой истории сознание не отделяло себя от духа. Более того дух и плоть воспринимались в единстве. Лишь позднее возникает проблема души и тела. В философии проблема духа – это фактически проблема сознания. Долгое время существовала даже наука пневматология (от греческого «pneuma» – дух, душа), исследовавшая природу и проявления духа. Дух есть жизнь, судьба, полагали учителя христианства. Жизнь же раскрывается в опыте, следовательно, и дух познается только в опыте. Русский философ С. Н. Трубецкой (1862–1905) писал: «Человеческий дух объективен лишь в обществе и общественной деятельности, в общении с разумными существами – там, где они существуют истинно, не только в себе и для себя, но и в других и для других, и где другие существуют в нем и для него, так же как он сам. Поэтому человеческий дух может быть вполне объективным лишь в совершенном, абсолютном обществе. И можно сказать, что стремление к такому обществу есть стремление к истинной жизни духа, бессмертию и воскресению».[24] Н. А. Бердяев в сочинении «Дух и реальность» подчеркивал, что в немецкой классической философии, продолжившей традицию отыскания духа в бытии, философия духа стала философией объективного бытия. На самом же деле, полагает Бердяев, дух есть не видимая вещь. Чистая духовность находится за пределами мысленного противоположения субъекта и объекта. Дух подразумевает высшее качество по отношению к душевному и телесному. «Дух есть истина души, – пишет Бердяев, – ее вечная ценность. В этом смысле дух имеет аксиологический характер, он связан с оценкой. Духовность есть высшее качество, ценность, высшее достижение в человеке. Дух дает смысл действительности, а не есть другая действительность. Дух есть как бы дуновение Божье, проникающее в существо человека и сообщающее ему высшее достоинство, высшее качество его существования, внутреннюю независимость и единство».[25] Мы видим, что обсуждение проблем, связанных с духом, душой, да и самим сознанием, идет в сфере понятий, отражающих проявление мира, идей, идеального. Мы уже встречались с категорией идея, в частности, когда речь шла о философии Платона. Рассмотрим ее под углом зрения, определяемым сознанием. Греческое слово «idea» чрезвычайно многозначно. Но прежде всего – это понятие, представление. Для познающего человека, обладающего сознанием, идея – это форма отражения внешнего мира, включающая в себя сознание цели и перспективы его дальнейшего познания и практического преобразования. Применительно к познанию идеи существуют в виде представлений, понятий и теорий. Идея – одна из важнейших философских категорий и как таковая выполняет различные задачи: во-первых, идея выражает умопостигаемое истинно сущее (Демокрит, Платон, Аристотель), во-вторых, идея выражает первообраз вещей, принадлежащий Божественному духу (Бог творит вещи согласно своим идеям), наконец, в-третьих, идеи – способ человеческого познания. Главный вопрос, встающий перед философами, когда речь заходит об идеях и об их отношении к сознанию, охватывает несколько аспектов: о происхождении идей, о их познавательной ценности и об их отношении к объективному миру. До сих пор неясности, остающиеся в решении этого вопроса, затрудняют понимание и одного из самых, пожалуй, запутанных в философии понятий – понятия идеального. Наиболее общее определение идеального – это субъективный образ объективной реальности. Он является субъективным потому, что у каждого человека он имеет индивидуальное выражение, и получает отражение в формах: а) деятельности человека и б) его сознания. Следует подчеркнуть, что идеальное и процесс его формирования не могут быть объяснены через обращение к физиологическим процессам и механизмам человеческой психики, что составляет одну из главнейших трудностей для философского восприятия. Существенно при этом, что идеальное понимается и как факт общественной, духовной, исторической деятельности. Феномен идеального имеет важное значение не только в жизни отдельного человека, выступая фактором формирования его сознания, играя большую роль в процессе познания, будучи условием его духовной жизни. Идеальное обладает громадным социальным значением, которое определяется общественным сознанием в различных его формах, культурой и т. п. Сказанное позволяет подробнее остановиться на проблеме сознания. Дискуссии об одной из основных проблем человеческой жизни, ставшей предметом не только философии, но и многих других наук (социологии, психологии, нейрофизиологии), имеют давнюю историй. Нет возможности остановиться на ней подробнее. В общих чертах сознание – это способность идеального воспроизведения действительности, реального мира, предполагающая наличие специфических механизмов и форм такого воспроизведения на разных его уровнях. Основные признаки сознания включают в себя отражение, отношение, целеполагание и управление. Сознание присуще только высокоорганизованной материи. Оно обладает идеальным характером. Глубочайшая тайна сознания скрывает самый факт представленности субъекту, то есть человеку многообразной картины мира, той реальности, в которой живет человек и частью которой сам является. Сознание пронизывает внутренний духовный мир человека, а также являет собой всю совокупность чувственных, логических, волевых и эмоциональных процессов мозга. Сознание – одно из основных понятий философии, а также других наук. Рассмотрим подробнее природу сознания. Сознание начинается с созерцания, переживаемого как ощущения, восприятия реального мира, в котором живет человек. Именно ощущение выступает источником и первоначалом сознания. В ходе созерцания мира человек формирует непосредственные связи с объектом: ощущает его и убеждается в его достоверности. Своеобразие созерцания заключается в том, что оно убеждает в чувственной достоверности вещей. Закрепление чувственной достоверности – начальный и необходимый момент сознания. Ощущение – это способность отражать различные свойства предметов объективного мира во время их непосредственного воздействия на органы чувств. Ощущение обеспечивает связь сознания с миром, причем в такой мере, что в итоге «иначе, как через ощущения, мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения ничего узнать не можем». Восприятие выражает результат целостного воздействия на органы чувств единичных предметов, их свойств и отношений. Оно формируется на основе ощущений, которые предшествуют восприятию. Их специфика состоит в том, что ощущение может иметь место и до и вне восприятия, тогда как восприятие не может ни возникнуть, ни существовать вне ощущения. Таким образом, восприятие – это своеобразно структурированный образ, состоящий из комплекса ощущений. Восприятие тем самым выражает более высокую ступень развития сознания. В ходе ощущений и восприятий присутствует момент обобщения. Восприятие у человека сопровождается осмысливанием предметов, их свойств и отношений. Закрепление и сохранение полученной информации обеспечивается памятью. Представление – это такое свойство сознания, в котором оно как бы впервые отрывается от своего непосредственного источника и начинает существовать как относительно самостоятельное субъективное явление. Представление существует в двух формах – воспоминания и воображения. Раз возникнув, представление может в дальнейшем иметь самостоятельное значение в жизни человека. Следующая глава > fil.wikireading.ruТекст книги "Самопознание. Учение Бердяева с комментариями". Критерии истины в духе в духовности в субъекте сознавшем себя духом автор
Читать книгу Самопознание. Учение Бердяева с комментариями Николая Александровича Бердяева : онлайн чтение
* * *
Николай Бердяев - Творчество и объективация. Опыт эсхатологической метафизики
ИСТИНА ВЫГОДНАЯ, ИСТИНА ГИБЕЛЬНАЯ И ИСТИНА СПАСАЮЩАЯ — КиберПедия
Дух, Духовность, Единение. О Духовности и возрастании в Духе — Мегаобучалка
Критерии духовности: мысли вслух.
4. эмоционально-страстный характер познания. экзистенциальная метафизика как символика духовного опыта
1. Дух и сознание. Философия: конспект лекций