Развитие русского национального сознания. Без общины не может существовать дух россии


Лекция 11

себе. С ним связано также разделение общества на классы. В конце концов Европа приходит к культурному и общественному кризису, переживает закат своей исто­рии. России же присущи такие целостные общественные и культурные формы, которые, не разрушаясь, способны стать основой более высоких ступеней исторического раз­вития, чем те, которые возникли на Западе. В этом со­стоит смысл истории России.

Главной из форм, исконно обеспечивающих целост­ность общественной жизни России, А. С.Хомяков и И. В. Киреевский считали крестьянскую общину и вече­вые формы правления, противостоящие началам индиви­дуализма, но являющиеся формой развития личности. Об­щина, коллективный характер владения собственностью представляют собой не только особый уклад экономиче­ской жизни, но и иной род духовных отношений. Собор­ность как свободная общинность — это главный принцип православия, неизвестный христианам на Западе.

Общинные отношения по сути своей являются семей­ными. Поэтому власть только тогда является справедли­вой, когда носит патриархальный, отеческий характер. Это касается отношений как царя и народа, так и поме­щика и крестьянина, фабриканта и рабочего. Дело здесь не в законе или свободе, а в неформальном выборе доб­рых, нравственных взаимоотношений между людьми одной нации и веры. Потребность в законе возникла из-за Петровских реформ, разрушивших единство русского народа, его православной культуры и общинных начал социальной жизни. Возвращение к исконным корням — путь спасения России в целом и дворянства в частности. Одним из способов этого возвращения славянофилы счи­тали освобождение крестьян и восстановление общинных начал землепользования, развитие промышленности и транспорта при условии патриархальных отношений между предпринимателем и рабочим. «Без общины не может существовать дух России», — писали они.

К. С. Аксаков видел различия между общинным и государственным строем, «страной» и «государством». Русский народ, по его мнению, предпочитает жить по внутреннему нравственному закону в общине, а не по пи­саному законодательству в государстве. Создать государ­ство его вынудили воинственные соседи. Для этого были призваны варяги, которым вручили политическую власть и право принуждения. Однако власть государства остава­лась до Петра I выборной, осуществлялась на основе союза между «страной» и «государством». Реформы

 Петра I нарушили гармонию между ними. Для ее восста­новления необходимо, наряду с самодержавием, создать совещательный орган -народного представительства.

Высшим идеалом для славянофилов являлась право­славная церковь, никогда не нарушавшая в отличие от католичества заветов первоначального христианства. Славянофилы упорно отрицали подчиненный характер отношения церкви к государству. А. С. Хомяков указы­вал, что русский император не имел права священства1, не притязал на непогрешимость в вопросах вероучения, не решал вопросы церковного благочестия. Хотя царь подписывал решения Синода, оказывал влияние на на­значение епископов и членов Синода, это еще не говорит о «цезаропапизме». Подобная же практика существует в католических и особенно в протестантских странах. Правда, он оговаривался, что ни в одной стране- идеал христианства не осуществлен полностью, а в русской об­щине заложено исконно языческое начало.

Критике подвергалось к европейское культурное вли­яние в России. В нем видели односторонний рациона­лизм, разрушавший свойственную традиционной русской культуре более высокую форму познания — «живознание». Славянофилы считали, что полная истина дается не одной способности логического умозаключения, а уму, чувству и воле одновременно, т. е. духу в его цель­ности. Они провозглашали необходимость «водящего ра­зума», опирающегося на христианскую веру. Правда, это не заставляло славянофилов отрицать европейскую культуру- «Любовь к образованности европейской, — писал И. В. Киреевский, — равно как и любовь к нашей, обе совпадают в одно стремление к живому, полному, всече­ловеческому и истинно христианскому просвещению».

Целью славянофилов был не отрыв России от Ев­ропы, а восстановление единства русского общества и культуры на основе национальных ценностей. Они счи­тали, что это позволит России занять подобающее место в центре мировой цивилизации. При этом Россия должна стремиться не к тому, чтобы стать богатейшей или самой могущественной из стран мира, а к тому, чтобы быть наиболее «христианским из всех человечес­ких обществ».

В идеях славянофилов было много архаичного и уто­пического. Особенно опасно было возвеличивание ими догосударственного общинного идеала, фактически про­тивостоящего идеалам христианства и государственной жизни. Этого славянофилы почти не замечали. Они предлагали не подтягивать народ к культурному уровню интеллигенции, а интеллигенции опуститься до уровня народа. Вместе с тем славянофилы, по словам Н. А. Бер­дяева, были«основоположниками нашего национального самосознания*. Особенно продуктивной оказалась их тео­рия познания, разработанная русской философией ру­бежа XIX — XX вв. Однако создать масштабные труды по истории России славянофилы не смогли.

 

Западники. По-другому решали вопрос об истории и будущности России западники, в ряды которых входили А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, К. Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин и другие. В целом западники были со­гласны с оценкой, данной П. Я. Чаадаевым прошлому России. Но они считали, что благодаря реформам Петра I развитие индивидуального самосознания и личного до­стоинства русских людей, хозяйства и культуры в Рос­сии уже началось. Необходимо лишь распространение свободных от крепостничества общественных отношений и европейской культуры в глубь народа. Этому противо­стоит реакционная политика самодержавия.

Историки-западники, в частности К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, развернули критику общинных начал русской жизни. К. Д. Кавелин подчеркивал тягловый характер русской общины, неотделимый от круговой по­руки и переделов земли, подрывающих трудовую мо­раль. По его мнению, возникновение тягловой общины в, XVII в. было связано с распространением крепостниче­ства и являлось формой эксплуатации крестьянства и посадского населения. В силу этого индивидуальные ка­чества человека, его разум в общине подавлены. Посло­вица гласит: «Мужик не глуп, да мир — дурак». По мере развития общества и хозяйства община должна рас­падаться, уступая место частной собственности, являю­щейся вместе с тем и основой личностного развития людей. Вместе с тем К. Д. Кавелин не требовал полного уничтожения общины, считая ее противовесом тенден­ции к эксплуатации и угнетению, связанной с существо­ванием частной собственности.

К.Д. Кавелин резко критиковал российское самодержавие, cчитaя его формой восточной монархии, порабо­щения государством сословий и человеческой личности. Такое же архаичное, противостоящее личностному раз­витию начало он видел в православной церкви. Человек в ней, как и в язычестве, лишен возможности развития.

 Этому угнетенному состоянию противостоят только удаль, разгул, стремление к безграничной свободе, также препятствующие нормальному культурному развитию.

Историю и смысл деятельности православной церкви, считал К. Д. Кавелин, можно понять лишь как часть истории государства. Она носит государственный и поли­тический характер. Принцип «цезаропапизма» утверж­дает в народной культуре идею о том, что царь должен быть безгрешен. Грех царя — это крах государства («народ согрешит — царь замолит, а царь согрешит — народ не замолит»). Все это заставляло К. Д. Кавелина думать, что единство истории, исторического времени в допетровской Руси было не органично, а синкретично. Оно не распадалось полностью лишь потому, что процесс шел медленно. История развивалась как бы отдельными толчками, сводилась к череде заимствований у Визан­тии, Европы, татар. Не являясь подлинным целым, она не запечатлевалась в сознании народа, проходила мимо него. Условия для органического развития и осознания своей истории Россия получила только после Петровских реформ. Западники и их последователи во второй поло­вине XIX — начале XX в. сумели создать фундаменталь­ные исследования и выдвинули целостные концепции исторического процесса в России. В «золотой фонд» рос­сийской историографии вошли труды С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова, Г. В. Плеханова, анализировавших историю России с либеральных или со­циал-либеральных позиций.

 

Революционные демократы. Однако в условиях яв­ного нежелания правительства Николая I проводить ре­формы сверху и кризиса либерализма в Европе, связан­ного с событиями революций 1848 — 1849 гг., некото­рая часть образованного общества отошла от либера­лизма. Либеральному идеалу реформ был противопостав­лен демократический идеал революции. Стремления к «справедливому обществу», имущественному равенству между людьми неминуемо возрождали общинный идеал славянофильства. А. И. Герцен уже в 1848 г. разочаро­вался в ^идее формального равенства перед законом, не исключающей эксплуатации человека человеком, и стал думать, что русская община и артель содержат зачатки социализма, действительно справедливого общества, ко­торое поэтому может быть построено в России быстрее, чем в любой другой стране. Идея социализма восприни­малась А. И. Герценом как мост, на котором могут по­дать друг другу руки западники и славянофилы.

Революционные демократы разочаровались в буржу­азной революции как способе разрешения общественных противоречий. Они видели, что в Европе созрел новый конфликт —между буржуазией и пролетариатом. Вместе с тем они идеализировали русское крестьянство и пола­гали, что ликвидации раскола общества в России мешает лишь рабство и безропотная покорность народа. Они не могли и не хотели понять глубины противоречий между традиционным и современным типом культуры, общиной и сложившимся к середине XIX в. обществом. Револю­ция и распространение на все общество принципов об­щинного равенства, по их мнению, поможет народным массам усвоить европейскую культуру, уже воспринятую интеллигенцией. Тем самым ликвидация раскола рассма­тривалась как двусторонний процесс, в котором актив­ными являются и революционная интеллигенция, и на­родные массы; и влияние европейской культуры, и рус­ская общинная традиция.

В 40-е гг. на этих принципах основывалась идеоло­гия революционного кружка под руководством М. В. Буташевича-Петрашевского, в который входил Ф. М. До­стоевский. В 50 — 60-е гг. идею «общинного социа­лизма» исповедовал духовный вождь революционной мо­лодежи Н. Г. Чернышевский. Она стала главной для ре­волюционеров-разночинцев,  народников,  пытавшихся опереться на крестьянство как революционную силу.

Это была опасная идея. Догосударственная общинная традиция «правды», существовавшая до этого в народной культуре, стала идеалом и для многих представите­лей духовной элиты общества. Это была разновидность полуязыческой веры. Только для крестьян объектом по­клонения был царь, а для интеллигенции — народ. Рус­ские интеллигенты испытывали вину перед народом за вынужденные компромиссы с правящей властью, меч­тали отдать за него жизнь. Забывали они лишь о том, что в глазах простого люда они сами были барами, носи­телями «кривды».

  1. “ЗОЛОТОЙ ВЕК” РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.

 

Первая половина XIX в. стала временем мощного куль­турного подъема ю России, который опирался на солидный фундамент, заложенный в XVIII в. Наполеоновские войны и последующее активное участие Российской империи в евро­пейской политике резко сблизили Россию с Европой. К ко­лоссальному подъему национального самосознания привела война 1812 г. В первую половину XIX в. под сомнение были поставлены вековые устои русской жизни — самодержавие и крепостничество: в русском образованном обществе возни­кают оппозиционные и революционные течения.

Эти годы были временем бурных религиозных и фило­софских исканий. В образованном обществе появляются тай­ные кружки, члены которых занимались нравственным са­мосовершенствованием, филантропией, просветительством. В эпоху Александра I оживилась деятельность масонских обществ и многочисленных народных сект (молокан, духобо­ров, хлыстов и др.) В первой половине XIX в. все заметнее становилась деятельность подвижников православной церк­ви. Особо известны своей мудростью и праведной жизнью были Серафим Саровский (1760-1833 гг.), старцы Оптйной пустыни — маленького монастыря под Калугой.

В 1830-40-е гг. идейная жизнь России находилась под силь­ным влиянием немецкой классической философии. Особенно популярно было учение Гегеля, его теория о закономерном и непрерывном развитии природы и общества. Вторая чет­верть XIX в. стала для русского общества временем само­познания, размышлений о том, что такое Россия, каково ее место в мире.

 

Просвещение и наука

В начале XIX в. просвещение было признано важней­шим направлением государственной политики. Было создано Министерство народного просвещения, которое встало во главе российской учебной системы. Развитие просвещения в это время определялось прежде всего потребностями госу­дарственных учреждений, преобразованных Александром I, а для работы в них требовалось главным образом универси­тетское образование. Поэтому в начале XIX в. был основан целый рядуниверситетов: Виленский (после польского вос­стания 1830 г. он был закрыт, а в Киеве открылся универси­тет святого Владимира), Дерптский, Харьковский, Казанс­кий, Петербургский.

Были основаны специальные высшие учебные заведения, учреждение которых связывалось с техническими, хозяй­ственными потребностями страны. В первой половине столе­тия в этой сфере было сделано немало: возник Технологи--ческий институт в Петербурге, Горный и Межевой институ­ты в Москве и др.

Увеличилось число гимназий — средних учебных заведе­ний для дворян. Образцовыми средними учебными заведени­ями были лииеи — питомники будущих государственных де­ятелей. Особенно прославился Царскосельский лицей, из ко­торого вышли А.С.Пушкин, будущий министр иностранных дел князь A.M-Горчаков и др. Большую роль в распростране­нии просвещения играли и духовные семинарии: их воспи­танниками были многие выдающиеся деятели, например, М-МСперанский. Начальное образование детям низших со­словий давали приходские и уездные училища. Особые шко­лы для государственных крестьян учреждались в ходе ре­формы графа ПД-Киселева.

Просвещение — великое благо, однако оно подчас гро­зило обернуться для правительства источником великого зла —вольнодумства и протеста. Поэтому государственная поли­тика по отношению к просвещению испытывала непрерыв­ные колебания. При Александре I была введена преемствен­ность между училищами различных уровней, университе­там была дана автономия; при Николае I учебные заведения разных ступеней были обособлены друг от друга и предназ­начены для различных сословий; автономия университетов фактически была сведена на нет.

Развитие просвещения создавало почву для подъема на­уки. В первой половине XIX в. основывается ряд научных обществ —Русское географическое общество, Общество любителей российской словесности и др. Переворот в геомет­рии произвели исследования Н-ИЛобачевского. Больших ус­пехов в медицине достиг хирург Н-И-Пирогов. Химик Н.Н.Зи-нин разработал теорию синтеза анилина, употребляющегося для закрепления краски в текстильной промышленности. Физик Б.С.Якоби сконструировал первый практически при­годный электромотор. Мореплаватели И.Ф.Крузенштерн и Ю.Ф.Лисянский совершили первое русское кругосветное путешествие (1803-1806), а Ф.Ф.Беллинсгаузен и М.Л.Лазарев в 1819 г. открыли Антарктиду.

Огромный шаг вперед в первой половине XIX в. был сде­лан в познании и осмыслении русского прошлого. Знамени­тый писатель H-М.Карамзин, занявшись историческими ис­следованиями, написал «Историю государства Российского». Труд этот приобрел огромную популярность.

 

Литература и искусство

Первая половина XIX в. стала «золотым веком» русской литературы. На рубеже XVIII-XIX вв. классицизм, воспе­вавший деяния государей и гражданские добродетели, усту­пает местосентиментализму, для которого был характе­рен интерес к внутренним переживаниям человека, его пе­чалям и радостям. Наиболее ярким представителем этого течения был Карамзин.

В начале XIX в. все более популярным становится дру­гое течение — романтизм, воспевающий уход от повсед­невности, стремление к возвышенному идеалу. В романтиз­ме были разные течения. Так, поэта В.А.Жуковского при­влекал прежде всего духовный мир человека, в творчестве же поэтов-декабристов К.Ф.Рылеева и B.K-Кюхельбекера, ранних А.С.Пушкина и М-ЮЛермонтова сильны тиранобор­ческие мотивы, жажда общественных перемен.

 Во второй четверти XIX в. в русской словесности утвер­ждается реализм — стремление изображать жизнь в ее ти­пических проявлениях. Важнейшими шагами на пути форми­рования реализма стали комедии A-С.Грибоедова «Горе от ума» и роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Крупнейшими литераторами первой половины XIX в. были МЮ-Лермонтов, НВТоголь, НАНекрасов, И-СТургенев, ИАГончаров и др.

Смена стилей и направлений происходила в первой поло­вине XIX в. и в живописи. Официальным стилем был класси­цизм, в котором преобладала религиозная и мифологическая тематика. Развивается и романтизм, проявившийся в порт­ретной живописи О-АКипренского (портреты Жуковского и Пушкина), B.A-Тропинина (портрет Пушкина, «Кружевни­ца», «Гитарист»), КП-Брюллова. Кисти Брюллова принадле­жит и поразившее современников полотно «Последний дань Помпеи».

С начала XIX в. в русской живописи становится популя­рен бытовой сюжет. Одним из первых к нему обратился А.Г­.Венецианов, чьи картины из быта крестьян отмечены печа­тью сентиментализма. Картины П-Д-Федотова («Свежий ка­валер», «Сватовство майора») отличались реализмом и носи­ли сатирический характер. Попыткой осмыслить глобальные духовные и исторические процессы стало грандиозное по­лотно АА-Иванова «Явление Христа народу».

Влияние реализма сказывалось и на развитии театраль­ного искусства (деятельность М.С.Щепкина в московском Малом театре), и в музыке (оперы МЛ-Глинки «Жизнь за царя», «Руслан и Людмила»).

Первая половина XIX в. стала временем расцвета класси­цизма в архитектуре. В Петербурге воздвигаются величествен­ные официальные здания и архитектурные ансамбли, при­званные символизировать процветание и несокрушимость Российской империи. КИ-Росси (здание Генерального шта­ба), A.A-Монферраном (Александровская колонна) было за­вершено оформление Дворцовой площади. Здания Сената и Синода (КИ-Росси), Исаакиевского собора (А-А-Монферран) составили ансамбль Сенатской площади. АН-Воронихиным был возведен Казанский собор, АД-Захаровым — здание Адми­ралтейства. В Москве работали OJLБoвe (ансамбль Театраль­ной площади, здание Манежа), Д-ИЖилярди (перестройка здания Московского университета).

Отражением официальной идеологии времен Николая I — теории «официальной народности» — в определенной степе­ни был так называемый «русско-византийский стиль». Наи­более известным архитектором этого направления был К.А. Тон, которому принадлежат Большой Кремлевский дворец, храм Христа Спасителя, здания столичных вокзалов Нико­лаевской железной дороги.

studfiles.net

Развитие русского национального сознания

ОБЩЕСТВЕННАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В. ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ.

Охранительное направление

Реакцией на неудачу преобразо­ваний Александра Iи на выступле­ние декабристов было нарастание

консервативных настроений в русском обществе. Именно на эти настроения опирался министр народного просвещения граф С.С.Уваров, выдвинув свою теорию "официальной народности". Рупорами правительственной идеологии были популярные журналисты Ф.В.Булгарин и Н.И.Греч, издавав­шие газету "Северная пчела". Идейно обосновывали и подробно разрабатывали правительственную концепцию профессора Московского университета М.П.Погодин и С.П.Шевырев. Они резко противопоставляли Россию "гнию­щему Западу": Запад сотрясают революции, в России же ца­рит спокойствие. Связано это было, по мнению сторонников официальной идеологии, с благодетельным влиянием само­державия и крепостного права —попечительная власть само­держца и патриархальная забота помещика о своих кресть­янах обеспечивали России социальный мир.

Либеральное направление

Резкой реакцией на правитель­ственную идеологию стало выступле­ние П.Я .Чаадаева. Блестящий гусарский офицер в прошлом, друг Пушкина и декабристов, Чаадаев был оригинальным и. сильным мыслителем. Отно­сительная стабильность российского жизнеустройства была в его глазах свидетельством косности, пассивности обществен­ных сил. В 1836г. Чаадаев опубликовал "Философическоеписьмо»,в котором высказал мысли, диаметрально противо­положные официальным. "России нечем гордиться перед За­падом, —заявлял Чаадаев, —напротив, она не внесла ника­кого вклада в мировую культуру, осталась непричастной к важнейшим процессам в истории человечества". Виной то­му, считал Чаадаев, был отрыв России от Европы и в особен­ности православное мировоззрение. За свое выступление Ча­адаев по повелению царя был объявлен сумасшедшим и поса­жен под домашний арест. Выступление Чаадаева коснулось проблемы, занимавшей лучшие умы России, и способ­ствовало более четкому-оформлению исподволь вызревав­ших идейных течений.

Поражение декабристов показало, что прежде чем браться за коренное переустройство России, необходимо понять, что она из себя представляет —каково ее место в мировой исто­рии, какие силы направляют ее развитие. Обращению обще­ства к подобным вопросам —историософским и философским—способствовало и само правительство, жестко и оперативно пресекавшее любые попытки представителей общества за­няться политической деятельностью. Центрами идейной жизни в 1830-40-х гг. становятся не тайные общества, а свет­ские салоны, журналы, университетские кафедры.

К концу 1830-х гг. в русском обществе сложились течения западников и славянофилов.Западники (историки Т.Н.Гра­новский, П.Н.Кудрявцев, юрист и философ К.Д.Кавелин, ли­тераторы В.П.Боткин, П.В.Анненков, В.Ф.Корш и др.) исхо­дили из мысли о единстве исторического развития человече­ства, а следовательно, и о единстве исторических путей Рос­сии и Европы. Поэтому, считали западники, в России со вре­менем должны утвердиться европейские порядки. Западники были сторонниками конституционной монархии, политиче­ских свобод —свободы слова, совести и др., выступали за отмену крепостного права и развитие предпринимательства.

Иных взглядов на исторический путь России придержива­лись славянофилы (А.С.Хомяков, братья И.В. и П.В. Киреев­ские, братья К.С. и И.С. Аскаковы, Ю.Ф.Самарин).Они счи­тали, что у каждого народа своя судьба и что Россия развива­ется по пути, отличному от европейского. Это однако не дела­ло славянофилов сторонниками правительственной идеоло­гии: они были решительными противниками крепостного права, критиковали деспотизм и бюрократизм, с которыми было связано самодержавие Николая I.Но изжить эти пороки славянофилы намеревались отнюдь не путем европеизации. Власть царя должна остаться неограниченной,считали славя­нофилы, однако народ должен при этом получить право сво­бодно выражать свое мнение —в печати и на земских соборах, получить свободу совести. Подобное сочетание, по мнению славянофилов, соответствовало исконно русским началам: русский народ никогда не претендовал на участие в полити­ческой жизни, предоставляя эту сферу государству, а госу­дарство не вмешивалось в духовную жизнь народа и прислу­шивалось к его мнению. В основе русской жизни, по мнению славянофилов, лежало общинное начало и принцип согласия (в отличие от европейских порядков, основанных на противо­борстве индивидуалистических начал и формальной законно­сти) .Глубоко близка русскому национальному характеру бы­ла, по мнению славянофилов, православная религия, ставя­щая общее выше частного, призывающая прежде всего к ду­ховному совершенствованию, а не к преобразованию внешне­го мира. Гармоничный уклад русской жизни был, по мнению славянофилов, разрушен реформами Петра I.

А.И.Герцен сравнивал славянофилов и западников с дву­ликим Янусом: они смотрели в разные стороны, но в груди у них билось одно сердце. Действительно, западников и славя­нофилов сближали защита прав личности, общественной сво­боды, протест против деспотизма и бюрократизма, крепост­ничества. Общим для западников и славянофилов было и решительное неприятие революции.

Революционно-социалистические течения

От западнического крыла посте­пенно откалывается особое на­правление, представителями кото­рого были А.И.Герцен, Н.П.Огарев и крупнейший литературный критик В.Г.Белинский. Занимая радикальные позиции в западническом лагере, они посте­пенно пришли к отрицанию уклада современной им Европы. Предоставляя гражданам формальные политические свободы, этот уклад не спасал тысячи людей от нищеты. Спасение Белинский, Герцен и их единомышленники видели в социа­лизме —справедливом общественном строе, в котором отсут­ствует частная собственность и эксплуатация человека чело­веком.

В XVIII-XIXвв. социалистические идеи были глубоко раз­работаны западными мыслителями —А.Сен-Симоном и Ш.Фурье. Однако русские радикалы —в первую очередь Гер­цен, считали, что первой к социализму придет не Европа, слишком глубоко погрязшая в буржуазной стихии, а Россия, которой буржуазные отношения пока чужды. Опорой же со­циализма в России станет сохранившаяся с глубокой древно­сти крестьянская община. В советской историографии социа­лизм Герцена и его единомышленников именовался утопиче­ским (научными считались марксистские взгляды, рассмат­ривающие социализм как закономерный плод развития капи­талистической экономики).Русские леворадикальные деяте­ли склонялись к революционным методам или прямо призна­вали их необходимость.

В 1844г. в Петербурге возник кружок В.М.Буташевича-Петрашевского —чиновника Министерства иностранных дел. На собраниях Петрашевского бывали М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский. Большинство петрашевцев, в от­личие от либералов, выступало за республиканское устройст­во, полное освобождение крестьян без выкупа. Наиболее по­пулярно в среде петрашевцев было учение Фурье. В кружке обсуждались планы народного восстания.

Революционные и социалистические настроения сильны были в Кирилло-Мефодиевском обществе, действовавшем с 1845г. на Украине. Члены этого общества, к которому при­надлежал и великий украинский поэт Т.Г.Шевченко, высту­пали за всеславянскую республиканскую федерацию.

В 1847-1848гг. правительство разгромило общество петра­шевцев и Кирилло-Мефодиевское общество. Волна европей­ских революций 1848г. повергла правительство в ужас: на­ступило «мрачное семилетие» —время безудержной реак­ции, которое с 1855г. сменилось общественным подъемом.

ЛИБЕРАЛИЗМ И РАДИКАЛИЗМ О ФОРМАХ И МЕТОДАХ БОРЬБЫ ЗА ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ ОБНОВЛЕНИЕ РОССИИ

Проблема исторической самобытности России.Обра­зованные русские люди тяжело переживали раскол между дворянством и народом, старались осмыслить его происхождение и пути его преодоления. Они размыш­ляли о несхожести исторических судеб России и Европы, недейственности в России европейских способов решения политических и социальных проблем. Важнейшим пред­метом их раздумий стала самобытностьРоссии. Это было новым шагом вперед в развитии национального са­мосознания.

Наиболее ярко и полемично проблему национальной самобытности России поставил в 20 —30-х гг. XIXв. П. Я.Чаадаев (1794 — 1856) —участник Отечественной войны 1812г. и заграничного похода русской армии, один из самых блестящих дворян Петербурга, дружбой с которым гордился А. С. Пушкин. В 20-е гг. Чаадаев пе­режил глубокий духовный кризис, заставивший его пе­реосмыслить идеалы Просвещения. Главным в истории народа для него стала роль традиции, прежде всего ре­лигиозной, определявшей место народа в созидании ми­ровой истории. Связанные с этим мысли он выразил в написанных в 1828 — 1830гг. «Философических пись­мах».

Это было время успехов России в войнах против Турции и Ирана, эпоха «открытия» России образован­ным обществом Запада. Именно с этого момента в Ев­ропе утверждается мысль о великом будущем России, высказанная немецким философом Ф. В. Шеллингом. Взгляды Чаадаева, порожденные ощущением историче­ского тупика, в котором оказалась Россия в годы цар­ствования Николая I,были полным контрастом этим представлениям.

П. Я. Чаадаева поразил контраст между творческим, созидающим характером европейской католической тра­диции, породившей европейскую цивилизацию, общ­ность национальных культур Европы, и мертвенным, ар­хаическим характером русской православной традиции.

Тем не менее в центре исторической концепции Чаа­даева стоит чисто православная идея о построении Цар­ства Божия на земле, о достижении просвещенного, сво­бодного от греховности состояния в повседневной жизни. Эта идея чужда развитым «осевым» культурам, в частно­сти европейской. Поэтому несмотря на свой европоцентризм идеи Чаадаева —это форма национального само­познания в рамках русской православной культуры. Ев­ропа представляется Чаадаеву идеалом именно потому, что «Царство Божие до известной степени осуществлено в ней». Это, по его мнению, придает европейской исто­рии связность и смысл.

В то же время история России, порвавшей с европей­ской христианской церковью, принявшей христианство от «растленной Византии», оказывается лишенной связ­ности и смысла. «Про нас можно сказать, что мы состав­ляем как бы исключение .среди народов, —пишет Чаа­даев. —Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а суще­ствуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру... Кто исчислит те бедствия, которые мы испытаем до свершения наших судеб ?»

Взгляды П. Я. Чаадаева в чем-то созвучны взглядам старообрядцев, для которых «отпадение» от государства означало переоценку всех ценностей, резко отрицатель­ное отношение ко всей жизни русского общества. Для Чаадаева положительные качества русского народа, «без­рассудная отвага», например, являются лишь оборотной стороной его недостатков —отсутствия глубины и на­стойчивости. Эта «ленивая отвага» связана с равноду­шием к добру и злу, совершенству. С этим в свою оче­редь связан вторичный, заимствованный характер рус­ской культуры. «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали... мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли... а все, что досталось нам от этого движе­ния, мы исказили», —утверждал П. Я. Чаадаев. Жизнь русских —это жизнь без опыта и предвидения, без твер­дых правил, без постоянных привязанностей (тут речь идет прежде всего о дворянском обществе). Особенно воз­мущало его отсутствие у русских людей личностного на­чала, личного достоинства. Он подчеркивал, что для на­родов, стремящихся к духовному развитию и деятельно­сти на мировой арене, «такое существование без начала личности невозможно».

Историю России П. Я. Чаадаев рисует так: «Снача­ла —дикое варварство, потом —грубое суеверие, да­лее —иноземное владычество, жестокое, унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унасле­довала... Великий человек (Петр I)вздумал нас цивили­зовать и... чтобы приохотить к просвещению, кинул нам плащ цивилизации. Мы подняли плащ, но к просвеще­нию не прикоснулись... Я не могу довольно надивиться на эту пустоту, на эту поразительную оторванность на­шего социального бытия... В противоположность всем за­конам человеческого общежития, —добавляет он, —Рос­сия шествует только в направлении своего собственного порабощения и порабощения всех соседних народов».

В трудах П. Я. Чаадаева был виден вызов россий­ской действительности. И власть жестоко отплатила фи­лософу. После опубликования первого из «Философичес­ких писем» в 1836г. Чаадаев был объявлен сумасшед­шим. Впоследствии в новом труде «Апология сумасшед­шего» он несколько видоизменил свои взгляды, признав за Россией право на великую историю если не в про­шлом, то в будущем.

Несмотря на спорность высказанной точки зрения, П.Я. Чаадаев подметил многие особенности российской истории, русского характера и русской культуры. По за­мечанию Н. А. Бердяева, после Чаадаева осознание смысла истории России стало невозможным без ответа на вопросы, им поставленные.

Славянофилы.Первыми, кто попытался уже в 30 — 50-е гг. XIXв. дать ответ на вопросы Чаадаева, былиславянофилыизападники.Славянофилы, в ряды кото­рых входили А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и другие, считали обвине­ния Чаадаева клеветой на русскую историю. Из всех его идей они поддерживали лишь мысль о великом будущем России, в котором видели счастливое завершение всей человеческой истории.

Славянофилы считали, что противоречия современ­ной им жизни уходят корнями не в русскую древность, а в Петровские реформы, которые прервали органиче­ское развитие российской истории и культуры, раско­лоли надвое русское общество. Русской истории присущи особые исторические ценности, которых не знает Европа. Смысл истории Запада —в единстве поступательного процесса культурного и общественного развития. Но сам этот процесс вызывает распад сознания на разум, чув­ства и волю, которые начинают действовать сами по

себе. С ним связано также разделение общества на классы. В конце концов Европа приходит к культурному и общественному кризису, переживает закатсвоей исто­рии. России же присущи такие целостные общественные и культурные формы, которые, не разрушаясь, способны стать основой более высоких ступеней исторического раз­вития, чем те, которые возникли на Западе. В этом со­стоит смысл истории России.

Главной из форм, исконно обеспечивающих целост­ность общественной жизни России, А. С.Хомяков и И. В. Киреевскийсчитали крестьянскую общину и вече­вые формы правления, противостоящие началам индиви­дуализма, но являющиеся формой развития личности. Об­щина, коллективный характер владения собственностью представляют собой не только особый уклад экономиче­ской жизни, но и иной род духовных отношений. Собор­ность как свободная общинность —это главный принцип православия, неизвестный христианам на Западе.

Общинные отношения по сути своей являются семей­ными. Поэтому власть только тогда является справедли­вой, когда носит патриархальный, отеческийхарактер. Это касается отношений как царя и народа, так и поме­щика и крестьянина, фабриканта и рабочего. Дело здесь не в законе или свободе, а в неформальном выборе доб­рых, нравственных взаимоотношений между людьми одной нации и веры. Потребность в законе возникла из-за Петровских реформ, разрушивших единство русского народа, его православной культуры и общинных начал социальной жизни. Возвращение к исконным корням — путь спасения России в целом и дворянства в частности. Одним из способов этого возвращения славянофилы счи­тали освобождение крестьян и восстановление общинных начал землепользования, развитие промышленности и транспорта при условии патриархальных отношений между предпринимателем и рабочим. «Без общины не может существовать дух России», —писали они.

К. С. Аксаковвидел различия между общинным и государственным строем, «страной» и «государством». Русский народ, по его мнению, предпочитает жить по внутреннему нравственному закону в общине,а не по пи­саному законодательству в государстве.Создать государ­ство его вынудили воинственные соседи. Для этого были призваны варяги, которым вручили политическую власть и право принуждения. Однако власть государства остава­лась до Петра Iвыборной, осуществлялась на основе союза между «страной» и «государством». Реформы

Петра Iнарушили гармонию между ними. Для ее восста­новления необходимо, наряду с самодержавием, создать совещательный орган -народного представительства.

Высшим идеалом для славянофилов являлась право­славная церковь, никогда не нарушавшая в отличие от католичества заветов первоначального христианства. Славянофилы упорно отрицали подчиненный характер отношения церкви к государству. А. С. Хомяков указы­вал, что русский император не имел права священства1, не притязал на непогрешимость в вопросах вероучения, не решал вопросы церковного благочестия. Хотя царь подписывал решения Синода, оказывал влияние на на­значение епископов и членов Синода, это еще не говорит о «цезаропапизме». Подобная же практика существует в католических и особенно в протестантских странах. Правда, он оговаривался, что ни в одной стране- идеал христианства не осуществлен полностью, а в русской об­щине заложено исконно языческое начало.

Критике подвергалось к европейское культурное вли­яние в России. В нем видели односторонний рациона­лизм, разрушавший свойственную традиционной русской культуре более высокую форму познания —«живознание».Славянофилы считали, что полная истина дается не одной способности логического умозаключения, а уму, чувству и воле одновременно, т. е. духу в его цель­ности. Они провозглашали необходимость «водящего ра­зума», опирающегося на христианскую веру. Правда, это не заставляло славянофилов отрицать европейскую культуру- «Любовь к образованности европейской, —писал И. В. Киреевский, —равно как и любовь к нашей, обе совпадают в одно стремление к живому, полному, всече­ловеческому и истинно христианскому просвещению».

Целью славянофилов был не отрыв России от Ев­ропы, а восстановление единства русского общества и культуры на основе национальных ценностей. Они счи­тали, что это позволит России занять подобающее место в центре мировой цивилизации. При этом Россия должна стремиться не к тому, чтобы стать богатейшей или самой могущественной из стран мира, а к тому, чтобы быть наиболее «христианским из всех человечес­ких обществ».

В идеях славянофилов было много архаичного и уто­пического. Особенно опасно было возвеличивание ими догосударственного общинного идеала,фактически про­тивостоящего идеалам христианства и государственной жизни. Этого славянофилы почти не замечали. Они предлагали не подтягивать народ к культурному уровню интеллигенции, а интеллигенции опуститься до уровня народа. Вместе с тем славянофилы, по словам Н. А. Бер­дяева, были«основоположниками нашего национального самосознания*.Особенно продуктивной оказалась их тео­рия познания, разработанная русской философией ру­бежа XIX — XXвв. Однако создать масштабные труды по истории России славянофилы не смогли.

Западники.По-другому решали вопрос об истории и будущности России западники, в ряды которых входили А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, К. Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин и другие. В целом западники были со­гласны с оценкой, данной П. Я. Чаадаевым прошлому России. Но они считали, что благодаря реформам ПетраIразвитие индивидуального самосознания и личного до­стоинства русских людей, хозяйства и культуры в Рос­сии уже началось. Необходимо лишь распространение свободных от крепостничества общественных отношений и европейской культуры в глубь народа. Этому противо­стоит реакционная политика самодержавия.

Историки-западники, в частности К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, развернули критику общинных начал русской жизни. К. Д. Кавелин подчеркивал тягловый характеррусской общины, неотделимый от круговой по­руки и переделов земли, подрывающих трудовую мо­раль. По его мнению, возникновение тягловой общины в,XVIIв. было связано с распространением крепостниче­ства и являлось формой эксплуатации крестьянства и посадского населения. В силу этого индивидуальные ка­чества человека, его разум в общине подавлены. Посло­вица гласит: «Мужик не глуп, да мир —дурак». По мере развития общества и хозяйства община должна рас­падаться, уступая место частной собственности, являю­щейся вместе с тем и основой личностного развития людей. Вместе с тем К. Д. Кавелин не требовал полного уничтожения общины, считая ее противовесом тенден­ции к эксплуатации и угнетению, связанной с существо­ванием частной собственности.

К.Д. Кавелин резко критиковал российское самодержавие, cчитaяего формой восточной монархии,порабо­щения государством сословий и человеческой личности. Такое же архаичное, противостоящее личностному раз­витию начало он видел в православной церкви. Человек в ней, как и в язычестве, лишен возможности развития.

Этому угнетенному состоянию противостоят только удаль, разгул, стремление к безграничной свободе, также препятствующие нормальному культурному развитию.

Историю и смысл деятельности православной церкви, считал К. Д. Кавелин, можно понять лишь как часть истории государства. Она носит государственный и поли­тический характер. Принцип «цезаропапизма» утверж­дает в народной культуре идею о том, что царь должен быть безгрешен. Грех царя —это крах государства («народ согрешит —царь замолит, а царь согрешит — народ не замолит»). Все это заставляло К. Д. Кавелина думать, что единство истории, исторического времени в допетровской Руси было не органично, а синкретично. Оно не распадалось полностью лишь потому, что процесс шел медленно. История развивалась как бы отдельными толчками, сводилась к череде заимствований у Визан­тии, Европы, татар. Не являясь подлинным целым, она не запечатлевалась в сознании народа, проходила мимо него. Условия для органического развития и осознания своей истории Россия получила только после Петровских реформ. Западники и их последователи во второй поло­вине XIX —начале XXв. сумели создать фундаменталь­ные исследования и выдвинули целостные концепции исторического процесса в России. В «золотой фонд» рос­сийской историографии вошли труды С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, П. Н. Милюкова, Г. В. Плеханова, анализировавших историю России с либеральных или со­циал-либеральных позиций.

Революционные демократы.Однако в условиях яв­ного нежелания правительства Николая Iпроводить ре­формы сверху и кризиса либерализма в Европе, связан­ного с событиями революций 1848 — 1849гг., некото­рая часть образованного общества отошла от либера­лизма. Либеральному идеалу реформбыл противопостав­лен демократический идеал революции.Стремления к «справедливому обществу», имущественному равенству между людьми неминуемо возрождали общинный идеал славянофильства. А. И. Герцен уже в 1848г. разочаро­вался в ^идее формального равенства перед законом, не исключающей эксплуатации человека человеком, и стал думать, что русская община и артель содержат зачатки социализма, действительно справедливого общества, ко­торое поэтому может быть построено в России быстрее, чем в любой другой стране. Идея социализма восприни­малась А. И. Герценом как мост, на котором могут по­дать друг другу руки западники и славянофилы.

Революционные демократы разочаровались в буржу­азной революции как способе разрешения общественных противоречий. Они видели, что в Европе созрел новый конфликт —между буржуазией и пролетариатом. Вместе с тем они идеализировали русское крестьянство и пола­гали, что ликвидации раскола общества в России мешает лишь рабство и безропотная покорность народа. Они не могли и не хотели понять глубины противоречий между традиционным и современным типом культуры, общиной и сложившимся к середине XIXв. обществом. Револю­ция и распространение на все общество принципов об­щинного равенства, по их мнению, поможет народным массам усвоить европейскую культуру, уже воспринятую интеллигенцией. Тем самым ликвидация раскола рассма­тривалась как двусторонний процесс, в котором актив­ными являются и революционная интеллигенция, и на­родные массы; и влияние европейской культуры, и рус­ская общинная традиция.

В 40-е гг. на этих принципах основывалась идеоло­гия революционного кружка под руководством М. В. Буташевича-Петрашевского, в который входил Ф. М. До­стоевский. В 50 —60-е гг. идею «общинного социа­лизма» исповедовал духовный вождь революционной мо­лодежи Н. Г. Чернышевский. Она стала главной для ре­волюционеров-разночинцев, народников, пытавшихся опереться на крестьянство как революционную силу.

Это была опасная идея. Догосударственная общинная традиция «правды», существовавшая до этого в народной культуре, стала идеалом и для многих представите­лей духовной элиты общества. Это была разновидность полуязыческой веры. Только для крестьян объектом по­клонения был царь, а для интеллигенции —народ. Рус­ские интеллигенты испытывали вину перед народом за вынужденные компромиссы с правящей властью, меч­тали отдать за него жизнь. Забывали они лишь о том, что в глазах простого люда они сами были барами, носи­телями «кривды».

  1. “ЗОЛОТОЙ ВЕК” РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.

Первая половина XIXв. стала временем мощного куль­турного подъема ю России, который опирался на солидный фундамент, заложенный в XVIIIв. Наполеоновские войны и последующее активное участие Российской империи в евро­пейской политике резко сблизили Россию с Европой. К ко­лоссальному подъему национального самосознания привела война 1812г. В первую половину XIXв. под сомнение были поставлены вековые устои русской жизни —самодержавие и крепостничество: в русском образованном обществе возни­кают оппозиционные и революционные течения.

Эти годы были временем бурных религиозных и фило­софских исканий. В образованном обществе появляются тай­ные кружки, члены которых занимались нравственным са­мосовершенствованием, филантропией, просветительством. В эпоху Александра Iоживилась деятельность масонских обществ и многочисленных народных сект (молокан, духобо­ров, хлыстов и др.) В первой половине XIXв. все заметнее становилась деятельность подвижников православной церк­ви. Особо известны своей мудростью и праведной жизнью были Серафим Саровский (1760-1833гг.), старцы Оптйной пустыни —маленького монастыря под Калугой.

В 1830-40-е гг. идейная жизнь России находилась под силь­ным влиянием немецкой классической философии. Особенно популярно было учение Гегеля, его теория о закономерном и непрерывном развитии природы и общества. Вторая чет­верть XIXв. стала для русского общества временем само­познания, размышлений о том, что такое Россия, каково ее место в мире.

Просвещение и наука

В начале XIXв. просвещение было признано важней­шим направлением государственной политики. Было созданоМинистерство народного просвещения,которое встало во главе российской учебной системы. Развитие просвещения в это время определялось прежде всего потребностями госу­дарственных учреждений, преобразованных Александром I, а для работы в них требовалось главным образом универси­тетское образование. Поэтому в начале XIXв. был основан целый рядуниверситетов:Виленский (после польского вос­стания 1830г. он был закрыт, а в Киеве открылся универси­тет святого Владимира), Дерптский, Харьковский, Казанс­кий, Петербургский.

Были основаны специальные высшие учебные заведения, учреждение которых связывалось с техническими, хозяй­ственными потребностями страны. В первой половине столе­тия в этой сфере было сделано немало: возник Технологи--ческий институт в Петербурге, Горный и Межевой институ­ты в Москве и др.

Увеличилось число гимназий —средних учебных заведе­ний для дворян. Образцовыми средними учебными заведени­ями былилииеи —питомники будущих государственных де­ятелей. Особенно прославился Царскосельский лицей, из ко­торого вышли А.С.Пушкин, будущий министр иностранных дел князь A.M-Горчакови др. Большую роль в распростране­нии просвещения играли идуховные семинарии:их воспи­танниками были многие выдающиеся деятели, например, М-МСперанский. Начальное образование детям низших со­словий давалиприходские и уездные училища.Особые шко­лы для государственных крестьян учреждались в ходе ре­формы графа ПД-Киселева.

Просвещение —великое благо, однако оно подчас гро­зило обернуться для правительства источником великого зла—вольнодумства и протеста. Поэтому государственная поли­тика по отношению к просвещению испытывала непрерыв­ные колебания. При Александре Iбыла введена преемствен­ность между училищами различных уровней, университе­там была дана автономия; при Николае Iучебные заведения разных ступеней были обособлены друг от друга и предназ­начены для различных сословий; автономия университетов фактически была сведена на нет.

Развитие просвещения создавало почву для подъема на­уки. В первой половине XIXв. основывается ряд научных обществ —Русское географическое общество, Общество любителей российской словесности и др. Переворот в геомет­рии произвели исследования Н-ИЛобачевского. Больших ус­пехов в медицине достиг хирург Н-И-Пирогов. Химик Н.Н.Зи-нин разработал теорию синтеза анилина, употребляющегося для закрепления краски в текстильной промышленности. Физик Б.С.Якоби сконструировал первый практически при­годный электромотор. Мореплаватели И.Ф.Крузенштерн и Ю.Ф.Лисянский совершили первое русское кругосветное путешествие (1803-1806),а Ф.Ф.Беллинсгаузен и М.Л.Лазарев в 1819г. открыли Антарктиду.

Огромный шаг вперед в первой половине XIXв. был сде­лан в познании и осмыслении русского прошлого. Знамени­тый писатель H-М.Карамзин,занявшись историческими ис­следованиями, написал «Историю государства Российского». Труд этот приобрел огромную популярность.

Литература и искусство

Первая половина XIXв. стала «золотым веком» русской литературы. На рубежеXVIII-XIXвв. классицизм, воспе­вавший деяния государей и гражданские добродетели, усту­пает местосентиментализму,для которого был характе­рен интерес к внутренним переживаниям человека, его пе­чалям и радостям. Наиболее ярким представителем этого течения был Карамзин.

В начале XIXв. все более популярным становится дру­гое течение —романтизм,воспевающий уход от повсед­невности, стремление к возвышенному идеалу. В романтиз­ме были разные течения. Так, поэта В.А.Жуковского при­влекал прежде всего духовный мир человека, в творчестве же поэтов-декабристов К.Ф.Рылеева и B.K-Кюхельбекера, ранних А.С.Пушкина и М-ЮЛермонтова сильны тиранобор­ческие мотивы, жажда общественных перемен.

Во второй четверти XIXв. в русской словесности утвер­ждаетсяреализм —стремление изображать жизнь в ее ти­пических проявлениях. Важнейшими шагами на пути форми­рования реализма стали комедии A-С.Грибоедова«Горе от ума» и роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Крупнейшими литераторами первой половины XIXв. были МЮ-Лермонтов, НВТоголь, НАНекрасов, И-СТургенев, ИАГончаров и др.

Смена стилей и направлений происходила в первой поло­вине XIXв. и в живописи. Официальным стилем был класси­цизм, в котором преобладала религиозная и мифологическая тематика. Развивается и романтизм, проявившийся в порт­ретной живописи О-АКипренского (портреты Жуковского и Пушкина), B.A-Тропинина(портрет Пушкина, «Кружевни­ца», «Гитарист»), КП-Брюллова. Кисти Брюллова принадле­жит и поразившее современников полотно «Последний дань Помпеи».

С начала XIXв. в русской живописи становится популя­рен бытовой сюжет. Одним из первых к нему обратился А.Г­.Венецианов, чьи картины из быта крестьян отмечены печа­тью сентиментализма. Картины П-Д-Федотова («Свежий ка­валер», «Сватовство майора») отличались реализмом и носи­ли сатирический характер. Попыткой осмыслить глобальные духовные и исторические процессы стало грандиозное по­лотно АА-Иванова «Явление Христа народу».

Влияние реализма сказывалось и на развитии театраль­ного искусства (деятельность М.С.Щепкина в московском Малом театре), и в музыке (оперы МЛ-Глинки «Жизнь за царя», «Руслан и Людмила»).

Первая половина XIXв. стала временем расцвета класси­цизма в архитектуре. В Петербурге воздвигаются величествен­ные официальные здания и архитектурные ансамбли, при­званные символизировать процветание и несокрушимость Российской империи. КИ-Росси (здание Генерального шта­ба), A.A-Монферраном(Александровская колонна) было за­вершено оформление Дворцовой площади. Здания Сената и Синода (КИ-Росси), Исаакиевского собора (А-А-Монферран) составили ансамбль Сенатской площади. АН-Воронихиным был возведен Казанский собор, АД-Захаровым —здание Адми­ралтейства. В Москве работалиOJLБoвe(ансамбль Театраль­ной площади, здание Манежа), Д-ИЖилярди (перестройка здания Московского университета).

Отражением официальной идеологии времен Николая I— теории «официальной народности» —в определенной степе­ни был так называемый «русско-византийский стиль». Наи­более известным архитектором этого направления был К.А. Тон, которому принадлежат Большой Кремлевский дворец, храм Христа Спасителя, здания столичных вокзалов Нико­лаевской железной дороги.

studfiles.net

Западничество и славянофильство - часть 2

Славянофилы считали, что противоречия современ­ной им жизни уходят корнями не в русскую древность, а в Петровские реформы, которые прервали органиче­ское развитие российской истории и культуры, раско­лоли надвое русское общество. Русской истории присущи особые исторические ценности, которых не знает Европа. Смысл истории Запада - в единстве поступательного процесса культурного и общественного развития. Но сам этот процесс вызывает распад сознания на разум, чувства и волю, которые начинают действовать сами по себе. С ним связано также разделение общества на классы. В конце концов, Европа приходит к культурному и общественному кризису, переживает закат своей исто­рии. России же присущи такие целостные общественные и культурные формы, которые, не разрушаясь, способны стать основой более высоких ступеней исторического раз­вития, чем те, которые возникли на Западе. В этом со­стоит смысл истории России.

Главной из форм, исконно обеспечивающих целост­ность общественной жизни России, А. С. Хомяков и И.В. Киреевский считали крестьянскую общину и вече­вые формы правления, противостоящие началам индиви­дуализма, но являющиеся формой развития личности. Об­щина, коллективный характер владения собственностью представляют собой не только особый уклад экономиче­ской жизни, но и иной род духовных отношений. Собор­ность как свободная общинность - это главный принцип православия, неизвестный христианам на Западе.

Общинные отношения по сути своей являются семей­ными. Поэтому власть только тогда является справедли­вой, когда носит патриархальный, отеческий характер. Это касается отношений как царя и народа, так и поме­щика и крестьянина, фабриканта и рабочего. Дело здесь не в законе или свободе, а в неформальном выборе доб­рых, нравственных взаимоотношений между людьми одной нации и веры. Потребность в законе возникла из- за Петровских реформ, разрушивших единство русского народа, его православной культуры и общинных начал социальной жизни. Возвращение к исконным корням путь спасения России в целом и дворянства в частности. Одним из способов этого возвращения славянофилы счи­тали освобождение крестьян, и восстановление общинных начал землепользования, развитие промышленности и транспорта при условии патриархальных отношений между предпринимателем и рабочим. «Без общины не может существовать дух России», - писали они.

К. С. Аксаков видел различия между общинным и государственным строем, «страной» и «государством». Русский народ, по его мнению, предпочитает жить по нравственному внутреннему закону в общине, а не по писаному законодательству в государстве. Создать государство его вынудили воинственные соседи. Для этого были призваны варяги, которым вручили политическую власть и право принуждения. Однако власть государства оставалась до Петра I выборной, осуществлялась на основе союза между «страной» и «государством». Реформы Петра I нарушили гармонию между ними. Для ее восста­новления необходимо, наряду с самодержавием, создать совещательный орган народного представительства.

Высшим идеалом для славянофилов являлась православная церковь, никогда не нарушавшая в отличие от католичества заветов первоначального христианства. Славянофилы упорно отрицали подчиненный характер отношения церкви к государству, А. С. Хомяков указывал, что русский император не имел права священства, не притязал на непогрешимость в вопросах вероучения, не решал вопросы церковного благочестия. Хотя царь подписывал решения Синода, оказывал влияние на назначение епископов и членов Синода, это еще не говорит о «цезаропапизме». Подобная же практика существует в католических и особенно в протестантских странах. Правда, он оговаривался, что ни в одной стране идеал христианства не осуществлен полностью, а в русской об­щине заложено исконно языческое начало.

Критике подвергалось и культурное европейское влияние в России. В нем видели односторонний рационализм, разрушавший свойственную традиционной русской культуре более высокую форму познания - « живознание». Славянофилы считали, что полная истина дается не одной способности логического умозаключения, а уму, чувству и воле одновременно, т. е. духу в его цель­ности. Они провозглашали необходимость «Болящего ра­зума», опирающегося на христианскую веру. Правда, это не заставляло славянофилов отрицать европейскую культуру. «Любовь к образованности европейской, - писал И. В. Киреевский, - равно как и любовь к нашей, обе совпадают в одно стремление к живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению».

Целью славянофилов был не отрыв России от Ев­ропы, а восстановление единства русского общества и культуры на основе национальных ценностей. Они счи­тали, что это позволит России занять подобающее место в центре мировой цивилизации. При этом Россия должна стремиться не к тому, чтобы стать богатейшей или самой могущественной из стран мира, а к тому, чтобы быть наиболее «христианским из всех человечес­ких обществ».

В идеях славянофилов было много архаичного и уто­пического. Особенно опасно было возвеличивание ими догосударственного общинного идеала, фактически противостоящего идеалам христианства и государственной жизни. Этого славянофилы почти не замечали. Они предлагали не подтягивать народ к культурному уровню интеллигенции, а интеллигенции опуститься до уровня народа. Вместе с тем славянофилы, по словам Н. А. Бердяева, были «основоположниками нашего национального самосознания» Особенно продуктивной оказалась их теория познания, разработанная русской философией ру­бежа XIX - XX вв. Однако создать масштабные труды по истории России славянофилы не смогли.

Западники .

По-другому решали вопрос об истории и будущности России западники, в ряды которых входили А. И. Герцен, Т. И. Грановский, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и другие. В целом западники были со­гласны с оценкой, данной П. Я. Чаадаевым прошлому России. Но они считали, что благодаря реформам Петра I развитие индивидуального самосознания и личного до­стоинства русских людей, хозяйства и культуры в Рос­сии уже началось. Необходимо лишь распространение свободных от крепостничества общественных отношений и европейской культуры в глубь народа. Этому противо­стоит реакционная политика самодержавия.

Чаадаев выступил решительным западником, и западничество его было криком патриотической боли. Он был типичным русским человеком XIX века верхнего культурного слоя. Его отрицание России, русской истории - типическое русское отрицание. Его западничество было религиозным, в отличие от последующих форм западничества, он очень сочувствовал католичеству, видел в нем активную, организующую и объеди­няющую силу всемирной истории и в нем видел спасение и для России. Русская история представлялась ему лишенной смыс­ла и связи, не принадлежащей ни к Востоку, ни к Западу - отражение той потери культурного стиля и единства, которая характерна для Петровской эпохи.

mirznanii.com

Раскол самосознания. Россия: критика исторического опыта. Том1

Раскол самосознания

Общество медленно шло по пути прогресса, и правящая элита не могла хотя бы смутно не осознать это, она должна была, в интересах государства, стремиться к прогрессу, явно или тайно. Именно поэтому в стране легально существовала духовная элита, могла развиваться величайшая литература. Правящая элита нуждалась в просвещенных людях. Либеральная интеллигенция была склонна сотрудничать с властью, с тем чтобы смягчить крайности ее деятельности, чтобы предложить правящей элите, а через нее — и обществу либеральную систему ценностей. Правящая элита стремилась привлечь интеллектуальные силы, в частности Пушкина. На государственную службу был вновь приглашен граф М. Сперанский, представивший Александру I еще в 1816 году записку «О постепенном уничтожении рабства в России». Президент Академии наук (1818–1855), министр просвещения (1833–1849) С. Уваров пытался сочетать политику просвещения с полным его подчинением задачам государства. Отсюда его предписание: «Каждый из профессоров должен употребить все силы, дабы сделаться достойным орудием правительства».

Духовная элита, однако, сама не была в достаточной степени способна дать нравственное и теоретическое основание для политики правительства, для вывода страны из состояния раскола. Более того, раскол проник и в духовную элиту. Произошел раскол самосознания, проявившийся прежде всего в расколе духовной элиты. В результате рефлексии реального раскола сознания она предложила две противоположные его версии: славянофильство и западничество.

Оба направления болезненно переживали раскол с народом и видели в своих идеях средство его преодоления. Славянофил А. И. Кошелев (1806–1883) писал: «Все мы ощущали и сознаем необходимость прекращения разрыва интеллигенции с народом, разрыва, вредного для обоих, равно их ослаблявшего и препятствующего самостоятельному развитию России» [11]. И тех, и других угнетала, говоря словами Ф. Достоевского, «бездна между благородным и простолюдином». Славянофилы пытались преодолеть раскол, углубляясь в народную почву. Для А. Хомякова (1804–1860), которого Н. Бердяев назвал камнем славянофильства, отношения Востока и Запада, раскол между ними — основная проблема русской истории. Это был помещик, который и в своих воззрениях, и в образе жизни пытался воспроизвести, реализовать древние идеалы патриархальной жизни. Раскол стал уделом русского общества, по мнению Хомякова, потому, что образованный слой, правящий класс, дворянство изменили русскому духу и, как Антей, должны были прикоснуться к матери-земле, чтобы набраться сил. В этом движении самосознания к почве и заключалась сила славянофильства, столь мало оцененная современниками. Н. Бердяев считал их основоположниками «нашего национального самосознания». «С них начинается перелом русской мысли», — говорил А. Герцен. И. Киреевский (1806–1856), один из отцов славянофильства, писал: «Наша философия должна развиваться из текущих вопросов и господствующих интересов нашего народного бытия». По словам М. Гершензона, мышление идеологов славянофильства Киреевского, Хомякова, Кошелева, Самарина оказалось «каналами, через которые в русское общественное сознание хлынуло веками накоплявшееся, как подземные воды, мироощущение русского народа». Свое внимание славянофилы сосредоточили на анализе исторически сложившегося сознания, культурных стереотипов, мировосприятия русского человека. Для И. Киреевского, как и для Пушкина, идеалом является целое, постигаемое эмоционально. Славянофилы, как и Пушкин, пытались рассматривать русскую культуру как нерасчлененную.

Однако углубление в ценности народной почвы привело славянофилов к отрицанию государства, большого общества, к идеалам жизни, чуждым и не соответствующим достигну- тому мировому опыту. По словам Бердяева, славянофилы хотели навеки утвердить «безвластный, пассивный, неволевой характер русского народа». Они выступали как выразители массового сознания — «не государственного, не формалистического, мало склонного к политическому строительству». Фактически, признавая правомерность государства, славянофилы тем самым уже отступали от идеалов почвы. Они пытались выйти из этого противоречия, истолковывая государственность в почвенном духе. Как говорил Бердяев, их монархизм носил не государственный, а анархический характер. Славянофилы были сторонниками самодержавия не потому, что народ любит власть, а потому, что народ «отказывается от политической мощи». Следуя массовому сознанию, славянофилы дорожили русской общиной, связывали с ней будущее России, весь духовный облик русского народа. «Без общины не может существовать дух России», несмотря на то, что в русской общине заложено «исконно языческое начало» [12].

Славянофилы стремились строить государственную жизнь на основе догосударственных ценностей, локальной конструктивной напряженности. А. Хомяков, уверенный, что его имение передано ему народной сходкой в целях общего народного блага, питал непоколебимое доверие к решениям общины, к вечевым формам народной жизни. Все общественные отношения интерпретировались как семейные, т. е. сводились к взаимоотношениям отцов и детей, включая отношение царя к своему народу. Отношения власти с народом лишь тогда нравственны, считал он, когда они носят патриархальный характер. Даже отношения в промышленности предлагалось организовать на патриархальных началах: фабрикант — отец, рабочие — дети. Политический идеал Хомяков ищет в сельской общине и в народно–патриархальной монархии, что делает его позицию непримиримой по отношению к бюрократии, государственной службе. Реальная бюрократия и абсолютизм рассматриваются им как измена русским традициям и целиком относятся к петербургскому периоду истории; власть не служит христианской правде, ее разрыв с народом является роковым. В отличие от Карамзина Хомяков склоняется к соборной интерпретации патриархальной модели. Идеал Хомякова распространялся на все общество, включая взаимоотношения помещиков с крестьянами, так как земледелец «был искони помещику родным кровным братом». Инициативу ликвидации раскола обязан взять на себя правящий и образованный класс, который сам должен вернуться к утраченным им патриархальным идеалам народа, вплоть до усвоения быта крестьян. Необходимость приобщения к жизни крестьянства обоснована тем, что в ней заложены нравственные основы общества, она олицетворяет идеал социальной и духовной жизни. Возвращение к целостной жизни с ее национальными и религиозными началами представляется Хомякову условием и средством преодоления раскола.

Славянофильство воспроизводило господствующее в массовом сознании двойственное отношение к власти. Оно противопоставляло государство как внешнюю Правду внутренней нравственной Правде народа, общины, земства, вечевого начала. «Русский народ по преимуществу есть народ не государственный» [13]. Народ отказывается от государственной жизни во имя общественной, он передал государству сферу политики, так как ищет свободы нравственной, духовной. Общественную жизнь Хомяков понимает как бытовую и семейную. Власть избавляет народ от антипатичной ему жизни политической. Здесь любопытно не только противопоставление народа власти, но и само признание правомерности такого противопоставления. Славянофилы, говоря о своей любви к царю, целиком стояли на позиции самодержавия и в то же время выступали, вопреки здравому смыслу, против всевластия чиновников. Они предлагали сформировать среднее организационное звено — земский собор, земскую думу. По мнению братьев Аксаковых, царю было бы полезно в критических условиях совещаться с сословиями о предметах, их непосредственно касающихся, но это не предполагало ограничения царской власти. Фактически славянофилы санкционировали раскол общества и государст- ва, пошли по линии апологетики своеобразного сложившегося в стране двоевластия — власти царя в сфере государственной и мирской власти на местах. Такая позиция требовала, однако, ответа на вопрос: каким образом могут быть разрешены конфликты между двумя формами власти? Для славянофилов согласие между ними было чем–то естественным. По мнению И. Аксакова (1823–1886), власть в стране, в противоположность европейской, утвердилась с согласия народа, согласие это явилось выражением самой нравственной жизни русского народа. Однако закрывать глаза на возможность конфликтов между ними было невозможно. Решение, предложенное И. Аксаковым, было неподражаемо в своей доктринерской наивности. «Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет добра, чем стоять с помощью зла». В сущности, здесь налицо банкротство идеи согласия, идеи двоевластия, капитуляция перед реальностью раскола.

Приверженность славянофилов монархии была весьма условной, так как они, как и народ, верили в царя, но были против начальства, чиновников, т. е. фактически против государства. Вера в царя сочеталась с убеждением, что «государство как принцип — зло… государство есть ложь», «правительство, а с ним верхние классы отдалились от народа и стали ему чужим» [14]. «Все зло происходит от угнетательской системы нашего правительства», — писал К. Аксаков (1817–1860) в 1855 году. «Славянофилы и Хомяков не говорили прямо и не могли прямо сказать, что историческая власть у нас не народная, чуждая власть, но они думали это, все их ученье вело к этому выводу» [15]. Фактически они переводили массовые представления о государстве как о силе зла на язык образованного слоя.

Славянофилы стремились развивать высшую культуру на основе почвенных ценностей. Некритическое отношение к массовому сознанию, его апологетика, двойственное отношение к власти вело славянофилов к переводу ценностей синкретизма на язык большого общества. В лице славянофильства духовная элита осознавала свое назначение носительницы и хранительницы исторических ценностей народного духа, почвы как основы духовного и любого другого движения вперед. Но одновременно налицо попытка низвести высшую культуру до уровня массового синкретического сознания, что открывало путь развитию какого–то промежуточного слоя культуры, смешению высшей культуры и массовой народной культуры. Но тем самым и само славянофильство раздваивалось. Оставаясь достоянием высшей культуры, оно одновременно превращалось в систему расхожих представлений. Просчет славянофилов заключался в том, что, преклоняясь перед определенными аспектами массового сознания, они не знали пути построения реальной государственности на основе локалистского сознания, пути его соединения с реальными потребностями воспроизводства большого общества. Вместо государственности они защищали утопию крестьянского государства во главе с царем, но без государственного аппарата. Они пытались ввести в высшую культуру антигосударственные мифы массового сознания. Тем самым славянофилы углубляли основное заблуждение интеллигенции, т. е. слепую веру в народ, который они, по словам Бердяева, отождествляли с простонародьем, представление, что народ, освобожденный от власти, начальства, бюрократии, способен дать высочайшие образцы творчества, построить идеальное общество Правды. Славянофилы практически игнорировали всю бездну проблем, вытекающих из несоответствия между массовым догосударственным сознанием и реальной государственностью. Следовательно, они не только обезоруживали общество перед реальным расколом между народом и властью, перед ростом раскола, но и нарушали свой долг духовной элиты, пытаясь превратить утопические представления народа о власти и царе в официальную основу политики государства и всех сил общества. Объективно они консервировали низкий уровень рефлексии, отказываясь от критики народной культуры, сосредоточивая критику лишь на государственности. Но это значит, что они толкали страну по пути усиления социокультурного противоречия между культурой народа и властью во все более сложных условиях.

Западники, в отличие от славянофилов, осознавали необходимость изменять жизнь народа вместе с изменениями, происходящими в масштабах человечества, невозможность неизменности жизни в изменяющемся мире. Здесь истоки мощной критики ими действительности, официального мира. Западников поражало противоречие между идеалами высшей культуры и реальностью. Там, где славянофилы видели позитивные ценности, западники находили лишь невежество, насилие и страдания. Критика западников служила делу обновления общества. Т. Грановский (1813–1855) в своих лекциях в Московском университете говорил о том, какой большой «долг благодарности лежит по отношению к Европе, от которой мы даром получили блага цивилизации и человеческого существования, доставшиеся ей путем кровавых трудов и горьких опытов» [16]. Ограниченность этих рассуждений заключалась в том, что культурные плоды нельзя использовать так, как используются реальные плоды. Их нельзя просто взять — их нужно освоить в процессе воспроизводственной деятельности, которая по своему уровню, культурному содержанию близка к уровню, достигнутому деятельностью, создавшей эти плоды. Если уровень осваивающей деятельности отстает, то эти плоды иной культуры могут быть восприняты в лучшем случае односторонне. То, что в одной культуре — проявление творческой самоценности человеческой деятельности, в другой может стать всего лишь условием жизни. Например, город в одной культуре — результат и сфера творчества, в другой — место прожигания жизни. Чужие плоды могут быть средством, например, микроскоп может быть использован для забивания гвоздей (образ братьев Стругацких). Такое освоение чужой культуры не только не позитивно, но и вредно, даже опасно.

Идеи Запада в России неизбежно приспосабливались к национальной культуре. Западные идеи дробились, перемалывались и помогали рационализации тех или иных элементов массового сознания, стимулируя развитие высшей культуры.

Наиболее видным западником был Петр Чаадаев (1794–1856). Чаадаев рассматривает раскол России и человечества как драму страны и каждой личности: «Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства» [17] со всем человечеством, со своим прошлым. С его точки зрения, национальное самосознание формируется в процессе совершенствования и единения отдельных личностей.

Но тем самым Чаадаев возлагает громадную нравственную ответственность на духовную элиту. Он углубляет старую идею о единстве всего человечества. Отсюда несогласие со славянофильством, препятствующим, по мнению Чаадаева, созданию из человеческого рода одного народа братьев.

Чаадаев выдвинул идею единого человечества, единства целей и путей нравственного совершенства, единства духовного и физического миров. То обстоятельство, что человечество нездорово, он объясняет нарушением этого органического единства. Трагизм судеб России он связывает с оторванностью от человечества: «Опыт времен для нас не существует… Здесь сведен на нет всеобщий закон человечества. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось… Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная история нашей юности… Я не перестаю удивляться этой пустоте, этой удивительной оторванности нашего социального бытия» [18]. «В противоположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения и порабощения всех соседних народов» [19]. Итак, цельность России есть то, что еще должно быть достигнуто. Чаадаев признавался, что «любит в своей стране лишь ее будущее» [20].

Эта идея и явилась важнейшей в западничестве. Страдания Чаадаева, его тревоги о судьбах России достигают крайнего накала. Чаадаев — своеобразный подвижник нравственности, пренебрегший карьерой, отдавший свой интеллект делу создания собственной версии будущего России. Его путь — путь одиночки. Нравственный и интеллектуальный прогресс в русле христианства, преодоление провинциализма православия, воссоединение России с человечеством — основное для Чаадаева.

Сила западничества состояла в том, что оно ориентировалось на мировую культуру, на идею государственности, на науку как средство совершенствования общества. Развивая идею прогресса, западники защищали жизненно важный для страны, для существования государственности тип конструктивной напряженности.

Слабость западничества была в том, что оно, указывая пути и цели прогрессивного развития общества, однако, не могло выявить реальных основ для этого движения в самой почве, в массовом сознании и деятельности. Отсюда абстрактность, отсутствие неутопического перехода от реальности к идеалу. В противоположность славянофилам западники недооценивали массовые реальные ценности и переоценивали все, что, как казалось, должно приводить к росту и развитию общества, от просвещения до государственности, от демократии до террора, от науки до идеологии. Славянофилы не могли показать путь решения медиационной задачи, так как не были озабочены несовпадением реальной государственности с народной мифологией, но становились на почву этой мифологии, пытаясь ее рационализировать. Однако западники также не могли предложить реализуемый вариант решения медиационной задачи. В споре государственности и народной мифологии они заняли противоположную сторону, т. е. стали на сторону государственности (не обязательно той, которая реально существовала в то время), игнорируя значимость для государства содержания массового сознания. И те, и другие с разных сторон толкали общество к обострению социокультурного противоречия.

Славянофилы и западники воплощали раскол своей неспособностью к синтезу расколотых частей самосознания. Борьба этих двух течений русской элитарной мысли свидетельствовала о том, что два типа конструктивной напряженности обратились друг против друга и на элитарном уровне, что духовная элита оказалась неспособной дать власти и оппозиции реальное нравственное основание для конструктивных решений, преодоления раскола.

Борьба славянофильства и западничества — не эпизод в истории духовной жизни России. Она — модель жизни духа в расколотом обществе. Принципиальная возможность синтеза заключалась в амбивалентности славянофильства и западничества как амбивалентности полюсов самосознания. До конца последовательное самоуглубление славянофильства должно привести к западничеству, так как глубокое укоренение в почву неизбежно приводит к выводу, что развитие почвы необходимо для самого ее сохранения. Вместе с тем, развитие и изменение общества возможны лишь как почвенный процесс, его реальное содержание. Тем самым до конца последовательное самоуглубление западничества неизбежно приводит к славянофильству. Раскол мешал этому самоуглублению. Эти теоретические соображения свидетельствуют о возможности синтеза. Для него требовался высокий уровень медиации, отказ от господства логики инверсии, на что духовная элита оказалась не способна. Славянофильство и западничество не осознали себя как равноправные взаимопроникающие голоса диалога.

Тем не менее раскол самосознания имел и позитивный смысл. Пушкин, как подметил В. Соловьев, легко мирился с противоречием. Он даже не подозревал, что в противоречии есть задача, требующая решения. Резкий разлад между творческими и житейскими мотивами был у него чем–то окончательным, не затрагивал сферу нравственности. Раскол самосознания изменил положение. Он подвел к осознанию этого противоречия как к задаче, требующей решения на путях анализа, формирования срединной культуры, углубления медиации.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

culture.wikireading.ru


Смотрите также