Оглавление Отрывки из путешествия Онегина Последняя глава «Евгения Онегина» издана была особо, с следующим предисловием: «Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию и насмешкам (впрочем, весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифром; но во избежание соблазна решился он лучше выставить, вместо девятого нумера, осьмой над последней главою Евгения Онегина и пожертвовать одною из окончательных строф: Пора: перо покоя просит;Я девять песен написал;На берег радостный выноситМою ладью девятый вал -Хвала вам, девяти каменам, и проч.». П.А.Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком) заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным. — Замечание, обличающее опытного художника. Автор сам чувствовал справедливость оного, но решился выпустить эту главу по причинам, важным для него, а не для публики. Некоторые отрывки были напечатаны; мы здесь их помещаем, присовокупив к ним еще несколько строф. Е. Онегин из Москвы едет в Нижний Новгород: . . . . . . . перед нимМакарьев суетно хлопочет,Кипит обилием своим.Сюда жемчуг привез индеец,Поддельны вины европеец,Табун бракованных конейПригнал заводчик из степей,Игрок привез свои колодыИ горсть услужливых костей,Помещик — спелых дочерей,А дочки — прошлогодни моды.Всяк суетится, лжет за двух,И всюду меркантильный дух. * Тоска!.. Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ. Он видит: Терек своенравныйКрутые роет берега;Пред ним парит орел державный,Стоит олень, склонив рога;Верблюд лежит в тени утеса,В лугах несется конь черкеса,И вкруг кочующих шатровПасутся овцы калмыков,Вдали — кавказские громады:К ним путь открыт. Пробилась браньЗа их естественную грань,Чрез их опасные преграды;Брега Арагвы и КурыУзрели русские шатры. * Уже пустыни сторож вечный,Стесненный холмами вокруг,Стоит Бешту остроконечныйИ зеленеющий Машук,Машук, податель струй целебных;Вокруг ручьев его волшебныхБольных теснится бледный рой;Кто жертва чести боевой,Кто почечуя, кто Киприды;Страдалец мыслит жизни нитьВ волнах чудесных укрепить,Кокетка злых годов обидыНа дне оставить, а старикПомолодеть — хотя на миг. * Питая горьки размышленья,Среди печальной их семьи,Онегин взором сожаленьяГлядит на дымные струиИ мыслит, грустью отуманен:Зачем я пулей в грудь не ранен?Зачем не хилый я старик,Как этот бедный откупщик?Зачем, как тульский заседатель,Я не лежу в параличе?Зачем не чувствую в плечеХоть ревматизма? — ах, создатель!Я молод, жизнь во мне крепка;Чего мне ждать? тоска, тоска!.. Онегин посещает потом Тавриду: Воображенью край священный:С Атридом спорил там Пилад,Там закололся Митридат,Там пел Мицкевич вдохновенныйИ посреди прибрежных скалСвою Литву воспоминал. * Прекрасны вы, брега Тавриды,Когда вас видишь с корабляПри свете утренней Киприды,Как вас впервой увидел я;Вы мне предстали в блеске брачном:На небе синем и прозрачномСияли груды ваших гор,Долин, деревьев, сёл узорРазостлан был передо мною.А там, меж хижинок татар...Какой во мне проснулся жар!Какой волшебною тоскоюСтеснялась пламенная грудь!Но, муза! прошлое забудь. * Какие б чувства ни таилисьТогда во мне — теперь их нет:Они прошли иль изменились...Мир вам, тревоги прошлых лет!В ту пору мне казались нужныПустыни, волн края жемчужны,И моря шум, и груды скал,И гордой девы идеал,И безыменные страданья...Другие дни, другие сны;Смирились вы, моей весныВысокопарные мечтанья,И в поэтический бокалВоды я много подмешал. * Иные нужны мне картины:Люблю песчаный косогор,Перед избушкой две рябины,Калитку, сломанный забор,На небе серенькие тучи,Перед гумном соломы кучиДа пруд под сенью ив густых,Раздолье уток молодых;Теперь мила мне балалайкаДа пьяный топот трепакаПеред порогом кабака.Мой идеал теперь — хозяйка,Мои желания — покой,Да щей горшок, да сам большой. * Порой дождливою намедниЯ, завернув на скотный двор...Тьфу! прозаические бредни,Фламандской школы пестрый сор!Таков ли был я, расцветая?Скажи, фонтан Бахчисарая!Такие ль мысли мне на умНавел твой бесконечный шум,Когда безмолвно пред тобоюЗарему я воображалСредь пышных, опустелых зал...Спустя три года, вслед за мною,Скитаясь в той же стороне,Онегин вспомнил обо мне. * Я жил тогда в Одессе пыльной...Там долго ясны небеса,Там хлопотливо торг обильныйСвои подъемлет паруса;Там все Европой дышит, веет,Все блещет югом и пестреетРазнообразностью живой.Язык Италии златойЗвучит по улице веселой,Где ходит гордый славянин,Француз, испанец, армянин,И грек, и молдаван тяжелый,И сын египетской земли,Корсар в отставке, Морали. * Одессу звучными стихамиНаш друг Туманский описал,Но он пристрастными глазамиВ то время на нее взирал.Приехав, он прямым поэтомПошел бродить с своим лорнетомОдин над морем — и потомОчаровательным перомСады одесские прославил.Все хорошо, но дело в том,Что степь нагая там кругом;Кой-где недавный труд заставилМладые ветви в знойный деньДавать насильственную тень. * А где, бишь, мой рассказ несвязный?В Одессе пыльной, я сказал.Я б мог сказать: в Одессе грязной —И тут бы, право, не солгал.В году недель пять-шесть Одесса,По воле бурного Зевеса,Потоплена, запружена,В густой грязи погружена.Все домы на аршин загрязнут,Лишь на ходулях пешеходПо улице дерзает вброд;Кареты, люди тонут, вязнут,И в дрожках вол, рога склоня,Сменяет хилого коня. * Но уж дробит каменья молот,И скоро звонкой мостовойПокроется спасенный город,Как будто кованой броней.Однако в сей Одессе влажнойЕще есть недостаток важный;Чего б вы думали? — воды.Потребны тяжкие труды...Что ж? это небольшое горе,Особенно, когда виноБез пошлины привезено.Но солнце южное, но море...Чего ж вам более, друзья?Благословенные края! * Бывало, пушка зореваяЛишь только грянет с корабля,С крутого берега сбегая,Уж к морю отправляюсь я.Потом за трубкой раскаленной,Волной соленой оживленный,Как мусульман в своем раю,С восточной гущей кофе пью.Иду гулять. Уж благосклонныйОткрыт Casino; чашек звонТам раздается; на балконМаркёр выходит полусонныйС метлой в руках, и у крыльцаУже сошлися два купца. * Глядишь — и площадь запестрела.Все оживилось; здесь и тамБегут за делом и без дела,Однако больше по делам.Дитя расчета и отваги,Идет купец взглянуть на флаги,Проведать, шлют ли небесаЕму знакомы паруса.Какие новые товарыВступили нынче в карантин?Пришли ли бочки жданных вин?И что чума? и где пожары?И нет ли голода, войныИли подобной новизны? * Но мы, ребята без печали,Среди заботливых купцов,Мы только устриц ожидалиОт цареградских берегов.Что устрицы? пришли! О радость!Летит обжорливая младостьГлотать из раковин морскихЗатворниц жирных и живых,Слегка обрызгнутых лимоном.Шум, споры — легкое виноИз погребов принесеноНа стол услужливым Отоном;Часы летят, а грозный счетМеж тем невидимо растет. * Но уж темнеет вечер синий,Пора нам в оперу скорей:Там упоительный Россини,Европы баловень — Орфей.Не внемля критике суровой,Он вечно тот же, вечно новый,Он звуки льет — они кипят,Они текут, они горят,Как поцелуи молодые,Все в неге, в пламени любви,Как зашипевшего аиСтруя и брызги золотые...Но, господа, позволено льС вином равнять dо-rе-mi-sоl? * А только ль там очарований?А разыскательный лорнет?А закулисные свиданья?А prima donna? а балет?А ложа, где, красой блистая,Негоцианка молодая,Самолюбива и томна,Толпой рабов окружена?Она и внемлет и не внемлетИ каватине, и мольбам,И шутке с лестью пополам...А муж — в углу за нею дремлет,Впросонках фора закричит,Зевнет и — снова захрапит. * Финал гремит; пустеет зала;Шумя, торопится разъезд;Толпа на площадь побежалаПри блеске фонарей и звезд,Сыны Авзонии счастливойСлегка поют мотив игривый,Его невольно затвердив,А мы ревем речитатив.Но поздно. Тихо спит Одесса;И бездыханна и теплаНемая ночь. Луна взошла,Прозрачно-легкая завесаОбъемлет небо. Все молчит;Лишь море Черное шумит... * Итак, я жил тогда в Одессе... gumfak.ru . . . . . . . перед нимМакарьев суетно хлопочет,Кипит обилием своим.Сюда жемчуг привез индеец,Поддельны вины европеец,Табун бракованных конейПригнал заводчик из степей,Игрок привез свои колодыИ горсть услужливых костей,Помещик — спелых дочерей,А дочки — прошлогодни моды.Всяк суетится, лжет за двух,И всюду меркантильный дух. Тоска!..Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ. Он видит: Терек своенравныйКрутые роет берега;Пред ним парит орел державный,Стоит олень, склонив рога;Верблюд лежит в тени утеса,В лугах несется конь черкеса,И вкруг кочующих шатровПасутся овцы калмыков,Вдали — кавказские громады:К ним путь открыт. Пробилась браньЗа их естественную грань,Чрез их опасные преграды;Брега Арагвы и КурыУзрели русские шатры. Уже пустыни сторож вечный,Стесненный холмами вокруг,Стоит Бешту остроконечныйИ зеленеющий Машук,Машук, податель струй целебных;Вокруг ручьев его волшебныхБольных теснится бледный рой;Кто жертва чести боевой,Кто почечуя, кто Киприды;Страдалец мыслит жизни нитьВ волнах чудесных укрепить,Кокетка злых годов обидыНа дне оставить, а старикПомолодеть — хотя на миг. Питая горьки размышленья,Среди печальной их семьи,Онегин взором сожаленьяГлядит на дымные струиИ мыслит, грустью отуманен:Зачем я пулей в грудь не ранен?Зачем не хилый я старик,Как этот бедный откупщик?Зачем, как тульский заседатель,Я не лежу в параличе?Зачем не чувствую в плечеХоть ревматизма? — ах, создатель!Я молод, жизнь во мне крепка;Чего мне ждать? тоска, тоска!..Онегин посещает потом Тавриду: Воображенью край священный:С Атридом спорил там Пилад,Там закололся Митридат,Там пел Мицкевич вдохновенныйИ посреди прибрежных скалСвою Литву воспоминал. Прекрасны вы, брега Тавриды,Когда вас видишь с корабляПри свете утренней Киприды,Как вас впервой увидел я;Вы мне предстали в блеске брачном:На небе синем и прозрачномСияли груды ваших гор,Долин, деревьев, сёл узорРазостлан был передо мною.А там, меж хижинок татар...Какой во мне проснулся жар!Какой волшебною тоскоюСтеснялась пламенная грудь!Но, муза! прошлое забудь. Какие б чувства ни таилисьТогда во мне — теперь их нет:Они прошли иль изменились...Мир вам, тревоги прошлых лет!В ту пору мне казались нужныПустыни, волн края жемчужны,И моря шум, и груды скал,И гордой девы идеал,И безыменные страданья...Другие дни, другие сны;Смирились вы, моей весныВысокопарные мечтанья,И в поэтический бокалВоды я много подмешал. Иные нужны мне картины:Люблю песчаный косогор,Перед избушкой две рябины,Калитку, сломанный забор,На небе серенькие тучи,Перед гумном соломы кучиДа пруд под сенью ив густых,Раздолье уток молодых;Теперь мила мне балалайкаДа пьяный топот трепакаПеред порогом кабака.Мой идеал теперь — хозяйка,Мои желания — покой,Да щей горшок, да сам большой. Порой дождливою намедниЯ, завернув на скотный двор...Тьфу! прозаические бредни,Фламандской школы пестрый сор!Таков ли был я, расцветая?Скажи, фонтан Бахчисарая!Такие ль мысли мне на умНавел твой бесконечный шум,Когда безмолвно пред тобоюЗарему я воображалСредь пышных, опустелых зал...Спустя три года, вслед за мною,Скитаясь в той же стороне,Онегин вспомнил обо мне. Я жил тогда в Одессе пыльной...Там долго ясны небеса,Там хлопотливо торг обильныйСвои подъемлет паруса;Там все Европой дышит, веет,Все блещет югом и пестреетРазнообразностью живой.Язык Италии златойЗвучит по улице веселой,Где ходит гордый славянин,Француз, испанец, армянин,И грек, и молдаван тяжелый,И сын египетской земли,Корсар в отставке, Морали. Одессу звучными стихамиНаш друг Туманский описал,Но он пристрастными глазамиВ то время на нее взирал.Приехав, он прямым поэтомПошел бродить с своим лорнетомОдин над морем — и потомОчаровательным перомСады одесские прославил.Все хорошо, но дело в том,Что степь нагая там кругом;Кой-где недавный труд заставилМладые ветви в знойный деньДавать насильственную тень. А где, бишь, мой рассказ несвязный?В Одессе пыльной, я сказал.Я б мог сказать: в Одессе грязной —И тут бы, право, не солгал.В году недель пять-шесть Одесса,По воле бурного Зевеса,Потоплена, запружена,В густой грязи погружена.Все домы на аршин загрязнут,Лишь на ходулях пешеходПо улице дерзает вброд;Кареты, люди тонут, вязнут,И в дрожках вол, рога склоня,Сменяет хилого коня. Но уж дробит каменья молот,И скоро звонкой мостовойПокроется спасенный город,Как будто кованой броней.Однако в сей Одессе влажнойЕще есть недостаток важный;Чего б вы думали? — воды.Потребны тяжкие труды...Что ж? это небольшое горе,Особенно, когда виноБез пошлины привезено.Но солнце южное, но море...Чего ж вам более, друзья?Благословенные края! Бывало, пушка зореваяЛишь только грянет с корабля,С крутого берега сбегая,Уж к морю отправляюсь я.Потом за трубкой раскаленной,Волной соленой оживленный,Как мусульман в своем раю,С восточной гущей кофе пью.Иду гулять. Уж благосклонныйОткрыт Casino; чашек звонТам раздается; на балконМаркёр выходит полусонныйС метлой в руках, и у крыльцаУже сошлися два купца. Глядишь — и площадь запестрела.Все оживилось; здесь и тамБегут за делом и без дела,Однако больше по делам.Дитя расчета и отваги,Идет купец взглянуть на флаги,Проведать, шлют ли небесаЕму знакомы паруса.Какие новые товарыВступили нынче в карантин?Пришли ли бочки жданных вин?И что чума? и где пожары?И нет ли голода, войныИли подобной новизны? Но мы, ребята без печали,Среди заботливых купцов,Мы только устриц ожидалиОт цареградских берегов.Что устрицы? пришли! О радость!Летит обжорливая младостьГлотать из раковин морскихЗатворниц жирных и живых,Слегка обрызгнутых лимоном.Шум, споры — легкое виноИз погребов принесеноНа стол услужливым Отоном;Часы летят, а грозный счетМеж тем невидимо растет. Но уж темнеет вечер синий,Пора нам в оперу скорей:Там упоительный Россини,Европы баловень — Орфей.Не внемля критике суровой,Он вечно тот же, вечно новый,Он звуки льет — они кипят,Они текут, они горят,Как поцелуи молодые,Все в неге, в пламени любви,Как зашипевшего аиСтруя и брызги золотые...Но, господа, позволено льС вином равнять do-re-mi-sol? А только ль там очарований?А разыскательный лорнет?А закулисные свиданья?А prima donna? а балет?А ложа, где, красой блистая,Негоцианка молодая,Самолюбива и томна,Толпой рабов окружена?Она и внемлет и не внемлетИ каватине, и мольбам,И шутке с лестью пополам...А муж — в углу за нею дремлет,Впросонках фора закричит,Зевнет и — снова захрапит. Финал гремит; пустеет зала;Шумя, торопится разъезд;Толпа на площадь побежалаПри блеске фонарей и звезд,Сыны Авзонии счастливойСлегка поют мотив игривый,Его невольно затвердив,А мы ревем речитатив.Но поздно. Тихо спит Одесса;И бездыханна и теплаНемая ночь. Луна взошла,Прозрачно-легкая завесаОбъемлет небо. Все молчит;Лишь море Черное шумит... Итак, я жил тогда в Одессе... ru.wikisource.orgЕвгений Онегин. Отрывки из путешествия Онегина (Пушкин). Всяк суетится лжет за двух и всюду меркантильный дух
Отрывки из путешествия Онегина - Пушкин А.С.
Евгений Онегин. Отрывки из путешествия Онегина (Пушкин) — Викитека
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Полное содержание Евгений Онегин Пушкин А.С. [6/6] :: Litra.RU
| Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Евгений Онегин
(Опасный сосед)
36 Наши критики, верные почитатели прекрасного пола, сильно осуждали неприличие сего стиха.
37 Парижский ресторатор.
38 Стих Грибоедова.
39 Славный ружейный мастер.
40 В первом издании шестая глава оканчивалась следующим образом:
А ты, младое вдохновенье, Волнуй мое воображенье, Дремоту сердца оживляй, В мой угол чаще прилетай, Не дай остыть душе поэта, Ожесточиться, очерстветь И наконец окаменеть В мертвящем упоенье света, Среди бездушных гордецов, Среди блистательных глупцов,
XLVII
Среди лукавых, малодушных, Шальных, балованных детей, Злодеев и смешных и скучных, Тупых, привязчивых судей, Среди кокеток богомольных, Среди холопьев добровольных, Среди вседневных, модных сцен, Учтивых, ласковых измен, Среди холодных приговоров Жестокосердой суеты, Среди досадной пустоты Расчетов, душ и разговоров, В сем омуте, где с вами я Купаюсь, милые друзья.
41 Левшин, автор многих сочинений по части хозяйственной.
42 Дороги наши - сад для глаз: Деревья, с дерном вал, канавы; Работы много, много славы, Да жаль, проезда нет подчас. С деревьев, на часах стоящих, Проезжим мало барыша; Дорога, скажешь, хороша - И вспомнишь стих: для проходящих! Свободна русская езда В двух только случаях: когда Наш Мак-Адам или Мак-Ева Зима свершит, треща от гнева, Опустошительный набег, Путь окует чугуном льдистым, И запорошит ранний снег Следы ее песком пушистым. Или когда поля проймет Такая знойная засуха, Что через лужу может вброд Пройти, глаза зажмуря, муха. ("Станция". Князь Вяземский)
43 Сравнение, заимствованное у К**, столь известного игривостию изображения. К... рассказывал, что, будучи однажды послан курьером от князя Потемкина к императрице, он ехал так скоро, что шпага его, высунувшись концом из тележки, стучала по верстам, как по частоколу.
44 Rout, вечернее собрание без танцев, собственно значит толпа.
ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ ОНЕГИНА
Последняя глава "Евгения Онегина" издана была особо, с следующим предисловием:
"Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию и насмешкам (впрочем, весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифром; но во избежание соблазна решился он лучше выставить, вместо девятого нумера, осьмой над последней главою Евгения Онегина и пожертвовать одною из окончательных строф:
Пора: перо покоя просит; Я девять песен написал; На берег радостный выносит Мою ладью девятый вал - Хвала вам, девяти каменам, и проч.".
П.А.Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком) заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным. - Замечание, обличающее опытного художника. Автор сам чувствовал справедливость оного, но решился выпустить эту главу по причинам, важным для него, а не для публики. Некоторые отрывки были напечатаны; мы здесь их помещаем, присовокупив к ним еще несколько строф.
Е. Онегин из Москвы едет в Нижний Новгород:
. . . . . . . перед ним Макарьев суетно хлопочет, Кипит обилием своим. Сюда жемчуг привез индеец, Поддельны вины европеец, Табун бракованных коней Пригнал заводчик из степей, Игрок привез свои колоды И горсть услужливых костей, Помещик - спелых дочерей, А дочки - прошлогодни моды. Всяк суетится, лжет за двух, И всюду меркантильный дух.
*
Тоска!..
Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ.
Он видит: Терек своенравный Крутые роет берега; Пред ним парит орел державный, Стоит олень, склонив рога; Верблюд лежит в тени утеса, В лугах несется конь черкеса, И вкруг кочующих шатров Пасутся овцы калмыков, Вдали - кавказские громады: К ним путь открыт. Пробилась брань За их естественную грань, Чрез их опасные преграды; Брега Арагвы и Куры Узрели русские шатры.
*
Уже пустыни сторож вечный, Стесненный холмами вокруг, Стоит Бешту остроконечный И зеленеющий Машук, Машук, податель струй целебных; Вокруг ручьев его волшебных Больных теснится бледный рой; Кто жертва чести боевой, Кто почечуя, кто Киприды; Страдалец мыслит жизни нить В волнах чудесных укрепить, Кокетка злых годов обиды На дне оставить, а старик Помолодеть - хотя на миг.
*
Питая горьки размышленья, Среди печальной их семьи, Онегин взором сожаленья Глядит на дымные струи И мыслит, грустью отуманен: Зачем я пулей в грудь не ранен? Зачем не хилый я старик, Как этот бедный откупщик? Зачем, как тульский заседатель, Я не лежу в параличе? Зачем не чувствую в плече Хоть ревматизма? - ах, создатель! Я молод, жизнь во мне крепка; Чего мне ждать? тоска, тоска!.. Онегин посещает потом Тавриду:
Воображенью край священный: С Атридом спорил там Пилад, Там закололся Митридат, Там пел Мицкевич вдохновенный И посреди прибрежных скал Свою Литву воспоминал.
*
Прекрасны вы, брега Тавриды, Когда вас видишь с корабля При свете утренней Киприды, Как вас впервой увидел я; Вы мне предстали в блеске брачном: На небе синем и прозрачном Сияли груды ваших гор, Долин, деревьев, сел узор Разостлан был передо мною. А там, меж хижинок татар... Какой во мне проснулся жар! Какой волшебною тоскою Стеснялась пламенная грудь! Но, муза! прошлое забудь.
*
Какие б чувства ни таились Тогда во мне - теперь их нет: Они прошли иль изменились... Мир вам, тревоги прошлых лет! В ту пору мне казались нужны Пустыни, волн края жемчужны, И моря шум, и груды скал, И гордой девы идеал, И безыменные страданья... Другие дни, другие сны; Смирились вы, моей весны Высокопарные мечтанья, И в поэтический бокал Воды я много подмешал.
*
Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи Да пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых; Теперь мила мне балалайка Да пьяный топот трепака Перед порогом кабака. Мой идеал теперь - хозяйка, Мои желания - покой, Да щей горшок, да сам большой.
*
Порой дождливою намедни Я, завернув на скотный двор... Тьфу! прозаические бредни, Фламандской школы пестрый сор! Таков ли был я, расцветая? Скажи, фонтан Бахчисарая! Такие ль мысли мне на ум Навел твой бесконечный шум, Когда безмолвно пред тобою Зарему я воображал Средь пышных, опустелых зал... Спустя три года, вслед за мною, Скитаясь в той же стороне, Онегин вспомнил обо мне.
*
Я жил тогда в Одессе пыльной... Там долго ясны небеса, Там хлопотливо торг обильный Свои подъемлет паруса; Там все Европой дышит, веет, Все блещет югом и пестреет Разнообразностью живой. Язык Италии златой Звучит по улице веселой, Где ходит гордый славянин, Француз, испанец, армянин, И грек, и молдаван тяжелый, И сын египетской земли, Корсар в отставке, Морали.
*
Одессу звучными стихами Наш друг Туманский описал, Но он пристрастными глазами В то время на нее взирал. Приехав, он прямым поэтом Пошел бродить с своим лорнетом Один над морем - и потом Очаровательным пером Сады одесские прославил. Все хорошо, но дело в том, Что степь нагая там кругом; Кой-где недавный труд заставил Младые ветви в знойный день Давать насильственную тень.
*
А где, бишь, мой рассказ несвязный? В Одессе пыльной, я сказал. Я б мог сказать: в Одессе грязной - И тут бы, право, не солгал. В году недель пять-шесть Одесса, По воле бурного Зевеса, Потоплена, запружена, В густой грязи погружена. Все домы на аршин загрязнут, Лишь на ходулях пешеход По улице дерзает вброд; Кареты, люди тонут, вязнут, И в дрожках вол, рога склоня, Сменяет хилого коня.
*
Но уж дробит каменья молот, И скоро звонкой мостовой Покроется спасенный город, Как будто кованой броней. Однако в сей Одессе влажной Еще есть недостаток важный; Чего б вы думали? - воды. Потребны тяжкие труды... Что ж? это небольшое горе, Особенно, когда вино Без пошлины привезено. Но солнце южное, но море... Чего ж вам более, друзья? Благословенные края!
*
Бывало, пушка зоревая Лишь только грянет с корабля, С крутого берега сбегая, Уж к морю отправляюсь я. Потом за трубкой раскаленной, Волной соленой оживленный, Как мусульман в своем раю, С восточной гущей кофе пью. Иду гулять. Уж благосклонный Открыт Casino; чашек звон Там раздается; на балкон Маркер выходит полусонный С метлой в руках, и у крыльца Уже сошлися два купца.
*
Глядишь - и площадь запестрела. Все оживилось; здесь и там Бегут за делом и без дела, Однако больше по делам. Дитя расчета и отваги, Идет купец взглянуть на флаги, Проведать, шлют ли небеса Ему знакомы паруса. Какие новые товары Вступили нынче в карантин? Пришли ли бочки жданных вин? И что чума? и где пожары? И нет ли голода, войны Или подобной новизны?
*
Но мы, ребята без печали, Среди заботливых купцов, Мы только устриц ожидали От цареградских берегов. Что устрицы? пришли! О радость! Летит обжорливая младость Глотать из раковин морских Затворниц жирных и живых, Слегка обрызгнутых лимоном. Шум, споры - легкое вино Из погребов принесено На стол услужливым Отоном; Часы летят, а грозный счет Меж тем невидимо растет.
*
Но уж темнеет вечер синий, Пора нам в оперу скорей: Там упоительный Россини, Европы баловень - Орфей. Не внемля критике суровой, Он вечно тот же, вечно новый, Он звуки льет - они кипят, Они текут, они горят, Как поцелуи молодые, Все в неге, в пламени любви, Как зашипевшего аи Струя и брызги золотые... Но, господа, позволено ль С вином равнять dо-rе-mi-sоl?
*
А только ль там очарований? А разыскательный лорнет? А закулисные свиданья? А prima donna? а балет? А ложа, где, красой блистая, Негоцианка молодая, Самолюбива и томна, Толпой рабов окружена? Она и внемлет и не внемлет И каватине, и мольбам, И шутке с лестью пополам... А муж - в углу за нею дремлет, Впросонках фора закричит, Зевнет и - снова захрапит.
*
Финал гремит; пустеет зала; Шумя, торопится разъезд; Толпа на площадь побежала При блеске фонарей и звезд, Сыны Авзонии счастливой Слегка поют мотив игривый, Его невольно затвердив, А мы ревем речитатив. Но поздно. Тихо спит Одесса; И бездыханна и тепла Немая ночь. Луна взошла, Прозрачно-легкая завеса Объемлет небо. Все молчит; Лишь море Черное шумит...
*
Итак, я жил тогда в Одессе...
ДЕСЯТАЯ ГЛАВА
I
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
II
Его мы очень смирным знали, Когда не наши повара Орла двуглавого щипали У Бонапартова шатра. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
III
Гроза двенадцатого года Настала - кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль русский бог? . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
IV
Но бог помог - стал ропот ниже, И скоро силою вещей Мы очутилися в Париже, А русский царь главой царей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
V
И чем жирнее, тем тяжеле. О русский глупый наш народ, Скажи, зачем ты в самом деле . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VI
Авось, о Шиболет народный, Тебе б я оду посвятил, Но стихоплет великородный Меня уже предупредил . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Моря достались Албиону . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VII
Авось, аренды забывая, Ханжа запрется в монастырь, Авось по манью Николая Семействам возвратит Сибирь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Авось дороги нам исправят . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
VIII
Сей муж судьбы, сей странник бранный, Пред кем унизились цари, Сей всадник, папою венчанный, Исчезнувший как тень зари, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Измучен казнию покоя . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
IX
Тряслися грозно Пиренеи, Волкан Неаполя пылал, Безрукий князь друзьям Мореи Из Кишинева уж мигал. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кинжал Л , тень Б . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Х
Я всех уйму с моим народом, - Наш царь в конгрессе говорил, А про тебя и в ус не дует, Ты александровский холоп . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XI
Потешный полк Петра Титана, Дружина старых усачей, Предавших некогда тирана Свирепой шайке палачей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XII
Россия присмирела снова, И пуще царь пошел кутить, Но искра пламени иного Уже издавна, может быть, . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XIII
У них свои бывали сходки, Они за чашею вина, Они за рюмкой русской водки . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XIV
Витийством резким знамениты, Сбирались члены сей семьи У беспокойного Никиты, У осторожного Ильи. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XV
Друг Марса, Вакха и Венеры, Тут Лунин дерзко предлагал Свои решительные меры И вдохновенно бормотал. Читал свои Ноэли Пушкин, Меланхолический Якушкин, Казалось, молча обнажал Цареубийственный кинжал. Одну Россию в мире видя, Преследуя свой идеал, Хромой Тургенев им внимал И, плети рабства ненавидя, Предвидел в сей толпе дворян Освободителей крестьян.
XVI
Так было над Невою льдистой, Но там, где ранее весна Блестит над Каменкой тенистой И над холмами Тульчина, Где Витгенштейновы дружины Днепром подмытые равнины. И степи Буга облегли, Дела иные уж пошли. Там Пестель для тиранов И рать набирал Холоднокровный генерал, И Муравьев, его склоняя, И полон дерзости и сил, Минуты вспышки торопил.
XVII
Сначала эти заговоры Между Лафитом и Клико Лишь были дружеские споры, И не входила глубоко В сердца мятежная наука, Все это было только скука, Безделье молодых умов, Забавы взрослых шалунов, Казалось ........ Узлы к узлам ...... И постепенно сетью тайной Россия ......... Наш царь дремал.....
[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ]/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Евгений Онегин
Смотрите также по произведению "Евгений Онегин":
Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.
100% гарантии от повторения!
www.litra.ru
Качество личности Меркантильность Меркантильный | Что такое Меркантильность Меркантильный
Всяк суетится, лжет за двух,И всюду меркантильный дух.
автор афоризма: Пушкин А. С.
С кем мы сошлись ради пользы, мил нам лишь покуда полезен.
автор афоризма: Сенека Старший
Тот, кто сводит дружбу к пользе, отнимает у неё самое драгоценное, что в ней есть.
автор афоризма: Цицерон
В дружбе нет иных расчётов и соображений, кроме неё самой.
автор афоризма: Монтенъ М.
Меркантильность как качество личности – неспособность к бескорыстию; склонность в любой ситуации искать выгоду, проявлять чрезмерную мелочную расчетливость, переходящую в торгашество.
— Хочу богатого, умного, красивого мужчину и чтобы обязательно щедрого, и чтобы катал меня на красивом большом автомобиле, и чтобы всегда и во всём со мной соглашался, и чтобы проводил время только со мной, и чтобы на других не смотрел, чтобы дышал мной, и каждый день в нашем красивом большом и светлом доме пахло свежими цветами! — А ты ему за это что? — Писечку.
Подъезжает браток к офису на Порше. Выходит с машины. И в этот момент мимо проезжает грузовик и сносит ему дверь. Браток в шоке. Звонит в ГИБДД. Те приезжают. Инспектор говорит: — Вот все вы такие меркантильные. Вас только интересует сохранность имущества. — А что такое? – спрашивает браток. — Да вам вместе с дверью руку оторвало!!! — Что, серьезно? МЛЯ!!!!! Где мой Ролекс???
Меркантильность и выгода – сиамские близнецы. Несчастие меркантильности в сознании факта не возможности подвести условие под каждый свой шаг и вдох. Безусловная любовь и бескорыстие обрели в лице меркантильности непримиримого и несокрушимого врага. Рядясь в одежды прагматизма, рассудительности и благоразумия, она пытается выставить свои намерения как справедливое вознаграждение за заслуги, достоинства и нынешнее свое состояние.
Например, женщина хочет выйти замуж. Нет ничего более естественного и разумного, как найти завидного жениха, «чтоб не пил, не курил, И цветы всегда дарил. В дом зарплату отдавал, Тёщу мамой называл. Был к футболу равнодушен, А в компании не скушен. И к тому же чтобы он И красив был, и умён».
Это слова песни еще из советских времен. Сейчас требуется добавить – и к тому же чтобы он был богат, как Соломон. Желание абсолютно прозрачное, ясное и его нечего стыдиться. Женщина должна думать о своем будущем и будущем своих детей. Вся ее жизнь вращается вокруг детородной функции, и она обязана думать от кого рожать детей в контексте их здоровья и в понимании, как они будут воспитываться и на что содержаться.
Великий Бомарше сказал прекрасные слова, которые отобьют охоту у любого непредвзятого человека оспаривать справедливость ранее описанного женского желания: «Природа сказала женщине: будь прекрасной, если можешь, мудрой, если хочешь, но благоразумной ты должна быть непременно».
Когда причиной брака становится сумасшедшая любовь, невероятные эфиопские страсти, заканчивается это обычно печально. Если отношения развивались плавно, то есть люди получили возможность сблизиться духовно, лучше узнать не нижние центры друг друга, а черты характера, отношения могут стать долговременными.
Страсти проходят стадии голода, насыщения, пресыщения и отвращения. Насытившись нижними центрами, люди разбегутся, если отсутствует духовная близость. Поэтому прагматичные спокойные отношения между будущими супругами приветствуются законами мироздания, которые не любят всякой избыточности и чрезмерности. Иными словами, здоровый расчет, прагматизм и благоразумие при строительстве отношений между полами приветствуется и одобряется.
С мотивацией женщины в данном примере все понятно. Пора выходить на сцену меркантильности. Свои запросы она обозначила. Потенциал ее претензий понятен. Но с чем она идет в загс? Только с желанием взять и как можно меньше дать.
Всё правильно – это закон существования выгоды. Взять больше и качественнее, а заплатить меньше и не вовремя, потом, если вообще не забуду. Чем меньше затраты, тем больше выгода от любого действа. Меркантильность рассуждает в алгоритме: «Я согласна доставить тебе удовольствие, если…», «Я буду заботливой, но сначала ты», «Я приготовлю тебе ужин, при условии…».
Словом, на каждом шагу процветает принцип «Ты – мне, я – тебе». Найдя «упакованного» мужчину, меркантильность тут же утвердилась в новом состоянии, но что-то «даром» отдавать она не намерена. Платить долги не в ее правилах. О прошлом забыто. В любви не бывает прошлых заслуг. Меркантильность здесь и сейчас хочет получать выгоду в любой возникшей ситуации. Вроде как положено исполнять супружеский долг, а как же быть с сиамским близнецом — выгодой? Кто-то говорил ей, что мужа нужно встречать после работы ужином, но как извлечь из этого выгоду?
Суть меркантильности в ненависти к бескорыстию. Она не способна позаботиться, приласкать, проявить нежность и сострадание к другому человеку. Выгода стала ее единственным направлением в жизни, с ней она сверяет все свои слова и поступки.
Меркантильность – это полное отсутствие идеи жить для других. Вкус счастья она находит в эгоистичной концепции жить только ради себя. Муж должен исполнять мои желания, дети наслаждать мои чувства. Какая глупость и пошлость кого-то радовать просто так. Что я буду с этого иметь, если буду утром провожать мужа на работу улыбкой и поцелуем? Зачем кому-то помогать, если не получишь взамен материальной благодарности? Сколько ни целуй ребенка в попку, всё равно отправит в дом престарелых.
Однажды спросила внучка у бабушки: — Бабушка, зачем люди женятся, выходят замуж? Это же так старомодно. Сейчас можно жить и так, без всяких штампов в паспорте. А если что-то не сложилось, можно попробовать ещё раз. Я не хочу замуж, потому что это ограничение моей свободы, а я не хочу никаких границ. И вообще, я сама в состоянии о себе позаботиться.
— Тогда, внученька, тебе и нельзя замуж, — ответила бабушка. — Потому что пока ты так считаешь, ничего у тебя в семейной жизни не получится. Да, брак – это граница. Но она не ограничивает твою личную свободу, а охраняет и защищает то, что является действительно важным и бесценным – твою семью. И если ты собираешься выйти замуж для того, чтобы о тебе заботились и любили, то тебя ждёт горечь и разочарование. У тебя есть шанс на счастье только тогда, когда ты вступаешь в брак с желанием сделать счастливым другого человека. А пока ещё тебе рано, очень рано.
Будучи мелочно расчетливой, меркантильность становится изобретательной и запредельно экономной. Выгода — ее рулевой, поэтому нужно экономить на всем. В сегодняшнем локомотиве Европы – Германии меркантильные немцы придумали способ экономить воду. Они фиксируют в водомерном счетчике так называемую «мертвую зону», то есть состояние, когда вода капает, а счетчик не крутится. Нужно точно рассчитать определенное количество капель за определенное время. Определив «мертвую зону», представитель меркантильности подставляет ведро под капающий смеситель и уходит на работу. Вернувшись, обнаруживает полное ведро бесплатной воды, применимой для питья. И так повторяется ежедневно.
Меркантильность – это жуткий коктейль из торгашества, корысти, жадности, мелочной расчетливости и запредельной экономности. Любопытно, что православие относит это качество личности к числу тягчайших греховных страстей, называя его сребролюбием, желанием поживиться за чужой счет.
Дыша эгоизмом, меркантильность напрягает окружающий мир. Стоит ей появиться, как окружающие настораживаются и напрягаются. Любому человеку неприятно сознавать, что его используют, манипулируя умом и чувствами. Мысль – «Буду ли я нужен этому человеку, если не смогу исполнять его желания?» — унижает человеческое достоинство, приводит к разочарованию и унынию. Любят мой кошелек, мои возможности, мои связи, словом, любят мои социальные маски, а самого меня как душу никто не любит.
Нет ничего удивительного в повсеместном распространении меркантильного духа. Бескорыстные отношения отступают по всему фронту межличностных отношений. Благостных людей, полностью свободных от меркантильности, становится все меньше и меньше. Желающих жить только ради собственной выгоды – все больше и больше. Сиамские близнецы – меркантильность и выгода находят надежное пристанище во всех сферах жизни. Женщины, подающие руку ладонью вниз, вымирают, зато множатся толпы тех, кто жадно протягивают руки, не желая ничего давать взамен.
Тем не менее, наступят времена, когда мы с теплой грустью будем вспоминать о меркантильности начала двадцать первого века. О мелочной расчетливости, скупости и торгашестве забудут все, кому придет в голову описывать это качество личности. Внутренне содрогнувшись, ученый муж напишет: «Меркантильность – это склонность наживаться в любой жизненной ситуации, пренебрегая всеми законами и общественными предписаниями. Переносное значение: распотрошить терпилу, вычеркнуть из списка журнала «Форбс», «пропустить мужика через мясорубку».
podskazki.info
Стихотворения А. С. Пушкина, написанные в Болдине
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Предисловие
Происшествие, описанное в сей повести, основано на истине. Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В. Н. Берхом.Вступление
На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел. Пред ним широко Река неслася; бедный челн По ней стремился одиноко. По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел. И думал он: Отсель грозить мы будем шведу, Здесь будет город заложен Назло надменному соседу. Природой здесь нам суждено В Европу прорубить окно, Ногою твердой стать при море. Сюда по новым им волнам Все флаги в гости будут к нам, И запируем на просторе.
Прошло сто лет, и юный град, Полнощных стран краса и диво, Из тьмы лесов, из топи блат Вознесся пышно, горделиво; Где прежде финский рыболов, Печальный пасынок природы, Один у низких берегов Бросал в неведомые воды Свой ветхий невод, ныне там По оживленным берегам Громады стройные теснятся Дворцов и башен; корабли Толпой со всех концов земли К богатым пристаням стремятся; В гранит оделася Нева; Мосты повисли над водами; Темно-зелеными садами Ее покрылись острова, И перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова.
Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный, Твоих задумчивых ночей Прозрачный сумрак, блеск безлунный, Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады Пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла, И, не пуская тьму ночную На золотые небеса, Одна заря сменить другую Спешит, дав ночи полчаса. Люблю зимы твоей жестокой Недвижный воздух и мороз, Бег санок вдоль Невы широкой, Девичьи лица ярче роз, И блеск, и шум, и говор балов, А в час пирушки холостой Шипенье пенистых бокалов И пунша пламень голубой. Люблю воинственную живость Потешных Марсовых полей, Пехотных ратей и коней Однообразную красивость, В их стройно зыблемом строю Лоскутья сих знамен лобедных, Сиянье шапок этих медных, Насквозь простреленных в бою. Люблю, военная столица, Твоей твердыни дым и гром, Когда полнощная царица Дарует сына в царский дом, Или победу над врагом Россия снова торжествует, Или, взломав свой синий лед, Нева к морям его несет И, чуя вешни дни, ликует.
Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия, Да умирится же с тобой И побежденная стихия; Вражду и плен старинный свой Пусть волны финские забудут И тщетной злобою не будут Тревожить вечный сон Петра!
Была ужасная пора, Об ней свежо воспоминанье... Об ней, друзья мои, для вас Начну свое повествованье. Печален будет мой рассказ.
Часть первая
Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом. Плеская шумною волной В края своей ограды стройной, Нева металась, как больной В своей постеле беспокойной. Уж было поздно и темно; Сердито бился дождь в окно, И ветер дул, печально воя. В то время из гостей домой Пришел Евгений молодой... Мы будем нашего героя Звать этим именем. Оно Звучит приятно; с ним давно Мое перо к тому же дружно. Прозванья нам его не нужно, Хотя в минувши времена Оно, быть может, и блистало И под пером Карамзина В родных преданьях прозвучало; Но ныне светом и молвой Оно забыто. Наш герой Живет в Коломне; где-то служит, Дичится знатных и не тужит Ни о почиющей родне, Ни о забытой старине.
Итак, домой пришед, Евгений Стряхнул шинель, разделся, лег. Но долго он заснуть не мог В волненье разных размышлений. О чем же думал он? о том, Что был он беден, что трудом Он должен был себе доставить И независимость и честь; Что мог бы бог ему прибавить Ума и денег. Что ведь есть Такие праздные счастливцы, Ума недальнего ленивцы, Которым жизнь куда легка! Что служит он всего два года; Он также думал, что погода Не унималась; что река Все прибывала; что едва ли С Невы мостов уже не сняли И что с Парашей будет он Дни на два, на три разлучен. Евгений тут вздохнул сердечно И размечтался, как поэт: "Жениться? Мне? зачем же нет? Оно и тяжело, конечно; Но что ж, я молод и здоров, Трудиться день и ночь готов; Уж кое-как себе устрою Приют смиренный и простой И в нем Парашу успокою. Пройдет, быть может, год-другой Местечко получу, Параше Препоручу семейство наше И воспитание ребят... И станем жить, и так до гроба Рука с рукой дойдем мы оба, И внуки нас похоронят..."
Так он мечтал. И грустно было Ему в ту ночь, и он желал, Чтоб ветер выл не так уныло И чтобы дождь в окно стучал Не так сердито... Сонны очи Он наконец закрыл. И вот Редеет мгла ненастной ночи И бледный день уж настает... Ужасный день! Нева всю ночь Рвалася к морю против бури, Не одолев их буйной дури... И спорить стало ей невмочь... Поутру над ее брегами Теснился кучами народ, Любуясь брызгами, горами И пеной разъяренных вод. Но силой ветров от залива Перегражденная Нева Обратно шла, гневна, бурлива, И затопляла острова, Погода пуще свирепела, Нева вздувалась и ревела, Котлом клокоча и клубясь, И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась. Пред нею Все побежало, все вокруг Вдруг опустело -- воды вдруг Втекли в подземные подвалы, К решеткам хлынули каналы, И всплыл Петрополь, как тритон, По пояс в воду погружен.
Осада! приступ! злые войны, Как воры, лезут в окна. Челны С разбега стекла бьют кормой. Лотки под мокрой пеленой, Обломки хижин, бревны, кровли, Товар запасливой торговли, Пожитки бледной нищеты, Грозой снесенные мосты, Гроба с размытого кладбища Плывут по улицам! Народ Зрит божий гнев и казни ждет. Увы! все гибнет: кров и пища! Где будет взять? В тот грозный год Покойный царь еще Россией Со славой правил. На балкон, Печален, смутен, вышел он И молвил: "С божией стихией Царям не совладеть". Он сел И в думе скорбными очами На злое бедствие глядел. Стояли стогны озерами, И в них широкими реками Вливались улицы. Дворец Казался островом печальным. Царь молвил --из конца в конец, По ближним улицам и дальным В опасный путь средь бурных вод Его пустились генералы Спасать и страхом обуялый И дома тонущий народ.
Тогда, на площади Петровой, Где дом в углу вознесся новый, Где над возвышенным крыльцом С Подъятой лапой, как живые, Стоят два льва сторожевые, На звере мраморном верхом, Без шляпы, руки сжав крестом, Сидел недвижный, страшно бледный Евгений. Он страшился, бедный, Не за себя. Он не слыхал, Как подымался жадный вал, Ему подошвы подмывая, Как дождь ему в лицо хлестал, Как ветер, буйно завывая, С него и шляпу вдруг сорвал. Его отчаянные взоры На край один наведены Недвижно были. Словно горы, Из возмущенной глубины Вставали волны там и злились, Там буря выла, там носились Обломки... Боже! боже! там Увы! близехонько к волнам, Почти у самого залива - Забор некрашеный, да ива И ветхий домик: там оне, Вдова и дочь, его Параша, Его мечта... Или во сне Он это видит? иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей?
И он, как будто околдован, Как будто к мрамору прикован, Сойти не может! Вкруг него Вода и больше ничего! И, обращен к нему спиною, В неколебимой вышине, Над возмущенною Невою Стоит с простертою рукою Кумир на бронзовом коне.
Часть вторая
Но вот, насытясь разрушеньем И наглым буйством утомясь, Нева обратно повлеклась, Своим любуясь возмущеньем И покидая с небреженьем Свою добычу. Так злодей, С свирепой шайкою своей В село ворвавшись, ломит, режет, Крушит и грабит; вопли, скрежет, Насилье, брань, тревога, вой!.. И, грабежом отягощенны, Боясь погони, утомленны, Спешат разбойники домой, Добычу на пути роняя.
Вода сбыла, и мостовая Открылась, и Евгений мой Спешит, душою замирая, В надежде, страхе и тоске К едва смирившейся реке. Но, торжеством победы полны, Еще кипели злобно волны, Как бы под ними тлел огонь, Еще их пена покрывала, И тяжело Нева дышала, Как с битвы прибежавший конь. Евгений смотрит: ,видит лодку; Он к ней бежит как на находку; Он перевозчика зовет И перевозчик беззаботный Его за гривенник охотно Чрез волны страшные везет.
И долго с бурными волнами Боролся опытный гребец, И скрыться вглубь меж их рядами Всечасно с дерзкими пловцами Готов был челн - и наконец Достиг он берега. Несчастный Знакомой улицей бежит В места знакомые. Глядит, Узнать не может. Вид ужасный! Все перед ним завалено; Что сбрсУшено, что снесено; Скривились домики, другие Совсем обрушились, иные Волнами сдвинуты; кругом, Как будто в поле боевом, Тела валяются. Евгений Стремглав, не помня ничего, Изнемогая от мучений. Бежит туда, где ждет его Судьба с неведомым известьем, Как с запечатанным письмом. И вот бежит уж он предместьем, И вот залив, и близок дом... Что ж это?.. Он остановился. Пошел назад и воротился. Глядит... идет... еще глядит. Вот место, где их дом стоит; Вот ива. Были здесь вороты - Снесло их, видно. Где же дом? И, полон сумрачной заботы, Все ходит, ходит он кругом, Толкует громко сам с собою - И вдруг, ударя в лоб рукою, Захохотал. Ночная мгла На город трепетный сошла; Но долго жители не спали И меж собою толковали О дне минувшем. Утра луч Из-за усталых, бледных туч Блеснул над тихою столицей И не нашел уже следов Беды вчерашней; багряницей Уже прикрыто было зло. В порядок прежний все вошло. Уже по улицам свободным С своим бесчувствием холодным Ходил народ. Чиновный люд, Покинув свой ночной приют, На службу шел. Торгаш отважный, Не унывая, открывал Невой ограбленный подвал, Сбираясь свой убыток важней На ближнем выместить. С дворов Свозили лодки. Граф Хвостов, Поэт, любимый небесами, Уж пел бессмертными стихами Несчастье невских берегов.
Но бедный, бедный мой Евгений. Увы! его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял. Мятежный шум Невы и ветров раздавался В его ушах. Ужасных дум Безмолвно полон, он скитался. Его терзал какой-то сон. Прошла неделя, месяц - он К себе домой не возвращался. Его пустынный уголок Отдал внаймы, как вышел срок, Хозяин бедному поэту. Евгений за своим добром Не приходил. Он скоро свету Стал чужд. Весь день бродил пешком. А спал на пристани; питался В окошко поданным куском. Одежда ветхая на нем Рвалась и тлела. Злые дети Бросали камни вслед ему. Нередко кучерские плети Его стегали, потому Что он не разбирал дороги Уж никогда; казалось - он Не примечал. Он оглушен Был шумом внутренней тревоги. И так он свой несчастный век Влачил, ни зверь, ни человек, Ни то, ни се, ни житель света, Ни призрак мертвый... Раз он спал У невской пристани. Дни лета Клонились к осени. Дышал Ненастный ветер. Мрачный вал Плескал на пристань, ропща пени И бьясь об гладкие ступени, Как челобитчик у дверей Ему не внемлющих судей. Бедняк проснулся. Мрачно было: Дождь капал, ветер выл уныло, И с ним вдали, во тьме ночной Перекликался часовой... Вскочил Евгений; вспомнил живо Он прошлый ужас; торопливо Он встал; пошел бродить, и вдруг Остановился - и вокруг Тихонько стал водить очами С боязнью дикой на лице. Он очутился под столбами Большого дома. На крыльце С подъятой лапой, как живые, Стояли львы сторожевые, И прямо в темной вышине Над огражденною скалою Кумир с простертою рукою Сидел на бронзовом коне.
Евгений вздрогнул. Прояснились В нем страшно мысли. Он узнал И место, где потоп играл, Где волны хищные толпились, Бунтуя злобно вкруг него, И львов, и площадь, и того, Кто неподвижно возвышался Во мраке медною главой, Того, чьей волей роковой Под морем город основался... Ужасен он в окрестной мгле! Какая дума на челе! Какая сила в нем сокрыта! А в сем коне какой огонь! Куда ты скачешь, гордый конь, И где опустишь ты копыта? О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной На высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?
Кругом подножия кумира Безумец бедный обошел И взоры дикие навел На лик державца полумира. Стеснилась грудь его. Чело К решетке хладной прилегло, Глаза подернулись туманом, По сердцу пламень пробежал, Вскипела кровь. Он мрачен стал Пред горделивым истуканом И, зубы стиснув, пальцы сжав, Как обуянный силой черной, "Добро, строитель чудотворный!- Шепнул он, злобно задрожав,- Ужо тебе!.." И вдруг стремглав Бежать пустился. Показалось Ему, что грозного царя, Мгновенно гневом возгоря, Лицо тихонько обращалось... И он по площади пустой Бежит и слышит за собой - Как будто грома грохотанье - Тяжело-звонкое скаканье По потрясенной мостовой. И, озарен луною бледной, Простерши руку в вышине, За ним несется Всадник Медный На звонко-скачущем коне; И во всю ночь безумец бедный, Куда стопы ни обращал, За ним повсюду Всадник Медный С тяжелым топотом скакал.
И с той поры, когда случалось Идти той площадью ему, В его лице изображалось Смятенье. К сердцу своему Он прижимал поспешно руку, Как бы его смиряя муку, Картуз изношенный сымал, Смущенных глаз не подымал И шел сторонкой. Остров малый На взморье виден. Иногда Причалит с неводом туда Рыбак на ловле запоздалый И бедный ужин свой варит, Или чиновник посетит, Гуляя в лодке в воскресенье, Пустынный остров. Не взросло Там ни былинки. Наводненье Туда, играя, занесло Домишко ветхий. Над водою Остался он, как черный куст. Его прошедшею весною Свезли на барке. Был он пуст И весь разрушен. У порога Нашли безумца моего. И тут же хладный труп его Похоронили ради бога. 6-31 октября 1833
БУДРЫС И ЕГО СЫНОВЬЯ
Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. Он пришел толковать с молодцами. "Дети! седла чините, лошадей проводите, Да точите мечи с бердышами.
Справедлива весть эта: на три стороны света Три замышлены в Вильне похода. Паз идет на поляков, а Ольгерд на прусаков, А на русских Кестут-воевода.
Люди вы молодые, силачи удалые (Да хранят вас литовские боги!), Нынче сам я не еду, вас я шлю на победу; Трое вас, вот и три вам дороги.
Будет всем по награде: пусть один в Новеграде Поживится от русских добычей. Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах; Домы полны; богат их обычай.
А другой от прусаков, от проклятых крыжаков, Может много достать дорогого, Денег с целого света, сукон яркого цвета; Янтаря- что песку там морского.
Третий с Пазом на ляха пусть ударит без страха: В Польше мало богатства и блеску, Сабель взять там не худо; но уж верно оттуда Привезет он мне на дом невестку.
Нет на свете царицы краше польской девицы. Весела - что котенок у печки - И как роза румяна, а бела, что сметана; Очи светятся будто две свечки!
Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже И оттуда привез себе женку; Вот и век доживаю, а всегда вспоминаю Про нее, как гляжу в ту сторонку".
Сыновья с ним простились и в дорогу пустились. Ждет, пождет их старик домовитый, Дни за днями проводит, ни один не приходит. Будрыс думал: уж, видно, убиты!
Снег на землю ложится, сын дорогою мчится, И под буркою ноша большая. "Чем тебя наделили? что там? Ге! не рубли ли?" "Нет, отец мой; полячка младая".
Снег пушистый валится; всадник с ношею мчится, Черной буркой ее прикрывая. "Что под буркой такое? Не сукно ли цветное?" "Нет, отец мой; полячка младая".
Снег на землю валится, третий с ношею мчится, Черной буркой ее прикрывает. Старый Будрыс хлопочет и спросить уж не хочет, А гостей на три свадьбы сзывает. 28 октября 1833
ВОЕВОДА
Поздно ночью из похода Воротился воевода. Он слугам велит молчать; В спальню кинулся к постеле; Дернул полог... В самом деле! Никого; пуста кровать.
И, мрачнее черной ночи, Он потупил грозны очи, Стал крутить свой сивый ус... Рукава назад закинул, Вышел вон, замок задвинул; "Гей, ты, кликнул, чертов кус!
А зачем нет у забора Ни собаки, ни затвора? Я вас, хамы!.. Дай ружье; Приготовь мешок, веревку, Да сними с гвоздя винтовку. Ну, за мною!.. Я ж ее!"
Пан и хлопец под забором Тихим крадутся дозором, Входят в сад - и сквозь ветвей, На скамейке у фонтана, В белом платье, видят, панна И мужчина перед ней.
Говорит он: "Все пропало, Чем лишь только я, бывало, Наслаждался, что любил: Белой груди воздыханье, Нежной ручки пожиманье, Воевода все купил.
Сколько лет тобой страдал я, Сколько лет тебя искал я! От меня ты отперлась. Не искал он, не страдал он, Серебром лишь побряцал он, И ему ты отдалась.
Я скакал во мраке ночи Милой панны видеть очи, Руку нежную пожать; Пожелать для новоселья Много лет ей и веселья, И потом навек бежать".
Панна плачет и тоскует, Он колени ей целует, А сквозь ветви те глядят, Ружья наземь опустили, По патрону откусили, Вбили шомполом заряд.
Подступили осторожно. "Пан мой, целить мне не можно,- Бедный хлопец прошептал: - Ветер, что ли, плачут очи, Дрожь берет; в руках нет мочи, Порох в полку не попал".-
"Тише ты, гайдучье племя! Будешь плакать, дай мне время! Сыпь на полку... Наводи... Цель ей в лоб. Левее... выше. С паном справлюсь сам. Потише; Прежде я; ты погоди".
Выстрел по саду раздался. Хлопец пана не дождался; Воевода закричал, Воевода пошатнулся... Хлопец, видно, промахнулся: Прямо в лоб ему попал. 28 октября 1833
lukped.narod.ru
Путешествие Онегина Евгений Онегин Пушкин А.С. :: Litra.RU :: Только отличные сочинения
| Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
/ Сочинения / Пушкин А.С. / Евгений Онегин / Путешествие Онегина
По замыслу А. Пушкина, после издания основного текста романа в стихах “Евгений Онегин” отдельно была издана глава о путешествии Онегина по России. После дуэли с Ленским Евгений уезжает в Нижний Новгород, потом в Астрахань, оттуда на Кавказ; посещает Тавриду и Одессу. Нижний Новгород произвел на Онегина впечатление города, где:
Всяк суетится, лжет за двух, И всюду меркантильный дух.
Критический ум Евгения прекрасно осознает эти пороки жителей Нижнего Новгорода, и город не вызывает в нем никаких эмоций, кроме тоски. Евгений Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ, где его преследуют “горьки размышленья” о смысле жизни. Он сожалеет о том, что он “в грудь не ранен”, что он “не хилый... старик”, что он не скован параличом, и с горечью восклицает:
Я молод, жизнь во мне крепка; Чего мне ждать? Снова в душе героя только “тоска, тоска!”.
Онегин посещает Тавриду. Но здесь автор оставляет своего героя и погружается в воспоминания о своих первых впечатлениях об этих местах, когда он, на три года раньше Онегина, странствовал “в той же стороне”. Воспоминания навевают мысли о бренности всего сущего, о постоянных изменениях во всем мире и в душе каждого человека:
Какие б чувства ни таились Тогда во мне — теперь их нет: Они прошли иль изменились...
Изменились также и взгляды Пушкина.на поэзию. Раньше “бесконечный шум” бахчисарайского фонтана навевал иные, по сравнению с нынешними, мысли автору: героиня его поэмы “Бахчисарайский фонтан” Зарема — романтический образ. Теперь же Пушкин восклицает: “Иные нужны мне картины...” Его “идеал теперь — хозяйка”, его “желания — покой, / Да щей горшок, да сам — большой”. Изображать в литературном произведении “прозаические бредни” может только писатель-реалист, каким теперь стал Пушкин. Споря с “очаровательным пером” Туманского, автор описывает Одессу, где ему довелось жить, именно реалистически: он дает конкретное неидеализированное описание города. Пушкина интересует многонациональность города, так как в творчестве ему свойственно перевоплощаться в представителей других народов, других эпох и культур. Далее поэт описывает свой день, начиная с “пушки зоревой” и заканчивая “немой ночью”, и сравнивает его с днем Онегина. Скучающий, больной “русскою хандрою” Онегин противопоставляется пирующим Пушкину и его друзьям — “ребятам без печали”. В их душах преобладают радость, наслаждение жизнью — священным даром, данным людям Богом, которым надо дорожить. Когда “темнеет вечер синий”, Пушкин едет в театр. Там он наслаждается “упоительным”, “вечно новым” Россини, великолепными звуками, которые не позволено “с вином равнять”, и другими очарованиями театра: “закулисными свиданьями”, балетом, созерцанием “негоциантки молодой” и prima donna. Но “финал гремит; пустеет зала”, и на землю спускается ночь, всходит луна, и “прозрачно-легкая завеса объемлет небо”, как бы опуская занавес жизни, на сцене которой проходила чья-то очередная судьба. Последнюю фразу этой главы, реплику автора: “Итак, я жил тогда в Одессе...” можно считать последней фразой произведения. Эти слова подчеркивают, что финал романа открытый, что с концом одного сюжета обязательно начинается новый. Это закономерность жизни: одно поколение сменяется другим, одна история жизни уже завершилась, а другая только начинается!
“Тебе я место уступаю, Мне время тлеть, тебе цвести”, —
подводит своеобразный итог Пушкин в стихотворении “Дорожные жалобы”. Глава романа о путешествии Евгения Онегина занимает важное место в сюжете и композиции всего произведения, многие мотивы этой главы перекликаются с мотивами лирики Пушкина.
/ Сочинения / Пушкин А.С. / Евгений Онегин / Путешествие Онегина
Смотрите также по произведению "Евгений Онегин":
Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.
100% гарантии от повторения!
www.litra.ru
Персональный сайт - 87
8, XV, 1. Нижний Новгород – город в месте впадения Оки в Волгу, основан в 1221 году, во времена монгольского ига был центром Нижегородско-Суздальского княжества. А при Советской власти одно время назывался Горький.
8, XV, 2. Минин-Сухорук, Козьма Захарыч (?-1616) – организатор народного ополчения в годы Смутного времени. Выборный нижегородский староста, из простых, ремеслом - мясник. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XV, 3. Макарьев – ежегодная летняя Нижегородская ярмарка во времена Онегина происходила в городке Макарьеве, примерно в 100 км от Нижнего Новгорода, ниже по течению Волги.
8, XV, 5. …индеец…- индус.
8, XV, 7. …бракованных коней – кони, не пригодные для скачек, которых необходимо “сбыть с рук”; табун - это довольно много, в табуне должно быть несколько косяков, во всяком случае, более полусотни голов (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XV, 8. Заводчик – владелец конного завода, т.е. заведения (сравни примеч. к 1, LI, 10), где выращивали и объезжали породистых скаковых лошадей.
8, XV, 9-10. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XV, 14. Меркантильный - корыстный, торгашеский. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XVI, 2. О, Волга! Рек, озер краса - из оды И.И.Дмитриева (1760-1837) “К Волге”.
8, XVI, 6-9. Следует помнить, что первый пароход в России построен в 1815 году и испытан на Неве. В 20-е годы путешествие Онегина по Волге на пароходе было бы слишком дорого и экстравагантно(. . . . . . . . . . . . . . . . . .). Плавали тогда еще по-старинке, т.е. было на реке три основных вида тяги: можно плыть на парусах (8, XVI, 4), идти на веслах или же буксировать с берега на веревке - “бичевой” (нарочно пишем слово бичева через “и”). Причем, естественно, вниз по течению преимущественно первыми двумя способами, “по стреже”, т.е. месту с самым сильным течением; вверх - последним способом, “по суводям”, т.е. там, где, ближе к берегу, образуются водовороты и встречные потоки. Был еще вариант “с завозом”, когда на весельном баркасе, “завóзне”, везли вперед якорь, а затем к нему подтягивались, наматывая трос на барабан, который мог, в частности, приводиться в действие лошадьми.
Судно - Даль дает более 60 названий судов и соответственно различных их видов(. . . . . . . . . . . . . . . . . .).
Надулась Волга - я бы, на месте дотошных любителей хронологии, проверил, наблюдался ли поздний разлив Волги летом 1821, а также в 1822 году!
Бурлак - наемный рабочий, труд которого связан с пребыванием вдали от дома; вообще в русском языке это прозвище означает бродягу. Судорабочие бурлаки вынуждены выполнять разнообразную работу, распределяемую между членами бурлацкой артели сообразно опыту и квалификации. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .) Онегин сплавляется вниз, следовательно в задачи команды входит: держаться “стрежи” (она проходит ближе к подмываемому западному берегу), грести на слаботочных участках и отталкиваться баграми от отмелей и обвалов подмытого берега на участках с сильным течением.
8, XVI, 13-14. Степан Разин (1630?-1671) - разбойничий атаман из числа донских казаков, предводитель восстания 1667-71 годов, герой народных сказаний и песен(. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XVII, 4-5. На берегу соленых вод... Астрахань - город Астрахань был в 25 верстах от соленых вод. Сегодня он расположен еще дальше - километрах в ста с лишним от моря, так как к середине XX века, в связи с реализацией проекта “великого поворота рек” и строительства большого количества плотин и водохранилищ на Волге, Каспийское море обмелело.
8, XVIII, 1; XX, 11. Терек - река, берущая начало в ледниках горы Казбек. Огибая эту гору в районе Крестового перевала, Терек поворачивает на север и в виде бурной горной реки течет к городу Владикавказу (в советскую эпоху - г.Орджоникидзе, в допушкинскую старину - Капкай), начальному пункту Военно-Грузинской дороги (так считает Набоков, Пушкин же называет Екатериноград близ Моздока), пересекает Северную Осетию, поворачивает на восток к Моздоку, далее течет по Чечне и Ингушетии, вбирая в себя воды множества притоков; заканчивает свой путь за Кизляром, имея уже вид совершенно равнинной реки с заболоченными берегами - и таким впадает в Каспийское море, питая залив, отделяющий Аграханский полуостров. Онегин движется вдоль Терека в направлении, противоположном течению, и видит эти места в обратной последовательности. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XVIII, 3. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XVIII, 6. Черкесы - северокавказский народ (самоназвание - адыге), сейчас их принято называть адыгейцами, хотя их государственное образование называется Карачаево-Черкесским. По другой классификации адыги - семейство кавказских народностей, к которым принадлежат адыгейцы, кабардинцы и черкесы, карачаевцев и балкарцев относят к другой группе. Черкесы - родственники абхазцев.
8, XVIII, 8. Калмыки (хальмэг) - народ монгольской группы, живущий в степях между Астраханским краем и северным Кавказом. Упомянут в 7, XL, 10. В настоящее время калмыки образуют автономию с центром в г. Элиста.
8, XVIII, 10-11. ...Пробилась брань... - этапы завоевания Россией Кавказа: 1721-23 при Петре I персидский шах уступает России Дербент и Баку; 1735-39 - русско-турецкая война, закончившаяся Белградским договором, по которому туркам вернули Очаков, но со стороны Кавказа граница России отодвинулась до Кубани и Терека. В 1783 г. грузинский царь Ираклий, теснимый Персией, отдался под покровительство России, Екатерина принуждена была послать за Кавказский хребет русский полк; император Павел в 1799 признал царем Грузии преемника Ираклия Георгия XII, который, умирая, завещал Грузию русскому императору, и в 1801 пришлось принять завещание. Соседние княжества перешли под власть России добровольно: Имеретия (Кутаиси) в 1802, Мингрелия в 1804, Гурия в 1810. Но сообщение с ними было только через Кавказский хребет, заселенный племенами, тяготевшими к Персии или Турции.
8, XVIII, 12. ...опасные... - в своем очерке “Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года” Пушкин пишет:
Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они... углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги. Дружба мирных черкесов ненадежна; они всегда готовы помочь буйным своим соплеменникам... Они редко нападают в равном числе на казаков, никогда на пехоту и бегут, завидя пушку. Зато никогда не пропустят случая напасть на слабый отряд или на беззащитного... Нет способа их усмирить, пока их не обезоружат, как обезоружили крымских татар, что чрезвычайно трудно исполнить по причине господствующих между ими наследственных распрей и мщения крови... У них убийство - простое телодвижение. Пленников они сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечием... (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
8, XVIII, 13. Арагва и Кура - “закавказские” реки, т.е. протекающие по южную сторону главного Кавказского хребта. Арагва, приток Куры, имеет несколько истоков, начинающихся недалеко от Казбека, на склонах гор Крестовая, Большой Борбало и Архотис-тави, течет на юг, извиваясь и бурля, и впадает в Куру в двадцати верстах выше Тифлиса (...километрах... - ...Тбилиси). Кура начинается в 30 километрах к северо-западу от Карса (сейчас это территория Турции), течет на север в Грузию, через Ахалцих, поворачивает на восток через Боржом и Гори к Тифлису, затем стекает на юго-восток через весь Азербайджан, образуя здесь множество извилин, наконец впадает в Каспийское море. В Азербайджане на ней нет особо крупных городов, разве что Сальяны, почти в самом устье.
8, XVIII, 13-14. “Брега” - подлежащее, “узрели” - сказуемое, “шатры” - дополнение; прямой порядок членов, сравни примеч. к 8, VIII, 10-11.
8, XIX, 1. ...бранною тропою... - по Военно-Грузинской дороге, через Дарьяльское ущелье, т.е. тем путем, которым “пробивалась брань”, в Грузию. Жаль было пожертвовать прекрасными стихами в набросках этой строфы, и в результате создалась ситуация, когда приходится считать, что по этой дороге Онегин проходил дважды - туда и обратно: за время лирического отступления 8, XX-XXI он успел добраться до района Душета или даже до Тифлиса - и вернуться во Владикавказ, а затем взял курс на Пятигорск. Эльбрус он наблюдал только издали.
8, XIX, 3. ...за пушкою степною - комментаторы здесь усердно напирают на то, что русские были оснащены оружием, не приспособленным для ведения боя в горах.
8, XIX, 9. ...Опасный путь - восьмая глава сочинялась под свежими впечатлениями от путешествия самого Пушкина, проезжавшего в 1829 году через Дарьяльское ущелье:
...Не доходя до Ларса, я отстал от конвоя, засмотревшись на огромные скалы... Вдруг бежит ко мне солдат... “Не останавливайтесь, Ваше благородие - убьют!”... Дело в том, что осетинские разбойники, безопасные в этом месте, стреляют через Терек в путешественников.
“Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года”.
Переходя по Военно-Грузинской дороге из Моздока в Тифлис, можно было встретить в пути следующие города, крепости, деревни и горные аулы [в квадратных скобках – такие, из окрестностей которых очень удобно стрелять в путешественников из-за естественных преград – рек, обрывов, расщелин и др.]: крепости и редуты Алковы Кабаки, Бывший Редут, Григориполис, Владыкавказ, горные селения Балта, Ларс, [Цода], Казбек, [Коншет], Сион, [Долготы], Кобы, [Места], Кумлисцых, [Джагуман], Араклеты, [Чохели], Черчалы, Дикали, уездный город Ананур, город Душет, деревню Сашабура, редут Мцхет у впадения Арагвы в Куру, и, наконец, губернский город Тифлис. Отсюда, как мне представляется, в 20-х годах XIX столетия у Онегина нет другого варианта, как вернуться той же дорогой во Владыкавказ. Подробности онегинского маршрута можно найти в разделе География, перейдя далее по ссылке в специальный файл презентации.
shmurnoff-v.narod.ru
