Диада или триада, или Возвращаясь к полемике об идеальном. Т нагеля мыслимость невозможного и проблема духа и тела

Нагель Проблема духа и тела

Проблема духа и тела:

возможности решения

(В связи со статьей Т. Нагеля "Мыслимость невозможного и проблема духа и тела")

Д.И. ДУБРОВСКИЙ

/Вопросы философии, 2002, № 10., с. 92-107.

Становление информационного общества открывает новый этап земной цивилизации, существенно меняющий образ жизни, социокультурные процессы, парадигмальную структуру научного знания, сквозь призму которой мы воспринимаем реальность и стремимся углубить ее понимание. Возникают новые средства разработки и разрешения классических проблем, к числу которых относится интересующая нас проблема духовного и телесного (ментального и физического, сознания и мозга, психического и физиологического, субъективной реальности и объективной реальности - таковы типичные обозначения сути этой проблемы представителями различных направлений в философии и науке).

Мучительная проблема духа и тела, сознания и мозга на протяжении всей второй половины XX в. была предметом интенсивного обсуждения в западной философии. Ей посвящена поистине огромная по объему литература (сотни монографий и сборников, тысячи статей!). На этой теме было зациклено все постпозитивистское движение, поскольку оно стремилось преодолеть крайний гносеологизм логического позитивизма и реабилитировать онтологическую проблематику и "метафизические" основания науки.

Начиная с 1970 г. я внимательно следил за широкой дискуссией по вопросам соотношения ментального и физического, сознания и мозга, в которой принимали участие практически все ведущие западные философы сциентистской ориентации. Подавляющее большинство из них пыталось обосновать материалистическое решение указанной проблемы: либо с позиций физикалистского редукционизма (так называемый "научный материализм" с его теорией тождества ментального и физического), либо с позиций функционализма (обоснование тождества ментальных явлений с определенными функциональными отношениями в сложной системе). Лишь отдельные западные философы высказывали точку зрения, отличавшуюся от этих двух подходов (например, К. Поппер) или занимали откровенно дуалистическую позицию (Э. Пол-тен). Анализ указанных дискуссий был проведен мной в ряде статей, опубликованных журналом "Философские науки" в 70-х годах и в книге "Информация, сознание, мозг" (М.,1980. 4.1. Гл.1 и 2.

С тех пор по данной теме, как мне кажется, в западной философской литературе не появилось серьезных концептуальных новаций, хотя оживленные дискуссии продолжаются и сохраняют свою актуальность [см. 12, 15, 19, 24]. Свидетельством тому служит статья Томаса Нагеля - одного из крупнейших теоретиков проблемы духовного и телесного [см. I]. Она представляет значительный интерес общей позицией автора, его анализом нынешней ситуации и проектами разработки проблемы духовного и телесного (заметим, что термин "духовное" охватывает у автора все разнообразие осознаваемых явлений субъективной реальности - от переживания боли и "вкуса сигары" до актов абстрактного мышления - и часто заменяется такими терминами как "ментальное" "феноменальное", "субъективное", "сознание" и даже "осознанная точка зрения"; хотя приведенные термины имеют далеко не совпадающие значения, способ их употребления в статье понятен, посредством них автор выражает общие и отличительные свойства всего класса явлений субъективной реальности). Статья привлекает не только искусным анализом, многоплановой аргументацией, но еще и тем, что я бы назвал интеллектуальной честностью и ответственностью - качествами, которые мы начинаем все более ценить, читая философов постмодернистского толка с их неуемной саморекламой, создавших своего рода эстрадно-философский жанр, наблюдая, с каким антуражем иные наши коллеги проталкивают свой товар на философском рынке.

Т. Нагель четко формулирует свою позицию. Он считает, что "сознание следует признать концептуально несводимым аспектом реальности" [1. С. 101-102] и постольку решительно выступает как против физикалистского редукционизма ("теории тождества ментального и физического"), так и против функционалистского редукционизма, полагая, что ментальное логически не выводимо из функционального, ибо мыслима сложная система, обладающая всеми функциональными свойствами человеческого организма, но лишенная начисто "внутренней", субъективной реальности - так называемый феномен "зомби" (этот вопрос, однако, нуждается в специальном обсуждении, на чем мы остановимся позже).

Отвергая редукционистские варианты решения проблемы, Т. Нагель убежден, что между ментальным и физическим (физиологическим) существует не случайная, а именно необходимая связь, доказательство наличия которой и составляет главную задачу. И автор подробно анализирует трудности, встающие перед теоретиком, при попытках ее решения.

Эти трудности давно известны, многократно обсуждались в литературе, посвященной проблематике духовного и телесного, сознания и мозга. Если говорить кратко, то главные из них следующие:

1. Ментальным явлениям нельзя приписывать пространственные свойства, физические же явления (в том числе нейрофизиологические процессы в головном мозге) ими непременно обладают. Как можно при таких условиях говорить о связи между ними, тем более о необходимой связи. Это создает, по выражению Т. Нагеля, ситуацию "немыслимости" необходимой связи, ее "невообразимости". К тому же описание ментальных явлений, скажем, переживаемого мной сейчас вкуса сигары и описание определенных мозговых процессов, с которыми, как мы предполагаем, необходимо связано это переживание, настолько различны, что понимание смысла этой связи оказывается в высшей степени затруднительным. Здесь, по словам Т. Нагеля, имеет место "провал в объяснении". Для того чтобы его преодолеть, необходима новая система понятий, которая была бы способна логически объединять столь разные системы описания. Но ее нет, и перспективы ее создания крайне смутны.

2. Поскольку ментальные явления не суть физические, то им нельзя приписывать не только пространственные свойства, но в равной степени массу и энергию. Тогда возникает вопрос: как может физическое (физиологическое) воздействовать на ментальное, вызывать его изменения и, наоборот, как может ментальное вызывать физические (физиологические, телесные) изменения. Взаимодействия же такого рода эмпирически очевидны (например, мое желание, намерение взять предмет вызывает движение руки). Т. Нагель пишет: "У нас есть достаточные основания полагать, что ментальное сопутствует физическому, т.е. что нет ментальных различий без соответствующего физического различия. Но чистое, никак не объясненное сопутствие - это не решение, а знак того, что здесь имеет место нечто фундаментальное, чего мы не знаем. Мы не можем рассматривать чистое сопутствие как конец дела, потому что это значило бы признать, что физическое вызывает ментальное, никак не отвечая на вопрос, как оно это делает. Но должно быть какое-то "как", и наша задача - понять его" [1.С. 106-107].

Таковы основные трудности, если отвлечься от связанных с ними вопросов, так сказать, второго плана, рассмотрение которых также представляет большой теоретический интерес. Это, например, методологические вопросы, касающиеся дискретизации и описания явлений субъективной реальности, соотношение описания их от первого лица ("Я испытываю боль") и от третьего лица, вопросы связи и различий понятий физического и физиологического, психического и субъективной реальности и др. Я не могу на них останавливаться, ибо это заняло бы слишком много места. Ограничусь в дальнейшем лишь изложением оценки Т. Нагелем нынешней ситуации в попытках справиться с указанными выше теоретическими трудностями, предлагаемым им проектом разработки проблемы духовного и телесного, сознания и мозга, моими критическими соображениями по поводу ряда его положений и, наконец, кратким изложением давно предложенной мной концепции [см. 2-8], способной, как мне кажется, реализовать проект Т. Нагеля.

Ситуацию, сложившуюся в западной философии после полувековых усилий решить проблему духовного и телесного, Т. Нагель оценивает весьма пессимистично. По его мнению, сейчас "ни у кого нет правдоподобного ответа на проблему духа и тела" [1. С. 101]; в решении этой проблемы возник "тупик"; между сознанием и мозговыми процессами существует связь, "остающаяся для нас непостижимой" [1. С. 107]. Попытки редукционистского решения проблемы несостоятельны, однако отсутствуют и серьезные антиредукционистские ее разработки. "В настоящее время у нас нет концептуальных средств, которые позволили бы нам понять, каким образом субъективные и физические свойства могут одновременно быть существенными сторонами единой сущности или процесса" [1. С. 105].

Вместе с тем Т. Нагель выражает уверенность в том, что решение этой мучительной проблемы возможно и призывает наращивать интеллектуальные усилия, создавать новые альтернативы редукционистским концепциям выдвигает свой проект поиска решения проблемы духовного и телесного. Предлагаемый проект, правда, носит весьма общий характер, не выходит за рамки традиций аналитической философии в ее многолетнем опыте обсуждения этой проблемы. Несмотря на резко критическое отношение к редукционизму, некоторые ходы мысли автора, как ни странно, несут на себе печать зависимости от парадигмы физикализма (о чем еще будет сказано ниже). Однако цели, поставленные Т. Нагелем, главные теоретические задачи, которые, как он полагает, нам надо решить, и желаемые концептуальные результаты вызывают у меня полную солидарность.

Т. Нагель пишет: "Я понимаю наше положение так: наша неспособность предложить умопостигаемую концепцию отношения между духом и телом есть свидетельство неадекватности наших теперешних понятий, так что нам нужна дальнейшая их разработка" [1. С. 102]. Это прежде всего относится к понятию "сознание", которое надо расширить, что является одним из условий предлагаемого им "экспансионистского" подхода. "Наша проблема состоит в том, что в пространстве возможного развития, определяемом понятием сознания, нет места для необходимой связи с физиологией. Но это не исключает возможности введения нового понятия сознания, понятия-преемника, которое одновременно и сохранило бы существенные черты исходного понятия и было бы открыто для обнаружения таких связей". Без такого расширения "не остается никакой надежды преодолеть тот провал в объяснении, о котором мы говорили" [1. С. 106]. Т. Нагель считает, что понятие "сознание", помимо явных признаков, включающих отображение поведенческих или функциональных актов, имеет неявное содержание, которое должно выражать искомую необходимую связь ментального с мозговыми физиологическими процессами.

Такое расширение содержания понятия мыслится по аналогии с типичным для результатов научного познания расширением содержания обыденных понятий, например, понятия "вода", явные признаки которого были дополнены неявными признаками о ее химическом составе. Этот ход мысли предлагался автором и в других его работах, в том числе и в увидевших свет более 30 лет тому назад, когда он еще пытался сохранить общую идею физикализма и отстаивал версию так называемого "теоретического материализма", согласно которой отождествление явлений сознания с мозговыми процессами возможно лишь в виде "теоретической редукции", т.е. путем редукции некоторого наблюдаемого обыденным способом объекта к определенному теоретическому объекту, как он описывается соответствующей научной теорией (например, вода отождествляется с Н2О, температура газа не означает ничего иного, как кинетическую энергию определенного множества молекул и т.п. [см. 20, 21].

Кстати, подобный ход мысли в ряде отношений приближался ко взглядам "элиминативных материалистов", которые считали, что все "ментальные термины", поскольку они являются терминами обыденного языка, должны быть в ходе развития науки вообще элиминированы и заменены точными научными терминами. Стоит вспомнить, что такую позицию отстаивал П. Фейерабенд [17], а нынешний постмодернист и ультрапрагматист Р. Рорти был в те времена ультраматериалистом (кем он только с тех пор не побывал, стремясь угнаться за философской модой!). Р. Рорти отстаивал тогда самую радикальную версию элиминативного материализма и называл ее "формой исчезновения". Поскольку, говорил он, то, что мы называем ощущением, является не чем иным, как мозговым процессом, термин "ощущение" утрачивает смысл и становится излишним. Ментальные термины должны исчезнуть: "Материалист предсказывает, что нейрологический язык победит" [25. Р. 230].

Т. Нагель, конечно, отвергает столь утопические обещания. Расширение понятия "сознание" мыслится им при сохранении его явного содержания. "Если мы сможем сделать это, не отрицая феноменологии и не сводя ее к чему-то другому, мы сделаем первый шаг к экспансионистскому и в то же время все же не дуалистическому решению проблемы духа и тела. Все это - добавляет он, однако, - пока еще чистая фантазия..." [1. С. 106].

Действительно, трудно представить, каким образом можно произвести такое расширение. Желаемое включение в само понятие "сознание" его мозговых нейрофизиологических эквивалентов немыслимо. Если это возможно было бы сделать, проблема оказалась бы решенной (вернее, ее просто не было бы). А постольку эта часть проекта Т. Нагеля не имеет достаточных оснований для поддержки, хотя в ней есть интересные соображения о соотношении феноменологического и физиологического описания в плане категорий внешнего и внутреннего, соответственно о двух способах референции [См. 1. С. 110-111] и др.

В ходе анализа трудностей проблемы и рассмотрения различных теоретических возможностей Т. Нагель далее несколько изменяет свой проект и склоняется к выводу, что "понятием-преемником", о котором шла речь выше, должно быть не расширенное понятие "сознание", а некоторое принципиально иное понятие, способное включать единство феноменологического и физиологического.

Тут Т. Нагель формулирует наиболее важную и целиком разделяемую мной часть своего проекта. Приведем эти положения автора с максимальной полнотой. "Правильной, - говорит он, - была бы такая точка зрения, которая, вопреки существующим концептуальным возможностям, с самого начала включила бы в себя субъективность и пространственно-временную структуру, так чтобы все ее описания

подразумевали обе эти вещи сразу, чтобы она описывала внутренние состояния и их функциональные отношения к поведению и друг к другу феноменологически изнутри и физиологически снаружи не параллельно, а одновременно" [1. С. 112]. "Трудность здесь в том, что такую точку зрения нельзя сконструировать просто конъюнкцией ментального и физического. Она должна быть чем-то действительно новым, в противном случае она не будет обладать необходимым единством. Действительно необходимую связь можно раскрыть только с помощью нового теоретического построения, реалистического по своей интенции, контекстуально определяемого как часть теории, объясняющей как привычно наблюдаемые феноменологические, так и физиологические характеристики этих внутренних событий" [1. С. 112].

И, наконец, итоговые высказывания Т. Нагеля: "Предполагается по существу следующее: что даже хотя невозможна никакая прозрачная и непосредственная связь между физиологическим и феноменологическим, а только эмпирически установленная экстенсиональная корреляция, мы можем надеяться и должны пытаться построить - как часть научной теории сознания - третье понятие, из которого непосредственно вытекают и ментальное, и физическое и благодаря которому их актуальная необходимая связь друг с другом станет для нас прозрачной. Такое понятие надо создать - мы не можем просто найти его валяющимся на дороге... В настоящее время такое решение проблемы духа и тела в буквальном смысле невообразимо, но оно может быть не невозможным" [1. С. 112]. (В последних трех цитатах слова жирным шрифтом выделены мной. -Д.Д.).

Хочу еще раз сказать, что я согласен с основными задачами, поставленными в проекте Т. Нагеля. Но возражаю против его утверждений, что для решения проблемы сейчас нет "концептуальных возможностей", что такое решение пока "невообразимо", что нужно изобретать "третье понятие" и т.п. Я убежден, что у нас давно есть необходимые концептуальные возможности и средства, есть столь желанное "третье понятие". Чтобы увидеть это, надо отдать себе отчет в существенных изменениях парадигмальной структуры научного знания, происшедшей за последние 50 лет, нужно снять, наконец, физикалистские очки, преодолеть гипнотическое действие парадигмы физикализма, резко сужающей горизонт теоретических возможностей в разработке проблемы духовного и телесного.

Напомним, в жесткой форме парадигма физикализма, как общая мировоззренческая и методологическая установка, проводилась логическим позитивизмом. По словам К. Гемпеля, "все отрасли науки, в принципе, одной и той же природы, они - отрасли единой науки, физики" [18. Р. 382]. Поэтому всякое подлинно научное объяснение должно обрести форму физического объяснения. Это относится и к объяснению сознания, ментального.

Представители постпозитивизма реабилитировали проблему духовного и телесного, которую логические позитивисты относили к числу псевдопроблем, но они в своем большинстве продолжали выступать с позиций радикального физикализма: любые свойства и способности человека, в том числе его сознание, как утверждал Д. Армстронг, "могут быть редуцированы к исключительно физическим свойствам" [14. Р. 37].

Парадигма физикализма в естествознании была детищем индустриальной эпохи. Начиная примерно с середины прошлого века, в связи с развитием кибернетики, теории информации, системных и структурных исследований, бурным развитием технологии массовых коммуникаций, ознаменовавшим начавшийся переход к постиндустриальному, информационному обществу, парадигма физикализма стала обнаруживать свою несостоятельность. Серьезный удар ей был нанесен концепцией функционализма, еще ранние представители которой (X. Патнэм, Дж. Фодор, Д. Люис и др.) утверждали, что функциональные свойства нередуцируемы к физическим. Опираясь на результаты математика Тьюринга (знаменитая "машина Тьюринга"), они показали, что физическое объяснение не является универсальным, поскольку функциональная организация системы в принципе логически отличается от ее описания в плане ее физико-химического состава [см. 23. Р. 281]. Идея возможности унификации научного знания на базе физики становилась все более сомнительной. Отчетливо вырисовывался новый, специфический класс объектов, выпадавший из поля физического объяснения - самоорганизующиеся системы (биологические, биосоциальные, технические, экономические и др.).

Закономерности функционирования самоорганизующихся систем, естественно, не могут противоречить физическим закономерностям, но их исследование представляет особый тип познавательных задач и опирается на концептуальные средства, которые в существенной степени автономны от способов и средств физического объяснения. Здесь мы имеем дело с информационными процессами и кодовым управлением. А поскольку информация и кодовое управление однозначно не связаны с определенными физическими свойствами самоорганизующейся системы, для нее в принципе адекватно чисто функциональное описание. Это определяется фундаментальным принципом, который в моих работах именуется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя (одна и та же информация может быть воплощена и передана разными по своим физическим характеристикам носителями). Отсюда вытекает обоснование особого типа причинности - информационной причинности (действие определяется в этом случае не сугубо физическими факторами - величиной массы, энергии, а именно данной информацией в условиях данной кодовой зависимости, сложившейся в данной самоорганизующейся системе). Все это свидетельствует о несостоятельности парадигмы физикализма, о необходимости соблюдения меры в привязке к теоретическому каркасу физического знания современных исследований информационных процессов, преодоления известной физикалистской зашоренности мышления теми, кто стремится разрабатывать проблему духовного и телесного, сознания и мозга (подробнее о методологических тупиках, создаваемых парадигмой физикализма в исследованиях проблемы духовного и телесного см. 6, гл. 2).

Мы вступили в эпоху информационного общества, невиданными темпами развиваются компьютерные технологии и связанные с ними средства и формы научного познания. На передний план выдвинулись задачи исследования информационных процессов, самоорганизующихся систем, расшифровки кодовых зависимостей, функциональных отношений. Достигнуты выдающиеся, фундаментальные результаты в решении такого рода задач: расшифровка генетического кода и генома человека. Быстро обогащаются не только эмпирические, но и теоретические средства этого специфического (по сравнению с классическим физикалистским естествознанием) типа научного исследования. Наука вплотную подступила к изучению информационных процессов в головном мозге, к расшифровке нейро-динамических кодов психических явлений (задача того же рода, что и расшифровка генетического кода!).

Но удивительно, что эти воодушевляющие результаты, эти концептуальные средства, теоретические возможности, лежащие, казалось бы, на поверхности, остаются "не замеченными" при разработке проблемы духовного и телесного, сознания и мозга.

Становится даже как-то неловко говорить, что на поставленные Т. Нагелем вопросы, решение которых он считает сейчас даже "невообразимым", существуют простые и ясные ответы.

Итак, я заменяю утверждения Т. Нагеля на противоположные: "в настоящее время у нас" есть концептуальные средства, "которые бы позволили нам понять, каким образом субъективные и физические свойства могут одновременно быть существенными сторонами единой сущности или процесса" [см. 1. С. 105]; у нас давно уже есть "третье понятие, из которого непосредственно вытекают и ментальное и физическое и благодаря которому их актуальная необходимая связь друг с другом станет для нас прозрачной" [1. С. 112].

Этим "третьим понятием" является понятие информации.

Здесь нет нужды анализировать его и существующие концепции информации, я подробно занимался этим в прежних работах [см., напр.: 6, 7J; по этим вопросам существует обширнейшая литература [из последних монографий см.: 9, 10, 11 и др.]. Я возьму только те определения информации, которые а) являются общепринятыми в научном сообществе (и эмпирическое опровержение которых сейчас "невообразимо"), б) достаточны для наших с Т. Нагелем целей.

1. Информация необходимо воплощена в своем физическом носителе (не существует вне определенного физического объекта, процесса).

2. Одна и та же информация (для данного типа самоорганизующихся систем) может быть воплощена (и передана) разными по своим физическим свойствам носителями. Я называю это принципом инвариантности информации по отношению к физическим (химическим, субстратным, пространственным, временным) свойствам ее носителя. Сокращенно - ПИ).

3. Информация может служить фактором управления, т.е. причиной определенных изменений в самоорганизующейся системе (поскольку употребляется понятие самоорганизующейся системы, необходимо очертить его объем. Сюда относятся, по крайней мере, биологические, биосоциальные, технические и общественные системы).

Из этих трех исходных положений (попытайтесь их опровергнуть!) вытекают важные следствия: 1) одна и та же информация может кодироваться по-разному, перекодироваться, иметь различные кодовые формы; 2) информация существует лишь в определенной кодовой форме, которую и представляет ее носитель; 3) управление осуществляется на основе сложившейся кодовой зависимости, которая являет собой определенное соответствие между свойствами носителя информации в их конкретной пространственно-временной упорядоченности и его "значением" для самоорганизующейся системы, т.е. собственно информацией, при этом результат управляющего действия определяется не физическими свойствами носителя самого по себе, а именно информацией.

Остановимся на этих следствиях подробнее. Поскольку информация не существует вне своего носителя, она не существует вне и помимо определенной кодовой формы, говоря короче, вне кода. То, что именуется расшифровкой кодов, "декодированием", в действительности представляет собой перевод "непонятного" кода в "понятный". Это означает, что существует два типа кодов. Первый сразу "понятен" системе (подсистеме), которой он адресован, не требует специальной операции декодирования; я называю его "естественным" кодом. Второй, для того чтобы стать "понятным" системе, требует декодирования; я называю его "чуждым" кодом.

Но декодирование, расшифровка кода (это особенно важно подчеркнуть!) есть не что иное, как перекодирование, т.е. перевод "чуждого" кода в "естественный". Если информация "понятна" системе, т.е. представлена в форме "естественного" кода, то это означает, что она служит или способна служить в ней фактором ее целесообразного функционирования, фактором управления (поддержания и развития самоорганизации, реализации ее целей).

В сложной самоорганизующейся системе (элементы и подсистемы которой также являются самоорганизующимися системами, например организм и его клетки) управление осуществляется на основе сложившейся в филогенезе или онтогенезе цепи кодовых зависимостей, образованных "естественными" кодами.

Приведенные выше три исходных положения и их краткие пояснения достаточны для наших целей. Теперь сделаем следующий шаг. Он состоит в том, чтобы признать правомерность определения "ментального" в качестве информации.

Здесь, однако, следует уточнить терминологию, которая используется Т. Нагелем: "ментальное", "духовное", "субъективное", "феноменологическое", "сознание" и др. Как уже отмечалось выше, эти термины далеко не равнозначны, но все они в той или иной степени фиксируют уникальное свойство психических явлений - состояние наличного субъективного переживания. Понятие психического является более широким, так как охватывает и область бессознательного, и такие аналитически вычленяемые особенности личности, как темперамент, характер и др. Поэтому будет лучше использовать термин "субъективная реальность" (или "явление субъективной реальности"), имея в виду текущее осознаваемое переживание, которое, впрочем, можно обозначить также и термином "явление сознания".

Вполне естественно утверждать, что всякое явление субъективной реальности (всякое явление сознания) есть информация, ибо оно интенционально, что-то отображает, есть определенное "содержание", знание, имеющее значимость и способное служить для тех или иных целей. Информация же необходимо воплощена в своем материальном носителе, которым в данном случае является определенный нейрофизиологический процесс (согласно современным научным представлениям - определенная мозговая нейродинамическая система).

studfiles.net

Нагель Проблема духа и тела

В) Но способность управлять собственной мозговой нейродинамикой может быть истолкована только в том смысле, что нейродинамические системы типа X, взятые в их актуальной и диспозициональной взаимосвязи, являются самоорганизующимися, образуют в мозгу человеческого индивида личностный уровень мозговой самоорганизации (уровень мозговой самоорганизующейся эго-системы). Другими словами, сознательное "Я" со всеми его гностическими, ценностными и волевыми особенностями представлено в функционировании мозговых нейродинамических систем типа Х как самоорганизующихся систем.

Следовательно, акт свободы воли (как в плане производимого выбора, так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели) есть акт самодетерминации. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминизма, но последнее должно браться в смысле не только внешней, но и внутренней детерминации (задаваемой программами самоорганизующейся системы). Такого рода информационное причинение как раз и выражает акт самодетерминации. И это не оставляет никакого места злополучному гомункулусу.

При таком подходе можно наметить перспективные направления исследования тех уровней мозговой организации, которые представляют нашу эго-систему - кодовое воплощение индивидуально-целостной субъективной реальности человека. Методологическим ключом здесь служит принцип самоорганизации, который уже достаточно апробирован современной наукой. Этот принцип позволяет раскрыть функциональное единство самоотображения и самоуправления и придать конкретный смысл понятию самодетерминации. Я оставил в стороне рассмотрение проблемы сознания и мозга в плане философской онтологии, так как в рамках статьи для этого не хватает места. Это, конечно, существенный аспект данной проблемы, которая, тем не менее, является по преимуществу научной, а не философской и требует своей разработки именно научными средствами - для решения насущных практических задач. Хотелось бы, однако, подчеркнуть, что изложенная выше информационная концепция хорошо коррелирует с материалистическим мировоззрением и служит в определенной степени его обоснованию, так как показывает, что духовное (ментальное, психическое) выступает в качестве функционального свойства, "эмерджентного свойства", как говорит выдающийся нейрофизиолог Р. Сперри [см. 13] высокоорганизованных материальных систем. Развитие этого свойства отчетливо прослеживается в ходе биологической эволюции, что служит важнейшим аргументом. Кроме того, трактовка явлений сознания в качестве информации снижает степень их оригинальности в ряду других явлений объективной реальности, сближает их с ними, побуждает не принимать на веру утверждение Т. Нагеля и многих его западных коллег о наличии тут "пропасти" и "провала в объяснении".

Примечания

1Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы философии. 2001. № 8.

2Дубровский Д.И. Мозг и психика // Вопросы философии. 1968. № 8.

3Дубровский Д.И. Психические явления и мозг. М., 1971.

4 Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме "сознание и мозг" //Вопросы философии. 1976. №11.

5Дубровский Д.И. Расшифровка кодов (Методологические аспекты проблемы) // Вопросы философии. 1979. № 12.

6Дубровский Д.И. Информация, сознание, мозг. М., 1980.

7Дубровский Д.И. Проблема идеального. М., 1983. Гл. IV.

8Дубровский Д.И. Психика и мозг: результаты и перспективы исследований// Психологический журнал. 1990. № 6.

9Кадомцев Б.Б. Динамика и информация. М., 1999.

10Корогодт В.И., Корогодина В Л. Информация как основа жизни. Дубна, 2000.

11Мелик-Гайказян И.В. Информационные процессы и реальность. М., 1998.

12Прист С. Теории сознания. М., 2000.

13Сперри Р.У. Перспективы менталистской революции и возникновение нового научного мировоззрения // Мозг и разум. М., 1994.

14Armstrong DM. A Materialist Theory of Mind. L., 1968.

15Clialmers DJ. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory. N.Y., Oxford Univ. Press, 1996.

16DennetD.C. Consciousness Explaind. Little-Brown, 1991.

17Feyerahend P.К. Materialism and the Mind-Body Problem // Modern Materialism: Readings on Mind-Body Identity. N.Y., Chicago, 1969.

18Hempel K.G. The Logical Analysis of Psychology // Readings in Philosophical Analysis. N.Y., 1949.

19Lewis D. Reduction of Mind // A Companion to the Philosophy of Mind. Blackwell, 1994.

20NagelT. Physicalism// Modem Materialism...

21Nagel T. Armstrong on the Mind // Philosophical Review, LXX1X. July 1970.

22Nagel T. What is it like to be a Bat? // Philosophical Review, LXXXIII, October, 1974.

23Putnam H. The Mental Life of Some Machines // Modem Materialism...

24Penrose R. Shadows of the Mind. Oxford Univ. Press, 1994.

25Rorty R. In Defence of Eliminalive Materialism//Materialism and the Mind-Body Problem. London, 1971.

1 Разумеется, из ПИ не вытекает безразличие кодовой формы для самоорганизующегося системы, им подчеркивается лишь то, что она может быть разной. В ходе биологической эволюции и антропогенеза совершается отбор наиболее целесообразных кодов (экономичных в энергетическом отношении, лучше и проще организованных но тем или иным параметрам - пространственному, временному и др.). В итоге некоторые формы кодов оказываются стабильными для всей истории самоорганизующихся систем или для отдельных се весьма длительных периодов (кодовая система ДНК, частотно-импульсный код в нервной системе, язык).

2 Мною предлагался предположительный способ такого различения на основе пяти аналитических параметров [см. 7. С. 109-116].

studfiles.net

Нагель Проблема духа и тела

Этим, в принципе, решается вопрос о необходимой связи "ментального" и "физического" (сознания и мозговых процессов).

Однако следует уяснить особенности этой необходимой связи. Для краткости дальнейшего изложения обозначим всякое явление субъективной реальности через А, а мозговой нейродинамический носитель такого рода информации через X. Связь между А и Х является не причинной, а функциональной, она представляет собой сложившуюся кодовую зависимость. Последняя выражает отношение "представленное™" данной информации в данном конкретном (по своей организации и физическим свойствам) носителе для данной самоорганизующейся системы. Х есть специфический код А, вне которого А не существует. А и Х суть явления одновременные, что свидетельствует именно о функциональном, а не о причинном характере необходимой связи между ними; это означает, что они - явления, если так можно выразиться, однопричинные (т.е. следствия одного и того же действия).

И здесь хотелось бы возразить Т. Нагелю по поводу его оценки концепции функционализма как якобы неадекватной для решения проблемы сознания и мозга. Главный его аргумент связан с тем, что в западной литературе называют "логической возможностью зомби", т.е. логической возможностью функционального описания существа, которое начисто лишено сознания, хотя идентично по своим функциям всем функциям организма человека и его мозга. Слабость этого аргумента в том, что понятие функции неоправданно сужается, ограничивается только физиологическими и поведенческими актами; из него почему-то исключаются "ментальные функции". Это и создает впечатление о логической возможности "зомби". Но даже если ограничиться столь узким применением понятия функции, то и тогда остаются большие сомнения в логической возможности "зомби", ибо совсем неясно, достигнута ли идентичность в описании всех физиологических функций человека и гипотетического существа. Если она действительно достигнута (что трудно себе представить), то тогда возникает сильная логическая возможность как раз того, что это существо обладает и сознанием.

Что касается приводимого Т. Нагелем "обратного" тезиса функционализма, что мыслим "сознательный субъект с такой же внутренней жизнью, как наша... но у которого вместо мозга - электронные цепи" [1, с. 108] (заметим, что тут автор включает в разряд функции и сознание, "ментальное"), то такое положение вещей вполне логически возможно. Оно несколько эмоционально перефразирует известный тезис об изофункционализме систем, т.е. о возможности воспроизведения одних и тех же функций на разных (по своим физическим, химическим, структурным свойствам) субстратах, что в данном случае вытекает из принципа инвариантности информации по отношению к субстратным свойствам ее носителя (ПИ). Такая концептуальная установка не только стимулирует широчайшие перспективы технического конструирования, развития компьютерных технологий и, что особенно важно, протезирования элементов и органов в медицинской практике, но вместе с тем небиологических форм эволюции человека и изменений всего предметного облика нашей цивилизации. Она позволяет мыслить вероятность существования во Вселенной братьев по разуму с совершенно иной субстратной основой и организацией.

Важно учитывать, что концепция функционализма, выступающая в качестве альтернативы радикальному физикализму, является весьма широкой, охватывает сферу неживой природы, техники, биологических и биосоциальных систем, социума в его многообразных динамических структурах. В области проблемы сознания и мозга она фигурирует в виде своих общих положений и полностью совместима с предлагаемым мной информационным подходом к решению указанной проблемы. Она позволяет глубже уяснить сущность функциональной связи, специфику кодовой зависимости, а тем самым и природу субъективной реальности в качестве особого типа информационного процесса, особого способа "представленности" информации для высокоразвитой самоорганизующейся системы и ее отношений с другими типами информационных процессов и другими способами "представленности" информации.

А, как определенное "содержание", т.е. собственно информация, представленная мозговым кодом типа X, может при сохранении "содержания" перекодироваться, быть представленной в других типах кодов, например, посредством комплекса графических знаков, набора звуков и т.д.; подобные коды способны существовать вне личностей и независимо от них. Однако качество субъективной реальности здесь исключается. Это качество необходимо связано лишь с определенным типом мозговых кодов. Оно связано так же с бихевиорально-экспрессивным кодом (двигательные акты, выражение глаз и т.п.) и речевым кодом, но только мозговой нейродинамический код типа Х является для него фундаментальным.

С предлагаемых теоретических позиций определенный смысл имеет и сакраментальный вопрос о пространственных характеристиках, о локализации явлений субъективной реальности. Как всякая определенная информация, явление субъективной реальности находится в своем коде, который представляет собой нейродинамическую систему, обладающую конкретными пространственными и временными свойствами. Вместе с тем одна и та же информация может быть воплощена в разных кодах и, следовательно, иметь различное пространственное размещение, она может быть транспортирована из одного места в другое или тиражирована, т.е. находиться одновременно в разных местах. При этом местоположение информации не затрагивает ее "содержания".

Последнее относится и к явлениям субъективной реальности. То же самое можно утверждать о значении, содержании начертанного слова. Допустимо ли приписывать "значению" ("смыслу") длину, высоту и т.п.? Здесь две системы понятий, не имеющих между собой прямых логических связей (одна из них принадлежит классическому физикалистскому естествознанию, другая - гуманитарному знанию).

Для их связи нужны посредствующие категориальные звенья, одним из которых как раз и выступает понятие информации.

Между тем вопрос о местонахождении информации становится весьма существенным, когда возникает задача диагностики кодового объекта (т.е. носителя информации, объекта, суть которого не в его физических, субстратных, структурных свойствах, а в его функциональном значении, в том, что именно и для чего он "представляет") и когда возникает задача расшифровки кода, постижения информации. заключенной в кодовом объекте. Если мы хотим "присвоить" эту информацию (сделать ее местообитанием наш мозг), то мы должны найти хотя бы одно конкретное место, где она существует - конкретный кодовый объект (предметный, знаковый и т.д.) или конкретного человека, в мозговых кодах которого воплощена интересующая нас информация.

Принятые выше исходные теоретические посылки позволяют дать обоснованные ответы на другие ключевые вопросы, связанные с попытками решения проблемы сознания и мозга.

1. Как объяснить, что объективно существующий в мозгу человека нейродинами-ческий код переживается им в качестве субъективной реальности? Как, например, возможно субъективное переживание образа воспринимаемого мной сейчас дерева, если объективно его в мозгу нет?

Оставим в стороне одиозные ответы на этот вопрос, согласно которым в мозгу во время восприятия возникают химические копии образа (или иные его дубликаты). Между тем многие серьезные авторы считают, что нужно допустить наличие в мозгу специального механизма декодирования, переводящего код в образ. Однако такое допущение порождает дополнительные трудности. (Тут явно не обойтись без пресловутого гомункулюса!)

Главное в том, что невозможно ведь избавиться от кодовой формы образа, который представляет собой информацию о внешнем предмете. А как быть, если в качестве информации выступает не чувственный образ, а некоторая абстракция, например мысль о бесконечности, которая занимает меня в данную минуту? Как и во что здесь нужно декодировать мозговой нейродинамический код этой мысли? Ведь декодирование есть перекодирование в "естественный" код, не более! Информация, представленная в "естественном" коде, непосредственно "понятна" самоорганизующейся системе (в данном случае мозговой эго-системе, представляющей наше Я, - о ней подробнее будет сказано далее). Частотно-импульсный код на выходе' сетчатки глаза сразу же "понятен" той мозговой структуре, которой он адресован. Значение слова "дерево" сразу понятно человеку, знающему русский язык; ему не нужно специально анализировать физические и структурные свойства этого кода. Декодирование требуется, когда мы имеем дело с "чуждым" кодом, но оно означает лишь преобразование его в "естественный" код. После того как найден и закреплен способ такого преобразования, "чуждый" код становится для самоорганизующейся системы "естественным", что знаменует акт ее развития.

Кодовая организация носителя информации никогда "не похожа" на то "содержание", которое составляет воплощенная в нем информация. Что может быть общего в организации элементов букв и всех графических компонентов слова "дерево", с одной стороны, и его "содержанием", т.е. информацией о соответствующем внешнем объекте, о дереве. Тут нет ни малейшего подобия. Однозначное соответствие между информацией и "устройством", организацией ее кода носит совершенно иной характер, не имеющий, как правило, ничего общего с отношением копирования и подобия в указанном выше смысле (вопрос об отображении одного объекта – в другом, об отношениях гомоморфизма и изоморфизма, о способах кодирования информации составляет специальную тему, обсуждать которую здесь нет возможности).

Все сказанное выше относится и к соответствию между явлением субъективной реальности и его мозговым кодовым носителем. Искать тут, как уже говорилось выше, копирование и подобие бессмысленно. К этому, однако, склоняет веками укоренявшийся в нашем сознании физикалистский тип мышления, которому трудно, невозможно допустить другое объяснение. Вот и у Т. Нагеля встречаются рецидивы такого рода: "Но мы не можем видеть, - пишет он, - каким образом самое подробное описание того, что происходит в мозгу, может исчерпывающим образом объяснить вкус сигары, даже если бы мы смогли увидеть, как это описание объясняет все физические эффекты такого восприятия. И пока этот провал в объяснении остается, отождествление рассматриваемых нами состояний будет проблематичным" [1. С. 105; см. также с. 102, где автор говорит, что нам необходимо "какое-то видение или представление самого студенистого мозга, который в свете своего понимания люди смогут увидеть как ощущающий вкус шоколада. И хотя в настоящее время это немыслимо, я думаю, именно этого нам придется достичь, чтобы добраться до истины в этих вопросах"].

На самом деле тут нет никакого "провала в объяснении", если иметь в виду не обнаружение некого подобия (которое можно "увидеть"), а выяснение кодовой зависимости между ощущением вкуса сигары (шоколада), т.е. данной информацией и ее носителем, мозговым нейродинамическим эквивалентом. "Отождествление" же не "будет проблематичным", если устанавливается необходимая связь между ними и принимается, что они не могут быть разделены в пространственном и временном отношениях. Это "отождествление", как признает сам Т. Нагель, не есть редукция одного к другому.

Тут возникает важный и весьма интересный вопрос: как представлена (дана) самоорганизующейся системе информация и как представлен ей кодовый носитель этой информации?

"Естественный" код как определенная упорядоченность его физических свойств, субстратных элементов является для самоорганизующейся системы, если так можно выразиться, прозрачным - как в том смысле, что составляющие его свойства, элементы не дифференцируются, выступают в качестве целостности, сразу "открывающей" воплощенную в ней информацию в случае "внешнего" "естественного" кода (например, хорошо известные слова родного языка), так и в том смысле, что кодовый носитель и его организация совсем не отображаются на сознательном и вообще на психическом уровне в случае "внутренних" "естественных" кодов.

Важно учитывать, что и "естественные" и "чуждые" коды могут быть внешними и внутренними для данной самоорганизующейся системы, что обусловливает специфику задач, связанных с их декодированием и перекодированием. Я выделяю два вида задач расшифровки кода: 1) "прямую", когда дан кодовый объект и требуется выяснить информацию, которая в нем содержится (здесь налицо "чуждый" код), и 2) "обратную", когда дана определенная информация и требуется установить ее носитель и его кодовую организацию; здесь мы имеем дело с "естественным" кодом, и такая задача является, как правило, более трудной [см. об этом подробнее: 5].

Мозговые коды типа Х являются внутренними "естественными" кодами. Воплощенная в них информация (А) дана индивиду непосредственно в виде явлений его субъективной реальности (его чувственных образов, мыслей и т.п.). При этом "устройство" мозгового нейродинамического кода и вообще наличие этого кода каждым из нас совершенно не отображается. Нам дана информация как бы в "чистом" виде, т.е. мы не чувствуем процессов, совершающихся при этом в нашем мозгу, не отображаем их на психическом уровне. Когда человек размышляет о чем-нибудь, он оперирует информацией, данной ему в "чистом" виде. Такого рода данность информации в "чистом" виде и способность оперировать ею представляют кардинальный факт нашей психической организации. Но этот несомненный факт (что мы переживаем образ предмета или думаем, но при этом не знаем, что происходит в то же время в нашем мозгу) стоит осмыслить, важно попытаться объяснить, почему наша психическая организация устроена именно так (это должно послужить и для более углубленного ответа на поставленный выше первый вопрос).

2. Почему в явлениях субъективной реальности человеку дана информация об отображаемых объектах, а также информация о них самих (характерная для актов сознания рефлексивность), но совершенно отсутствует отображение носителей этой информации (т.е. не содержится никакой информации о собственных мозговых кодах)?

Краткий ответ: в силу ПИ1. Так как одна и та же информация может существовать в разных кодах, отображение конкретных свойств носителя информации является для самоорганизующейся системы в большинстве случаев несущественным.самоорганизующейся системы в большинстве случаев несущественным. Для эффективного функционирования ей нужна информация как таковая (достоверная информация о внешних объектах и ситуациях, о наиболее вероятных изменениях среды и способах взаимодействия с нею, о собственных системных состояниях и изменениях и т.п.). Поскольку характер поведенческого акта определяется именно семантическими и прагматическими параметрами информации, а не конкретными свойствами ее носителя, ибо они могут быть разными, постольку в ходе биологической эволюции и антропогенеза способность отображения мозгового носителя информации не развивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самой информации, расширения ее диапазона, способность более эффективного оперирования ею и использования ее для управления и саморазвития.

На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (в сравнении с психикой животных), что, естественно, связано с возникновением и новых кодовых форм хранения, преобразования и передачи информации (прежде всего языка). Суть этого нового качества можно определить в данном контексте как способность такого оперирования информацией, при котором практически неограниченно может воспроизводиться информация об информации. Это создает характерное для сознания "двойное" отображение (сквозь призму модальностей "Я" и "не-Я"), а тем самым способность абстрактного мышления, духовного творчества, личностного самоотображения, целеполагания и волеизъявления. Лишь при таком типе оперирования информацией возможна та неограниченная свобода движения в сфере субъективной реальности (в мечтах, размышлениях, упованиях, фантазиях, экзистенциальных рефлексиях и т.п.), которая составляет источник не только творчества высших , ценностей и смыслов, но и бесплодного блуждания в своем внутреннем мире, а также возможность юродства, безумия, фанатического абсурда, суицида.

Рискну высказать мысль, что такая направленность развития, обусловленная ПИ, привела к тому, что на нынешнем этапе земной цивилизации обнаруживается острейший дефицит самопознания и разумного самопреобразования, угрожающий самому ее существованию. Эта направленность развития с самого начала создала и постоянно углубляла то, что я называю фундаментальной асимметрией в познавательной и преобразующей деятельности. Суть ее в следующем: несмотря на очевидную, давно осознанную философами, необходимую зависимость познания и преобразования внешнего мира от уровня, результатов познания и преобразования человеком самого себя, на протяжении всей истории основная активность была обращена во внешний мир, вектор же самопознания и самопреобразования являлся крайне укороченным, а по своим результатам ничтожным. Это привело к экологическому кризису и другим глобальным проблемам. Это питает хроническую ситуацию, когда столь часто человек не ведает, что творит или ведает о плохом, но творит его против самого себя, не способен остановиться, обуздать себя. Из века в век повторяются наскучившие сентенции о слабости воли, о том, что если бы человек мог управлять самим собой, он мог бы управлять миром и т.п.

Но чтобы эффективно управлять самим собой, необходимо выстроить в себе, в своем организме и нервной системе новую цепь кодовых зависимостей, которая бы обеспечила не только разумный проект самопреобразования, но и достаточную энергетику для его реализации. Пока наука не может нас научить этому. Частично такого рода цели достигают лишь отдельные одаренные индивидуумы, действуя интуитивно. Тем не менее мы не теряем надежды. Ведь уже сделаны серьезные шаги в этом направлении - расшифрован генетический код, геном человека. Наступает очередь постепенного практического разрешения проблемы сознания и мозга, расшифровки мозговых кодов психических явлений, изучения кодовой организации волевого действия и способов его оптимизации. Несмотря на возможные непредсказуемые негативные последствия таких достижений науки, именно они способны дать ключ к решению проблемы.

Допустимо предполагать возможность существенных преобразований нашей субъективной реальности в ее ценностно-смысловых и интенциональных аспектах путем познания и преобразования ее кодовой организации. Теоретически допустимо мыслить иные типы субъективной реальности по сравнению с той, которая присуща животным и той, которая свойственна людям. Один из таких теоретически мыслимых вариантов может заключаться в том, что некоторый внеземной тип субъективной реальности способен непосредственно предоставлять самоорганизующейся системе не только информацию об отображаемых в ней объектах и вместе с тем информацию об информации, как это свойственно людям, но также информацию о внутреннем носителе информации (его кодовой организации, механизмах функционирования, обеспечивающих субъективное переживание данной информации). Можно думать, что такой тип субъективной реальности связан с иным типом социальной самоорганизации (по сравнению с земной), ибо способность непосредственного отображения внутреннего носителя информации и воздействия на него означала бы качественно более высокую способность самоотображения и самоуправления индивида, т.е. его самосовершенствования (преобразования ценностно-смысловой структуры субъективной реальности на основе качественно высшей творческой активности, направленной на созидание духовных, в том числе пока немыслимых, наверное, для нас экзистенциальных ценностей).

Перейдем теперь к более детальному рассмотрению вопросов, связанных с действенной стороной явлений субъективной реальности.

3. Каким образом явление субъективной реальности (А), которому нельзя приписывать физические свойства, способно служить причиной телесных изменений?

В общих чертах на этот вопрос уже был дан ответ: оно воздействует на телесные процессы, управляет ими в качестве информации. Как уже говорилось, мы имеем здесь дело с информационной причинностью, точнее с ее видом - психической причинностью. Отличие этого типа причинности от физической причинности определяется ПИ, тем, что оно носит кодовый характер. Психическое причинение осуществляется цепью кодовых преобразований и его результат определяется содержательными, ценностными и оперативными характеристиками информации А, воплощенной в мозговом коде X.

Если А есть намерение совершить какое-либо сравнительно простое действие (скажем, я хочу взять лежащий передо мной карандаш и беру его), то цепь кодовых преобразований построена, как правило, по иерархическому принципу и является хорошо отработанной в филогенезе и онтогенезе (имеется в виду последовательное и параллельное включение кодовых программ движения руки и сопутствующих ему других телесных изменений, а также кодовых программ энергетического обеспечения всего комплекса этих изменений). Разумеется, то, что именуется произвольным действием требует более конкретного описания. Я ограничился самыми общими моментами объяснения "механизма" воздействия явлений субъективной реальности на телесные процессы. В этом плане хотелось бы, однако, кратко обсудить еще один вопрос.

4. Как объяснить "воздействие" одного явления субъективной реальности на другое (когда одно из них вызывает направленное изменение другого, например одни мысль влечет другую и т.п.)?

То, что одна мысль способна вызывать, порождать другую, является повсеместным фактом нашего опыта. Однако научное описание этого вызывает большие трудности из-за неразработанности методов дискретизации континуума субъективной реальности, взятого в его актуальном плане, в динамике его многомерного "содержания". Поэтому, когда говорят об отдельном явлении субъективной реальности и тем более о воздействии одного из них не другое, то нужно установить, по каким признакам его можно выделять, отличать от другого. Это - весьма сложная задача.

Но допустим, что мы можем корректно провести такое различение2. Обозначим одно из нихА1, другое – А2. Тогда, если А1 вызывает А2, то это равносильно кодовому преобразованию Х1 в Х2. Здесь также имеет место информационная (психическая) причинность. Ведь внутренний "механизм" следования А2 из A1 принципиально не отличается от тех случаев, в которых субъективное явление вызывает определенное телесное изменение. Различны лишь контуры кодовых преобразований, те подсистемы, в которых они совершаются. В случаях когда одна мысль влечет другую наиболее вероятные пути кодовых преобразований типа X, "пути следования" заданы усвоенными нормами культуры. Эти нормы (логические, моральные и др.) определяют схемы действий во внутреннем плане, наиболее вероятные "пути" содержательных изменений в сфере субъективной реальности, что особенно заметно на примере логических норм, которые довольно жестко ограничивают такие “пути следования” на дискурсивном уровне мыслительного процесса.

Однако всякое отдельное явление субъективной реальности принадлежит данному уникальному "Я" и несет на себе его печать, – оно есть момент целостной субъективной реальности, существующей только в конкретной и неповторимой личностной форме. Эта целостность, определяемая нашим "Я", представлена в мозговой эгосистеме, которая образует высший уровень мозговой самоорганизации и в сфере которой функционируют кодовые структуры типа X. Другими словами, на правленность кодовых преобразований данного типа обусловлена также и уникальностью этой эго-системы, а потому является в ряде отношений непредзаданной, зависящей от личностных особенностей, в том числе от такого личностного параметра как волеизъявление. И здесь возникает традиционный вопрос о свободе воли, который всегда стоял в центре дискуссий по проблеме сознания и мозга.

5. Как объяснить феномен свободы воли и его совместимость с детерминированностью мозговых процессов?

Здесь нет возможности, да и нужды, вдаваться в подробный анализ феномена свободы воли. Для наших целей достаточно признать, что в некоторых случаях человек осуществляет действия (в практическом или хотя бы в субъективном плане) по своей личной воле, по своему желанию, что в некоторых случаях он совершает выбор по своему внутреннему побуждению. Эти действия не могут быть однозначно детерминированы внешними факторами и предполагают для своего объяснения неотчуждаемую от личности способность ответственной деятельности и вместе с тем творческую способность.

Вряд ли можно отрицать, что по крайней мере в некоторых случаях человек может управлять движением своей мысли, оперировать по своей воле теми или иными явлениями собственной субъективной реальности (представлениями, интенциональными векторами), хотя в составе субъективной реальности есть такие классы явлений, которые либо вообще неподвластны произвольному оперированию, либо поддаются ему с большим трудом. Но признание пусть частичной способности "Я" оперировать явлениями субъективной реальности, т.е. информацией в "чистом" виде, означает вместе с тем следующее.

А) Если я могу по своей воле оперировать своими явлениями субъективной реальности, т.е. переводить A1 в А2 и т.д., то это, как уже отмечалось, равносильно тому, что я могу по своей воле оперировать их кодами Х1, Х2 и т.д., которые представляют собой определенным образом организованные мозговые нейродинамические системы. Следовательно я могу, как бы это странно ни звучало на первый взгляд, оперировать по своей воле некоторым классом своих мозговых нейродинамических систем, т.е. управлять ими. Более того, это означает, что я могу оперировать не только некоторым наличным множеством собственных мозговых нейродинамических систем, активировать и дезактивировать их определенную последовательность, но и формировать направленность кодовых преобразований (в тех или иных пределах) и, наконец, создавать новые кодовые паттерны типа X, небывалые разновидности собственных нейродинамических систем.

Нельзя же отрицать, что человек своим творческим усилием продуцирует оригинальные мысли, уникальные художественные образы. Эти новообразования в сфере его субъективной реальности имеют свое необходимое кодовое воплощение в его мозговой нейродинамике. Но субъективная реальность, как целостность, есть непрерывная историческая цепь новообразований, творцом которой так или иначе выступает наше "Я".

Б) Поскольку способность создавать новообразования в сфере субъективной реальности равнозначна способности порождать новообразования на некотором уровне мозговой нейродинамики (кодовой организации типа X), то это дает основание говорить о постоянной возможности расширения диапазона возможностей саморегуляции, самосовершенствования, творчества. И это относится, конечно, не только к управлению своими психическими процессами, но и к управлению телесными процессами, к психосоматическим контурам саморегуляции. Не вызывает сомнения, что когда человек, как говорят, силой воли подавляет боль (или когда йог, например, вызывает у себя замедление сердечного ритма), то это означает, что он формирует у себя такие паттерны мозговой нейродинамики, такую цепь кодовых преобразований, которые "пробивают" новый эффекторный путь и "захватывают" вегетативный и другие нижележащие уровни регуляции, обычно закрытые для произвольного, сознательного управления.

studfiles.net

Диада или триада, или Возвращаясь к полемике об идеальном — Философия

Науке известны такие полемики эпохального масштаба, которые благодаря высоте и глубине мысли оппонентов не теряют своей актуальности в течение длительного периода времени. Ярким примером этого является известная полемика между Дубровским и Ильенковым в 70-е годы прошлого столетия.

Эта резонансная полемика об идеальном свидетельствует о системном методологическом кризисе, в котором находится философская мысль. И дело не в том, что сталкиваются разные интерпретации границ этого фундаментального психического феномена (по Дубровскому, идеальное локализуется исключительно в пределах актуально протекающего психического процесса, а по Ильенкову, идеальное включает в себя и явления знаковой природы, мир культуры).

Трудность решения проблемы, именуемой психофизической, не связана и с тем, что она имеет разные терминологические выражения: соотношение идеального и материального, ментального и физического, духовного и телесного, сознания и мозга и др. [5, 786 – 788].

На методологический кризис в данном вопросе прямо указывает и один из участников полемики — Дубровский Д.И.: «Вот уже более полувека эта проблема (Mind-Brain Problem) служит предметом интенсивного обсуждения в аналитической философии, в котором участвуют десятки крупных мыслителей, и за это время накоплен поистине огромный объем литературы. Однако, несмотря на столь значительные интеллектуальные усилия, трудно говорить о каком-либо концептуальном прорыве в ее решении. Это подчеркивается не только российскими специалистами, но и авторитетными представителями аналитической философии» [1].

А вот вывод Д.Чалмерса – одного из тех, кого Дубровский причисляет к авторитетным представителям аналитической философии: «Мозг человека, несомненно, участвует в работе сознания. Однако он не «производит» сознание в том смысле, как это считалось ранее. Понять происхождение человеческого сознания невозможно на основании изучения пусть даже самых тонких мозговых процессов» [7].

Подобные высказывания можно привести множество, и все они свидетельствуют об отмеченном нами методологическом тупике. Что же создает этот тупик? По нашему убеждению, это «диадность» парадигмальной базы в философии психологии. Тупиковая ситуация создается «двучленным» мышлением аналитиков, пытающихся вывести один член дихотомической пары из другого и установить между ними причинную или иную связь. Этот путь приводит к эффекту замкнутого круга, когда одно неизвестное пытаются объяснить через другое неизвестное.

Наглядной иллюстрацией «диадного» мышления может служить методологическая практика и самого Дубровского Д.И., который многие годы настойчиво утверждает: «Для решения этой проблемы, прежде всего, требуется теоретически обоснованный ответ на два главных вопроса:

1. Как объяснить связь явлений субъективной реальности с мозговыми процессами, если первым нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные характеристики), а вторые ими необходимо обладают?

2. Если явлениям субъективной реальности нельзя приписывать физические свойства, то как объяснить их способность причинного действия на телесные процессы?» [1]

В приведенных рассуждениях, несмотря на декларации их автора о его принадлежности к философскому монизму, в скрытом виде присутствует известный декартовский дуализм: ведь если ищут связь между феноменально разноприродными явлениями, то по умолчанию предполагается их автономное существование. Таким образом, «диадное» мышление оказывается неизбежным следствием дуалистического подхода, по сути своей сковывающего свободу познавательной деятельности.

Главный астролог страны раскрыла секрет привлечения богатства и процветания для трех знаков зодиака, вы можете проверить себя Бесплатно ⇒ ⇒ ⇒ ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ….

Наш путь решения данной проблемы принципиально иной: господствующему в настоящее время «диадному» мышлению в качестве альтернативы мы предлагаем триадную парадигму, в которой для исследования, к примеру, психофизической проблемы должен имманентно присутствовать третий член. В такой парадигме изучение материального и идеального обязательно должно быть связано с такой сущностью, которая содержит в себе и материальное, и идеальное.

По нашему мнению, любая дихотомическая пара порождается какой-то иерархически более высокой, но неявной, неочевидной, закрытой для наблюдения сущностью. Наша мысль предстанет более ясной, если обратиться к наглядным примерам, например, примеру телевизора. Полагаем, было бы странным искать объяснение содержания телепередачи в его техническом устройстве, которое, как известно, выполняет функцию материального носителя, т.е. канала осуществления некой идеализированной функции. Очевидно, что этот канал (аналогия мозга) сам по себе не может породить телепередачу (аналогию явления субъективной реальности): чтобы появилась телепередача, на телевизионное устройство должна воздействовать внешняя сила. Другими словами, без третьего члена, обладающего более сложной структурой, механизм субъективной реальности не работает.

Следует отметить, что мысль о необходимости перехода на триадную парадигму не является абсолютно новой. Как писал Ф. Крик, возникающие при традиционном (в «диадной» парадигме) решении психофизической проблемы трудности наводят на мысль, «что весь наш способ мышления о таких проблемах, возможно, ошибочен» [3, 258].

Согласно Т. Нагелю, при рассмотрении отношения сознания к физическому миру наши понятия не раскрывают необходимую связь, которая, однако, фактически существует. Поэтому надо признать, что наши понятия сознания и тела радикально неадекватны действительности, что требуется ревизия того, как мы представляем себе сознание или материю, или и то и другое. Требуется создание новой теории, а как ее часть — введение некоторого третьего понятия, из природы которого вытекало бы понятие ментального и физического, и благодаря которому их актуальная необходимая связь стала бы для нас логически понятной [4].

Этот третий член как будто присутствует в информационной теории Дубровского, однако предлагаемое им понятие «информация» в значении «содержание сообщения», «содержание сигнала», заимствованное у Н. Винера, не удовлетворяет главному условию предлагаемого нами триадного мышления: «информация» Дубровского по сложности структуры уступает двум другим членам триады (т.е. ниже их по своему иерархическому статусу) и не обладает порождающей силой как по отношению к мозгу, так и явлениям психики. А это означает, что концепция Дубровского не выходит за рамки диадного мышления.

Поиском третьего понятия, призванного объединить дихотомическую пару «материальное – идеальное», занималась и продолжает заниматься культурно-историческая школа, основанная Л.С. Выготским. В рамках этой школы глубокое объяснение получил сам механизм функционирования идеального, т.е. была убедительно освещена не психофизическая, а психофизиологическая проблема как одна из естественнонаучных проблем. Согласно Выготскому, идеально-психическое есть интериоризированный социальный опыт индивида. Д.Б. Эльконин, один из учеников Л.С. Выготского, писал: «…первичные формы аффективно-смысловых образований человеческого сознания существуют объективно вне каждого отдельного человека, существуют в человеческом обществе в виде произведений искусств….т.е. эти формы существуют раньше, чем индивидуальные или субъективные аффективно-смысловые образования» [6, 477-478]. Разумеется, в понятие «социальный опыт» Эльконин включает весь спектр культурных достижений (а не только произведения искусства).

Таким образом, психофизическая (т.е.философско-методологическая) проблема могла бы адекватно решена в рамках этой школы, если бы понятие «зафиксированный в знаковой форме социальный опыт» получило статус третьего члена триады. В этом случае проясняется вся цепочка психического процесса. Знаковая информация, содержащая в себе некий ценностно важный для данного индивида социальный опыт, воздействует на его нейродинамическую систему таким образом, что последняя трансформирует ее в идеальный мир.

Соавтор: кандидат филологических наук А.Х. Ахмедов

Литература

Обращаясь в профессиональный колл-центр http://simplesol.ru/ вы не только экономите на штатных сотрудниках, но и получаете в свое распоряжение высококачественных операторов, которые знают и применяют все стандарты телефонных переговоров.
Дубровский Д.И. Субъективная реальность и мозг: опыт теоретического решения проблемы // Вестник Российской академии наук, 2013, №1.
Ильенков Э.В. Диалектика идеального / «Логос», №1(2009).
Крик Ф. Мысли о мозге // Мозг / Ред. В.П. Симонов. М., 1982.
Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы философии. 2001. № 8.
Психофизическая проблема // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. ИФ РАН, М.: Канон+, 2009.
Эльконин, Д.Б.. Избранные психологические труды. М., 1989.
Chalmers D.J. (1996). The Conscious Mind. In Search of Fundamental Theory. N.Y., Oxford. P. 3. Цит. по: Вересов Н.Н.. Психология сознания в России и на Западе: возможные точки пересечения? // Психология сознания: современное состояние и перспективы. Самара, 2007. С. 95-108.

filosofia.ru

Новое открытие сознания? (по поводу книги Джона Серла «Открывая сознание заново»)

Перед нами книга Джона Серла со столь интригующим названием. Издатели представляют автора как «одного из наиболее влиятельных современных философов с мировым именем». В чем же состоит «новое»открытие сознания?

Если говорить кратко – в истолковании сознания как субъективной реальности, в доказательствах неустранимости его описаний отпервого лица, ибо «сознанию присуща неэлиминируемая субъективнаяонтология» ([1, с. 70]; далее при цитировании этой книги будут указываться лишь соответствующие страницы).

Отсюда резкое отрицание физикалистского редукционизма и бихевиористского замещения сознания поведением, неприятие теоретическихоснований «когнитивной науки». Отдавая должное здравому смыслу,автор стремится сократить разрыв между философскими концепциямисознания и обыденными знаниями о «ментальной жизни», ее описаниями в естественном языке. Он опирается на принципы биологическойэволюции с целью обоснования естественного происхождения сознанияв качестве эмерджентного свойства высокоразвитых живых систем.

Такая позиция, как ни странно, весьма близка к той, которая в своевремя защищалась у нас под флагом диалектического материализма.Сейчас она, оказывается, выражает некоторую новейшую тенденцию в развитии взглядов представителей аналитической философии (совпадает в существенных пунктах с концептуальными установками, например, Дж. Марголиса, Т. Нагеля и др. – см.: [11, 12]). Важно подчеркнуть,что эта позиция во многом повторяет те подходы к разработке проблемысознания, которые были характерны для советской философии 19601980-х годов, в том числе для моих статей и книг того времени (см.: [9,15, 16, 2, 3, 4, 5, 7] и др.). Поэтому, читая Дж. Серла, трудно связыватьход его мыслей с «новым открытием сознания».

Однако в его книге немало интересных рассуждений и выводов, стимулирующих размышления в области столь актуальной и сложной темы.Именно близость во многом наших общих подходов к ее трактовке создает благоприятную возможность для полемики. Ниже я попытаюсь высказать свои критические соображения по ряду теоретических вопросов,а также по поводу некоторых экстравагантных суждений автора.

Против идеализма, против дуализмаи особенно против материализма

Так декларирует свою общефилософскую позицию Дж. Серл, чтовызывает недоумение. Допустимо ли отрицать идеалистические и дуалистические трактовки сознания, не разделяя в то же время материалистических убеждений? Это вызвано, конечно, неопределенностью впонимании материализма.

Рассмотрим основные положения концепции Дж. Серла.

Автор ставит своей чуть ли не главной задачей: «преодолеть какдуализм, так и материализм» (с. 22). Он решительно отвергает существование бессмертных духовных субстанций (см. с. 46 и др.),постулируемых представителями объективного идеализма и религии, а также картезианским дуализмом. Не приемлет он и «дуализмсвойств» (т.е. характерную для некоторых представителей аналитической философии установку «концептуального дуализма» в отличиеот «субстанциального дуализма» Декарта). «Дуализм свойств», поего мнению, связан с традиционными картезианскими категориями исоответствующим им словарем, что не позволяет нам преодолеть дуалистический раскол единой реальности: «Я отвергаю, – пишет Дж.Серл, – и дуализм свойств, и субстанциальный дуализм, но именно потому, что я отвергаю дуализм, я также отвергаю материализм имонизм. Глубокое заблуждение считать, будто необходимо выбиратьмежду этими взглядами» (с. 47).

Вот это любопытно! В чем же состоит “глубокое заблуждение”? Ипочему впадают в него?

Неразумно думать, заявляет Серл, что «все должно быть категоризовано либо как ментальное, либо как физическое» (с. 44). Куда, спрашивает он, следует отнести, например, «правительство Калифорнии»? Вравной степени неверно считать, что все в мире является исключительнофизическим. «Экономическое», «политическое», «атлетическое» и т.д.«имеет свой способ существования» (с. 45). А это показывает, что дихотомия ментального и физического, на которой основывается дуализм,является упрощенной и в конечном итоге ложной: «Вывод отсюда такой:как только вы поймете противоречивость дуализма, вы также сможетепонять, что материализм и монизм столь же ошибочны. Дуалисты спрашивают: “Сколько имеется видов вещей и свойств?” и считают до двух.Монисты, поставленные перед тем же вопросом, не идут дальше одного.Но подлинная ошибка заключалась в том, что вообще начинали считать.Монизм и материализм определяются в терминах дуализма и ментализма,и поскольку определения ментализма и дуализма противоречивы, то монизм и материализм наследуют эту противоречивость» (с. 45). Поэтому,утверждает Серл, «лучше всего считать материализм в действительностиформой дуализма. Материализм, таким образом, в определенном смыслеоказывается наивысшим расцветом дуализма...» (с. 45). Я привел стольдлинные цитаты, чтобы показать манеру и уровень аргументации автора.

Далее Серл подробно занимается «разоблачением» материализма, недавая, однако, его общего определения. Он справедливо критикует «элиминативный материализм», «теорию тождества» – различные вариантыредукции «ментального» к «физическому», концепцию бихевиоризма, атакже «функциональный материализм» (критика последнего вызывает, однако, ряд серьезных возражений, о чем речь пойдет далее).

Избегая общего определения материализма, Серл ограничивается некоторыми его характеристиками (см. с. 31-33 и др.), подчеркивая его «объективистскую онтологию» и «объективистскую методологию», которые будто быисключают признание нередуцируемой «субъективной онтологии от первоголица»; это – «бегство от субъективности» (с. 41), «это просто сильный страхперед сознанием» (с. 69). «Глубочайшей причиной боязни сознания служит то, что сознание обладает этой, в сущности, ужасающей чертой – субъективностью. Материалисты не желают принимать эту черту, ибо они убеждены,что допущение существования субъективного сознания могло бы оказатьсянесовместимым с их понятием того, каким должен быть мир» (с. 69).

Эти выпады Серла против материализма во многом справедливы поотношению к «физикалистскому материализму», доминировавшему в«теориях сознания» аналитической философии. Справедливы они и поотношению к радикальному бихевиоризму. Однако такая общая трактовка материализма неправомерна (это много раз обосновывалось в нашейфилософской литературе). Неопределенность в истолковании материализма у Серла обусловлена, конечно, неопределенностью в пониманиикатегории материи. Во многих местах книги, где говорится о материи,имеются в виду лишь физические явления и процессы. Отрицая физикалистский материализм, Серл остается на позициях физикалиcтскогопонимания материи, т.е. отождествляет понятие материи с понятием«физического», не различает философский и естественнонаучный категориальные уровни при использовании термина «физическое».

Материя есть объективная реальность, основу которой составляютфизические явления. Отсюда вовсе не следует, что «правительство Калифорнии» или «политическое» надо относить к физическому, но онивполне подходят под категорию объективной реальности, сохраняютсвое отличие в качестве социальной реальности от сугубо физическойреальности (и между тем, не существуют в отрыве от физической реальности). Что касается понятия субъективной реальности, то оно можетбыть вполне совместимо с принципами материализма. Это неоднократнодемонстрировали советские авторы, а также некоторые представителизападной философии. И это же – да, именно это! – демонстрирует намв своей книге сам Серл, несмотря на столь жесткие и эмоциональныеантиматериалистические декларации, приведенные выше.

Свой общий взгляд на проблему сознания Серл именует «биологическим натурализмом» (с. 24). Он стремится придерживаться научныхпозиций, подчеркивает необходимость соответствия выдвигаемой концепции сознания двум фундаментальным достижениям науки: «атомарной теории материи» (под которой он имеет в виду теорию известныхфизике частиц, полей, взаимодействий) и «эволюционную теорию вбиологии» (с. 95 и др.). Сознание возникло естественным путем, «лишенные разума частицы материи могут породить разум в силу своей ор

ганизации. Подобные кусочки материи организованы определеннымидинамическими способами, и именно динамическая организация создаетразумность» (с. 50). Если это не материализм, то тогда что же?

Далее в результате рассуждений Серл делает следующий вывод:«Сознание есть биологическое свойство мозга человека и определенных животных. Оно причинно обусловлено нейробиологическими процессами и в той же степени является частью естественного биологического порядка, как и любые другие свойствавроде фотосинтеза, пищеварения или деления клетки» (с. 99). Этиположения многократно повторяются и варьируются в книге (см. с. 94,95, 101 и др.). Серл подчеркивает «эволюционное преимущество сознания», связанное с увеличением возможностей различения, гибкости икреативности (с. 112-114).

Значительное внимание автор уделяет рассмотрению необходимойсвязи сознания с мозговыми процессами. С этой целью он использует идеюэмерджентности. «Сознание есть свойство мозга высшего уровня (илиэмерджентное свойство) в совершенно безобидном смысле слов “высшийуровень” и “эмерджентный”, подобно тому, как твердость является высшего уровня эмерджентным свойством молекул h3O, когда они обладают решетчатой структурой (лед)...» (с. 35). Сознание «является каузальноэмерджентным свойством поведения нейронов» (с. 119), «есть каузальноэмерджентное свойство систем» (с. 115), «все ментальные макрофеномены причинно обусловлены микрофеноменами нижнего уровня» (с. 127).Серл продуктивно анализирует формы каузальности «снизу-вверх» или«от микро к макро» и, наоборот, «от макро к микро» (с. 126-127 и др.),рассматривает различные аспекты принципа эмерджентности.

Использование идеи эмерджентности в целях объяснения естественного происхождения сознания и его необходимой связи с мозговымипроцессами является шагом вперед в обосновании материалистическойпозиции по сравнению с физикалистским редукционизмом. Здесь, однако,хотелось бы высказать ряд замечаний. Принцип эмерджентности является существенным, но недостаточным для объяснения специфики сознанияи характера его связи с мозговыми процессами. В книге Серла это проявляется в том, что указанный принцип как бы уравнивает различные системные свойства, не позволяет четко выделить специфику субъективнойреальности, более того, маскирует качественное различие между биологическим и физическим уровнями системности.

В этом отношении Серл отдает определенную дань парадигме физикализма: «ментальное состояние сознания есть просто обычная биологическая, то есть физическая, черта мозга» (с. 34). «Сознание естьментальное и потому физическое свойство мозга в том смысле, в какомжидкое состояние есть свойство системы молекул» (с. 35; см. также с.36). Сознание в нашей Вселенной представляет собой «нередуцируемосубъективный физический компонент как компонент физическойреальности» (с. 125, курсив мой. – Д.Д.), Как видим, Серл близко подходит к «тождеству ментального и физического», которое он столь категорично отрицал. Утверждение, что сознание есть физическое, пустьи эмерджентное, является неправомерным. Остается совершенно непонятным, что такое «субъективный физический компонент», какимобразом явлению субъективной реальности можно приписывать массу,энергию, пространственные характеристики (если оно действительнофизическое свойство) и каким образом физическому свойству самому посебе можно приписывать интенциональность, «содержание».

Это относится и к определению сознания в качестве «биологического свойства», так как общие и необходимые характеристики биологического сами по себе ничего не говорят о субъективной реальности в ееспецифическом качестве. В тени остается самый трудный вопрос о характере связи явлений сознания, субъективной реальности и мозговыхпроцессов (об этом речь пойдет ниже). И, конечно, нельзя согласиться стем, что всякое эмерджентное свойство является физическим (подобным«твердости», «жидкости» и т.п. – такие аналогии не способны продвинуть нас в понимании субъективной реальности). Тем не менее Серл сполным правом мог бы резюмировать суть своей позиции так: «сознаниеесть свойство высокоорганизованной материи». (Помните?) Он выступает как последовательный материалист и его взгляды в главном можноотнести к той разновидности материализма, которая в западной номенклатуре обозначается как «эмерджентистский материализм».

Весьма удивительно, однако, что Серл ни словом не упоминает о своих предшественниках. Эта разновидность материализма, которая именуется еще и «нередуктивистским материализмом», выступает в качествечеткой альтернативы не только идеализму и субстанциальному дуализму,но и различным версиям физикалистского материализма. Среди представителей аналитической традиции концепция эмерджентистского материализма была наиболее четко сформулирована и многопланово развита четверть века тому назад Дж. Марголисом в его монографии [11]. Непостесняюсь сказать, что, благодаря моим немалым усилиям, эта ценнаякнига была переведена и после долгих проволочек всё-таки опубликована у нас в 1986 г. издательством «Прогресс»; во вступительной статье япытался отметить ее значительные достоинства, связанные прежде всегос материалистическим истолкованием сознания, социальных процессов,явлений языка и культуры. Концепция эмерджентистского материализмаразрабатывалась в различных аспектах Н. Сварцем [27], М. Бунге [17] идругими западными философами. Существенный вклад в развитие этогонаправления под углом проблемы сознания и мозга внесен выдающимсянейрофизиологом Р. Сперри [4]. Присоединение Серла к этому направлению материализма не может не вызывать положительного отношения.

novainfo.ru

Нагель, Томас — Википедия (с комментариями)

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Нагель.

Томас Нагель (Нейджел) (англ. Thomas Nagel, род. 4 июля 1937 года, Белград) — американский философ, исследователь вопросов философии сознания, политики и этики.

Биография и труды

Окончил Корнельский университет (1958), затем в 1960 году получил степень бакалавра по философии в Оксфорде, а спустя три года защитил в Гарварде докторскую диссертацию под руководством Джона Роулза. На протяжении своей жизни Нагель преподавал философию в Калифорнийском и Принстонском университетах, а в 1986 году обосновался в одном из самых крупных и значимых университетов мира — Нью-Йоркском университете, где по настоящее время занимает должность профессора философии и права. Ведёт активную общественную жизнь. Является членом Американской Академии искусств и наук, членом Британской Академии и почётным членом Колледжа Корпус-Кристи в Оксфорде.

С самого начала своей философской карьеры Нагель работал над широким кругом проблем, уделяя особое внимание этике, политической и правовой философии, метафизике, гносеологии и философии сознания.

Широкая популярность к Нагелю пришла в 1974 году, с опубликованем журналом Philosophical Review его статьи «Каково быть летучей мышью?» («What Is It Like to Be a Bat?»), в которой критикуется редукционистский подход к проблемам сознания на примере сознания летучей мыши. Кроме этой нашумевшей статьи, Нагелем было написано 62 другие статьи и около 40 критических эссе. Журнал «The New Republic» назвал Нагеля «одним из наиболее интересных американских философов». Характерной особенностью Нагеля является его способность излагать сложный философский материал в доступной форме. Его книга «Что всё это значит? Или очень короткое введение в философию», переведённая на 21 язык мира, включая русский, доходчиво и чётко обрисовывает практически весь круг самых актуальных философских проблем.

В этике Нагель защищает идею альтруизма, поскольку, по его мнению, у людей есть веская причина приносить пользу другим людям без ожидания того, что это принесёт им выгоду, а также без мотивации такими факторами, как симпатия к человеку.

Признание

Каково быть летучей мышью?

Впервые вопрос «Каково быть летучей мышью?» был поставлен в 1950 году британским идеалистом Тимоти Л. С. Сприджом и только двадцать четыре года спустя вновь задан Нагелем. В одноименной статье Т. Нагеля подвергается критике физикализм, отождествляющий сознание с мозгом. По мнению Нагеля, главной чертой сознания является его субъективность, а попытка описать сознание с объективных позиций науки неизбежно что-то упускает. Так, полные сведения о нейрофизиологическом строении мозга летучей мыши не позволят нам понять, каково это - быть ей. Подобный вывод Нагель распространяет и на человеческую психику. Объективные сведения о мозге человека не дают представления о полноте и качестве его внутренних переживаний, а значит сознание не может быть редуцировано к мозгу.

Критика редукционизма и современной теории эволюции

В книге «Разум и космос» Нагель доказывает, что материалистическая версия эволюционной биологии не в состоянии объяснить существование разума и сознания, и, следовательно, по меньшей мере, неполна. Он отмечает, что разум является базовым аспектом природы и что натурфилософия, неспособная учесть этот аспект, порочна в своей основе. Он доказывает, что стандартный подход к возникновению жизни на основе физико-химического редукционизма, то есть жизнь возникла благодаря цепочке случайностей, руководимых естественным отбором, противоречит здравому смыслу. По мнению Нагеля, за возникновение жизни и, в частности, сознательной жизни, возможно, отвечают принципы совсем иного рода, и эти принципы могут носить не материалистический или механистический, а телеологический характер. Он подчеркивает, что его аргументация не является религиозной по своей природе (Нагель — атеист) и что она не основывается на теории разумного замысла, хотя он пишет, что такие защитники разумного замысла как Майкл Бехе, Стивен Майер и Дэвид Берлински не заслуживают того презрения, которое выражает к ним научное большинство.

Библиография

«Возможность альтруизма» / The Possibility of Altruism (1970)
«Смертельные вопросы» / Mortal Questions (1979)
«Взгляд из ниоткуда» / The View from Nowhere (1986)
«Что всё это значит?» / What Does It All Mean?: A Very Short Introduction to Philosophy (1987)
«Равенство и несправедливость» / Equality and Partiality (1991)
«Другие сознания: критические эссе, 1969—1994» (1995)
«Последнее слово» / The Last Word (1997)
«Миф собственности: Налоги и справедливость» ((2002), в соавторстве с Лиам Мёрфи)
«Сокрытие и разоблачение» / Concealment and Exposure (2002)
Secular Philosophy and the Religious Temperament (2009)
Mind and Cosmos: Why the Materialist Neo-Darwinian Conception of Nature is Almost Certainly False (2012)

На русском языке

Нагель Т. Что все это значит? Очень краткое введение в философию. Пер. с англ. А. Толстова. — М.: Идея-Пресс, 2001. — 84 с.

См. также

Напишите отзыв о статье "Нагель, Томас"

Литература

Дубровский Д. И. Проблема духа и тела: возможности решения (В связи со статьёй Т.Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и тела») // Вопросы философии, № 10, 2002. С. 92—107.

Ссылки

[www.nyu.edu/gsas/dept/philo/faculty/nagel/ Домашняя страница Томаса Нагеля — Университет Нью-Йорка.]
[www.nyu.edu/gsas/dept/philo/faculty/nagel/nagelcv.pdf CV Томаса Нагеля (PDF) — Университет Нью-Йорка.]
[www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Article/nag_kak.php Т. Нагель. «Каково быть летучей мышью?» Пер. с англ. Эскиной М. А. Самара: Бахрах-М, 2003.]
[socialistica.lenin.ru/analytic/txt/n/nagel_1.pdf Т. Нагель. Что все это значит? Очень краткое введение в философию. М., 2001]

Отрывок, характеризующий Нагель, Томас

– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку. Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом. – Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше? – Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров. – Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь. – Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили. Князь Андрей улыбнулся. – Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился. – Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут? Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал: – Белый! белый! Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил: – И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай. В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.] Сын только улыбнулся. – Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого. – Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.

В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу. В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет. – Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему. Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению. – У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!] Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома. В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.

wiki-org.ru

Диада или триада, или Возвращаясь к полемике об идеальном. Т нагеля мыслимость невозможного и проблема духа и тела

Нагель Проблема духа и тела

Нагель Проблема духа и тела

Нагель Проблема духа и тела

Диада или триада, или Возвращаясь к полемике об идеальном — Философия

Соавтор: кандидат филологических наук А.Х. Ахмедов

Литература

Новое открытие сознания? (по поводу книги Джона Серла «Открывая сознание заново»)

Нагель, Томас — Википедия (с комментариями)

Биография и труды

Каково быть летучей мышью?

Критика редукционизма и современной теории эволюции

Библиография

См. также

Напишите отзыв о статье "Нагель, Томас"

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Нагель, Томас

Смотрите также